Доктор Сартон считал, что это говорит наше невежество и что ни присказками, ни снотворным от землян не отделаться. Те космониты, говорил он, которые поставили задачу переделать Землю, должны отказаться от изоляции Космотауна и смешаться с землянами. Они должны жить как земляне, думать, как думают те, быть, как они.
– Космониты? Но это же невозможно! – воскликнул Бейли.
– Вы совершенно правы, – согласился с ним Дэниел. – Несмотря на эту теорию, сам доктор Сартон был не в силах поселиться в городе, и он знал это. Он бы не вынес его громадных размеров и такого скопления людей. Даже если бы под угрозой оружия его и вынудили жить среди вас, внешняя среда так довлела бы над ним, что он никогда бы не проник в сокровенные тайны, которых искал…
– Не забывайте, как космониты трясутся над свои здоровьем, – прервал его Бейли. – Из-за одного этого они побоятся поселиться у нас.
– И это тоже. Внешние Миры не знают, что такое болезнь в земном смысле. А неизвестность всегда пугает. Доктор Сартон понимал все это и тем не менее настаивал на глубоком изучении землян и их образа жизни.
– Похоже, что он сам загнал себя в угол.
– Не совсем. Все эти трудности касаются лишь людей-космонитов. Роботы – совсем другое дело.
«Дьявольщина, всё время забываю, что он робот», – подумал Бейли, и в слух сказал:
– Вот как?
– Да, – ответил Р. Дэниел. – Мы, естественно, более гибки. По крайней мере в этом отношении. Нас легче приспособить к жизни на Земле. Если внешне робот будет исключительно тонкой копией человека, земляне примут его и позволят ближе изучить свою жизнь.
– И вот вы… – осенило вдруг Бейли.
– …и есть такой робот, – подхватил Дэниел. – Целый год доктор Сартон разрабатывал проект и конструкцию новых роботов. Я первый и пока лишь единственный экземпляр. К сожалению, моё образование ещё не закончено, так-как из-за убийства доктора Сартона меня решили использовать раньше намеченного срока.
– Значит, не все ваши роботы такие, как вы? То есть, они всё-таки больше походят на роботов, чем на людей?
– Разумеется. Внешний вид робота зависит от его назначения. Именно поэтому я и являюсь точным подобием человека. Другие роботы отличаются от меня, хотя все они имеют человеческий облик. И, уж конечно, они выглядят лучше, чем те невероятно примитивные модели, которые мы встретили в магазине. Неужели все ваши роботы такие?
– Более или менее, – ответил Бейли. – Вам это не нравится?
– Конечно, нет, – сказал Р. Дэниел. – Трудно заставить поверить людей в ум робота, пока внешне он лишь грубая пародия на человека. Разве ваши заводы не могут выпускать лучшие образцы?
– Я уверен, что могут, Дэниел. Но мы предпочитаем знать, когда имеем дело с роботом, а когда нет.
Бейли посмотрел роботу прямо в глаза. Они были ясными в влажными, как у человека, однако Бейли показалось, что взгляд их был слишком упорным и малоподвижным, в отличие от живого человеческого взгляда.
– Надеюсь, что со временем пойму эту точку зрения, – спокойно сказал Р. Дэниел.
Какое-то мгновение Бейли казалось, что он уловил сарказм в его словах, но тут же отбросил эту нелепую мысль.
– Во всяком случае, – продолжал Р. Дэниел, – доктор Сартон ясно себе представлял, что это одна из проблем С/Fе.
– Це-фе? Что это такое?
– Химически символы, обозначают элемент углерода и железа, Илайдж. Углерод составляет основу человеческой жизни, а железо – жизни робота. Поэтому символами С/Fе легко обозначить культуру, сочетающую в себе лучшие качества обоих на равной, но параллельной основе.
– Це-ферум… Это пишется через чёрточку или как?
– Нет, Илайдж. Между символами принято проводить диагональную линию. Тем самым предпочтение не отдаётся ни тому, ни другому, но подчёркивается слияние обоих.
Бейли вдруг спохватился, что с интересом слушает робота. Программа обязательного образования на Земле почти не даёт знаний по истории и социологии Внешних Миров после Великого Восстания, давшего им независимость. К тому же дешёвые книгофильмы создали своё галерею образцов пришельцев из Внешних Миров: промышленного магната, желчного и эксцентричного; его прекрасной наследницы, как правило поражённой чарами одного из землян и находящей утешение от всех невзгод в любви; надменного соперника-космонита, злобного и глупого неудачника. Эти романы приносят один только вред, потому что в них искажаются самые очевидные факты. Всем известно, что космониты никогда не появлялись в городах и покуда на Земле ещё не высадилась ни одна представительница Внешних Миров.
Впервые в своей жизни Бейли почувствовал какое-то странное любопытство. Как же всё-таки живут космониты?
С трудом он заставил себя вернуться к тому, что занимало сейчас их обоих.
– Кажется, до меня дошло, куда вы клоните, – обратился он к Дэниелу. – Ваш доктор Сартон подошёл к проблеме создания на Земле цивилизации С/Fе с новой и обнадёживающей позиции. Наши консерваторы, они ещё называют себя медиевистами, забеспокоились. Они перепугались, что ему это удастся. Вот они и убили его. Отсюда и ваша версия об организованном заговоре, а не случайном убийстве. Верно?
– Приблизительно так, Илайдж.
Бейли задумчиво и негромко присвистнул. Его длинные пальцы слегка барабанили по столу.
– Шито белыми нитками, – покачал он головой.
– Простите. Я вас не понял.
– Я пытаюсь представить себе картину убийства. Один из наших идёт в Космотаун, находит Сартона, уничтожает его и уходит. Не получается! Ведь вход в Космотаун охраняется.
Р. Дэниел кивнул.
– Я думаю, будет вернее сказать, что в Космотаун невозможно проникнуть через вход незамеченным, – заметил он.
– В таком случае куда годится ваша теория?
– Она бы не годилась, если в Космотаун из Нью-Йорка можно было проникнуть только через вход.
Бейли задумчиво посмотрел на своего партнёра.
– Пути, который соединяет оба города напрямую, – заметил Р. Дэниел и замолчал. – Все ещё не понятно?
– Увы, нет.
– Тогда, если вы не обидитесь, я постараюсь объяснить. Не дадите ли вы мне лист бумаги и графер? Благодарю вас. Смотрите, партнёр Илайдж. Вот я изобразил большой круг. Это Нью-Йорк. Круг поменьше – Космотаун. В точке их соприкосновения я начертил стрелку. Это – вход. Вы и теперь не видите никакого другого пути? – снова спросил Р. Дэниел.
– Не вижу. Другого пути нет.
– В каком-то смысле я рад, что вы так сказали, – начал Р. Дэниел. – Это совпадает с тем, чему меня учили о земном мышлении. Барьер и проход в нём – единственная прямая связь между городами. Но ведь Нью-Йорк и Космотаун стоят на открытом пространстве. Кто-нибудь из землян мог свободно покинуть город, пересечь открытое пространство и беспрепятственно проникнуть в Космотаун.
Бейли облизал пересохшие губы и переспросил:
– Пересечь открытое пространство?
– Да.
– Пересечь открытое пространство! В одиночку?
– Почему бы и нет?
– Пешком?
– Несомненно. Так меньше всего опасности быть замеченным. Убийство произошло в начале рабочего дня, поэтому переход был осуществлён до рассвета.
– Невероятно! В городе не найдётся человека, способного на это. Уйти из города? В одиночку?
– В обычных условиях, возможно, и не нашлось бы. Согласен. Мы, космониты, это знаем. Поэтому охраняется только вход. Даже во время Барьерного бунта земляне атаковали лишь барьер, защищавший вход к нам. Ни один из них не покинул город.
– Ну и что дальше?
– Перед нами необычная ситуация. Мы имеем дело не со стихийным нападением толпы, следующей по линии наименьшего сопротивления. Речь идёт о попытке небольшой группы людей нанести удар с таким расчётом, чтобы застать нас врасплох. Вот вам и объяснение, как житель Земли, по вашим словам, мог проникнуть в Космотаун, найти доктора Сартона, убить его и скрыться. Нападение совершено из-за полной беспечности с нашей стороны.
Бейли покачал головой.
– Слишком невероятно. Вы что-нибудь сделали для проверки этой версии?
– Да. Ваш комиссар полиции оказался на месте почти в самый момент убийства…
– Знаю. Он говорил мне.
– Вот, Илайдж, ещё один пример того, как тщательно выработано время убийства. Комиссар в прошлом сотрудничал с доктором Сартоном. На него-то и рассчитывал доктор Сартон, чтобы начать проникновение в город таких роботов, как я. В то утро ох хотел обсудить свои планы с комиссаром. Убийство же приостановило их осуществление. Оттого, что в момент убийства на территории Космотауна находился ваш комиссар полиции, обстановка запуталась ещё больше…
– Но я отвлёкся, – продолжал Р. Дэниел. – Мы сказали вашему комиссару: «Человек, наверное, прошёл по открытому пространству». Как и вы, он ответил: «Невозможно» или «Недопустимо». Он, естественно, был очень расстроен, и это, вероятно, помешало ему разглядеть самое главное. Тем не менее мы потребовали от него немедленной проверки этой версии.
Бейли подумал о разбитых очках комиссара и, несмотря на свои мрачные мысли, даже слегка улыбнулся. Бедный Джулиус! Конечно, он был расстроен. Вряд ли он стал делиться своей бедой с высокомерными космонитами, которые с особенным отвращением относятся ко всяким физическим недостаткам землян, не подвергающихся генетическому отбору. Едва ли он стал ронять перед ними свой престиж, которым он, комиссар полиции Джулиус Эндерби, так дорожил. Да, землянам нужно хотя в чём-то держаться друг друга. Во всяком случае, от Бейли робот никогда не узнает, что комиссар близорук.
Р. Дэниел продолжал:
– Один за другим мы проверили все выходы из города. Знаете, сколько их?
Бейли покачал головой и произнёс наугад:
– Двадцать?
– Пятьсот два.
– Не может быть!
– Вначале их было ещё больше. А сейчас осталось только пятьсот два. Ваш город меняется медленно, Илайдж. Когда-то он стоял под открытым небом и люди свободно выходили за его пределы.
– Конечно. Я это знаю.
– Потом, когда город накрыли куполом, выходов было довольно много. И сейчас их ещё пятьсот два. Остальные застроили или закрыли. Кстати, мы не учитывали площадки для воздушного транспорта.
– Ну и что показала проверка?
– Безнадёжно мало. Эти выходы не охраняются. Никто из ваших чиновников не считает это в своей компетенции. Создалось впечатление, что они и не подозревают о их существовании. Поэтому можно выйти и вернуться в город совершенно незамеченным.
– Ну, что ещё? Оружие, конечно, исчезло.
– Конечно.
– Какие-нибудь улики?
– Никаких. Мы тщательно обследовали пространство вокруг Космотауна. Сельскохозяйственные роботы как потенциальные свидетели оказались совершенно бесполезными. Они ведь едва отличаются от машин, а людей там не было.
– Так, так… Что же дальше?
– Не обнаружив ничего у нас, в Космотауне, мы будем продолжать расследование в Нью-Йорке. Сейчас наша задача – обнаружить подрывные организации, если они есть, тщательно проверить всех инакомыслящих…
– Сколько вы собираетесь здесь пробыть? – прервал его Бейли.
– Сколько понадобится. Чем меньше, тем лучше.
– Понятно, – сказал Бейли задумчиво. – Жаль, что вам не дали другого напарника.
– Что вы, – возразил робот, – комиссар высоко отзывался о вашей лояльности и способностях.
– Очень мило с его стороны, – сказал Бейли язвительно.
«Бедный Джулиус, – подумал он, – совесть его мучает, вот он и старается ради меня».
– Но мы не ограничивались одним лишь отзывом комиссара, – заметил Р. Дэниел, – и навели справки сами. Вы открыто выступили против использования роботов у вас в отделе.
– Ну и что? Вам это не по вкусу?
– Отнюдь. Вы, видимо, выражали собственное мнение. Однако пришлось тщательно проверить ваш психологический тип. Оказалось, что, несмотря на отвращение к роботам, по долгу службы вы стали бы сотрудничать с одним из них. У вас необычайно высоко развито чувство долга и уважение к законной власти. Это то, что нам нужно. Комиссар Эндерби правильно вас охарактеризовал.
– Вы лично ничего не имеете против моего отношения к роботам?
– Нет, если это не помешает вам работать со мной и помочь мне выполнить задание.
Бейли был обескуражен.
– Ну хорошо, скажем, я прошёл тест, а как вы? – спросил он вызывающе.
– Почему вы считаетесь детективом?
– Я вас не понимаю.
– Ваше назначение – сбор информации, так ведь? Вы человекоподобная машина, призванная снабжать космонитов фактами о жизни людей.
– Неплохое начало для расследования, согласитесь? Быть машиной, накапливающей информацию?
– Для начала, быть может, и неплохо. Но это далеко не всё, что нужно детективу.
– К тому же в последний момент мои электронные цепи были перестроены.
– Любопытно узнать, каким образом, Дэниел?
– Очень просто. Моим мотивированным элементам было задано сильное стремление к справедливости.
– К справедливости! – воскликнул Бейли. Ирония слетела с его лица, уступив место выражению откровенного недоверия.
Р. Дэниел вдруг резко повернулся лицом к двери и сказал:
– Там кто-то есть.
Он не ошибся. Дверь отворилась, и в комнату вошла бледная, с поджатыми губами Джесси.
– В чём дело, Джесси? Что случилось? – забеспокоился Бейли.
– Простите, – тихо ответила Джесси, не глядя мужу в глаза. – Мне пришлось… – Она замолчала.
– Где Бентли?
– Он переночует в Детском зале.
– Как так? Ведь я велел вам вернуться.
– Ты сказал, что твой напарник останется здесь на ночь. Вот и подумала, что ему понадобится комната Бентли.
– Не понадобится, Джесси, – вмешался Р. Дэниел.
Джесси подняла глаза на Р. Дэниела, всматриваясь ему в лицо.
Бейли углубился в созерцание кончиков своих пальцев, охваченный предчувствием того, что может сейчас произойти и чего он не в силах предотвратить. Наступила тишина, тяжесть которой он ощущал физически, а затем откуда-то издалека, словно сквозь слой пластика, до него донёсся голос жены:
– По-моему, вы – робот, Дэниел.
Спокойным, как всегда, голосом, Р. Дэниел ответил:
– Вы правы.
6. Шёпот в комнате
На самых верхних этажах некоторых богатейших секторов города расположены естественные солярии. Их воздухонепроницаемые кварцевые окна, снабжены металлическими ставнями, пропускают внутрь потоки солнечного света. Здесь загорают жены и дочери самых высокопоставленных чиновников. Здесь каждый вечер происходит необычайное явление.
Здесь наступает ночь.
В остальной части города (включая искусственные солярии, где миллионы горожан, по строгому расписанию, могут изредка подвергаться ультрафиолетовому излучению) смена дня и ночи – понятие весьма условное.
Деловая жизнь могла бы вестись непрерывно: в три восьмичасовых или четыре шестичасовых смены – и «днём», и «ночью». Время от времени за это ратуют некоторые любители гражданских реформ, ссылаясь на интересы развития экономики и производства.
И каждый раз их идеи отвергаются.
И так уж во имя этой экономики пришлось пожертвовать тем, к чему привыкли люди прежних времён: простором, уединённым образом жизни и даже отчасти личной свободой. Но эти привычки возникли вместе с цивилизацией – не более десяти тысяч лет назад, тогда как привычке укладываться спать с наступлением ночи столько же лет, сколько самому человеку, – около миллиона, и избавиться от неё не так просто. Хоть самой ночи в городе не видно, её можно узнать по тому, как гаснут в квартирах огни и замедляется ритм жизни. Пусть ни полуденное солнце, ни полночная луна не освещает крытых улиц, всё же человечество следует молчаливым указаниям часовой стрелки.
Экспрессы пустеют, затихает шум на улицах, тают толпы людей в громадных подвалах между зданиями. Город Нью-Йорк погружается в сон.
Лайджу Бейли не спалось. В комнате было темно, и где-то рядом с ним в кровати притаилась Джесси. По ту сторону стены сидел, стоял, а может, и лежал – терялся в догадках Бейли – Р. Дэниел Оливо.
– Джесси, – прошептал Бейли. – Джесси!
– В чём дело? – Она зашевелилась под простынёй.
– Джесси, мне и так трудно, а тут ещё ты…
– Мог бы сказать мне.
– Да не мог я! Не знал, как… Слушай, Джесси!
– Ш-ш-ш…
Бейли снова перешёл на шёпот:
– Как ты догадалась? Скажи.
Джесси повернулась к нему. Он почувствовал направленный на него сквозь темноту взгляд жены.
– Лайдж, – едва слышно вздохнула она, – он может нас услышать? Этот робот?
– Нет, если говорить шёпотом.
– Почём знать. Может его уши различают малейший звук. Эти космонитские роботы способны на все.
Для Бейли это не секрет. Пропаганда робототехники превозносит чудодейственные свойства космонитских роботов: их неутомимость, совершенство органов чувств, те бесчисленные услуги, которыми они могут осчастливить человечество. Лично он считал, что здесь явно пересолили. Земляне стали ещё больше ненавидеть роботов за их превосходство над собой.
– Дэниел не такой, – прошептал он в ответ. – Они нарочно сделали его похожим на человека. Поэтому он и слышит, как человек.
– Откуда ты знаешь?
– Было бы слишком опасно наделять его сверхчеловеческими чувствами: он мог бы случайно себя выдать. Он бы знал и умел слишком много.
– Что ж, возможно.
Опять наступила тишина.
– Джесси, это только до тех пор, пока… В общем, прошу тебя, не надо сердиться.
– Сердиться? Ты чудак, Лайдж. Я вовсе не сержусь. Я боюсь. Я перепугалась до смерти.
Она всхлипнула и схватилась за ворот его пижамы. Его охватила тревога.
– Не бойся, Джесси. Не волнуйся. Он совершенно безобидный, клянусь тебе.
– А ты не можешь избавиться от него, Лайдж?
– Ты же знаешь, что не могу. Ведь это задание управления. Как можно?
– Какое задание, Лайдж? Расскажи мне.
– Вот тебе и на. Ты меня удивляешь, Джесси. – Он протянул в темноте руку и погладил её по мокрой от слёз щеке рукавом пижамы он тщательно вытер ей глаза. – Слушай, – сказал он нежно, – не будь ребёнком.
– Пусть поручат это задание кому-нибудь ещё. Пожалуйста, Лайдж, попроси их.
Теперь его голос звучал не так нежно:
– Джесси, ты не первый год замужем за полицейским, и пора бы тебе знать, что задание есть задание.
– Да, но почему именно ты?
– Джулиус Эндерби…
– Как это я не сообразила? – прервала она его. – Сказал бы своему Джулиусу Эндерби, чтобы он хоть раз избавил тебя от чёрной работы. Ты слишком покорный, Лайдж, а сейчас…
– Ну, не надо, не надо, Джесси, – успокаивал он её.
Она замолчала, вся дрожа.
Бейли подумал: «Ей никогда не понять».
С тех пор как они поженились, упоминание о Джулиусе Эндерби всегда вызывало у них споры. Эндерби шёл на два года раньше Бейли в Городской административной школе. Они тогда были друзьями. Когда Бейли прошёл комплексную проверку на склонности и нейроанализ показал, что он годен для службы в полиции, Эндерби опередил его и тут: он был уже зачислен в сыскной отдел.
Бейли шёл по стопам Эндерби, но все больше отставал от него. Вообще винить в этом некого. У Бейли вполне хватало и способностей, и рвения, но в одном Эндерби превосходил его. Эндерби был прирождённым руководителем и прекрасно уживался в бюрократическом аппарате.
Комиссар не отличался большим умом, у него были свои странности, например внезапные приступы показного медиевизма. Он был ровен с подчинёнными, никого не обижал, спокойно выслушивал приказы сверху и отдавал из сам без нажима, но достаточно твёрдо. Он даже ладил с космонитами. Пожалуй, он был слишком подобострастен с ними, но они ему доверяли, и городские власти высоко ценили за это комиссара. (В отношении себя Бейли был уверен, что не вынес бы полдня общения с ними, хотя фактически ему пока не доводилось по-настоящему разговаривать с космонитом).
Поэтому на гражданской службе, где общительность и умение ладить с людьми значит больше, чем личные способности человека, Эндерби быстро сделал карьеру и получил уже звание комиссара, тогда как Бейли застрял в классе С-5. Бейли не завидовал разнице их положения, хотя иногда, как всякий смертный, сетовал на судьбу. Однако Эндерби не забыл их прежней дружбы и старался как мог компенсировать свой успех.
Это задание тому пример. Сотрудничать с роботом нелегко и неприятно. Несомненно, однако, что в задании заложены блестящие возможности.
Комиссар ведь мог дать другому попытать счастья. Его просьба об одолжении была лишь прозрачным намёком на это.
Но Джесси смотрела на это совсем по-другому. В подобных случаях она, бывало, выговаривала ему: «Это всё твоя глупая преданность делу. Мне так надоело слушать, как все превозносят твоё чувство долга. Хоть раз о себе подумай. Что-то наверху не очень-то часто вспоминают о своём индексе лояльности».
Бейли лежал с открытыми глазами и ждал, пока они успокоятся. Он должен был все обдумать. Проверить свои подозрения. Он перебирал в уме мельчайшие детали, складывая их в пока ещё неясную картину.
Он почувствовал, как рядом зашевелилась Джесси.
– Лайдж? – прошептала она ему на ухо.
– Что?
– Может быть подать в отставку?
– Не сходи с ума.
– Я серьёзно, – зашептала она возбуждённо. – Зато ты избавишься от этого ужасного робота. Пойди и скажи Эндерби, что с тебя хватит.
Бейли холодно ответил:
– Я не могу подать в отставку в разгар важного расследования. Я не могу бросить все к чёрту, когда мне заблагорассудится. За эти штучки могут деклассировать.
– Ну и что? Ты снова пробьёшься. Ты ведь можешь, Лайдж. Тебя возьмут в любой отдел.
– Деклассированных за служебные проступки на гражданскую службу снова не принимают. Меня могут поставить только на чёрную работу, так же, как и тебя. А Бентли потеряет наследуемые привилегии. Ради бога, Джесси, ты даже не знаешь, что это значит.
– Я читала об этом. Я готова на все, – пробормотала она.
– Ты с ума сошла! Ты просто сошла с ума! – Бейли задрожал всем телом. Перед его мысленным взором вспыхнула знакомая картина: его отец. Отец, которого вынужденное безделье привело к смерти.
Джесси тяжело вздохнула.
Бейли в гневе стал думать о другом. Его ум снова стал рисовать картины убийства.
Он сказал сдавленным голосом:
– Джесси, ты должна сказать. Как ты узнала, что Дэниел робот? Как ты догадалась?
– Понимаешь… – начала она и тут же осеклась. В третий раз она пыталась объяснить ему и почему-то не могла.
Он сжал её руку, принуждая говорить.
– Пожалуйста, Джесси. Что тебя пугает?
– Я просто догадалась, что это робот, Лайдж, – ответила она.
– Ты не могла догадаться, Джесси. Ты не знала, что он робот, до того как ушла. Ну, говори!
– Н-нет, но я стала думать и…
– Продолжай, Джесси. Ну и что?
– Так вот… Понимаешь, приятельницы болтали в туалетной. Ну, ты знаешь, как обычно. Обо всём.
«О, женщины», – подумал Бейли.
– В общем, – продолжала Джесси, – весь город полон слухов.
– Весь город? – Бейли почувствовал, как от восторга у него подпрыгнуло сердце. Ещё одна деталь на месте!
– Во всяком случае, так мне сказали приятельницы. По их словам, в городе скрывается робот космонитов. Его, мол, не отличишь от человека, и он должен работать с нашей полицией. Они даже спросили об этом меня. Смеются и говорят: «А твой Лайдж слышал об этом, Джесси?» Я тоже засмеялась и сказала, что, дескать, не валяйте дурака. Потом мы пошли смотреть фильм в этерекс. Вот тут я и подумала о твоём партнёре. Помнишь, ты принёс домой снимки космонитов, которые Джулиус Эндерби сделал в Космотауне? Я все пыталась вспомнить, кого напоминает твой напарник, и вдруг сообразила, что их. И тут я сказала себе: «О боже, его, наверное, узнали в магазине, а он с Лайджем…» – и тогда я сослалась на головную боль и помчалась…
– Постой, постой, Джесси, – прервал его муж. – Спокойнее. Чего ты боишься? Ведь не самого же Дэниела? Согласись, что не его самого. Ты же прекрасно держалась, когда пришла. Прекрасно. Поэтому…
Он вдруг замолчал и сел в кровати, тараща глаза в темноте.
Он почувствовал, что жена подвигается к нему. Рука Бейли метнулась к ней, нащупала её рот и плотно зажала его. Она напряглась всем телом, пытаясь вывернуться и оттолкнуть его руку, но он прижал руку ещё сильнее.
Потом он вдруг отпустил её. Она всхлипывала.
– Извини, Джесси, – сказал он хриплым голосом. – Я прислушивался.
Он встал и натянул на ноги тёплый пленкопласт.
– Лайдж, куда ты? Не оставляй меня.
– Ничего. Я только к двери.
Его ноги, обутые в пленкопласт, мягко шаркали по полу. Он обошёл кровать, приоткрыл дверь в гостиную и застыл в ожидании. Но ничего не случилось. Было так тихо, что он слышал дыхание Джесси. Он слышал, как глухо стучит кровь в его ушах.
Рука Бейли осторожно протиснулась в щель и безошибочно нашла выключатель потолочного освещения. Он только чуть-чуть к нему притронулся, и потолок тускло засветился, так тускло, что нижняя часть гостиной оставалась в полумраке.
Он увидел, что наружная дверь закрыта, а в гостиной нет ни души. Он повернул выключатель и пошёл в спальню.
Итак, картина стала теперь полной. Все детали на своём месте.
– Что случилось, Лайдж? – испугалась Джесси.
– Ничего, Джесси, ровным счётом, ничего. Его нет.
– Робота? Ты хочешь сказать, что он ушёл? Насовсем?
– Нет, нет. Он вернётся. Но пока ответь на мой вопрос.
– Какой вопрос?
– Чего ты боишься?
Джесси молчала.
– Ты сказала, что до смерти перепугалась, – настаивал Бейли.
– Его.
– Нет, мы уже говорили об этом. К тому же ты знаешь, что робот не опасен для человека.
– Я подумала, – с трудом начала она, – что, если люди узнают, что это робот, начнётся бунт. И нас убьют.
– Почему именно нас?
– Сам знаешь, как бывает во время беспорядков.
– Но ведь никому не известно, где он находится, верно?
– Они могут узнать.
– Значит, этого ты боишься – бунта?
– Понимаешь…
– Ш-ш-ш… – Он прижал Джесси к подушке. Потом наклонился к её уху: – Он вернулся. Слушай меня и не произнести ни слова. Всё в порядке. Он утром уйдёт и больше не вернётся. Никакого бунта не будет, никакого.
Ему стало легко, совершенно легко. Он почувствовал, что теперь он заснёт.
Потом он сказал себе: «Никакого бунта, никакого. Никакого деклассирования».
Уже засыпая, он повторил: «Ни бунта, ни даже самого расследования. Ничего. Разгадка найдена…»
И он уснул.
7. Посещение Космотауна
Комиссар полиции Джулиус Эндерби с необычайной тщательностью протёр стёкла очков и не спеша надел их.
«Ловкий трюк, – подумай Бейли, – делает вид, что занят, а сам пока соображает, что сказать. И денег не стоит, как, например, разжигание трубки».
И уж поскольку эта мысль пришла ему в голову, он вынул свою трубку и погрузил её в тощий кисет. Табак был одной из немногих дефицитных культур, которые пока ещё выращивались на Земле, но этому вскоре должен был прийти конец. Сколько Бейли помнит, цены на табак все идут вверх, а не вниз, а нормы – вниз, а не вверх.
Кончив возиться с очками, Эндерби протянул руку к выключателю на краю стола, и на короткое мгновение дверь со стороны кабинета стала прозрачной.
– Так где он сейчас? – спросил комиссар.
– Попросил показать ему управление. Я поручил это почётное дело Джеку Тобину. – Бейли раскурил трубку и плотно прикрыл крышку.
Как большинство некурящих, комиссар терпеть не мог табачного дыма.
– Надеюсь, вы ему не сказали, что Дэниел робот.
– Конечно, нет.
Чувствовалось, что комиссар нервничает. Он бесцельно крутил рукой автоматический календарь на столе.
– Ну как дела? – спросил он, не глядя на Бейли.
– Так себе.
– Извините, Лайдж.
– Могли бы предупредить, что он так похож на человека, – сказал Бейли твёрдо.
– Как, разве я не сказал? – удивился комиссар. – Чёрт возьми, вам следовало самому сообразить, – добавил он раздражённо. – Неужто вы думаете, я бы стал просить вас взять его на квартиру, если бы он был похож на Р. Сэмми.
– Всё ясно, комиссар, но я никогда не видел такого робота, а вы видели. Я не представлял, что это возможно. Хоть бы предупредили, что ли.
– Ладно, Лайдж, это моя вина. Мне следовало сказать вам. Вы правы. Но я так закрутился со всеми этими делами, нервы буквально на пределе. И на людей кричу без причины… А этот Дэниел – робот нового типа. Находится пока ещё на экспериментальной стадии.
– Он мне все объяснил.
– Ну тогда с этим покончено.
Бейли напрягся. Теперь, пожалуй, пора. Он зажал трубку в зубах и сказал как бы между прочим:
– Р. Дэниел устроил для меня поездку в Космотаун.
– В Космотаун? – возмутился комиссар.
– Да. Это логично, комиссар. Я бы хотел посмотреть место преступления и задать несколько вопросов.
Эндерби решительно покачал головой.
– Мне не нравится эта затея, Лайдж. Мы все осмотрели, и вряд ли вы найдёте там что-нибудь новое. К тому же космониты – странный народ. До того щепетильные… С ними надо уметь обращаться, а у вас не опыта. – Он приложил свою пухлую руку ко лбу и добавил с неожиданной страстью: – Я их ненавижу!
– Чёрт побери, комиссар, – голос Бейли звучал враждебно, – раз робот пришёл сюда – я должен побывать у них! Не хватает ещё, чтобы этот тип обошёл меня. Конечно, если вы думаете, что мне не справиться с заданием…
– Что вы, Лайдж! Дело не в вас – дело в космонитах. Вы совсем их не знаете.