Улики

Фрэнсис Куинн был политиком новой школы. Конечно, в этом выражении, как и во всех ему подобных, нет никакого смысла.

Большинство “новых школ”, которые мы видим, были известны в общественной жизни Древней Греции, а может быть, и в общественной жизни древнего Шумера и доисторических свайных поселений Швейцарии, если бы мы только лучше ее знали.

Однако чтобы покончить со вступлением, которое обещает быть скучным и сложным, лучше всего поскорее отметить, что Куинн не баллотировался на выборные должности, не охотился за голосами, не произносил речей и не подделывал избирательных бюллетеней. Точно так же, как Наполеон сам не стрелял из пушки во время битвы при Аустерлице.

И так как политика сводит самых разных людей, то однажды напротив Куинна за столом оказался Альфред Лэннинг. Его густые седые брови низко нависли над глазами, выражавшими острое раздражение. Он был недоволен.

Это обстоятельство, будь оно известно Куинну, нимало его не обеспокоило бы. Его голос был дружелюбным – может быть, это дружелюбие было профессиональным.

– Я полагаю, доктор Лэннинг, что вы знаете Стивена Байерли?

– Я, конечно, слышал о нем… Так же, как и многие другие.

– Я тоже. Может быть, вы намереваетесь голосовать за него на следующих выборах?

– Не могу сказать. – В голосе Лэннинга появились заметные нотки ехидства. – Я не интересовался политикой и не знал, что он выставил свою кандидатуру.

– Он вскоре может стать нашим мэром. Конечно, пока он всего лишь юрист, но ведь большие деревья вырастают из…

– Да, да, – прервал Лэннинг, – я это слышал раньше. Но не перейти ли нам к сути дела?

– А мы уже к ней перешли, доктор Лэннинг. – Голос Куинна был необыкновенно кротким. – Я заинтересован в том, чтобы мистер Байерли не поднялся выше поста окружного прокурора, а вы заинтересованы в том, чтобы мне помочь.

– Я заинтересован?! В самом деле? – Брови Лэннинга еще больше насупились.

– Ну, скажем, не вы, а “Ю.С.Роботс энд Мекэникел Мэн Корпорэйшн”. Я пришел к вам как к ее бывшему научному руководителю, так как знаю, что руководство корпорации все еще с уважением прислушивается к вашим советам. Тем не менее вы уже не так тесно связаны с ними и обладаете значительной свободой действий, даже если эти действия будут не совсем дозволенными.

Доктор Лэннинг на некоторое время погрузился в размышления. Потом он сказал, уже мягче:

– Я совсем не понимаю вас, мистер Куинн.

– Это не удивительно, доктор Лэннинг. Но все довольно просто. Вы не возражаете?

Куинн закурил тонкую сигарету от простой, но изящной зажигалки, и на его лице с крупными чертами появилось довольное выражение.

– Мы говорили о мистере Байерли – странной и яркой личности. Три года назад о нем никто не знал. Сейчас он широко известен. Это сильный и одаренный человек и, во всяком случае, умнейший и способнейший прокурор из всех, которых я только знал. К несчастью, он не принадлежит к числу моих друзей…

– Понимаю, – механически сказал Лэннинг, разглядывая свои ногти.

– В прошлом году, – спокойно продолжал Куинн, – я имел случай изучить мистера Байерли – и очень подробно. Видите ли, всегда полезно подвергнуть прошлое политика, ратующего за реформы, подробному изучению. Если бы вы знали, как часто это помогает.

Он сделал паузу и невесело усмехнулся, глядя на рдеющий кончик сигареты.

– Но прошлое мистера Байерли ничем не замечательно. Спокойная жизнь в маленьком городке, окончание колледжа, рано умершая жена, автомобильная катастрофа и долгая болезнь, юридическое образование, переезд в столицу, прокурор…

Фрэнсис Куинн медленно покачал головой и прибавил:

– А вот его теперешняя жизнь весьма примечательна. Наш окружной прокурор никогда не ест!

Лэннинг резко поднял голову, его глаза стали неожиданно внимательными:

– Простите?

– Наш окружной прокурор никогда не ест! – повторил раздельно Куинн. – Говоря немного точнее, никто ни разу не видел, чтобы он ел или пил. Ни разу! Вы понимаете, что это значит? Не изредка, а ни разу!

– Я нахожу, что это совершенно невероятно. Заслуживают ли доверия ваши информаторы?

– Им можно верить, и я не нахожу это невероятным. Далее, никто не видел, чтобы наш окружной прокурор пил – ни воду, ни алкогольные напитки – или спал. Есть и другие факторы, но мне кажется, что я уже ясно высказал свою мысль.

Лэннинг откинулся в кресле. Некоторое время длился молчаливый поединок. Наконец старый роботехник покачал головой.

– Нет. Если сопоставить ваши слова с тем фактом, что вы говорите их мне, то из них может следовать только один вывод. Но это невозможно.

– Но ведь он совершенно не похож на человека, доктор Лэннинг!

– Если бы вы сказали мне, что он – переодетый сатана, я бы еще, возможно, вам и поверил.

– Я говорю рам, что это робот, доктор Лэннинг.

– А я говорю, что ничего более невероятного я еще не слышал, мистер Куинн.

Снова наступило враждебное молчание.

– Тем не менее, – Куинн аккуратно погасил свою сигарету, – вам придется расследовать это невероятное дело, используя все возможности корпорации.

– Я совершенно уверен, что не приму участия в подобном расследовании, мистер Куинн. Неужели вы хотите предложить корпорации вмешаться в местную политику?

– У вас нет выбора. Представьте себе, что мне придется опубликовать эти факты, не имея доказательств. Улики слишком косвенны.

– Это ваше дело.

– Но я этого не хочу. Прямое доказательство было бы гораздо лучше. И вы этого не хотите, потому что такого рода реклама может принести немалый вред вашей компании. Я полагаю, что вам прекрасно известны законы, строго запрещающие использование роботов в населенных мирах.

– Конечно! – последовал резкий ответ.

– Вы знаете, что “Ю.С.Роботс энд Мекэникел Мэн Корпорэйшн” – единственное предприятие в Солнечной системе, производящее позитронных роботов. А если Байерли робот, то он позитронный робот. Вам известно также, что все позитронные роботы предоставляются в аренду, а не продаются; корпорация остается владельцем каждого робота и, следовательно, несет ответственность за его действия.

– Мистер Куинн, легче всего доказать, что корпорация никогда не выпускала человекоподобного робота.

– А вообще это возможно? Просто как предположение?

– Да. Это возможно.

– Очевидно, это возможно сделать и тайно? Без регистрации в ваших книгах?

– Только не с позитронным мозгом. Здесь сплетается слишком много разных факторов. И все делается под строжайшим правительственным контролем.

– Да, но роботы изнашиваются, ломаются, выходят из строя – и демонтируются.

– А позитронные мозги снова используются или уничтожаются.

– В самом деле? – Фрэнсис Куинн позволил себе едва заметный сарказм. – А если один из них, конечно случайно, не был уничтожен и случайно под рукой оказался человекоподобный робот, в который еще не был вложен мозг?

– Невозможно!

– Вам пришлось бы доказывать это правительству и народу, так почему бы не доказать это сейчас мне?

– Но зачем это могло бы нам понадобиться? – раздраженно спросил доктор Лэннинг. – Какие у нас могли быть мотивы? Признайте за нами хоть немного здравого смысла!

– Пожалуйста, дорогой мой. Корпорация была бы очень рада, если бы в различных странах было разрешено применять человекоподобных позитронных роботов. Это принесло бы огромные прибыли. Но публика слишком сильно предубеждена против этого. Что если дать ей сначала привыкнуть к таким роботам? Вот, например, искусный юрист или хороший мэр, и он, оказывается, робот. Покупайте нашего робота-слугу!

– Полная фантастика, доходящая до нелепости.

– Возможно. Почему бы вам не доказать это? Или вы все еще предпочитаете доказывать это публике?

В комнате уже наступали сумерки. Но еще не настолько стемнело, чтобы на лице Альфреда Лэннинга нельзя было заметить краску смущения. Рука Роботехника потянулась к выключателю, и на стенах мягким светом загорелись лампы.

– Ладно, – проворчал он. – Посмотрим.

Лицо Стивена Байерли было бы нелегко описать. По документам ему было сорок лет. И с виду ему можно было дать сорок лет. Но его здоровая, упитанная, добродушная внешность лишала всякого смысла избитую фразу о том, что его наружность соответствовав возрасту.

Это было особенно заметно, когда он смеялся. А сейчас он как раз смеялся – громко и долго, временами успокаиваясь, а потом снова разражаясь хохотом.

А напряженное лицо Альфреда Лэннинга выражало крайнее неудовольствие. Он обернулся к женщине, сидевшей рядом с ним, но ее тонкие, бескровные губы были лишь едва заметно сжаты.

Наконец Байерли более или менее отдышался и пришел в себя.

– Нет, в самом деле, доктор Лэннинг!… Я!… Я – робот!…

– Это не я сказал, – отрезал Лэннинг. – Я был бы вполне удовлетворен, если бы мог видеть в вас представителя человеческого рода. И так как наша корпорация не изготовляла вас, то я вполне уверен, что вы человек – с точки зрения закона, во всяком случае. Но поскольку предположение, что вы – робот, было сделано серьезно лицом, занимающим определенное положение…

– Не называйте его имени, если это идет вразрез с вашей железной этикой, но будем звать его ради простоты Фрэнком Куинном. Продолжайте.

Лэннинг яростно фыркнул, недовольный тем, что его прервали, и, после подчеркнутой паузы, продолжал еще более ледяным голосом:

– …лицом, занимающим определенное положение, – о его имени мы сейчас гадать не будем, – я вынужден просить вашей помощи, чтобы опровергнуть это. Сам факт, что такое предположение может быть выдвинуто и опубликовано при помощи средств, имеющихся в распоряжении этого человека, мог бы нанести большой ущерб компании, которую я представляю, даже если обвинение и не будет доказано. Вы понимаете?

– Да, ваше положение мне ясно. Само обвинение нелепо, но неприятности, грозящие вам, серьезны. Извините, если мой смех обидел вас. Меня рассмешило обвинение, а не ваши трудности. Чем я могу вам помочь?

– Это очень просто. Вам нужно просто зайти пообедать в ресторан в присутствии свидетелей и дать себя сфотографировать за едой.

Лэннинг откинулся в кресле. Самая трудная часть разговора была позади. Женщина рядом с ним была, очевидно, поглощена наблюдением за Байерли и не принимала участия в разговоре.

Стивен Байерли на мгновение встретился с ней глазами, с трудом отвел их и снова повернулся к Роботехнику. Некоторое время он задумчиво вертел в руках бронзовое пресс-папье, которое было единственным украшением его стола.

Потом он тихо сказал:

– Боюсь, что я не смогу оказать вам эту услугу. – Он поднял руку. – Подождите минутку, доктор Лэннинг. Я понимаю, что вся эта история вам противна, что вас втянули в нее против вашего желания и вы чувствуете, что играете недостойную и даже смешную роль. Но все-таки это в гораздо большей степени касается меня, так что будьте снисходительны. Во-первых, почему вы думаете, что Куинн – ну, этот человек, занимающий определенное положение, – не водит вас за нос, чтобы вы поступали именно так, как ему нужно?

– Ну, вряд ли уважаемое лицо пойдет на такой риск, если оно не чувствует твердой почвы под ногами.

Глаза Байерли были серьезными.

– Вы не знаете Куинна. Он способен удержаться на таком крутом склоне, где и горный баран свернул бы себе шею Я полагаю, он осведомил вас о подробностях того расследования, которому он якобы подвергал мое прошлое?

– В достаточной степени, чтобы убедить меня, что нашей корпорации стоило бы многих хлопот опровергнуть его, в то время как вам это было бы гораздо легче.

– Значит, вы поверили, что я никогда не ем. Вы же ученый, доктор Лэннинг! Подумайте только, где здесь логика? Никто не видел, чтобы я ел, следовательно, я никогда не ем. Что и требовалось доказать. Ну, знаете ли…

– Вы пользуетесь приемами прокурора, чтобы запутать очень простой вопрос.

– Наоборот, я пытаюсь прояснить вопрос, который вы с Куинном очень усложняете. Дело в том, что я мало сплю, это правда, и, конечно, никогда еще не спал при посторонних. Я не люблю есть с другими людьми – это необычно, вероятно, это нервное, но это не причиняет никому вреда. Послушайте, доктор Лэннинг. Представьте, что политик, стремящийся во что бы то ни стало устранить своего противника, наталкивается на такие странности в его частной жизни, о которых я говорил. И вот он находит самое лучшее средство, чтобы как можно эффективнее очернить этого противника, и это средство – ваша кампания. Как вы думаете, скажет ли он вам: “Такой-то – робот, потому что он не ест на людях, и я никогда не видел, чтобы он засыпал на заседании суда, а однажды, когда я ночью заглянул к нему в окно, он сидел с книгой, и в его холодильнике не было продуктов”? Если бы он так вам сказал, вы бы вызвали санитаров со смирительной рубашкой. Но он говорит: “Он никогда не спит, он никогда не ест”. Ослепленные необычностью этого заявления, вы не видите, что его невозможно доказать. Вы играете ему на руку, внося свой вклад в шумиху.

– Тем не менее, сэр, – начал Лэннинг с угрожающим упорством, – считаете вы это дело серьезным или не считаете, но чтобы его прекратить, необходим только тот обед, о котором я говорил.

Байерли снова повернулся к женщине, которая все еще внимательно разглядывала его.

– Извините, я правильно уловил ваше имя? Доктор Сьюзен Кэлвин?

– Да, мистер Байерли.

– Вы психолог “Ю.С.Роботс”?

– Простите, робопсихолог.

– А разве психология роботов так отличается от человеческой?

– Огромная разница. – Она позволила себе холодно улыбнуться, – Прежде всего, роботы глубоко порядочны.

Уголки рта юриста дрогнули в улыбке.

– Ну, это тяжелый удар. Но я хотел сказать вот что. Раз вы психо… робопсихолог, да еще женщина, вы, наверное, сделали кое-что, о чем доктор Лэннинг не подумал.

– Что именно?

– Вы захватили с собой в сумочке какую-нибудь еду.

Что-то дрогнуло в привычно равнодушных глазах Сьюзен Кэлвин. Она сказала:

– Вы удивляете меня, мистер Байерли…

Открыв сумочку, она достала яблоко и спокойно протянула ему. Доктор Лэннинг, затаив волнение, напряженно следил, как оно перешло из одной руки в другую.

Стивен Байерли спокойно откусил кусок и так же спокойно проглотил его.

– Видели, доктор Лэннинг?

Доктор Лэннинг облегченно вздохнул. Даже его брови какое-то мгновение выражали некоторую доброжелательность. Но это продолжалось лишь одно недолгое мгновение. Сьюзен Кэлвин сказала:

– Мне, естественно, было интересно посмотреть, съедите ли вы его, но это, конечно, ничего не доказывает.

– Разве? – ухмыльнулся Байерли.

– Конечно. Очевидно, доктор Лэннинг, если бы этот человек был человекоподобным роботом, имитация была бы полной. Он слишком похож на человека. В конце концов, мы всю жизнь видим людей, и нас нельзя было бы обмануть чем-нибудь приблизительно похожим. Он должен быть совершенно похож. Обратите внимание на текстуру кожи, на цвет радужных оболочек, на конструкцию кистей рук. Если это робот, то жаль, что не “Ю.С.Роботс” изготовила его, потому что он прекрасно сработан. И разве тот, кто позаботился о таких мелочах, не сообразил бы добавить несколько устройств для еды, сна, выделения? Может быть, только на крайний случай: например, чтобы предотвратить такое положение, которое создалось сейчас. Так что обед ничего не докажет.

– Погодите, – возразил Лэннинг, – я не такой уж дурак, каким вы оба пытаетесь меня изобразить. Мне не важно, человек мистер Байерли или нет. Мне нужно выручить из беды нашу корпорацию. Публичный обед покончит с этим делом навсегда, что бы там ни делал Куинн. А тонкости можно оставить юристам и робопсихологам.

– Но, доктор Лэннинг, – сказал Байерли, – вы забываете о политике, которая замешана в этом деле. Я так же стремлюсь быть избранным, как Куинн – воспрепятствовать этому. Кстати, вы заметили, что назвали его имя? Это мой старый профессиональный трюк. Я знал, что вы его назовете.

Лэннинг покраснел.

– При чем здесь выборы?

– Скандал, сэр, – это палка о двух концах. Если Куинн хочет объявить меня роботом и осмелится сделать это, у меня хватит мужества принять вызов.

– Вы хотите сказать, что… – Лэннинг не скрывал испуга.

– Вот именно. Я хочу сказать, что позволю ему действовать – выбрать себе веревку, попробовать ее прочность, отрезать нужный кусок, завязать петлю, сунуть туда голову и оскалить зубы. А все остальные мелочи я сделаю сам.

– Вы очень уверены в себе.

Сьюзен Кэлвин поднялась.

– Пойдемте, Альфред. Мы не переубедим его.

– Вот видите, – Байерли улыбнулся, – вы и в человеческой психологии разбираетесь.

Но вечером, когда Байерли поставил свой автомобиль на транспортер, ведущий в подземный гараж, и подошел к двери своего дома, в нем, казалось, не было той уверенности в себе, которую невольно отметил доктор Лэннинг. Когда он вошел, человек, сидевший в инвалидном кресле на колесах, с улыбкой повернулся к нему. Лицо Байерли засветилось любовью. Он подошел к креслу.

Хриплый, скрежещущий шепот калеки вырвался из перекошенного вечной гримасой рта, который зиял на лице, наполовину скрытом шрамами и рубцами.

– Ты сегодня поздно, Стив.

– Знаю, Джон, знаю. Но я сегодня столкнулся с одной необычной и интересной трудностью.

– Да? – Ни изуродованное лицо, ни еле слышный голос ничего не выражали, но в ясных глазах была видна тревога. – Ты не можешь с ней справиться?

– Я еще не уверен. Может быть, мне понадобится твоя помощь. Главный-то умница у нас – ты. Хочешь, я отнесу тебя в сад? Прекрасный вечер.

Его могучие руки подняли Джона с кресла. Они мягко, почти нежно обхватили плечи и забинтованные ноги калеки. Осторожно, медленно Байерли прошел через комнаты, спустился по пологому скату, специально приспособленному для инвалидного кресла, и через заднюю дверь вышел в сад, окруженный стеной с колючей проволокой по гребню.

– Почему ты не даешь мне ездить в кресле, Стив? Это глупо.

– Потому что мне нравится тебя носить. Ты против? Ведь ты и сам рад на время вылезти из этой механизированной телеги. Как ты себя сегодня чувствуешь?

Он с бесконечной заботой опустил Джона на прохладную траву.

– А как я могу себя чувствовать? Но расскажи о своих трудностях.

– Тактика Куинна в избирательной кампании будет основана на том, что он объявит меня роботом.

Джон широко раскрыл глаза.

– Откуда ты знаешь? Это невозможно. Я не верю.

– Ну, я же тебе говорю. Сегодня он прислал ко мне ученых заправил из “Ю.С.Роботс”.

Руки Джона медленно обрывали одну травинку за другой.

– Ясно. Ясно.

Байерли сказал:

– Но мы можем предоставить ему выбрать оружие. У меня есть идея. Послушай и скажи, не можем ли мы сделать вот как…

В этот же вечер в конторе Альфреда Лэннинга разыгралась немая сцена. Фрэнсис Куинн задумчиво разглядывал Альфреда Лэннинга, тот яростно уставился на Сьюзен Кэлвин, а она, в свою очередь, бесстрастно глядела на Куинна.

Фрэнсис Куинн прервал молчание, сделав неуклюжую попытку разрядить атмосферу.

– Блеф! Он на ходу все это придумал.

– И вы готовы сделать ставку на это, мистер Куинн? безразлично спросила доктор Кэлвин.

– Ну в конце концов эта ваша ставка.

– Послушайте, – громкие слова доктора Лэннинга скрывали явный пессимизм, – мы сделали то, о чем вы просили. Мы видели, как этот человек ест. Смешно предполагать, что он робот.

– И вы так думаете? – Куинн повернулся к Кэлвин. – Лэннинг говорил, что вы специалист.

Лэннинг заговорил почти угрожающе:

– Слушайте, Сьюзен…

Куинн вежливо прервал его:

– Позвольте, а почему бы ей и не высказаться. Она здесь сидит и молчит уже полчаса.

Лэннинг почувствовал себя совершенно измученным. Ему уже казалось, что от помешательства его отделяет всего один шаг.

– Ладно, говорите, Сьюзен. Мы не будем вас прерывать.

Сьюзен Кэлвин серьезно посмотрела на него, потом перевела холодный взгляд на мистера Куинна.

– Есть только два способа определенно доказать, что Байерли – робот. До сих пор вы предъявляете косвенные улики, которые позволяют выдвинуть обвинение, но не доказать его. А я думаю, что мистер Байерли достаточно умен, чтобы отбить такое нападение. Вероятно, и вы так думаете, иначе бы вы не пришли к нам. Доказать же можно двумя способами физическим и психологическим. Физически вы можете вскрыть его или же использовать рентген. Каким образом – дело ваше. Психологически можно изучить его поведение. Если это позитронный робот, он должен подчиняться Трем Законам Роботехники. Позитронный мозг не может быть построен иначе. Вы знаете эти Законы, мистер Куинн?

Она медленно и отчетливо прочла на память, слово в слово, знаменитые Законы, которые напечатаны крупным шрифтом на первой странице “Руководства по Роботехнике”.

– Я слышал о них, – сказал Куинн небрежно.

– Тогда вы легко поймете меня, – сухо ответила робопсихолог. – Если мистер Байерли нарушит хоть один из этих Законов – он не робот. К несчастью, только в этом случае мы получаем определенный ответ. Если же он выполняет Законы, то это ничего не доказывает.

Куинн вежливо поднял брови:

– Почему, доктор?

– Потому, что, если хорошенько подумать, Три Закона Роботехники совпадают с основными принципами большинства этических систем, существующих на Земле. Конечно, каждый человек наделен инстинктом самосохранения. У робота это Третий Закон. Каждый “порядочный” человек, чувствующий свою ответственность перед обществом, подчиняется определенным авторитетам. Он прислушивается к мнению своего врача, своего хозяина, своего правительства, своего психиатра, своего приятеля; он исполняет Законы, следует обычаям, соблюдает приличия, даже если они лишают его некоторых удобств или подвергают опасности. А у роботов это – Второй Закон. Кроме того, предполагается, что каждый “хороший” человек должен любить своих ближних, как себя самого, защищать своих товарищей, рисковать своей жизнью ради других. Это у робота – Первый Закон. Попросту говоря, если Байерли исполняет все Законы Роботехники, он – или робот, или очень хороший человек.

– Значит, – произнес Куинн, – вы никогда не сможете доказать, что он робот?

– Я, возможно, смогу доказать, что он не робот.

– Это не то, что мне нужно.

– Вам придется удовлетвориться тем, что есть. А что вам нужно, это ваше дело.

В этот момент Лэннингу пришла в голову неожиданная идея Он с трудом выговорил:

– Постойте! А не приходило вам в голову, что должность прокурора – довольно странное занятие для робота? Судебное преследование людей, смертные приговоры – огромный вред, причиняемый людям…

– Нет, вы так не вывернетесь, – заявил Куинн. – То, что он окружной прокурор, еще не означает, что он человек. Разве вы не знаете его биографии? Да он хвастает тем, что ни разу не возбуждал дела против невиновного; что десятки людей остались на свободе только потому, что улики против них его не удовлетворяли, хотя он и мог бы, вероятно, уговорить присяжных казнить их! И так оно и есть.

Худые щеки Лэннинга дрогнули:

– Нет, Куинн, нет! В Законах Роботехники ничего не говорится о виновности человека. Робот не может решать, заслуживает ли человек смерти. Не ему об этом судить. Он не может причинить вред ни одному человеку – будь то негодяй или ангел.

– Альфред, – в голосе Сьюзен Кэлвин прозвучала усталость, – не говорите глупостей. Что, если робот увидит маньяка, собирающегося поджечь дом с людьми? Он остановит его или нет?

– Конечно.

– А если единственным способом остановить его будет убийство?

Лэннинг издал какой-то неопределенный звук и промолчал.

– В таком случае, Альфред, он сделает все, чтобы не убивать его. Если бы маньяк все-таки умер, робот нуждался бы в психотерапии. Иначе он сам мог бы сойти с ума, поставленный перед таким противоречием – нарушить букву Первого Закона, чтобы быть верным его духу. Но человек был бы все-таки убит, и его убил бы робот.

– Что же, Байерли, по-вашему, должен быть сумасшедшим? – осведомился Лэннинг, вложив в эти слова весь сарказм, на который он был способен.

– Нет, но он сам не убил никого. Он лишь вскрывает факты, свидетельствующие о том, что данный человек опасен для множества остальных людей, которых мы называем обществом.