Только прикосновение к астероиду, медленно возрастающее давление – результат воздействия двухсот пятидесяти фунтов (он сам плюс костюм), обладающих инерцией, но не весом.

Блейк медленно открыл глаза и увидел звезды. Солнце как сверкающий шарик, его свет затемнен поляризующим щитком шлема. Звезды относительно слабы, но расположение их прежнее. Значит, он по-прежнему в Солнечной системе. Он даже видит Гипербазу – маленький тусклый полумесяц.

Неожиданно он застыл, услышав в микрофоне голос. Это был Шлосс.

Шлосс сказал:

– Мы вас видим, доктор Блейк. Вы не одни!

Блейк мог бы рассмеяться над этими словами, но он только ответил негромко и четко:

– Отключитесь. Вы отвлекаете меня.

Пауза. Снова голос Шлосса, более успокоительный:

– Если вы расскажете о своих наблюдениях, это снимет напряжение.

– Получите информацию, когда я вернусь. Не раньше. – Он сказал это горько, его одетые в металл пальцы двинулись к контрольной панели на груди, он отключил радио. Пусть теперь говорят в пустоту. У него свои планы. Если он выберется отсюда в здравом уме, это будет его шоу.

Он с бесконечной осторожностью встал. Слегка покачнулся невольно, обманутый почти полным отсутствием тяготения: бесконечная серия нарушений равновесия качала его из стороны в сторону. На Гипербазе действует поле псевдотяготения. Блейк удивился, что помнит об этом и может оценить отсутствие этого удобства.

Солнце исчезло за утесом. Звезды заметно двигались по небу: астероид оборачивался вокруг своей оси за час.

С того места, где он стоял, Блейк видел «Парсек»; теперь он медленно двинулся к нему, осторожно, чуть не на цыпочках. (Никакой вибрации. Никакой вибрации. Эти слова все время возникали в мозгу).

Не успев оценить пройденное расстояние, он оказался рядом с кораблем. Стоял у ряда колец, ведущих к входному люку.

Тут он остановился.

Корабль выглядит совершенно нормально. По крайней мере он ясно видит стальные выступы на трети высоты и второе кольцо таких же выступов выше. Может, именно в данный момент они начинают создавать гиперполе.

Странное желание протянуть руку и коснуться одного из них охватило Блейка. Один из тех иррациональных импульсов, подобно мысли «А что если я прыгну?», которая приходит в голову каждому глядящему с верхнего этажа высокого здания.

Блейк перевел дыхание, вытянул руки, расправил пальцы и легко, очень легко коснулся корабля.

Ничего!

Он схватил нижнее кольцо и осторожно подтянулся. Хотел бы он иметь такой же опыт работы при нулевой гравитации, как у строителей. Нужно приложить точное количество силы, чтобы преодолеть инерцию и потом остановиться. Если потянуть хоть на секунду дольше, потеряешь равновесие и ударишься о борт корабля.

Он поднимался медленно, на руках, ноги раскачивались направо и налево.

Десять ступенек, и его пальцы застыли над контактом, который открывает внешний люк. Предохранитель – маленькое зеленое пятно.

Снова он заколебался. Впервые ему предстоит воспользоваться энергией корабля. Он мысленно увидел диаграмму распределения силовых полей. Если он коснется контакта, энергия корабля сдвинет массивную металлическую крышку наружного люка.

Итак?

Что пользы? Он не знает, что случилось, не знает, какой эффект вызовет использование энергии. Он вздохнул и коснулся контакта.

Беззвучно, ровно, спокойно отодвинулась часть борта корабля. Блейк еще раз взглянул на дружественные созвездия (они не изменились) и вошел в мягко освещенное помещение. Внешний люк закрылся за ним.

Еще один контакт. Нужно открыть внутренний люк. Снова он остановился в нерешительности. Давление в корабле чуть заметно снизится, как только откроется внутренний люк, потребуются секунды, чтобы корабельные электролизеры восстановили давление.

Что же?

Он снова вздохнул, медленнее на это раз (кожа от страха уже стала мозолью) и коснулся контакта. Внутренний люк открылся.

Он вошел в пилотскую рубку «Парсека», сердце его дрогнуло; первое, что он увидел, обзорный экран, усеянный звездами. Он заставил себя посмотреть на них.

Ничего!

Видна Кассиопея. Созвездия выглядят как обычно, он внутри «Парсека». Почему-то ему казалось, что худшее позади. Он зашел так далеко и остался в Солнечной системе, сохранил свой разум. Он чувствовал, как к нему возвращается прежняя уверенность.

В «Парсеке» стояла почти сверхъестественная тишина. Блейк в своей жизни побывал на многих кораблях, и там всегда слышны были звуки жизни: хотя бы шорох ног или негромкий напев в коридоре. Здесь тишину нарушал, казалось, только звук биения его сердца.

Робот сидел в кресле пилота спиной к нему. Он никак не реагировал на появление Блейка.

Блейк оскалил зубы в свирепой улыбке и резко сказал:

– Отпусти рычаг! Встань! – Звук его собственного голоса громом прозвучал в тесном помещении.

Он слишком поздно испугался, что вибрация от его голоса нарушит равновесие, но звезды на экране оставались неподвижны.

Робот, конечно, не пошевелился. Он теперь не получал никаких ощущений. Он не ответил бы даже на Первый закон. Застыл на бесконечной середине того, что должно было быть почти мгновенным процессом.

Блейк вспомнил, какой приказ получил робот. Не должно было быть никакого непонимания: «Возьми ручку и сильно сожми ее. Сильно потяни к себе. Сильно! И продолжай держать, пока приборы не подтвердят, что ты дважды прошел через гиперпространство».

Что ж, он еще ни разу не прошел через гиперпространство.

Блейк осторожно придвинулся к роботу. Тот сидел, зажав рычаг меж колен. Стартовый механизм был почти на месте. Температура рук робота достаточна, чтобы сработала термопара и замкнулся контакт. Блейк автоматически взглянул на термометр на приборной доске. Температура рук робота, как и должно быть, 37 градусов по Цельсию.

Блейк сардонически подумал:

– Отлично. Я один с этой машиной и ничего не могу сделать.

Больше всего ему хотелось бы схватить лом и разбить эту штуку. Мысль эта ему понравилась. Он представил себе ужас на лице Сьюзан Кэлвин (если можно растопить лед ее лица, то только ужасом от разбитого робота). Подобно всем позитронным роботам, этот принадлежит «Ю. С. Роботс», он там был сделан, там испытан.

Насладившись воображаемой местью, Блейк протрезвел и осмотрел корабль.

Пока он ни на шаг не продвинулся к цели.

Блейк медленно снял костюм. Осторожно положил на полку. Осторожно прошелся по помещениям, посматривая на гиператомные моторы, следя за кабелями, осматривая реле полей.

Ни к чему не притрагивался. Существуют десятки возможностей дезактивировать гиперполе, но любой из них может привести к катастрофе, если он хотя бы приблизительно не установит, в чем ошибка, и не будет руководствоваться этим.

Он снова оказался у контрольной панели и, раздраженный неподвижностью робота, воскликнул:

– Скажи, что произошло?

Ему хотелось наброситься на механизмы. Разбить их и покончить с этим. Он подавил этот импульс. Если потребуется неделя, он потратит ее, чтобы найти точное место действия. Ради доктора Кэлвин и его планов относительно нее.

Он медленно повернулся, задумавшись. Все в корабле, начиная от самого двигателя и кончая каждым рычажком, было тщательно проверено и испытано на Гипербазе. Почти невозможно представить себе, чтобы что-нибудь вышло из строя. Нет на борту ни одного предмета…

Впрочем, да, конечно. Робот! Он был испытан «Ю. С. Роботс», а там, дьявол сожги их шкуры, как будто компетентные специалисты.

Как это обычно говорят: робот любую работу выполнит лучше.

Таково естественное предположение, основанное отчасти на массовой рекламной кампании «Ю. С. Роботс». Там могут сделать робота, который лучше человека подходит для любой определенной цели. Не «как человек», а «лучше человека».

Блейк сосредоточенно смотрел на робота, и на его лице под низким лбом появилось выражение крайнего изумления и отчаянной надежды.

Он приблизился и обошел робота. Смотрел на его руки, которые держали рычаг, застыли так навсегда, если только корабль не подпрыгнет или не иссякнет внутренняя энергия самого робота.

Блейк перевел дыхание.

– Вот это да!

Он отошел и задумался. Потом сказал:

– Так должно быть.

Включил корабельное радио. Направленный луч держал в фокусе Гипербазу. Блейк рявкнул в микрофон:

– Эй, Шлосс!

Шлосс мгновенно отозвался:

– Великий космос, Блейк…

– Неважно! – резко оборвал его Блейк. – Не время для речей. Просто хотел убедиться, что вы смотрите.

– Да, конечно. Все смотрим. Послушайте…

Блейк выключил радио. Улыбнулся прямо в телекамеру в пилотской рубке и выбрал такую часть гипермеханизма, которая будет видна. Он не знал, сколько людей увидят рубку. Может, только Каллнер, Шлосс и Сьюзан Кэлвин. А может, весь персонал. Во всяком случае им будет на что посмотреть.

Он решил, что реле номер три подходит для его целей. Оно помещается в углублении, закрытом гладкой панелью. Блейк порылся в инструментальной сумке, достал специальный инструмент для расшития швов. Отодвинул дальше свой костюм (к нему была прикреплена сумка) и подошел к реле.

Не обращая внимания на легкий зуд возбуждения, приложил инструмент в трех местах вдоль холодного шва. Силовое поле инструмента действовало быстро и бесшумно, рукоять слегка нагрелась под напором энергии. Панель сдвинулась в сторону.

Он быстро, почти непроизвольно, взглянул на корабельный экран. Звезды выглядят нормально. И он сам чувствует себя нормально.

Это последнее подтверждение. Он поднял ногу и с размаху опустил на тонкий механизм реле.

Раздался звон стекла, металл изогнулся, закапала ртуть.

Блейк тяжело дышал. Он снова включил радио.

– Смотрите, Шлосс?

– Да, но…

– Докладываю: гиперполе на борту «Парсека» дезактивировано. Можете забирать меня отсюда.

Покидая «Парсек», Блейк не чувствовал себя героем, но тем не менее оказался им. Те же пилоты, что привезли его на маленький астероид, явились за ним. На этот раз они сели. Они хлопали его по спине.

Когда корабль прилетел, его поджидал весь персонал, Блейка приветствовали. Он помахал толпе рукой и улыбнулся, как полагается герою, но никакого торжества не испытывал. Пока нет. Только предчувствие. Торжество придет позже, когда он встретится с Сьюзан Кэлвин.

Он задержался, прежде чем спуститься с корабля. Поискал ее и не нашел. Генерал Каллнер ждал здесь, вся его солидность вернулась к нему, на лице застыло выражение одобрения. Мейер Шлосс нервно улыбался ему. Яростно махал рукой Ронсон из «Интерпланетари пресс». Сьюзан Кэлвин не было видно.

Спустившись, он отстранил Каллнера и Шлосса.

– Сначала мне нужно умыться и поесть.

Он не сомневался, что по крайней мере сейчас может диктовать условия генералу и всем остальным.

Работники службы безопасности проложили ему проход. Он принял ванну и спокойно поел в одиночестве, которое сам себе навязал. Потом пригласил Ронсона и немного поговорил с ним. Подождал звонка Ронсона, после чего заметно расслабился. Все получилось гораздо лучше, чем он ожидал. Сама неудача с запуском корабля сыграла ему на руку.

Наконец он позвонил в кабинет генерала и приказал провести совещание. Именно так: приказал. И генерал Каллнер ответил:

– Да, сэр.

Они снова были вместе. Джералд Блейк, Каллнер, Шлосс – даже Сьюзан Кэлвин. Но теперь доминировал Блейк. Робопсихолог, как всегда, с неподвижным лицом, абсолютно не реагирующая на его успех, тем не менее казалась непривычно не в центре внимания.

Доктор Шлосс осторожно грыз ноготь. Он осторожно начал:

– Доктор Блейк, мы очень благодарны вам за вашу храбрость, за ваш успех. – И тут же добавил: – Однако было неблагоразумно разбивать реле ногой… вряд ли такие действия могут принести успех.

Блейк ответил:

– Это действие вряд ли могло не привести к успеху. Видите ли (бомба номер один), к этому времени я уже знал, что произошло.

Шлосс вскочил.

– Да? Вы уверены?

– Отправляйтесь туда сами. Сейчас это безопасно. Я скажу вам, куда посмотреть.

Шлосс снова медленно сел. Генерал Каллнер с энтузиазмом подхватил:

– Если правда, то отлично.

– Правда, – сказал Блейк. Он посмотрел на Сьюзан Кэлвин, которая молчала.

Блейк наслаждался ощущением власти. Он взорвал бомбу номер два, сказав:

– Кончено, виноват робот. Вы слышите, доктор Кэлвин?

Сьюзан Кэлвин заговорила впервые.

– Слышу. Кстати, я ожидала этого. Это единственная часть оборудования на борту корабля, которая не была проверена на Гипербазе.

На мгновение Блейк оторопел. Потом сказал:

– Но вы ничего об этом не говорили.

Доктор Кэлвин ответила:

– Как несколько раз сказал доктор Шлосс, я не специалист в области физики эфира. Моя догадка легко могла оказаться неверной. Я не имела права вырабатывать у вас предубеждение перед началом дела.

– Хорошо. А вы случайно не знаете, что именно не сработало?

– Нет, сэр.

– Но почему, ведь робот лучше человека? В этом-то вся беда. Не странно ли, что дело в самой специфике «Ю. С. Роботс»? Как я понял, там делают роботов, которые лучше людей.

Он бил ее словами, но она не клюнула на приманку.

Напротив, она вздохнула.

– Мой дорогой доктор Блейк. Я не отвечаю за лозунги нашего рекламного отдела.

Блейк снова оторопел. Нелегко иметь дело с этой женщиной, Кэлвин. Он сказал:

– Ваши люди собрали робота, который должен был заменить человека у приборов «Парсека». Он должен был потянуть рычаг на себя, поместить его в нужное положение и дать своим рукам нагреть его, чтобы замкнуть контакт. Просто, доктор Кэлвин?

– Достаточно просто, доктор Блейк.

– И если бы робот не был сделан лучше человека, он бы справился с заданием. К несчастью, «Ю. С. Роботс» считает, что робот должен быть лучше человека. Роботу приказали сильно потянуть рычаг на себя. Это слово было повторено, усилено, подчеркнуто. И робот сделал то, что ему велели. Но беда в одном. Он в десять раз сильнее обычного человека, на которого рассчитан этот рычаг.

– Вы хотите сказать…

– Я говорю, что рычаг прогнулся. Он прогнулся таким образом, что не доставал до контакта. Когда рука робота нагрела микропару, контакт не замкнулся. – Он улыбнулся. – Это не просто ошибка одного робота, доктор Кэлвин. Это символ неудачи самой идеи робота.

– Послушайте, доктор Блейк, – ледяным голосом сказала Сьюзан Кэлвин, – вы пытаетесь привнести логику в психологию миссионера. Робот снабжен не только грубой силой, но и соответствующим интеллектом. Если бы люди, дававшие ему приказ, использовали количественные оценки, а не глупое слово «сильно», этого бы не случилось. Если бы они сказали: «Приложи усилие в пятьдесят пять фунтов», все прошло бы хорошо.

– Вы хотите сказать, что виноват не робот, а некомпетентность и неразумность людей, – сказал Блейк. – Уверяю вас, люди на Земле посмотрят на это иначе, они не захотят прощать «Ю. С. Роботс». Вашу фирму ожидает крах.

Генерал-майор Каллнер вернувшимся к нему властным голосом быстро сказал:

– Подождите, Блейк, все, что произошло, закрытая информация.

– В сущности, – неожиданно вмешался Шлосс, – ваша теория еще не проверена. Мы пошлем на корабль группу и все обследуем. Может, совсем не робот виноват.

– Вы позаботитесь, чтоб они что-нибудь обнаружили, верно? Боюсь, люди не поверят вашей заинтересованной группе. К тому же мне еще кое-что нужно вам сказать. – Он подготовил бомбу номер три и сказал: – Я подаю в отставку. Увольняюсь.

– Почему? – спросила Сьюзан Кэлвин.

– Потому что, как вы сказали, доктор Кэлвин, я миссионер, – улыбаясь, ответил Блейк. – И у меня есть миссия. Я чувствую себя обязанным сказать людям Земли, что развитие роботов достигло такого пункта, когда человеческая жизнь ценится меньше жизни робота. Теперь можно человеку приказать идти в опасность, потому что нельзя рисковать жизнью робота. Я считаю, земляне должны узнать об этом. Многие люди не доверяют роботам. «Ю. С. Роботс» еще не получила законного права использовать роботов на Земле. Мне кажется, доктор Кэлвин, что то, что я скажу, решит все дело. Вы, доктор Кэлвин, и ваша компания, и ваши роботы будете выброшены из Солнечной системы.

Блейк знал, что предупреждает ее; он вооружает ее, но отказаться от этой сцены не мог. С того момента как он вылетел на «Парсек», он жил в ожидании этой минуты и не мог от нее отказаться.

Он наслаждался мгновенным блеском глаз Сьюзан Кэлвин, слабой окраской ее щек. Подумал:

– Ну, как вы себя чувствуете, мадам ученая?

Каллнер сказал:

– Вам не будет разрешено уйти в отставку, Блейк. Вам не будет разрешено…

– А как вы меня остановите, генерал? Я герой, разве вы не слышали? Старая мать-Земля уважает героев. Всегда уважала. Люди захотят услышать, что я им скажу. И им не понравится, если мне помешают. По крайней мере пока я еще свежий герой. Я уже поговорил с Ронсоном из «Интерпланетари пресс», сказал, что у меня есть нечто очень важное, нечто такое, что может покачнуть правительства и вымести всех чиновников, руководящих наукой. И «Интерпланетари» первая на очереди ждет моих слов. Может, вы захотите меня расстрелять? Думаю, после этого вам будет еще хуже.

Месть Блейка осуществилась. Он не пропустил ни слова. Он ни в чем себя не ограничивал. И встал, собираясь уходить.

– Минутку, доктор Блейк, – сказала Сьюзан Кэлвин. Ее низкий голос прозвучал властно.

Блейк невольно повернулся, как школьник на голос учителя, но противопоставил этому движению насмешливое замечание:

– Вероятно, вы хотите объясниться?

– Вовсе нет, – прямо ответила она. – Вы сами все объяснили, и очень хорошо. Я выбрала вас, потому что думала, что вы поймете, хотя считала, что вы поймете скорее. Я была знакома с вами. Я знала, что вы не любите роботов и поэтому у вас не будет относительно них иллюзий. Из вашего дела, которое я просмотрела перед вашим назначением, я узнала. что вы не одобряете эксперимент с посылкой робота в гиперпространство. Ваши начальники ставили вам это в вину, но я подумала, что это пункт в вашу пользу.

– О чем это вы, доктор, если простите мне мою резкость?

– Дело в том, что вы понимали: роботу нельзя давать это поручение. Как вы сказали? Неспособность робота должна быть компенсирована умом и изобретательностью человека. Совершенно верно, молодой человек, совершенно верно. Роботы не обладают изобретательностью. Их мозг ограничен, он может быть рассчитан до предела. В сущности, в этом и заключается моя работа.

– Если роботу дан приказ, точный приказ, он его выполнит. Если приказ неточен, робот не может исправить свои ошибки без дальнейших приказов. Разве не это произошло на корабле? Как можно посылать робота на поиски неполадок в механизме, если мы не можем дать точный приказ: мы сами не знаем, что искать. «Найдите неисправность», – такой приказ нельзя отдавать роботу, только человеку. Человеческий мозг, пока во всяком случае, не поддается расчетам.

Блейк неожиданно сел и с отчаянием посмотрел на робопсихолога. Ее слова проникли в самую глубину его сознания, прорвали пелену эмоций. Он обнаружил, что не может спорить с ней. Хуже того, предчувствие поражения охватило его.

Он пробормотал:

– Вы могли бы сказать мне об этом до отлета.

– Могла, – согласилась доктор Кэлвин, – но я заметила ваше естественное беспокойство за свой рассудок. Это беспокойство могло снизить вашу эффективность исследователя, и мне пришло в голову, что лучше будет, если вы сочтете моим единственным побудительным мотивом необходимость сберечь робота. Я решила, что это рассердит вас, а гнев, мой дорогой доктор Блейк, иногда очень полезная эмоция. Рассерженный человек меньше боится. И все очень хорошо сработало, мне кажется. – Она сложила руки на коленях, и на лице ее появилось впервые в жизни близкое подобие улыбки.

Блейк сказал:

– Чтоб я провалился!

Сьюзан Кэлвин продолжала:

– Послушайте моего совета, вернитесь к своей работе, примите свой статус героя и расскажите своему другу-репортеру все подробности своего героического поступка. Пусть это и будет той большой новостью, которую вы ему обещали.

Медленно, неохотно Блейк кивнул.

Шлосс облегченно вздохнул, Каллнер широко улыбнулся. Они протянули руки. За все время, пока говорила Сьюзан Кэлвин, они молчали. Да и сейчас не стали говорить.

Блейк сдержанно пожал им руки.

– Ваше участие, доктор Кэлвин, должно быть освещено в прессе.

Сьюзан Кэлвин холодно ответила:

– Не будьте дураком, молодой человек. Это моя работа.