Глава первая

Спальня бормотала

Спальня негромко бормотала. Звук был еле слышен, однако таил в себе смертельную угрозу, и перепутать его нельзя было ни с чем.

Но не это разбудило Байрона Фаррила и прервало его тяжелый, мутный сон. Он беспокойно заворочался, пытаясь отогнать от себя назойливое жужжание, доносившееся со стороны стола. Потом, не открывая глаз, поднял отяжелевшую руку и нажал на кнопку.

– Алло, – промямлил он.

Из передатчика зазвучал громкий голос. Он был резким и пронзительным, но у Байрона не было сил уменьшить громкость.

– Могу я поговорить с Байроном Фаррилом?

– Я слушаю. Чего вы хотите? – сонно пробурчал Байрон.

– Могу я поговорить с Байроном Фаррилом? – настойчиво повторил голос.

Байрон открыл глаза в полной темноте. Он почувствовал неприятную сухость во рту и какой-то слабый запах, витавший в воздухе.

– Говорите. Кто это? – снова спросил Байрон.

Громкий голос продолжал звучать в ночи все более беспокойно, не реагируя на слова Байрона:

– Есть здесь кто-нибудь? Мне нужно поговорить с Байроном Фаррилом.

Байрон нажал на другую кнопку, приподнялся на локте и взглянул на засветившийся экран визиофона.

– Я здесь, – сказал он, узнав на экране гладкое, слегка асимметричное лицо Сандера Джонти. – Позвоните утром, Джонти.

Он уже нащупал рукой выключатель, когда Джонти снова произнес:

– Алло! Есть здесь кто-нибудь? Это университетское общежитие, комната пятьсот двадцать шесть?

Внезапно Байрон понял, что маленькая лампочка обратной связи не горит. Он негромко выругался и нажал на клавишу, но лампочка не загорелась. Тут Джонти сдался, и экран опустел, остался маленьким светлым прямоугольником.

Байрон выключил его, свернулся калачиком и попробовал снова зарыться в подушку. В нем закипела злость. Во-первых, какого черта его будят среди ночи. Он взглянул на светящиеся цифры настольных часов: три пятнадцать. Еще четыре часа в доме будет темно.

Кроме того, было очень неприятно просыпаться в кромешной тьме. За четыре года он так и не свыкся с земным обычаем строить здания из усиленного бетона, приземистые, с толстыми стенами и без окон. Такова была тысячелетняя традиция, восходящая к временам, когда примитивной ядерной бомбе еще не противостояла защита из силовых полей.

Но все это осталось в далеком прошлом. Атомная война нанесла Земле непоправимый ущерб, превратив большую ее часть в безнадежно радиоактивную и бесплодную пустыню, Терять было уже нечего, однако архитектура до сих пор отражала старые страхи. Поэтому Байрон и проснулся в полной темноте.

Он снова приподнялся на локтях. Странно… Он замер, прислушиваясь. И снова не смертельное бормотание спальни привлекло его внимание, а нечто другое – может быть, даже менее явное и несомненно не столь опасное.

В затхлой атмосфере спальни не ощущалось ни малейшего движения воздуха. Байрон попытался сглотнуть слюну – и не смог. Атмосфера сгущалась с каждой секундой, и он понял почему. Вентиляция не работала. Это уже действительно черт знает что! И он даже не может сообщить о случившемся по визиофону.

Чтобы окончательно убедиться, он попробовал включить аппарат еще раз. Вновь загорелся молочный квадрат, бросив на постель слабый жемчужный отблеск. Принимает, но не передает… Ладно, это уже неважно. Все равно до утра никто ничего исправлять не будет.

Байрон зевнул и нащупал шлепанцы, потирая кулаками опухшие веки. Значит, вентиляция не работает? Вот откуда этот странный запах. Байрон нахмурился и шумно втянул носом воздух. Бесполезно, Запах знакомый, но он его не узнавал.

Байрон направился в ванную и автоматически потянулся к выключателю, хотя свет ему был не нужен: стакан воды можно выпить и в темноте. Выключатель щелкнул, но свет не загорелся. Байрон раздраженно попробовал еще раз. Безрезультатно. Черт побери, да работает тут хоть что-нибудь? Пожав плечами, он выпил в темноте воды и почувствовал себя лучше. Зевнул и на обратном пути попробовал главный выключатель: не работает.

Байрон сел на постель, уперся руками в колени и задумался. Вообще-то по этому поводу стоило закатить хороший скандал обслуживающему персоналу. Конечно, университетское общежитие – не первоклассный отель, но совесть-то надо иметь! Впрочем, теперь это уже их проблемы. Скоро выпуск, и через три дня он распрощается с этой комнатой, с университетом, да и вообще с Землей…

И все-таки нужно сообщить об этом безобразии: достаточно просто выйти в коридор и позвонить по телефону. Пусть принесут какую-нибудь лампу и вентилятор, чтобы можно было спать не задыхаясь. А нет – так пошли они все в космос! Осталось-то всего две ночи.

При свете бесполезного визиофона Байрон отыскал шорты, натянул джемпер и решил, что для ночного времени этого достаточно. Сунул ноги в шлепанцы и зашаркал к двери. Впрочем, даже если выйти в коридор в подкованных сапогах, толстые бетонные перекрытия не дадут разбудить соседей.

Байрон потянул за дверную ручку. Замок щелкнул, но не сработал. Байрон дернул за ручку изо всех сил, но ничего не изменилось.

Он отступил назад. Это уже просто смешно. Может, какая-то авария с энергией? Хотя нет… Часы идут, и визиофон принимает сигналы…

Постой-ка! Должно быть, все это дело рук приятелей-сокурсников, пропади они пропадом со своими дурацкими шуточками! Такое порой случалось. Ребячество, конечно, но он и сам иногда принимал участие в таких забавах. Один из шалопаев запросто мог днем проникнуть в комнату и все подстроить.

Хотя – нет, когда он засыпал, вентиляция и свет были в порядке.

Что ж, значит, они проделали все это ночью. Общежитие старое, и не надо быть гением, чтобы вывести из строя систему вентиляции и освещения или заклинить дверной замок. А теперь они ждут, что произойдет, когда старина Байрон начнет ломиться в закрытую дверь. Небось выпустят его не раньше полудня и будут покатываться со смеху.

– Ха-ха, – мрачно сказал Байрон.

Ладно, с этим все ясно. Но что-то все-таки надо предпринять.

Повернувшись, он нечаянно задел какой-то предмет, и тот с металлическим звоном покатился по полу. Байрон с трудом проследил его путь в призрачном свете визиофона и полез под кровать, ощупывая в темноте пол. Поднял предмет и поднес его к экрану. (Не так уж они хитры, эти шутники. Им следовало вывести из строя весь визиофон, а не только передающее устройство!)

Байрон обнаружил, что держит в руках небольшой цилиндр с маленьким отверстием наверху. Он поднес находку к носу и понюхал, По крайней мере, теперь понятно, откуда этот запах. Гипнайт. Конечно же, приятели должны были использовать его, чтобы он не проснулся, пока они «работают».

Байрон живо представил себе, как все это происходило. Итак, когда он уснул, они открыли дверь. Для них это был единственный рискованный шаг, он ведь мог и проснуться. Но, должно быть, они еще днем постарались, чтобы дверь по-настоящему не закрылась, Он же ее не проверял. Значит, они просунули сюда цилиндр с гипнайтом и снова закрыли дверь. Снотворное медленно просачивалось, пока не создалась концентрация один к десяти тысячам, достаточная, чтобы Байрон как следует вырубился. Тогда они вошли – в масках, конечно. Космос их подери! Влажный носовой платок предохраняет от действия гипнайта в течение пятнадцати минут, а больше времени им и не требовалось.

Но тогда и с вентиляцией все понятно. Ее необходимо было вывести из строя, чтобы гипнайт не рассеялся слишком быстро. Вентиляцию отключили прежде всего. А потом испортили визиофон, чтобы Байрон не смог позвать на помощь. Испорченный замок не дает ему выйти, а темнота усиливает панику. Веселые ребятки!

Байрон фыркнул. Злиться на это всерьез просто неприлично. В конце концов, шутка есть шутка. Ему вдруг отчаянно захотелось выломать дверь и покончить со всем этим. Мускулы тренированного тела непроизвольно напряглись. Бесполезно, Дверь конструировали в расчете на атомные удары. Черт бы побрал эти традиции!

Но должен же существовать какой-то выход. Нельзя, чтобы им все так просто сошло с рук. Прежде всего, нужен свет, настоящий свет, а не тусклое свечение экрана. К счастью, это не проблема: в платяном шкафу есть фонарик.

Нащупывая замок шкафа, он подумал: а что, если закрыли и его? Но дверца легко отъехала в сторону, и Байрон облегченно вздохнул. Разумеется, у шутников не было причин закрывать шкаф, да и времени на это не оставалось…

И вот в тот самый момент, когда он поворачивался с фонариком в руке, вся нарисованная им картина рассыпалась и прах. Он затаил дыхание и застыл, прислушиваясь.

Впервые после своего пробуждения Байрон услышал негромкое бормотание спальни, услышал, как она тихонько кудахчет себе под нос – и сразу же узнал этот звук.

Его невозможно было не узнать. Это бормотала «земная смерть» – звук, придуманный тысячу лет назад.

Точнее говоря, это был звук счетчика радиации, который еле слышно щелкал, когда регистрировал пролет заряженных частиц или жестких гамма-лучей. Негромкое щелканье сливалось в бормотание. Прибор отсчитывал единственное, что он умел считать, – смерть!

Байрон на цыпочках попятился и с расстояния шести футов осветил внутренность шкафа, Счетчик лежал здесь, в углу, но само по себе это еще ни о чем не говорило.

Он лежал здесь с первого курса. Большинство первокурсников из Внешних Миров в первую же неделю после прибытия на Землю приобретают такие счетчики. Они остро ощущают радиоактивность Земли и испытывают необходимость в защите. Обычно уже на втором курсе от счетчиков избавляются, но Байрон со своим не расстался. Теперь он был рад этому обстоятельству…

Он повернулся к столу, куда клал на ночь часы, и слегка дрожащей рукой поднес их к фонарику. В циферблат была вмонтирована контрольная полоска из гибкого пластика почти прозрачной белизны. И она была белой. Как он ни крутил часы, рассматривая их под разными углами, полоска оставалась белой.

Эту полоску тоже приобретали все первокурсники. Под воздействием жесткого излучения полоска голубела, а голубой цвет ассоциировался на Земле со смертью. Забрести случайно в радиоактивную зону было легче легкого. Конечно, правительство ограждало опасные участки, и никому даже в голову не приходило забредать в бескрайнюю смертоносную пустошь, начинавшуюся в нескольких милях за городом, но все же с полоской было спокойнее.

Если полоска становилась слегка голубоватой, необходимо было сразу ложиться в больницу на обследование. Спорить тут было не о чем. Полоска была сделана из материала, столь же чувствительного к радиации, как и человеческий организм, поэтому с помощью фотоэлектронных приборов можно было сразу определить интенсивность цвета и соответственно тяжесть облучения.

Ярко-синий цвет означал конец. Он был так же необратим, как и происшедшие в организме изменения; он не оставлял надежды. Оставалось лишь ждать день или неделю, а больница могла помочь только подготовкой к кремации…

Но сейчас полоска была белой, и у Байрона отлегло от сердца.

Значит, доза радиации пока невелика. Может, все-таки шутка? Поразмыслив, Байрон отказался от такого предположения. Никто не станет так шутить. По крайней мере, на Земле, где незаконное хранение радиоактивных материалов считалось тягчайшим преступлением. Здесь, на Земле, к радиации относятся серьезно. С этим приходится считаться, поэтому без крайне важной причины никто не стал бы так «шутить».

Байрон спокойно и трезво взглянул в лицо реальности. Такой причиной, например, могло быть желание убить… Но почему? За что? За свои двадцать три года он не нажил ни одного серьезного врага. По крайней мере, настолько серьезного. Убийственно серьезного.

Байрон обхватил руками свою коротко подстриженную голову. Мысль была нелепой, но другого объяснения он не находил, Он снова осторожно приблизился к шкафу. Где-то здесь должен находиться источник радиации, что-то такое, чего не было четыре часа назад.

Да вот же она – маленькая коробочка с ребрами не более шести дюймов! Байрон сразу понял, что это такое, и губы его задрожали. Он слыхал о таких устройствах, но сталкиваться с ними ему еще не приходилось. Байрон взял счетчик и отнес его к кровати. Негромкие щелчки почти прекратились. Однако стоило Байрону повернуть слюдяное окошечко счетчика, через которое проникала радиация, в сторону шкафа, и щелканье возобновилось. Сомнений не оставалось: это была радиационная бомба.

Пока ее радиация не смертельна, это всего лишь запал. Где-то внутри находится маленький реактор. Неустойчивые искусственные изотопы медленно разогревают его, снабжая соответствующими частицами. Когда будет достигнут критический уровень, начнется реакция. Не взрыв – хотя тепловая волна будет достаточно сильной, чтобы расплавить коробочку, – но выброс смертоносного излучения, которое убьет все живое вокруг в радиусе от шести футов до шести миль, в зависимости от размеров бомбы.

Но когда этот критический уровень будет достигнут – определить невозможно. Может, через несколько часов, а может, и в следующую секунду.

Байрон беспомощно стоял, сжимая в руке фонарик. Полчаса назад, когда его разбудил визиофон, все было так мирно. И вот теперь он должен умереть.

Байрон не хотел умирать, но он попал в ловушку и не представлял, как из нее выбраться.

Его комната располагалась в самом конце коридора, гранича таким образом с соседней лишь с одной стороны. Их разделяли ванные, так что сбоку его вряд ли услышат. Были комнаты наверху и внизу. Верхняя отпадала сразу.

Оставалась комната внизу.

У него было несколько складных стульев, предназначенных для гостей. Байрон взял один из них и, размахнувшись, ударил об пол. Раздался глухой стук. Байрон перевернул стул и принялся колотить спинкой – звук стал громче и резче. Он отчаянно стучал в пол, надеясь разбудить нижнего соседа и разозлить его настолько, чтобы тот пошел наверх разбираться, в чем дело.

Неожиданно он услышал слабый звук и замер с поднятым над головой разбитым стулом. Звук, похожий на слабый крик, доносился от двери.

Байрон выронил стул и тоже закричал. Потом прижался ухом к дверной щели, но дверь была пригнана плотно, и даже здесь почти ничего не было слышно.

Однако он разобрал, что кто-то зовет его: «Фаррил! Фаррил!» И потом что-то вроде: «Вы здесь?» или «Вы живы?»

– Откройте дверь! – крикнул он и почувствовал, как весь покрывается липким потом, Бомба могла взорваться в любую минуту.

Наконец его услышали. Снаружи донесся приглушенный крик: «Осторожно, бластер!» Он понял, что это значит, и торопливо попятился от двери.

Послышался резкий треск. Байрон почувствовал, как вздрогнула комната. Потом раздался шипящий звук – и дверь распахнулась, Из коридора хлынул свет, Байрон выбежал, широко разведя руки.

– Не входите! – закричал он. – Во имя любви к Земле, не входите! Там радиационная бомба!

Перед ним стояли двое – Джонти и полуголый комендант общежития Эсбак.

– Рад-диационная бомба? – запинаясь, проговорил Эсбак.

– Какого размера? – спросил Джонти.

В руке он держал бластер, который резко дисгармонировал с элегантным костюмом, надетым на Джонти даже в это время ночи.

Байрон смог лишь показать руками.

– Ясно, – сказал Джонти и спокойно обратился к коменданту: – Вам лучше эвакуировать жильцов прилегающих комнат и перекрыть коридор свинцовыми щитами. И никого не пускать сюда до утра.

Потом снова повернулся к Байрону:

– Радиус действия, очевидно, от двенадцати до восемнадцати футов. Как она к вам попала?

– Не знаю, – ответил Байрон, вытирая пот со лба. – Мне нужно присесть.

Он хотел было взглянуть на часы и обнаружил, что они остались на столе в комнате. И вдруг ощутил дикое желание вернуться за ними.

В коридоре поднялась суматоха. Студентов торопливо выпроваживали из комнат.

– Идемте со мной, – сказал Джонти. – Я тоже думаю, что вам следует присесть.

– Как вы очутились здесь? – спросил Байрон. – Я, конечно, вам очень благодарен, но все же?

– Я позвонил, ответа не было, а мне нужно было повидать вас.

– Но зачем?

Байрон старался говорить спокойно, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

– Чтобы предупредить, что ваша жизнь в опасности.

Байрон криво усмехнулся:

– Да, мне тоже так показалось.

– Ну, это была лишь первая попытка. Они предпримут и вторую.

– Кто «они»?

– Не здесь, Фаррил, – ответил Джонти. – Нам нужно поговорить наедине. Вы – меченый человек, и я подвергаюсь опасности вместе с вами.

Глава вторая

Сеть, протянутая через космос

Студенческая гостиная оказалась пустой и темной. Трудно было ожидать иного в полпятого утра. Но Джонти, открыв дверь, все же внимательно прислушался.

– Не надо, – негромко сказал он, – не включайте свет. Для разговора он нам не нужен.

– За сегодняшнюю ночь я по горло сыт темнотой, – проворчал Байрон.

– Оставим открытой дверь.

У Байрона не было сил спорить. Он плюхнулся в ближайшее кресло, глядя, как сужается прямоугольник света из двери, превращаясь в тонкую линию. Теперь, когда все кончилось, его по-настоящему затрясло.

Джонти ткнул своей щегольской тросточкой в полоску света, тянувшуюся от двери.

– Следите за ней. Она подскажет нам, если кто-нибудь пройдет мимо или приоткроет дверь.

– У меня нет настроения играть в конспирацию, – сказал Байрон. – И, пожалуйста, говорите побыстрей то, что хотели сказать. Вы спасли мне жизнь, и завтра я буду благодарен вам за это, но сейчас мне больше всего на свете нужно немного выпить и как следует отоспаться.

– Могу представить ваше состояние, – согласился Джонти. – Но вы сейчас чуть было не уснули навеки. Этого удалось избежать – пока. В следующий раз вам может повезти гораздо меньше. Вы знаете, что я знаком с вашим отцом?

Вопрос был настолько неожиданным, что у Байрона изумленно вытянулось лицо.

– Отец никогда не упоминал о вас.

– Это неудивительно. Он знает меня под другим именем. Кстати, давно вы не получали известий об отце?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что он тоже в большой опасности.

– Что?

Джонти в темноте крепко сжал руку собеседника.

– Пожалуйста, говорите тише.

До Байрона вдруг дошло, что они все время говорят шепотом.

– Выскажусь более определенно, – продолжал Джонти. – Ваш отец арестован. Вы понимаете, что это значит?

– Нет, не понимаю. Кто его мог арестовать и, вообще – к чему вы клоните? Почему бы вам не оставить меня в покое?

В висках у Байрона стучало. Гипнайт и недавняя близость смерти не давали возможности уклониться от ответа на вопросы этого невозмутимого денди, сидевшего так близко, что его шепот казался криком.

– Вы, конечно, имеете представление о том, чем занимался ваш отец?

– Если вы знаете моего отца, то знаете и то, что он Ранчер Вайдемоса. Это его основное занятие.

– Конечно, у вас нет причин верить мне, – сказал Джонти. – Разве только та, что я спас вам жизнь. Но все, что вы можете мне сказать, я знаю и так. Например, я знаю, что ваш отец тайно боролся против тиранитов.

– Это неправда! – возмутился Байрон. – Даже ваша услуга мне этой ночью не дает вам права так говорить.

– Из-за вашей дурацкой скрытности, молодой человек, мы только зря теряем время. Неужели вы не видите, что сейчас просто некогда переливать из пустого в порожнее! Говорю вам: ваш отец в тюрьме у тиранитов. Может быть, он уже мертв.

– Я вам не верю!

– И совершенно напрасно.

– Хватит, Джонти! Мне надоели все эти загадки! Я прекрасно понимаю, что вы пытаетесь…

– Что пытаюсь? – Голос Джонти слегка утратил свою светскую невозмутимость. – Что я выигрываю, говоря вам это? Могу напомнить, что сведения, которым вы не хотите верить, полностью объясняют попытку убить вас. Подумайте о случившемся, Фаррил!

– Начинайте сначала и говорите все как есть, – устало сказал Байрон. – Я слушаю.

– Это уже лучше. Вероятно, Фаррил, вы догадываетесь, что я ваш сосед из Затуманных королевств, хотя и выдавал себя за жителя Веги.

– Я догадывался, из-за акцента. Но это не так уж важно.

– Как раз наоборот, друг мой. Я прибыл сюда, потому что, подобно вашему отцу, попавшему в руки врагов, ненавижу тиранитов. Они угнетают наши народы пятьдесят лет. Это слишком долго.

– Я не интересуюсь политикой.

В голосе Джонти снова послышались нотки раздражения.

– А я не из числа агентов, пытающихся навлечь на вас неприятности. Говорю вам правду. Меня схватили год назад, как сейчас вашего отца. Но мне удалось уйти, и я прилетел на Землю, чтобы в относительной безопасности готовиться к возвращению. Это все, что я могу сказать вам о себе.

– И больше, чем я просил, сэр.

Байрон не смог скрыть неприязни к собеседнику. Претенциозные манеры Джонти действовали ему на нервы.

– Я знаю. Но мне пришлось сказать вам это, чтобы вы поняли, как я мог встретиться с вашим отцом. Он работал со мной, вернее я с ним. Естественно, в нашей совместной деятельности он выступал отнюдь не в своем официальном ранге самого знатного аристократа планеты Нефелос. Вы меня понимаете?

– Да, – сказал Байрон, кивнув во тьму.

– Не стоит углубляться в детали. У меня прекрасные источники информации, и я знаю, что ваш отец арестован. Это абсолютно достоверно. Но даже если бы было простое подозрение, покушения на вашу жизнь вполне достаточно, чтобы оно превратилось в уверенность.

– То есть?

– Если тираниты схватили отца, неужели они оставят в покое сына?

– Вы хотите сказать, что тираниты подложили мне в комнату радиационную бомбу? Это невозможно!

– Почему? Разве вы не понимаете, чего они добиваются? Тираниты управляют пятьюдесятью планетами. Мы в сотни раз превосходим их численностью, поэтому они не могут действовать только грубой силой. Вероломство, интриги, убийства – вот их методы. Они опутали весь космос широкой сетью с густыми ячейками. Не удивлюсь, если эта паутина дотягивается и до Земли через пространство в пятьсот световых лет.

Байрон все еще переживал свой ночной кошмар. Из коридора доносился шум передвигаемых свинцовых щитов. Должно быть, счетчик в его комнате все еще щелкает…

– Это не имеет смысла, – сказал он. – На этой неделе я возвращаюсь на Нефелос, Они должны знать об этом. Зачем им убивать меня здесь? Подождав немного, они схватили бы меня там.

Ему отчаянно хотелось верить своей собственной логике.

Джонти наклонился ближе, и от его дыхания зашевелились волосы на виске у Байрона.

– Ваш отец популярен. Его смерть – а раз уж он попал к ним в лапы, нельзя не учитывать и такую возможность, – вызовет негодование в народе, несмотря на всю его рабскую приниженность и трусость. Вы, как новый Ранчер Вайдемоса, можете возглавить бунт, а казнить вас вслед за отцом для тиранитов слишком опасно. В их планы не входит создавать мучеников. Но если вы погибнете в далеком мире случайно, для них это будет очень удобно.

– Я вам не верю, – упрямо повторил Байрон. Это стало его единственной защитой.

Джонти встал, расправляя тонкие перчатки.

– Вы переигрываете, Фаррил. Ваша роль выглядела бы намного убедительнее, если бы вы не строили из себя святую невинность. Возможно, ваш отец и не посвящал вас во все подробности, ради вашей же безопасности, но я не верю, чтобы его убеждения совершенно не затронули вас. Ваша ненависть к тиранитам должна быть отражением его ненависти. В вас должно жить желание бороться с ними.

Байрон пожал плечами.

– Я даже думаю, – продолжал Джонти, – что отец уже успел привлечь вас к своей деятельности, сочтя достаточно взрослым. Весьма вероятно, что вы совмещаете обучение на Земле с выполнением специального задания, Настолько важного, что тираниты готовы пойти на убийство, лишь бы не дать вам выполнить его.

– Все это похоже на дешевую мелодраму.

– Неужели? Допустим. Если правда не убеждает вас сейчас, события убедят позже. Будут и другие покушения, и одно из них окажется удачным. С этого момента, Фаррил, вы покойник!

Байрон поднял голову:

– Постойте, а какое вам до этого дело?

– Я – патриот. Я хочу увидеть королевства свободными, с добровольно избранными правительствами.

– Нет, каков ваш личный интерес? Не могу принять такого объяснения, потому что не верю в ваш идеализм. Простите, если вас это оскорбляет, – упрямо проговорил Байрон.

Джонти снова сел.

– Мои земли конфискованы, – сказал он. – Но еще до изгнания мне претила необходимость подчиняться приказам этих карликов. Я хочу быть человеком, каким был мой дед до прихода тиранитов. Как вы считаете, это достаточно серьезная причина для того, чтобы желать революции? Ваш отец должен был стать вождем этой революции, а вы его предаете!

– Я? Мне двадцать три года, и я ничего не знаю об этом. Вы могли бы найти более подходящего человека.

– Разумеется, мог бы. Но он не будет сыном вашего отца. Если его убьют, вы станете Ранчером Вайдемоса, а потому мне нужны именно вы, даже если бы вы оказались двенадцатилетним идиотом! Поймите же, наконец: вы нужны мне по той же причине, по которой тираниты пытаются избавиться от вас. И если мои доводы вас не убеждают, то уж их-то доводы должны были вас убедить! В вашей комнате заложена радиационная бомба. Единственная ее цель – убить вас. А кому еще нужно вас убивать?

Джонти терпеливо ждал, пока не услышал ответный шепот:

– Никому. Насколько мне известно, ни у кого нет причины меня убивать… Значит, это правда… о моем отце?

– Правда. Считайте это военной потерей.

– Думаете, мне от этого легче? Благодарные народы воздвигнут ему памятник, да? Со светящейся надписью, видной из космоса за десятки тысяч миль? – В голосе Байрона звучала горечь. – Думаете, это меня осчастливит?

– Что вы собираетесь делать? – подождав немного, спросил Джонти.

– Отправлюсь домой.

– Вы так ничего и не поняли!

– А что вы от меня хотите? Если отец жив, я постараюсь его освободить, а если он мертв, я… я…

– Спокойно! – В голосе старшего прозвучало холодное раздражение. – Вы ведете себя как ребенок. На Нефелос вам нельзя. Разве непонятно? Я говорю с младенцем или взрослым человеком?

– Что вы от меня хотите? – пробормотал Байрон.

– Вы знаете Правителя Родии?

– Друга тиранитов? Знаю. Я знаю, кто он такой. Все жители королевств знают это. Хинрик V, Правитель Родии.

– Вы с ним не встречались?

– Нет.

– Значит, вы его не знаете. Он слабоумный, Фаррил, В буквальном смысле слова. Но когда Ранчо Вайдемоса будет конфисковано тиранитами – а так оно и будет, без сомнения, – его получит в награду Хинрик. Тогда тираниты успокоятся, решив, что никакие восстания им больше не угрожают. К нему-то вы и отправитесь.

– Зачем?

– Хинрик – всего лишь марионетка, но он пользуется у тиранитов определенным доверием. Он может добиться восстановления в правах.

– С какой стати? Скорее, он выдаст меня.

– Не исключено. Но вы будете начеку и постараетесь этого не допустить. Помните: ваш титул важен и почетен, но он не сможет служить вам защитой. Ваше имя привлекает на вашу сторону людей, но вам понадобятся деньги, чтобы удержать их.

Байрон задумался.

– Мне нужно время, чтобы принять решение.

– У вас его нет. Ваше время кончилось в тот момент, когда к вам в комнату подложили радиационную бомбу. Пора действовать. Я могу дать вам рекомендательное письмо к Хинрику Родийскому.

– Значит, вы хорошо его знаете?

– А вы никак не можете отделаться от подозрений на мой счет? Просто я однажды возглавлял миссию Автарха Лингейна при дворе Хинрика. Этот полудурок наверняка не сможет вспомнить меня, но сделает вид, что помнит все отлично. Впрочем, письмо только представит вас, а дальше будете импровизировать. Письмо будет готово к утру. В полдень на Родию улетает корабль. Билет для вас уже взят. Я тоже улетаю, но другим рейсом, Не медлите. Вы ведь закончили здесь все дела.

– Осталось получить диплом.

– Этот клочок пергамента? Он вам так необходим?

– Уже нет.

– А деньги у вас есть?

– Немного.

– Хорошо. Много денег – это тоже подозрительно. – Джонти помолчал, затем резко окликнул собеседника: – Фаррил!

– Что? – очнулся от оцепенения Байрон.

– Возвращайтесь к остальным. Никому не говорите, что вы улетаете. Пусть ваши действия говорят сами за себя.

Байрон тупо кивнул. Где-то в глубине сознания возникла мысль, что он не выполнил задания и тем самым подвел отца. Его переполняла бессильная горечь. Им давно следовало рассказать ему обо всем. Он мог бы разделить с отцом опасность. Он не должен был жить в неведении.

Теперь, когда он знал правду или по крайней мере часть ее, касавшуюся отца, тем важнее отыскать документ, запрятанный где-то в земных архивах. Но на это тоже нет времени. Нет времени на поиски документа, нет времени для спасения отца. А может быть, не осталось времени и для жизни…

– Я сделаю все, как вы сказали, Джонти, – тихо промолвил он.

Сандер Джонти, задержавшись на ступенях, с явным неодобрением окинул взглядом университетский городок.

Выйдя на кирпичную дорожку, которая причудливо вилась в псевдодеревенской атмосфере, усвоенной всеми университетскими поселениями со времен античности, он увидел впереди огни единственной большой улицы города. А за ней, незаметная днем, но отчетливо различимая в ночи, сияла вечная радиоактивная голубизна горизонта – немой свидетель доисторических войн.

Джонти поднял глаза к небу. Вот уже более пятидесяти лет прошло с тех пор, как тираниты одним ударом положили конец существованию двух дюжин постоянно враждовавших между собой политических объединений, расположенных далеко за туманностью. Теперь там царит мир – ценой удушения свободы.

Буря застала их врасплох, обрушилась одним громовым ударом, от которого они так и не оправились. Однако время от времени в каком-нибудь из побежденных миров начиналось слабое брожение. Организовать сопротивление, объединить недовольных – задача трудная и длительная. Ну что ж, он и так уже слишком засиделся на Земле. Пора возвращаться. Наверное, сейчас с ним пытаются связаться из дома. Джонти слегка ускорил шаг.

Войдя в свою комнату, он сразу поймал сигнал. Луч был личный, предназначенный только ему. Можно было не опасаться, что его подслушают. Ему не нужен никакой приемник, никакой прибор из металла и проводов, чтобы уловить слабый поток электронов, плывущий через гиперпространство с планеты, удаленной от Земли на пятьсот световых лет.

Само пространство в комнате поляризовано, его структура освобождена от случайных помех и настроена на прием. Эту поляризацию обнаружить не может никто, кроме принимающего передачу из космоса. А единственным принимающим устройством здесь был его мозг; только клетки нервной системы Джонти могли резонировать в ответ на вибрацию луча, несущего информацию.

Послание было таким же личным, как уникальная характеристика его мозговых волн, и вероятность того, что во всей Вселенной с ее квадриллионами человеческих существ кто-то мог уловить адресованную ему информацию, была не более единицы, деленной на число с двадцатью нулями.

Мозг Джонти уловил призыв, несущийся в бесконечной пустоте гиперпространства:

– …вызов… вызов… вызов…

Передавать было значительно сложнее, чем принимать. Необходимо было сложное механическое устройство для создания особого типа волн, несущих ответную информацию. Такое устройство находилось в большой декоративной пуговице на правом плече Джонти, Когда он ступил в поляризованное пространство, устройство автоматически включилось, и после этого ему оставалось только думать, сосредоточенно и устремленно.

– Я здесь.

Представляться было излишне. Монотонное повторение вызова прекратилось и стало словами, которые обретали в мозгу Джонти нужную форму.

– Приветствую вас, сэр. Вайдемос захвачен. Новость, разумеется, не стала еще достоянием общественности.

– Это меня не удивляет. Взяли еще кого-нибудь?

– Нет, сэр. Ранчер никого не выдал. Он храбрый и верный человек.

– Одной храбрости и верности мало, иначе бы его не схватили. Немного осмотрительности ему бы не помешало. Ладно! Я говорил с его сыном, новым Ранчером, который тоже едва не погиб. Он будет нам полезен.

– Каким образом, сэр?

– Поживем – увидим. Не хочу ничего предсказывать. Завтра он вылетает к Хинрику Родийскому.

– К Хинрику? Молодой человек подвергает себя ужасному риску. Знает ли он, что…

– Я сказал ему столько, сколько мог, – резко ответил Джонти. – Мы не можем слишком доверять ему, пока он не проявит себя. В нынешних обстоятельствах он для нас такой же человек, как все остальные, и тоже должен подвергаться риску. Больше не вызывайте меня здесь. Я оставляю Землю.

Джонти резко прервал мысленный контакт. Спокойно и тщательно обдумал он последние события дня и ночи, взвешивая каждое из них. Губы его расплылись в улыбке. Все организовано превосходно; дальше комедия будет развиваться сама по себе.

И тут не должно быть никаких случайностей!

Глава третья

Случайности и наручные часы

Первый час подъема космического корабля, вылетающего из планетного рабства, наиболее прозаичен. Суматоха отъезда в принципе ничем не отличается от той, что сопровождала отталкивание выдолбленного из дерева челна от берега какой-нибудь первобытной реки. Надо разместиться, позаботиться о багаже; пережить первые напряженные моменты отчужденности и бессмысленной суеты; последние прощальные напутствия, вопросы, глухой стук закрывающихся люков, сопровождаемый негромким свистом всасываемого воздуха.

Затем зловещая тишина и красные вспышки надписей: «Наденьте противоперегрузочные костюмы!»

Стюарды снуют по коридорам, стучат во все двери и распахивают их: «Прошу прощения. Наденьте костюм».

Вы сражаетесь с костюмом – холодным, жестким, неудобным, но помещенным в гидравлическую систему, которая смягчает мучительные перегрузки при взлете.

Потом раздается приглушенный рев атомных двигателей, работающих на низких оборотах при прохождении через атмосферу, и костюм мгновенно оседает в колыбели с густым масляным раствором. Сила тяжести давит и давит на вас, кажется, конца этому не будет; но вот ускорение начинает падать – и костюм медленно подается вперед. Если в этот момент вам удастся справиться с тошнотой, можете считать себя застрахованным от космической болезни…

В первые три часа полета смотровая комната была закрыта для пассажиров. Образовалась длинная очередь ожидающих, когда атмосфера останется позади и двойные двери наконец откроются. Тут была не только обычная публика, никогда раньше не бывавшая в космосе, но и опытные путешественники. Вид Земли из космоса никому не хотелось пропустить.

Смотровое помещение представляло собой пузырь в обшивке корабля, пузырь из прозрачного пластика толщиной в два фута.

И вот подвижная иридиевая крышка, защищавшая пузырь от воздействия атмосферы и частиц пыли, скользнула в сторону. Свет погас, и галерея заполнилась людьми. Лица собравшихся были ясно видны в сиянии Земли.

Земля висела внизу – гигантский светящийся оранжево-бело-синий шар. Видимое полушарие было залито солнечным светом, и континенты в разрывах облаков, оранжевые пустыни с тонкими полосками зелени, голубые моря резко вырисовывались на фоне черного неба, усеянного звездами.

Пассажиры терпеливо ждали. Они хотели увидеть неосвещенное Солнцем полушарие. Полярная шапка, ослепительно белая, перемещалась все ближе к центру по мере того, как корабль незаметно ускорял свой полет, отклоняясь от плоскости земной орбиты. На глобус медленно наползала ночная тень; и наконец в поле зрения оказался огромный евроафриканоазиатский материк, расположенный «вверх ногами», то есть северной частью вниз.

Под жемчужным покровом ночи скрывалась мертвая, пораженная почва, над которой разливалось голубоватое сияние. Оно вспыхивало причудливым узором над теми местами, где в свое время приземлялись атомные бомбы – за поколение до того, как была создана защита из силовых полей, чтобы больше никогда ни одна планета не могла совершить ядерное самоубийство.

Много часов зрители не отрываясь смотрели на Землю, пока она наконец не превратилась в яркую маленькую монету на фоне бесконечной тьмы.

Среди зрителей был и Байрон Фаррил. Он сидел в переднем ряду, сжимая поручни, глядя печально и задумчиво. Не так он надеялся покинуть Землю. Не таким способом, не на таком корабле и не в том направлении.

Загорелой рукой он потер щетину на подбородке и почувствовал неловкость оттого, что не успел утром побриться. Скоро он пойдет в свою каюту и там исправит эту ошибку. Но пока уходить не хотелось. Тут люди, а в каюте он будет один.

Хотя – кто знает, может, именно поэтому лучше уйти? Байрон чувствовал себя крайне подавленным. Впервые в жизни ему пришлось испытать ощущение преследуемой дичи – беспомощной, одинокой и загнанной. Мир вокруг внезапно переменился, стал недружелюбным и угрожающим, начиная с того момента, когда ночную тишину взорвал сигнал визиофона.

Даже в общежитии он стал помехой.

Стоило ему вернуться после разговора с Джонти в студенческой гостиной, как на него набросился взвинченный до предела Эсбак:

– Мистер Фаррил, я искал вас! Какое неприятное происшествие! Я не понимаю, в чем дело. У вас есть какие-нибудь объяснения?

– Нет! – резко оборвал его Байрон. – Когда я смогу пройти в свою комнату и забрать вещи?

– Утром, я думаю. Мы только что доставили оборудование для проверки комнаты. Сейчас радиоактивность в ней, должно быть, не больше обычного уровня. Для вас все кончилось чрезвычайно удачно. Вероятно, не хватило всего нескольких минут…

– Вероятно, Но, если вы не возражаете, я хотел бы отдохнуть.

– Пожалуйста. До утра можете воспользоваться моей комнатой, а потом мы поместим вас куда-нибудь на оставшиеся несколько дней… Кстати, мистер Фаррил. – Эсбак вдруг заговорил чрезвычайно вежливо. Байрон почти физически ощущал, как вкрадчиво и осторожно подбирается его собеседник к главной теме разговора. – Будьте любезны, вы не могли бы ответить мне еще на один вопрос?

– Что еще? – устало спросил Байрон.

– Вы случайно не догадываетесь, кто бы мог так… э-э… подшутить над вами?

– Подшутить?! Конечно, нет.

– Понимаю. Но каковы же тогда ваши намерения? Администрация будет крайне огорчена, если этот инцидент получит огласку.

Он называет случившееся инцидентом!

– Я тоже понимаю вас, – сухо сказал Байрон. – Не беспокойтесь, я и сам не хочу, чтобы это дело расследовала полиция. Я скоро покину Землю, и пока моим планам ничто не помешало. Я никого не собираюсь обвинять. В конце концов, меня ведь не убили.

Облегчение, отразившееся на лице Эсбака, было явным до неприличия. От Байрона больше ничего не хотели. Никаких неприятностей. Случайный эпизод, который должен быть забыт…

В семь утра он зашел а свою прежнюю комнату. Все было тихо, не доносилось щелканья из шкафа. Бомбы здесь больше не было, не было и счетчика. Должно быть, Эсбак унес их и выбросил в озеро. Строго говоря, это не что иное, как уничтожение вещественных доказательств, но пусть администрация сама разбирается со своими проблемами. Байрон покидал вещи в чемоданы, позвонил портье и запросил другую комнату. Он заметил, что свет снова горит, визиофон тоже, конечно, действует. О ночном происшествии напоминала лишь дверь с расплавленным замком.

Ему выделили новую комнату. Если кого-то это интересует, пусть думают, что он намерен остаться. Байрон вышел в коридор и заказал по телефону аэротакси. Никто, похоже, его не заметил. Пусть теперь в университете гадают о его таинственном исчезновении хоть до посинения.

В космопорту он на мгновение увидел Джонти. Они встретились взглядами. Джонти ничего не сказал, даже не подал вида, что они знакомы, но, когда он прошел мимо, в руке у Байрона остался маленький черный шарик – билет до Родии и личная капсула.

Она не была закрыта. Позже он прочитает в своей каюте вложенное туда послание – простую рекомендацию с минимумом слов.

Какое-то время он думал о Сандере Джонти, глядя, как съеживается в смотровом иллюминаторе Земля. Он знал Джонти совсем мало, пока тот не ворвался в его жизнь, чтобы сначала спасти, а потом отправить его неведомо куда.

В университете Байрон поддерживал с ним поверхностное знакомство: кивал при встречах, обменивался незначительными фразами – и все. Ему не нравился этот человек, не нравились его холодность, манерность и щегольство. Однако все это теперь не имеет никакого значения.

Байрон пригладил ежик на голове и вздохнул. Сейчас ему явно не хватало Джонти. Тот был, по крайней мере, хозяином положения. Он знал, что делает, знал, что нужно делать Байрону, и умел убедить его. И вот теперь Байрон остался один. И чувствует себя совсем маленьким, беспомощным, одиноким и почти напуганным.

Все это время он упорно избегал мыслей об отце. Мысли, увы, не помогут.

– Мистер Мелейн!

Имя повторили два или три раза, затем Байрон вздрогнул от вежливого прикосновения к плечу и повернул голову.

Робот-курьер повторил:

– Мистер Мелейн!

Несколько секунд Байрон тупо смотрел на него, пока не вспомнил, что таково его временное имя. Оно было написано на билете, который дал ему Джонти. На это имя была заказана каюта.

– Да? Я Мелейн.

Голос робота слегка свистел, пока катушка пленки сматывалась, излагая послание.

– Я должен сообщить, что вам поменяли каюту и ваш багаж уже перемещен. Интендант даст вам новый ключ. Мы надеемся, что это не причинит вам неудобства.

– Что все это значит? – Байрон развернулся в кресле, и несколько его соседей, наблюдавших за Землей, оглянулись, привлеченные резким движением, – Что за ерунду вы говорите?

Конечно, бесполезно спорить с машиной, которая лишь выполняет свои функции. Курьер вежливо склонил металлическую голову, не меняя выражения, отдаленно похожего на застывшую человеческую улыбку, и ушел.

Байрон вышел из смотровой комнаты и направился к дежурному офицеру, хлопнув дверью немного сильнее, чем намеревался.

– Послушайте, я хотел бы видеть капитана.

– Это важно, сэр? – бесстрастно поинтересовался дежурный.

– Это важно, космос вас подери! Я узнал, что без моего ведома и согласия мне поменяли каюту, и хотел бы выяснить, что все это значит.

Байрон понимал, что реагирует на случившееся неоправданно бурно, но слишком уж много у него накопилось. Его чуть не убили; его вынудили тайком покинуть Землю, словно он какой-то преступник; он летит черт знает куда и зачем; и вот теперь его еще гоняют взад-вперед по кораблю!

Чаша терпения Байрона была переполнена.

В то же время его не покидало неприятное ощущение, что Джонти на его месте действовал бы иначе. Может быть, более мудро. Ну что ж, он не Джонти.

– Я вызову интенданта, – сказал дежурный.

– Мне нужен капитан, – настаивал Байрон, – Как вам угодно.

После коротких переговоров через корабельный коммутатор офицер вежливо сказал:

– Вас вызовут. Пожалуйста, подождите.

Капитан Харм Корделл, низенький плотный человек, учтиво встал и, наклонившись через стол, пожал Байрону руку.

– Мистер Мелейн, мне очень жаль, что мы вас побеспокоили.

У него было прямоугольное лицо, седые волосы, короткие ухоженные усы чуть более темного цвета и кривая улыбка.

– Мне тоже очень жаль, – подхватил Байрон. – Для меня заказана каюта, и я считаю, сэр, что даже вы не имеете права менять ее без моего согласия.

– Разумеется, мистер Мелейн. Но, понимаете, случай весьма неожиданный. В последнюю минуту прибыл очень важный пассажир, и он настаивал, чтобы ему предоставили каюту ближе к гравитационному центру корабля. У него слабое сердце, и важно, чтобы в его каюте сила тяжести была как можно меньше, У нас не было выбора.

– Хорошо, но почему переместили именно меня?

– Так получилось. Вы путешествуете один, вы молоды. Нам показалось, что вы без труда перенесете несколько большую силу тяжести. – Его глаза машинально смерили мускулистую шестифутовую фигуру Байрона. – К тому же ваша новая каюта гораздо удобнее. Вы ничего не потеряли при обмене.

Капитан вышел из-за стола.

– Позвольте, я вам лично покажу ваше новое помещение.

Дальнейшее сопротивление было бесполезно, Все казалось вполне логичным. И все же Байрон чувствовал, что здесь что-то не так.

Выходя из каюты, капитан сказал:

– Не окажете ли вы мне честь пообедать за моим столом завтра вечером? На это время назначен наш первый прыжок.

Байрон услышал свой ответ:

– Спасибо. С удовольствием.

Приглашение показалось ему странным. Конечно, капитан старается успокоить его, но он явно выбрал слишком сильное средство…

Капитанский стол растянулся в салоне вдоль целой стены. Байрона посадили почти посредине. Слишком почетное место. И все же именно здесь лежала карточка с его именем. Стюард был тверд: никакой ошибки быть не может.

Байрон никогда не был слишком застенчив, для сына Ранчера Вайдемоса в этом не было необходимости. Но Байрон Мелейн всего лишь обыкновенный человек, а с обыкновенными людьми такие вещи не происходят.

В одном капитан оказался прав: его новая каюта оказалась гораздо удобнее. Прежняя, в соответствии с билетом, была второго класса и состояла из одной комнаты. Новая была двухкомнатной, первого класса, с отдельной ванной, душем и горячей воздушной сушилкой.

Каюта находилась рядом с помещением для офицеров, и перед Байроном постоянно мелькали люди в мундирах. Ленч принесли ему в каюту на серебряном подносе. Перед обедом неожиданно появился парикмахер и предложил свои услуги. Все это естественно, когда путешествуешь первым классом на роскошном космическом лайнере, но для Байрона Мелейна это было чересчур шикарно. К тому времени, когда пришел парикмахер, Байрон едва успел вернуться с прогулки. Он передвигался сознательно запутанным маршрутом, и всюду ему встречались члены экипажа – вежливые, но слегка навязчивые. Ему с трудом удалось отделаться от них и добраться наконец до своей прежней каюты 104Д.

Там он остановился, чтобы зажечь сигарету. Коридор был пуст; лишь один пассажир показался вдали и свернул за угол. Байрон слегка коснулся светового сигнала на двери каюты. Ответа не было.

Что ж, ключ от каюты у него еще не отобрали – по недосмотру, конечно. Он вставил тонкий металлический прутик в скважину, структура поверхности ключа привела в действие фотореле, дверь открылась, и он шагнул внутрь.

Быстро оглядевшись, Байрон тут же вышел из каюты и захлопнул дверь. Самое главное он увидел сразу; его прежняя каюта не была занята ни важным пассажиром с больным сердцем, ни кем-нибудь другим. Слишком аккуратно заправлена постель, никаких чемоданов, туалетных принадлежностей, вообще никаких признаков обитаемости.

Итак, окружающая его роскошь преследовала только одну цель: не допустить, чтобы он настаивал на возвращении сюда. Кто-то очень хочет, чтобы он спокойно сидел в своей новой роскошной каюте и не рыпался. Но зачем? Интересно, в чем тут дело – в каюте или в нем самом?

И вот он сидит за капитанским столом, а ни на один из этих вопросов нет ответа…

Байрон вместе со всеми вежливо встал, когда капитан, поднявшись на возвышение, занял свое место.

Почему же все-таки его переселили?

На корабле играла музыка. Перегородка, которая отделяла салон от смотрового помещения, была убрана. Горел приглушенный оранжево-красный свет. Последствия космической болезни, возникающие при переходе от ускорения к низкой гравитации, миновали, салон был полон.

Капитан слегка откинулся назад и сказал, обращаясь к Байрону:

– Добрый вечер, мистер Мелейн. Как вам понравилась ваша новая каюта?

– Слишком хороша, сэр. Я не привык к такой роскоши.

Он произнес это равнодушно, и ему показалось, что капитан слегка смутился.

Во время десерта матовый покров смотрового колпака соскользнул, свет почти погас. На большом темном экране не было видно ни Солнца, ни Земли, ни других планет, Перед ними сиял Млечный Путь, прочертивший гигантскую изогнутую полосу между яркими блестящими звездами. Гул разговоров стих, задвигались стулья: усаживались так, чтобы все могли видеть звезды. Обедавшие превратились в зрителей, музыка – в слабый фон.

Четкий, спокойный голос, усиленный динамиками, нарушил сгустившуюся тишину:

– Леди и джентльмены! Мы готовы к нашему первому прыжку, Я думаю, что большинство из вас знает, хотя бы теоретически, что такое прыжок. Но многие – вероятно больше половины – никогда его не испытывали. К ним я и обращаюсь в первую очередь.

Прыжок есть именно то, что означает это слово. В структуре пространства-времени невозможно двигаться быстрее скорости света. Это закон природы, впервые открытый древним ученым, возможно Эйнштейном. Впрочем, ему приписывают чересчур много открытий… Но даже со скоростью света потребуются многие годы, чтобы достичь хотя бы ближайших звезд. Поэтому приходится покидать структуру пространства-времени и вторгаться в малоизвестное царство гиперпространства, где время и расстояние не имеют смысла. Это все равно что перебраться по узкому перешейку из одного океана в другой; оставаясь в море, приходится огибать весь континент, чтобы достичь того же места.

Разумеется, чтобы вторгнуться в «пространство внутри пространства», как его иногда называют, требуется огромное количество энергии. Необходимо также проделать сложные вычисления, чтобы выйти в обычное пространство в нужном месте. В результате применения этой энергии и разума человека невообразимые расстояния преодолеваются в нулевое время. Только прыжок сделал возможными межзвездные путешествия.

Прыжок, который предстоит нам, произойдет через десять минут. Вас специально предупредят. При этом вы можете почувствовать, легкое и мгновенное неудобство. Надеюсь, однако, что вы сохраните спокойствие. Благодарю вас.

Свет погас, остались только звезды. Казалось, прошла вечность, прежде чем послышалось резкое объявление:

– Осталась одна минута!

Затем тот же голос начал отсчитывать секунды:

– Пятьдесят… сорок… тридцать… двадцать… десять… пять… три… два, один!

Это было похоже на мгновенный разрыв непрерывности бытия, незаметный толчок, отдавшийся где-то глубоко внутри организма, проникший до мозга костей.

В неизмеримо малую долю секунды пролетело сто световых лет и корабль, находившийся на окраине Солнечной системы, оказался в глубине межзвездного пространства.

Кто-то рядом с Байроном потрясенно выдохнул:

– Посмотрите на звезды! Комната наполнилась шепотом:

– Звезды! Смотрите!

В ту же ничтожно короткую долю секунды картина звездного неба совершенно изменилась.

Центр огромной Галактики протяженностью свыше тридцати тысяч световых лет от одного края до другого был теперь ближе, количество звезд увеличилось Блестящей пылью раскинулись они по черному бархату пустоты, и на их фоне ослепительно сверкали ближайшие крупные звезды.

Байрон невольно вспомнил начало стихотворения, написанного им в сентиментальном девятнадцатилетнем возрасте по случаю первого космического полета; тогда он впервые увидел Землю, которую теперь покидал. Его губы тихонько зашевелились:

Но тут зажегся свет, и мысли Байрона вернулись из космоса так же внезапно, как и ушли в него. Он снова сидел в салоне космического лайнера, обед приближался к концу, гул голосов вновь стал прозаическим.

Байрон мельком взглянул на часы, поднял глаза и вновь опустил их, пристально разглядывая циферблат. Смотрел – и не мог оторвать взгляда. Часы он оставил прошлой ночью в спальне; они выдержали убийственную радиацию бомбы, а утром он забрал их вместе с другими своими вещами. Сколько раз он смотрел на них с тех пор, сколько раз мысленно отмечал время – и ни разу не обратил внимания на то, что просто само бросалось в глаза!

Пластиковая полоска на них была белой, а не синей. Белой!

Внезапно события прошедшей ночи, все события, стали на свои места. Удивительно, как один, казалось бы незначительный факт может разом сорвать покров загадочности со всех необъяснимых тайн.

Байрон резко встал, пробормотав: «Простите». Конечно, уходя раньше капитана, он нарушал этикет, но теперь для него это не имело значения.

Он торопился в свою каюту, сбегая по лестнице, не дожидаясь тихоходного лифта. Закрывшись в каюте, он быстро осмотрел ее, включая ванную и встроенные шкафы. Впрочем, найти что-нибудь он не надеялся. То, что здесь сделали, сделали много часов назад.

Осторожно и тщательно Байрон осмотрел свой багаж. Работа была выполнена аккуратно. Не оставив практически никаких следов своего пребывания здесь, они изъяли все его документы, пачку отцовских писем и даже капсулу с рекомендательным письмом к Хинрику Родийскому.

Так вот зачем они переселили его! Ни старая каюта, ни новая их не интересовала, важен был сам процесс переселения. Почти целый час у них была законная возможность заниматься его багажом – законная, ничего не скажешь! – и своей цели они достигли.

Байрон рухнул на двуспальную кровать и принялся лихорадочно искать выход из положения. Но что толку! Ловушка захлопнулась. Все было рассчитано точно. Если бы он не оставил часы в спальне, то и теперь не подозревал бы, насколько густую сеть раскинули в космосе тираниты.

Его мысли прервало тихое жужжание дверного сигнала.

– Войдите, – сказал он.

Вошедший стюард вежливо поинтересовался:

– Капитан спрашивает, не нужно ли вам чего? Вы как будто были нездоровы, когда выходили из-за стола.

– Спасибо, я здоров.

Да, слежка у них поставлена что надо! В этот момент Байрон с пронзительной ясностью ощутил, что спасения нет, что корабль вежливо, но неуклонно несет его к смерти.

Глава четвертая

Свободен?

Сандер Джонти холодно взглянул на собеседника:

– Вы говорите, исчез?

Риззет провел рукой по пылающему лицу.

– Что-то исчезло. Не знаю, что именно, Возможно, тот документ, который мы разыскиваем. Мы знаем о нем только то, что он датирован периодом с пятнадцатого по двадцать первое столетие первобытного земного календаря и что он опасен для нас.

– Какие основания считать, что исчез именно этот документ?

– Только косвенные. Исчезнувший документ тщательно охранялся Земным Правительством.

– Этот факт еще ни о чем не говорит. Земляне благоговеют перед любым документом, относящимся к догалактическому прошлому. Их поклонение традициям просто смешно.

– Но документ украден, а земляне не объявляют об этом. Зачем им охранять пустой ящик?

– А я вполне готов поверить, что они просто не решаются во всеуслышание объявить о пропаже своей бесценной реликвии. Однако не могу себе представить, как это юному Фаррилу удалось стащить документ. Мне казалось, вы тщательно следите за мальчишкой.

У него нет документа, – улыбнулся Риззет.

– Откуда вы знаете?

Агент Джонти с триумфом выложил свой главный козырь:

– Потому что документ исчез двадцать лет назад.

– Что?

– Его никто не видел вот уже двадцать лет.

– Не может быть! Всего шесть месяцев назад Ранчер узнал о его существовании.

– Значит, кто-то опередил его на девятнадцать с половиной лет.

Джонти задумался, потом сказал:

– Теперь это уже неважно.

– Почему?

– Потому что я на Земле уже много месяцев. До прибытия сюда легче было поверить, что на этой планете скрывается какая-то важная информация. Но теперь прикиньте: когда Земля была единственной населенной планетой в Галактике, она представляла собой примитивный регион с военной точки зрения. Единственное оружие, достойное упоминания, – грубая и неэффективная атомная бомба, от которой они даже не удосужились изобрести защиту.

Джонти показал рукой на горизонт, синевший смертельной радиацией, и продолжал:

– Будучи временным резидентом на Земле, я занимался этим. Трудно вообразить, что можно перенять что-то ценное от общества, стоящего на таком примитивном технологическом уровне. Конечно, можно предположить, что здесь существуют забытые искусства или науки; в мире полно идиотов, готовых возвести примитивизм в культ и навыдумывать всякого вздора о доисторических земных цивилизациях.

– Но Ранчер был умным человеком, – возразил Риззет. – И он определенно заявил, что это самый опасный из всех известных ему документов. Вы помните его слова? Я даже могу процитировать их: «Этот документ означает гибель для тиранитов, да и для нас тоже; но одновременно он принесет новую жизнь всей Галактике».

– Ранчер, как и любой человек, мог ошибаться.

– Подумайте, сэр, мы ведь не имеем понятия о содержании документа. Возможно, это какие-то никогда не публиковавшиеся научные записи. Может быть, запись об оружии, которое земляне никогда не считали оружием, – нечто, внешне не похожее на него…

– Ерунда! Вы военный человек и должны бы понимать! Если и существует наука, которой люди занимаются с непрерывным успехом, то это военная технология. Ни одно потенциальное оружие не может оставаться нереализованным в течение десяти тысяч лет… Думаю, Риззет, нам пора возвращаться на Лингейн.

Риззет пожал плечами, он не был удовлетворен. Но не был удовлетворен и Джонти. Документ украден, следовательно, он важен. Настолько важен, что его не побоялись украсть. Ищи его теперь по всей Галактике!

Невольно он подумал, что документ может быть у тиранитов. Ранчер скрытничал, даже Джонти он не доверял полностью. Ранчер заявил, что этот документ несет смерть, что это обоюдоострое оружие. Джонти плотно сжал губы. Глупец с его идиотскими намеками! К тому же сейчас он во власти тиранитов.

А что, если в документе действительно содержится важная информация? И если он попадет, например, в руки Аратапа? Аратап! Теперь, после ликвидации Ранчера, это единственный человек, чьи поступки невозможно предугадать; самый опасный из всех тиранитов.

Саймак Аратап был низкорослым, узкоглазым, слегка кривоногим. У него была обычная для тиранитов приземистая фигура с толстыми руками и ногами. Однако, хотя перед ним стоял очень высокий и мускулистый представитель подчиненных миров, Аратап был абсолютно уверен в себе. Он был наследником (во втором поколении) тех, кто оставил ветреную и неплодородную родину и пронесся через пустоту, чтобы захватить и поработить богатые, густонаселенные планеты в районе туманности.

Отец Аратапа командовал флотилией маленьких быстрых кораблей, которые нападали и исчезали, а потом неожиданно нападали снова, превращая в груды металлолома противостоящие им огромные корабли.

Затуманные королевства воевали по-старому, а тираниты избрали новый способ. Когда огромные сверкающе корабли противников пытались начать сражение, они лишь впустую тратили время и энергию, встречая вакуум. Тираниты, рассчитывая не столько на мощь, сколько на скорость и согласованность действий, побеждали королевства поодиночке, одно за другим. А до этого каждое королевство, чуть ли не радуясь неприятностям соседей, считало себя в безопасности, пока не наступала его очередь.

Но все эти войны окончились пятьдесят лет назад. Теперь районы туманности превратились в сатрапию, в которой тиранитам оставалось лишь поддерживать порядок да вовремя взимать ежегодную дань. «Раньше мы сражались с целыми планетами, а теперь приходится воевать с отдельными людьми», – устало подумал Аратап.

Он взглянул на стоявшего перед ним юношу. Совсем молодой человек, высокий, широкоплечий. Напряженное лицо, смешная стрижка ежиком – явная дань нелепой университетской моде. Чисто по-человечески Аратапу было даже немного жаль его.

Молодой человек был явно испуган.

Но Байрон не назвал бы свои ощущения страхом, Если бы его попросили определить свое внутреннее состояние, он сказал бы о нем так: напряжение. Всю жизнь он знал, что тираниты – это господа. Его отец, сильный и властный человек, которому беспрекословно повиновались в его владениях и к мнению которого с почтением прислушивались в соседних королевствах, в присутствии тиранитов становился покорным и приниженным.

Тираниты изредка наносили в Вайдемос вежливые визиты по делам, касающимся ежегодной дани, которую они называли налогом. Ранчер Вайдемоса был ответственным за сбор налогов на планете Нефелос, и тираниты небрежно проверяли его отчеты.

Ранчер сам встречал их маленькие корабли. Тираниты сидели во главе стола за парадным обедом, им подавали блюда в первую очередь. Когда они начинали говорить, остальные мгновенно замолкали.

Ребенком Байрон удивлялся, почему с такими маленькими уродцами обращаются столь почтительно. Но, повзрослев, узнал, что для его отца они то же самое, что отец – для стада коров. Байрон научился говорить с тиранитами почтительно и обращаться к ним, добавляя неизменное «Ваше превосходительство».

Он так хорошо научился этому, что, стоя теперь перед одним из повелителей, чувствовал, как дрожит от напряжения.

Корабль, который он не без основания считал своей тюрьмой, стал таковой официально в день прибытия на Родию. В дверь его каюты позвонили, и два рослых офицера встали в проеме. Капитан, вошедший следом, сказал ровным голосом:

– Байрон Фаррил, властью, данной мне как капитану этого корабля, я подвергаю вас аресту. Вас будет допрашивать наместник Великого Повелителя.

Наместником оказался маленький тиранит, сидевший теперь перед ним с отсутствующим видом. А Великий Повелитель – это Хан Тиранийский, живущий в легендарном каменном дворце на родной планете тиранитов.

Байрон украдкой огляделся. Его окружали четыре охранника в серо-голубых мундирах тиранитской внешней полиции. Они были вооружены. Пятый, со знаками отличия майора, сидел рядом с наместником.

Первым заговорил наместник. Голос его звучал тонко и немного визгливо:

– Вы, очевидно, знаете, что прежний Ранчер Вайдемоса, ваш отец, казнен за измену.

Его выцветшие глаза были устремлены на Байрона. Казалось, в них не было ничего, кроме жалости.

Байрон ничего не ответил. Что он мог поделать? Внутри у него все кипело, ему хотелось заорать, наброситься на них с кулаками – но ведь отца-то этим не воскресить! Байрон понимал, что наместник не зря начал разговор именно с этого утверждения. Они хотели сломить его, заставить выдать себя. Ну уж нет – такого удовольствия он им не доставит.

– Я Байрон Мелейн с Земли, – спокойно ответил он – Если вы сомневаетесь в моей личности, можете вязаться с Земным консулом.

– Разумеется. Но у нас сейчас не формальное расследование. Вы утверждаете, что вы Байрон Мелейн с Земли. Однако вот письма, адресованные Ранчером своему сыну. – Аратап указал на бумаги, лежавшие перед ним. – Вот квитанция регистрации в колледже, вот пригласительный билет на церемонию присуждения ученой степени, – все на имя Байрона Фаррила. Их обнаружили в вашем багаже.

Байрона охватило отчаяние, но он ничем не выдал его.

– Мой багаж обыскан незаконно, и я отказываюсь признавать ваши доказательства.

– Мы не в суде, мистер Фаррил или Мелейн. Как вы все это объясните?

– Если вы обнаружили их в моем багаже, значит, их туда подложили.

Наместник принял это объяснение. Байрон удивился; объяснение было шито белыми нитками и не выдерживало никакой критики. Однако наместник не возразил, а лишь указал пальцем на черную капсулу.

– А эта рекомендация Правителю Родии тоже не ваша?

– Как раз моя. – Байрон обдумал ответ заранее. В рекомендации его имя не упоминалось. – Существует заговор против Правителя…

Он внезапно оборвал свою заготовленную речь, почувствовав, насколько неубедительно она звучит. Сейчас наместник цинично улыбнется…

Но Аратап не улыбнулся. Он только вздохнул, привычным быстрым движением извлек контактные линзы из глаз и осторожно положил их в стакан с соляным раствором, стоявший перед ним на столе. Без линз его глаза немного слезились.

– И вы узнали об этом на Земле, за пятьсот световых лет отсюда? – спросил он. – Наша полиция здесь, на Родии, ничего не слышала.

– Полиция здесь, а заговор задуман на Земле.

– Понятно. Вы их агент? Или, наоборот, хотите предупредить Хинрика об опасности?

– Хочу предупредить, разумеется.

– Вот как? И почему же вы хотите это сделать?

– Я рассчитываю на значительное вознаграждение.

Аратап улыбнулся:

– По крайней мере, это звучит правдоподобно и придает некую достоверность вашим прежним утверждениям. Каковы же подробности заговора?

– Их я сообщу только Правителю.

Мгновенное колебание, затем пожатие плечами.

– Хорошо. Тираниты не вмешиваются в местную политику. Мы организуем вам встречу с Правителем и тем самым внесем вклад в обеспечение его безопасности. Мои люди задержат вас, пока не будет собран ваш багаж, затем вы будете свободны. Уведите его!

Последние слова относились к вооруженным стражникам, которые тут же увели Байрона. Аратап вставил контактные линзы, и взгляд его мгновенно обрел былую проницательность.

– С юного Фаррила не спускайте глаз, – сказал он оставшемуся в комнате майору.

– Разумеется, – коротко кивнул офицер. – Сначала мне даже показалось, что вы поверили ему. На мой взгляд, его рассказ абсолютно неубедителен.

– Конечно. Поэтому мы можем манипулировать им какое-то время. Всеми этими юными глупцами, насмотревшимися шпионских видеотриллеров о межзвездных интригах, легко управлять. Конечно же, он сын экс-Ранчера.

– Вы уверены? – заколебался майор. – У нас на этот счет лишь одни подозрения.

– Вы хотите сказать, что все эти документы и впрямь сфабрикованы? Но зачем?

– Возможно, он только приманка, принесенная в жертву, чтобы отвлечь наше внимание от подлинного Байрона Фаррила.

– Вряд ли. Слишком уж театрально. К тому же у нас есть фото куб.

– Кого? Этого парня?

– Сына Ранчера, Хотите взглянуть?

– Безусловно.

Аратап приподнял пресс-папье, стоявшее на столе. Это был простой стеклянный кубик с трехдюймовыми гранями, черный и непрозрачный.

– Если потребуется, я в любой момент могу припереть его к стенке с помощью этой штуковины. Это хитрая штука, майор, Не знаю, знакомы ли вы с ней. Изобретена недавно во Внутренних Мирах. Кажется обычным кубиком, но стоит перевернуть его вверх ногами, как молекулы автоматически перестраиваются и он становится абсолютно прозрачным. Забавный фокус, а?

Он повернул кубик. Матовые грани замерцали и прояснились, как рассеивается густой туман под налетевшим внезапно порывом ветра. Аратап спокойно ждал, скрестив руки на груди.

Кубик стал прозрачным как слеза, и из него улыбнулось юное лицо – живое, ясное, схваченное в момент вздоха.

– Из вещей экс-Ранчера, – заметил Аратап. – Что скажете?

– Несомненно, это наш молодой человек.

– Да. – Наместник задумчиво разглядывал фото-куб. – Слушайте, а почему бы не поместить в куб шесть фотографий? Снятые с разных точек шесть связанных между собой фотографий, при повороте переходящих одна в другую. Они превратили бы статику в динамику, дали бы жизнь изображению. Майор, да ведь это была бы новая форма в искусстве!

В его голосе звучало неподдельное воодушевление. Однако скептический взгляд молчаливого майора прервал этот короткий экскурс в область искусства, и Аратап, помрачнев, резко спросил:

– Итак, вы будете следить за Фаррилом?

– Разумеется.

– Следите и за Хинриком.

– За Хинриком?

– Конечно. В этом весь смысл освобождения мальчишки. Я хочу получить ответы на некоторые вопросы. Зачем Фаррилу встречаться с Хинриком? Какая между ними связь? Покойный Ранчер не мог действовать в одиночку, за ним должно стоять хорошо организованное тайное общество. А мы пока его не обнаружили.

– Но Хинрик не может в нем участвовать. Ему не хватит на это ума, даже если бы хватило мужества.

– Согласен. Но именно в качестве полуидиота он и может служить их оружием. В таком случае он окажется слабым звеном в нашей системе. Мы не должны их исключать такую возможность.

Он махнул рукой. Майор отдал честь, повернулся и вышел.

Аратап вздохнул, задумчиво повертел в руках фото-куб, наблюдая, как его снова заполняет чернильная мгла.

Во времена его отца жизнь была проще. В завоевании планет есть какое-то величие; но в этом продуманном манипулировании ничего не подозревающим юношей нет ничего, кроме жестокости, И все же это необходимо.

Глава пятая

Тревога клонит голову вниз

Директорат Родии значительно моложе Земли. По древности он не может сравниться даже с мирами Центавра или Сириуса. Планеты Арктура были заселены, например, свыше двухсот лет назад, когда первые космические корабли, обогнув туманность Конской Головы, обнаружили за ней несколько сотен кислородно-водных планет, которые тесно жались друг к другу. Это была драгоценная находка, потому что, хотя космос и кишит планетами, среди них редко встречаются такие, которые отвечают требованиям человеческого организма. В Галактике около двухсот миллиардов светящихся звезд, вокруг которых вращается порядка пятисот миллиардов планет. Но сила тяжести на многих из них или выше ста двадцати, или ниже шестидесяти процентов земной, и поэтому они непригодны для обитания. Одни планеты слишком горячи, другие слишком холодны. У некоторых ядовитая атмосфера. Существуют атмосферы, почти целиком состоящие из неона, метана, аммиака, хлора и даже тетрафторида кремния. На некоторых планетах не хватает воды, на других вся поверхность занята океанами из двуокиси серы. На многих отсутствует углерод.

Любое из этих свойств делает планету непригодной для человека. И все же существует примерно четыре миллиона планет, на которых люди могут жить.

Точное число заселенных планет неизвестно. Согласно «Галактическому альманаху», основывающемуся на приблизительных данных, Родия – тысяча девяносто восьмая планета, заселенная людьми.

Ирония заключалась в том, что Тиран, будущий завоеватель Родии, был заселен тысяча девяносто девятым по счету.

История колонизации района за туманностью не отличалась своеобразием, в точности воспроизводя любой период человеческой экспансии. Как грибы, возникали планетарные республики, каждая со своим правительством. С развитием экономики заселялись все новые планеты, включаясь в сообщество. Основывались маленькие «империи», которые неизбежно сталкивались между собой.

То одно, то другое правительство, в зависимости от военных удач и случайного везения, захватывало власть над всем сообществом.

Только Родия оставалась стабильной под управлением династии Хинриадов. Весьма вероятно, что на протяжении еще одного столетия возникла бы мощная Затуманная империя, если бы не появились тираниты, проделавшие эту работу за десять лет.

И вновь ирония судьбы заключалась в том, что это были именно тираниты.

Ведь на протяжении семисот лет своего существования Тиран еле удерживал ненадежную автономию, и то в основном благодаря бесплодности планеты, которая из-за недостатка воды представляла собой почти сплошную пустыню.

Но даже после прихода тиранитов Директорат Родии сохранился; мало того, он даже вырос. Хинриады были популярны в народе, поэтому с их помощью поддерживать порядок было нетрудно. Пока тиранитам исправно платили дань, их не волновало, кто формально считается правителем.

Разумеется, Правители не были прежними Хинриадами. Раньше Правителя выбирали внутри семейного клана, стараясь возвести на престол самого способного, С той же целью всячески приветствовалось усыновление.

Но теперь на выборы влияли тираниты, и поэтому двадцать лет назад Правителем был избран Хинрик, пятый носитель этого имени. Для тиранитов это был наилучший вариант.

Во время своего избрания Хинрик был красив, да и теперь, когда он обращался к Совету Родии, его внешность производила впечатление. Пусть волосы у него слегка поседели, зато усы оставались на удивление черными, как глаза его дочери.

Сейчас он смотрел на дочь, а она была в ярости. Всего на два дюйма ниже Правителя, которому до шести футов не хватало двух дюймов, черноглазая и черноволосая, она была прекрасна и в гневе.

– Я этого не сделаю! Я не могу это сделать! – упорствовала непокорная дочь.

– Но, Арта, это неразумно, – уговаривал Хинрик. – Что я могу сделать? В моем положении просто нет другого выхода.

– Если бы мама была жива, она нашла бы выход! Арта топнула ногой. Полное ее имя было Артемизия – королевское имя, которое носила по крайней мере одна представительница из каждого поколения.

– Да, несомненно. Да покоится ее душа с миром! Какая женщина была твоя мать! Иногда мне кажется, что ты ее копия и в тебе нет от меня ничего. Но, Арта, ты ведь даже не дала ему возможности завоевать себя! А потом, в каждом положении есть свои выгодные стороны…

– Да? И какие же, например?

– Ну например…

Хинрик сделал рукой неопределенный жест, подумал немного и сдался. Он подошел к дочери и хотел положить ей руку на плечо, но она отшатнулась так, что ее свободное алое платье взметнулось от резкого движения.

– Я провела с ним вечер, – с горечью сказала она. – Он попытался поцеловать меня. Это отвратительно!

– Но все целуются, дорогая! Так было и во времена твоей бабушки. Поцелуй – это ерунда, сущая ерунда. Молодая кровь, Арта, молодая кровь!

– Молодая кровь? К дьяволу! За последние пятнадцать лет этот ужасный уродец имел молодую кровь лишь однажды – когда ему сделали переливание. Он четыре дюйма ниже меня, отец! Как мне показываться в обществе с пигмеем?

– Он значительный человек. Очень значительный!

– Это не добавляет ни одного дюйма к его росту. Он кривоногий, как все они, и у него воняет изо рта.

– Воняет изо рта?

Артемизия сморщила носик:

– Вот именно, воняет. Просто смердит. Мне это не понравилось. Я так ему и сказала.