– А если я лягу на спину, я не раздавлю баллоны? – спросил Денисон.

– Конечно, нет. Но ложиться тем не менее не стоит. Особенно прямо на голый камень. Температура поверхности всего лишь сто двадцать по Кельвину или, если вам так больше нравится, сто пятьдесят градусов ниже нуля, а потому чем меньше площадь соприкосновения с почвой, тем лучше. На вашем месте я бы села.

– Ну хорошо, – Денисон, покряхтывая, осторожно сел лицом к северу, так, чтобы не видеть Землю. – Взгляните-ка на звезды!

Селена села напротив него. Она чуть повернула голову, и в свете Земли он смутно различил за стеклом скафандра ее лицо.

– Но ведь звезды видны и с Земли, – сказала она удивленно.

– Не так, как здесь. Даже в безоблачную погоду воздух поглощает часть их света. От различий температуры в разных слоях атмосферы они мерцают, а в электрическом зареве над городами и вовсе теряются.

– М-да!

– А вам тут нравится, Селена? На поверхности?

– Нельзя сказать, чтобы очень, но иногда бывает даже приятно. Ну конечно, я как гид постоянно сопровождаю сюда туристов.

– А на этот раз меня?

– Когда, наконец, вы поймете, Бен, что это совсем не одно и то же? Для туристов существует один-единственный маршрут, очень легкий и неинтересный. Не думаете ли вы, что мы приводим туристов на скат? Это спорт для лунян и грантов. И в основном для грантов.

– По-видимому, он все же не слишком популярен. Тут нет никого, кроме нас.

– Это ничего не значит. Посмотрели бы вы, что здесь делается в дни состязаний! Но вам тогда поверхность понравилась бы, наверное, куда меньше.

– Не скажу, чтобы она так уж нравилась мне сейчас. Значит, скольжение – это в основном иммигрантский вид спорта?

– Пожалуй. Луняне, как правило, не слишком любят поверхность.

– А доктор Невилл?

Вас интересует, как он относится к поверхности?

– Да.

– Честно говоря, не думаю, чтобы он хоть раз поднимался сюда. Завзятый горожанин. А почему это вас заинтересовало?

– Когда я сказал, что хочу осмотреть солнечные аккумуляторы, он как будто не имел ничего против, но сам отправиться со мной не пожелал, Я прямо его об этом попросил, чтобы было кому задавать вопросы, а он отказался, причем в довольно резкой форме.

– Надеюсь, вы нашли кому задавать вопросы?

– О да. И, кстати, он тоже был иммигрантом… Возможно, отношение доктора Невилла к Электронному Насосу объясняется как раз этим.

– О чем вы говорите?

– Ну… – Денисон откинулся и поочередно взбросил ноги, с ленивым удовольствием следя за тем, как они медленно поднимаются и опускаются. – А ведь приятно! Послушайте, Селена… Я имел в виду вот что: Невилл почему-то жаждет установить на Луне Электронный Насос, хотя вам вполне достаточно солнечных аккумуляторов. На Земле мы ими воспользоваться не можем, потому что там для солнечного света слишком много помех и Солнце не может служить таким же постоянным и надежным источником энергии во всех диапазонах волн, как здесь. В Солнечной системе вообще нет небесного тела, более подходящего для использования солнечных аккумуляторов, чем Луна. Даже Меркурий уступает ей, потому что там слишком жарко. Но солнечные аккумуляторы привязывают вас к поверхности, а раз вы ее не любите…

Селена вдруг вскочила.

– Вставайте, Бен! Довольно сидеть! Вы уже достаточно отдохнули. Вставайте!

Не без труда поднявшись на ноги, Денисон упрямо продолжал:

– А Электронный Насос означал бы, что никому из лунян уже не придется выходить на поверхность, если они сами этого не захотят.

– Тут подъем будет круче, Бен. Мы пойдем вон к тому гребню. Видите, вон там, где земной свет срезается почти точно по горизонтали?

Дальше они шли молча, Денисон заметил, что склон сбоку от них выровнен и уходит вниз широкой полосой, очищенной от пыли.

– Нет, начинающим по скату подниматься не стоит. Он слишком гладок, – сказала Селена, словно в ответ на его мысли. – Держите свое честолюбие в узде, а не то вы потребуете, чтобы я сейчас же обучила вас кенгуровой припрыжке.

Еще не договорив, она сделала кенгуровый прыжок, на лету повернулась к Денисону и объявила:

– Вот мы и пришли. Садитесь, я надену…

Денисон сел лицом к спуску и посмотрел на скат с некоторой опаской.

– Неужели по нему и правда можно скользить?

– Ну конечно. Из-за малой силы тяжести вы на Луне ступаете менее плотно, чем на Земле, а это снижает трение. На Луне гораздо легче поскользнуться, чем на Земле. Вот почему полы у нас в коридорах и комнатах всегда шероховатые – это вовсе не небрежность, как иногда думают земляне. Хотите послушать мою лекцию на эту тему? Ту, которую я читаю туристам?

– Лучше не надо, Селена.

– А к тому же мы наденем коньки.

У нее в руке он увидел небольшой баллон с зажимами и двумя узкими трубками.

– Что это такое? – спросил Денисон.

– Баллончик со сжиженным газом, Он будет выбрасывать струйки газа прямо вам под подошвы, и эта тонкая газовая подушка практически уничтожит трение. Вы будете двигаться, словно в невесомости.

– Мне это не нравится, – строго сказал Денисон. – Использовать на Луне газ для подобных целей – непростительное расточительство!

– Ну послушайте! Неужели, по-вашему, мы стали бы использовать для коньков углекислый газ? Или кислород? Начнем с того, что это природный газ. Это аргон. Он вырывается из лунных пород тоннами, накопившись там за миллиарды лет распада калия сорок… Опять-таки цитата из моей лекции, Бен. Практического применения на Луне аргон почти не находит, а мы можем кататься на коньках хоть миллион лет, не истощив его запасов… Ну вот, ваши коньки и надеты. Погодите, сейчас я надену свои.

– А как они действуют?

– Автоматически, Едва вы начнете скользить на них, откроется клапан и начнется подача газа. Запаса хватит всего на несколько минут, но больше вам и не понадобится. – Она встала и помогла встать ему. – Повернитесь лицом прямо к склону… Смелее, Бен! Уклон ведь совсем небольшой. Вот поглядите, он кажется ровным, как стол.

– Нет, не кажется, – мрачно ответил Денис он. – На мой взгляд, он даст сто очков вперед любому обрыву.

– Чепуха. А теперь слушайте и запоминайте. Разведите ноги примерно на шесть дюймов и одну чуть-чуть выставьте вперед – неважно, левую или правую. Колени подогните. Не наклоняйтесь навстречу ветру, потому что ветра тут нет. Ни в коем случае не оглядывайтесь и не смотрите вверх, но по сторонам при необходимости смотреть можно. А главное, достигнув ровной площадки, не торопитесь остановиться – вы разовьете заметно большую скорость, чем вам будет казаться. Просто дождитесь, чтобы газ весь вышел, и тогда благодаря трению вы постепенно остановитесь.

– Я все перезабуду.

– Отлично будете помнить. Да и я в любую минуту приду вам на помощь. Если же я не успею вас поддержать и вы упадете, не пытайтесь встать или остановиться. Спокойно кувыркайтесь или скользите на спине. Тут нет ни одного опасного выступа.

Денисом сглотнул и посмотрел вперед. Скат, уходящий к югу, был залит земным светом. Крохотные неровности, окруженные пятнышками тени, сверкали особенно ярко, и от этого поверхность ската казалась рябой. Почти прямо перед ним в черном небе висел рельефный серп Земли.

– Готовы? – спросила Селена, упершись рукой в его спину.

– Готов, – со вздохом сказал Денисон.

– Ну, в путь! – она толкнула его вперед.

И Денисон почувствовал, что начинает двигаться. Сначала движение было медленным. Он поглядел через плечо на Селену и пошатнулся.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Я рядом. Внезапно он перестал ощущать под ногами каменный скат – баллон начал подавать газ.

На мгновение Денисону показалось, будто он стоит неподвижно, Его грудь не встречала сопротивления воздуха, подошвы ни за что не задевали. Но когда он снова оглянулся на Селену, то обнаружил, что искры света и пятнышки тени убегают назад со все возрастающей скоростью.

– Глядите на Землю, – раздался у него над ухом голос Селены. – До тех пор пока вы не наберете скорость. Чем быстрее вы будете двигаться, тем устойчивее будете держаться на ногах… Не забывайте подгибать колени! Вы отлично скользите, Бен!

– Для гранта! – пропыхтел Денисон.

– И какое же у вас впечатление?

– Я точно лечу, – ответил он. Пятнышки света и тени по обеим сторонам уносились назад, сливаясь в смутные полоски. Он покосился влево, потом вправо, надеясь избавиться от ощущения, будто поверхность летит назад, и почувствовать, наконец, что это он, он сам устремляется вперед. Но едва это ему удалось, как он тут же вновь уставился на серп Земли, стараясь сохранить равновесие. – Боюсь, это сравнение мало что вам скажет, – добавил он. – Ведь на Луне полет – понятие абстрактное.

– Ну для меня оно уже стало конкретным, По вашим словам, полет похож на скольжение, а это ощущение мне очень хорошо знакомо.

Селена без всякого труда держалась наравне с ним.

Денисон скользил уже так стремительно, что чувствовал свое движение, даже когда смотрел прямо перед собой. Лунный пейзаж впереди распахивался и обтекал его с обеих сторон.

– Какую скорость можно развить при скольжении? – спросил он.

– На настоящих гонках были зарегистрированы скорости свыше ста миль в час, – конечно, на более крутых склонах. Ваш предел будет около тридцати пяти миль.

– Мне кажется, я уже двигаюсь много быстрее.

– На самом деле это не так. Ну, Бен, мы уже почти спустились на равнину, а вы так и не упали. Продержитесь еще немного. Газ сейчас кончится, и вы ощутите трение. Но не вздумайте тормозить сами. Спокойно скользите дальше.

Селена еще не договорила, как Денисон почувствовал под башмаками твердую поверхность. Одновременно возникло ощущение огромной скорости, и он сжал кулаки, стараясь удержаться и не вскинуть руки, словно отвращая столкновение, которого не могло быть. Он знал, что стоит ему приподнять руки, и он опрокинется на спину.

Он прищурился и задержал дыхание. Когда ему уже начало казаться, что его легкие вот-вот лопнут, Селена сказала:

– Безупречно, Бен. Безупречно, Я еще ни разу не видела, чтобы грант не упал во время своего первого скольжения. А потому, если вы все-таки упадете, не расстраивайтесь. Ничего позорного в этом нет.

– Нет уж, я не упаду, – прошептал Денисон, хрипло вздохнул и широко открыл глаза. Земля по-прежнему была все такой же безмятежной и равнодушной, но он двигался медленнее, гораздо, гораздо медленнее… – Селена, я остановился или нет! – спросил он. – Я никак не могу понять.

– Вы стоите. Нет, не двигайтесь. Прежде чем мы вернемся в город, вам следует отдохнуть… Черт побери, ведь я его где-то здесь оставила!

Денисон смотрел на нее, не веря своим глазам. Она поднималась по склону вместе с ним, она скользила вниз вместе в ним, – но он еле держался на ногах от усталости, а она носилась вокруг кенгуровыми прыжками. Шагах в ста от него она нагнулась и воскликнула:

– А! Вот он!

Ее голос звучал в его ушах так же громко, как и прежде, когда она была рядом.

Через секунду Селена вернулась, держа под мышкой пухлый пластмассовый сверток.

– Помните, когда мы поднимались, вы спросили меня, что это такое, а я ответила, что вы сами увидите на обратном пути?

Она аккуратно развернула широкий мешок.

– Называется это лунным ложем, – сказала Селена. – Но мы говорим просто «ложе». Прилагательное «лунный» у нас здесь разумеется само собой.

Она привинтила баллончик к ниппелю и повернула кран.

Мешок начал наполняться. Денисон прекрасно знал, что звуков в безвоздушном пространстве не бывает, и все-таки ждал, что вот-вот услышит шипение.

– Не торопитесь упрекать нас за расточительство! – сказала Селена. – Это тоже аргон.

Мешок тем временем превратился в тахту на шести толстых ножках.

– Ложе вас вполне выдержит, – сообщила Селена. – Оболочка практически нигде не соприкасается с поверхностью, а вакуум помогает сохранять теплоту.

– Неужели оно еще и горячее? – с изумлением спросил Денисон.

– При выходе из баллончика аргон нагревается, но очень относительно. Максимальная его температура равна примерно двумстам семидесяти градусам Кельвина – почти достаточно, чтобы растопить лед, и более чем достаточно для того, чтобы ваш скафандр терял теплоту не быстрее, чем вы ее вырабатываете. Ну, ложитесь.

И Денисон лег, испытывая невыразимое блаженство.

– Чудесно, – сказал он с удовлетворенным вздохом.

– Нянюшка Селена обо всем позаботилась.

Она появилась из-за его спины, скользнула в сторону, приставив ступню к ступне, словно на коньках, оттолкнулась и изящно опустилась возле ложа на локоть и бедро.

Денисон даже присвистнул.

– Как это у вас получается?

– Тренировка. Только не вздумайте мне подражать, лучшем случае разобьете локоть. Но учтите, если я начну замерзать, вам придется потесниться.

– Ну, поскольку мы оба в скафандрах…

– Весьма любезно! Как вы себя чувствуете?

– Неплохо. Уж это ваше скольжение!

– А что? Не понравилось? Вы ведь поставили настоящий рекорд по отсутствию падений. Вы не рассердитесь, если я расскажу про это в городе моим знакомым?

– Пожалуйста. Ужасно люблю, когда меня хвалят… Но неужели вы собираетесь еще раз тащить меня на скат?

– Сейчас? Конечно, нет. Я и сама не стану спускаться два раза подряд. Мы просто подождем здесь, чтобы ваше сердце пришло в норму, а потом вернемся в город. Протяните ноги в мою сторону, и я сниму с вас коньки. В следующий раз я вас научу, как их снимать и надевать.

– Скорее всего, следующего раза не будет.

– Будет, не сомневайтесь. Разве вы не испытывали удовольствия?

– Иногда. В промежутках между припадками ужаса.

– Ну, так в следующий раз припадков ужаса будет меньше, а потом еще меньше, и в конце концов останется одно удовольствие. Я еще сделаю из вас чемпиона.

– Ну уж нет. Для этого я слишком стар.

– Не на Луне. У вас только вид такой.

Денисона окутывал неизъяснимый лунный покой. Он лежал лицом к Земле. Именно ее присутствие в небе помогло ему сохранить равновесие во время спуска, и он испытывал к ней тихую благодарность.

– Вы часто выходите на поверхность, Селена? – спросил он. – То есть я хочу сказать – одна или в небольшой компании. Не во время состязаний.

– Можно сказать – никогда. Если кругом нет людей, все это действует на меня угнетающе. Я даже сама немножко удивлена, как это я решилась отправиться сюда сегодня.

Денисон неопределенно хмыкнул.

– А вас это не удивляет?

– А почему это должно меня удивить? Я считаю, что всякий человек поступает так, как поступает, либо потому, что хочет, либо потому, что должен, и в каждом случае это касается его, а не меня.

– Спасибо, Бен. Нет, я не иронизирую. В вас очень подкупает то, что вы в отличие от других грантов не требуете, чтобы мы укладывались в ваши представления и понятия. Мы, луняне, обитаем под поверхностью – мы пещерные люди, коридорные люди. Ну и что тут плохого?

– Ничего.

– Но послушали бы вы земляшек! А я гид и должна их слушать. Все их мнения и соображения я слышала тысячи раз, и чаще всего на меня обрушивается вот что, – Селена заговорила с пришептыванием, типичным для землян, объясняющихся на общепланетном эсперанто: – «Но, милочка, как вы можете все время жить в пещерах? Неужели вас не угнетает ощущение вечной тесноты? Неужели вам не хочется увидеть синее небо, деревья, океан, почувствовать прикосновение ветра, вдохнуть запах цветов?..» Бен, я могла бы продолжать так часами! А потом они спохватываются: «Впрочем, вы ведь, наверное, даже не знаете, что такое синее небо, и море, и деревья, так что и не тоскуете без них…» Как будто мы не смотрим земных телепрограмм! Как будто у нас нет доступа к земной литературе как зрительной, так и звуковой, а иногда и олифакторной.

Денисону стало весело.

– И какой же полагается давать ответ в подобных случаях?

– Да никакой. Говоришь просто: «Мы к этому привыкли, мадам». Или «сэр», но почти всегда такие вопросы задают женщины. Мужчины, как ни странно, больше интересуются лунной модой. А знаете, что бы я с радостью ответила этим дурам?

– Скажите, скажите. Облегчите душу.

– Я бы им сказала: «Послушайте, мадам, а на черта нам сдалась ваша хваленая планета? Мы не хотим вечно болтаться на поверхности и ждать, что свалимся оттуда или нас сдует ветром. Мы не хотим, чтобы нам в лицо бил неочищенный воздух, чтобы на нас лилась грязная вода. Не нужны нам ваши микробы, и ваша вонючая трава, и ваше дурацкое синее небо, и ваши дурацкие белые облака. Когда мы хотим, то можем любоваться Землей на нашем собственном небе. Но подобное желание возникает у нас нечасто. Наш дом – Луна, и она такая, какой ее сделали мы. Какой мы хотели ее сделать. Она принадлежит нам, и мы создаем свою собственную экологию. Отправляйтесь к себе на Землю, и пусть ваша сила тяжести оттянет вам живот до колен!» Вот что я сказала бы.

– Ну и прекрасно! Теперь всякий раз, когда вам нестерпимо захочется высказать очередной туристке десяток горьких истин, приберегите их для меня, и вам станет легче.

– Знаете что? Время от времени какой-нибудь грант предлагает разбить на Луне земной парк – уголок с земными растениями, выращенными из семян или даже из саженцев, а может быть, и с кое-какими животными. Кусочек родного дома – вот как это обычно формулируется.

– Насколько я понимаю, вы против?

– Конечно, против! Кусочек чьего родного дома? Наш родной дом – Луна. Гранту, который мечтает о «кусочке родного дома», следует просто поскорее уехать к себе домой. Гранты иной раз бывают хуже земляшек.

– Учту на будущее, – сказал Денисом.

– К вам это не относится… пока.

Наступило молчание, и Денисом решил, что Селена сейчас предложит вернуться в город. Конечно, по некоторым соображениям откладывать это надолго не стоит. Но, с другой стороны, он давно не испытывал такого физического блаженства. А на сколько, собственно, рассчитан запас кислорода в его баллоне? От этих размышлений его отвлек голос Селены:

– Бен, можно задать вам один вопрос?

– Пожалуйста. Если вас интересует моя личность, то у меня секретов нет. Рост – пять футов девять дюймов. Вес на Луне – двадцать восемь фунтов. Когда-то был женат. Давно развелся. Один ребенок – дочь, ныне взрослая и замужняя. Учился в университете…

– Нет, Бен, я говорю серьезно. Можно задать вам вопрос про вашу работу?

– Конечно, можно, Селена. Правда, я не знаю, сумею ли я объяснить вам…

– Ну… Вы же знаете, что Бэррон и я…

– Да, знаю, – почти оборвал ее Денисон.

– Мы разговариваем. Он мне кое-что рассказывает. Он упомянул, например, что, по вашему мнению, Электронный Насос может взорвать вселенную.

– Ту ее часть, в которой находимся мы. Не исключено, что он может превратить нашу ветвь Галактики в квазар.

– Нет, вы правда в это верите?

– Когда я приехал на Луну, – сказал Денисон, – я еще сомневался. Но теперь я верю. Я убежден, что это произойдет, и произойдет неизбежно.

– И когда, как по-вашему?

– Вот этого я точно сказать не берусь. Может быть, через несколько лет. Может быть, через несколько десятилетий.

Снова наступило молчание. Потом Селена пробормотала:

– Бэррон так не думает.

– Я знаю. И не пытаюсь его переубеждать. Нежелание верить нельзя сломить фронтальной атакой. В этом и была ошибка Ламонта.

– Кто такой Ламонт?

– Извините, Селена, я задумался.

– Нет, Бен! Объясните мне. Пожалуйста! Я хочу знать.

Денисон повернулся на бок лицом к ней.

– Ладно, – сказал он. – Я вам расскажу. Ламонт – физик и живет па Земле. Он попытался предупредить мир об опасности, таящейся в Электронном Насосе, но потерпел неудачу. Людям нужен Насос. Нужна дешевая энергия. Настолько нужна, что они не желают верить в ее опасность, в необходимость отказаться от нее.

– Но как они могут продолжать ею пользоваться, если она грозит всеобщей гибелью?

– Для этого достаточно не поверить, что она грозит гибелью. Самый легкий способ решения проблемы – попросту отрицать ее наличие. Как и делает ваш друг доктор Невилл. Его пугает поверхность, а потому он внушает себе, будто солнечные аккумуляторы не отвечают своему назначению, хотя любому непредвзятому человеку ясно, что для Луны это идеальный источник энергии. Установка Насоса позволит ему никогда больше не покидать коридоров, а потому он не желает верить, что Насос опасен.

– Не думаю, чтобы Бэррон отказался поверить, если ему будут представлены реальные доказательства. А такие доказательства у вас правда есть?

– По-моему, да. Это просто поразительно, Селена. Все опирается на некоторые тончайшие факторы во взаимодействии «кварк – кварк». Вы понимаете, о чем я говорю?

– Да, понимаю. Я столько разговаривала с Бэрроном о самых разных проблемах, что у меня есть некоторое представление обо всем этом.

– Ну, сначала я полагал, что мне для этого понадобится лунный синхрофазотрон. Его поперечник равен двадцати пяти милям, он оснащен магнитами из сверхпроводников и может развивать энергию свыше двадцати тысяч гигаэлектронвольт. Но оказалось, что у вас тут есть установка, которую вы назвали пионотроном. Она умещается в небольшой комнате и выполняет все функции синхрофазотрона. Луну можно поздравить с поистине замечательным шагом вперед.

– Благодарю вас, – польщенно сказала Селена. – То есть от имени Луны.

– Ну так вот: проведя исследования с помощью пионотрона, я убедился, что напряженность сильного ядерного взаимодействия возрастает, и возрастает именно с такой скоростью, о которой говорит Ламонт, а не с той, которую указывает общепринятая теория.

– И вы сообщили об этом Бэррону?

– Нет. Я думаю, он все равно не поверит. Он скажет, что полученные мною результаты неубедительны. Он скажет, что я допустил ошибку. Он скажет, что я не учел всех факторов. Он скажет, что моя методика неверна… Но все это будет означать одно – ему нужен Электронный Насос, и он не желает от него отказаться.

– И, по-вашему, выхода нет?

– Есть, конечно. Меры принять можно, но только не те прямолинейные меры, на которых настаивает Ламонт.

– А именно?

– Он считает, что надо отказаться от Насоса. Но нельзя повернуть прогресс вспять. Нельзя загнать цыпленка в яйцо, а вино в виноградную лозу. Если вы хотите, чтобы маленький ребенок отпустил ваши часы, не стоит объяснять ему, что он должен их отдать, а лучше предложить взамен что-нибудь еще более интересное.

– А что, например?

– Вот тут-то я и не уверен. У меня, правда, есть одна мысль, очень простая – настолько простая, что она может оказаться вообще бесплодной. Мысль, основанная на том очевидном факте, что число «два» бессмысленно и существовать не может.

Наступило долгое молчание. Примерно через минуту Селена сказала напряженно:

– Дайте я попробую догадаться, что вы имеете в виду.

– Я и сам этого хорошенько не знаю.

– И все-таки я попробую. Есть своя логика в предположении, что наша вселенная – одна и никакой другой нет и существовать не может. Ведь сами мы существуем только в ней, наш опыт говорит нам только о ней. Но вот у нас появились доказательства, что есть еще одна вселенная – та, которую мы называем паравселенной, – и теперь уже глупо, смехотворно глупо считать, что вселенных всего две. Если существует еще одна вселенная, значит, их может быть бесконечно много. Между единицей и бесконечностью в подобных случаях никаких осмысленных чисел существовать не может. Не только два, но любое конечное число тут нелепо и невозможно.

– Я так и рассуж… – начал было Денисон и вдруг оборвал фразу на полуслове. Вновь воцарилось молчание.

Потом Денисон приподнялся, сел, поглядел на скрытую в скафандре женщину и сказал:

– По-моему, нам пора возвращаться.

– Я ведь пыталась угадать, и ничего больше, – сказала Селена.

– Нет, – сказал он. – Не знаю, в чем тут дело, но это не просто догадка.