За два месяца, прошедшие со дня, когда Синапсайфер Шекта был испытан на Шварце, физик неузнаваемо изменился.
      Он похудел, стал больше сутулиться, изменилось его поведение — он стал рассеянным, напуганным. Он замкнулся в себе, начал избегать даже ближайших сотрудников, которых сторонился столь явно, что это было заметно всем.
      Лишь с дочерью Шект был откровенен, возможно потому, что и она как-то ушла в себя. Старалась быть незаметной на работе.
      — Они следят за мной, — говорил он. — Я это чувствую. Я ни на минуту не могу оставаться один. Всегда кто-нибудь рядом. Они не хотят даже, чтобы я писал отчеты.
      И Пола это чувствовала, но чтобы подбодрить отца, вновь и вновь повторяла:
      — Но в чем они могут обвинить тебя? Даже если ты и провел эксперимент на Шварце, не такое уж страшное это преступление. Они бы просто вызвали тебя «на ковер» за это.
      Однако он бормотал с бледным лицом:
      — Они не разрешат мне жить. Приближаются мои Шестьдесят, и они не разрешат мне жить.
      — После всего, что ты сделал? Чепуха!
      — Я слишком много знаю, Пола, и они мне не верят.
      — Слишком много знаешь о чем?
      Он слишком устал и не мог больше нести эту тяжесть. И он рассказал ей. Сначала она не поверила ему, но потом, когда поняла, что все это правда, застыла, охваченная ужасом.
      На следующий день Пола с другого конца города позвонила в посольство. Говоря через платок, она спросила доктора Бела Авардана.
      Его не было. Они думали, что он может быть в Бонере, шесть тысяч миль отсюда, но не были уверены. Да, но он скоро должен вернуться в Чику, но когда — они сказать не могут. Может быть, она назовет свое имя? Они попытаются с ним связаться.
      Тут Пола прервала связь и прижалась щекой к стеклянной стенке кабины, с радостью ощущая ее прохладу. Глаза ее были полны слез.
      Дура, дура!
      Он помог ей, а она так себя вела. Он подставил себя под нейрохлыст, чтобы защитить от чужака достоинство маленькой землянки, и чем она ему отплатила?!
      Сто кредитов, отправленные ею на следующее после происшествия утро, вернулись назад. Она хотела использовать их, чтобы прийти и извиниться перед ним, но не решалась. И как бы она проникла в посольство, куда могли входить лишь чужаки?
      Только он мог помочь ей теперь. Он, чужак, который мог разговаривать с землянином как с равным. Она никогда бы не догадалась, что он — чужак, не скажи он об этом. Он был такой сильный и уверенный в себе. Он должен знать, что делать. Он должен помочь, ибо на гибель обречена вся Галактика. У Полы промелькнула злорадная мысль о том, что чужаки заслужили такую участь своим пренебрежительным отношением к землянам. Но касалось ли это их всех? Женщин и детей, больных и стариков? Таких, как Авардан? Тех, которые никогда не слышали о Земле? И в конце концов все они были людьми. Столь страшная месть топила в море крови ту справедливость, которой служила Земля.
      И вдруг, совершенно неожиданно, — звонок от Авардана. Шект покачал головой.
      — Я не могу ему этого сказать.
      — Ты должен, — жестко сказала Пола.
      — Здесь? Это невозможно, это погубит нас обоих.
      — Тогда прогони его. Я позабочусь обо всем. — Ее сердце бешено стучало. Конечно, причиной была лишь эта потребность спасти бесчисленные миллиарды человеческих жизней.
      Бел Авардан поможет что-нибудь предпринять!
      Авардан был в полном неведении относительно происходящего. Поведение Шекта он воспринял так, как оно выглядело (как ничем не спровоцированную грубость, что так свойственна землянам).
      Авардан тщательно подбирал слова:
      — Мне не хотелось бы обременять вас своим посещением, доктор, не будь я профессионально заинтересован в вашем Синапсайфере. И мне говорили, что в отличие от многих землян, вы не настроены враждебно к людям с других планет.
      По-видимому, он сказал что-то не то, потому что доктора Шекта буквально передернуло от его слов.
      — Кем бы ни был ваш информатор, он весьма ошибается, приписывая мне особое дружелюбие к подобным гостям. У меня нет симпатий и антипатий. Я — землянин…
      Авардан стиснул зубы.
      — Поймите, доктор Авардан, — послышался поспешный шепот, — мне очень жаль, что я выгляжу невежливым, но я действительно не могу…
      — Я все понимаю, — холодно прервал археолог, хотя он не понимал абсолютно ничего. — Прощайте, сэр.
      Шект слабо усмехнулся.
      — Моя занятость…
      — Я тоже очень занят, доктор Шект.
      Он повернулся к двери, проклиная всех землян и невольно вспоминая некоторые пословицы, столь часто повторяемые его согражданами. Например такие: «Вежливость на Земле подобна сухости в океане», или «Землянин дает тебе что угодно, пока это не стоит ему ничего или меньше того».
      Его рука уже пересекла фотоэлектрический луч, открывающий входную дверь, когда он услышал сзади чьи-то быстрые шаги и предостерегающий шепот. В его руке оказался лист бумаги. Повернувшись, он успел заметить лишь промелькнувшую фигуру в красном.
      Только сев в нанятый им наземный автомобиль, Авардан развернул бумагу и прочитал:
      «Сегодня в восемь часов вечера будьте у дома игр. Убедитесь, что за вами не следят».
      Авардан нахмурился, раз пять перечитал записку и даже просмотрел ее на свет, как-будто ожидая увидеть невидимые слова. Невольно он оглянулся. Улица была пуста. Он сделал движение, чтобы выбросить бумагу в окно, но, поколебавшись, сунул ее в карман.
      Несомненно, что если бы он вечером не сделал того, к чему призывала записка, все было бы кончено, и, возможно, нескольким триллионам людей не удалось бы избежать смерти. Но этого не случилось.
      По дороге он раздумывал, была ли отправителем записки…
      К восьми часам вечера его машина скользила среди длинного потока машин по извивающейся дороге, ведущий к дому игр. Лишь раз он спросил путь, и прохожий, с подозрением оглядев его (очевидно, ни один землянин никогда не был свободен от этой всеобъемлющей подозрительности), коротко ответил:
      — Вам нужно просто следовать за другими машинами.
      Похоже, действительно все машины направлялись в дом игр, потому что он увидел, что все они, одна за другой, исчезают в отверстии въезда на подземную стоянку. Вырвавшись из потока, он объехал дом игр и стал ждать, сам не зная чего.
      Стройная девушка отделилась от толпы прохожих и нагнулась к окну его автомобиля. Он удивленно посмотрел на нее, но она одним движением открыла дверь и оказалась внутри салона.
      — Извините, — проговорил он, — но…
      — Тсс! — девушка пригнулась к сидению. — За вами следили?
      — А должны были?
      — Не смейтесь. Поезжайте прямо вперед. Свернете, когда я скажу… Чего вы ждете?
      Он узнал голос. Капюшон соскользнул на плечи, открыв каштановые волосы. Темные глаза пристально смотрели на него.
      — Будет лучше, если вы поедете, — мягко сказала она.
      Он подчинился, и за следующие пятнадцать минут она ни сказала ему ничего, если не считать тихих указаний относительно направления движения.
      Авардан украдкой взглянул на нее и с неожиданным удовольствием подумал, что она еще красивее, чем он ее помнил. Странно, что на этот раз он не чувствовал никакого негодования.
      Они остановились в безлюдном районе. После небольшой паузы Пола, посмотрев на него, сказала:
      — Доктор Авардан, я сожалею, что мне пришлось проделать все это, чтобы поговорить с вами с глазу на глаз. Я знаю, что мне нечего терять в ваших глазах…
      — Не думайте так, — проговорил он.
      — Я не могу так не думать. Я хочу, чтобы вы знали, что я полностью понимаю, как низко и неблагодарно я вела себя той ночью.
      — Не надо, пожалуйста, — он посмотрел в сторону. — Я мог бы быть более дипломатичным.
      — Что же… — Пола на минуту замолчала, чтобы немного прийти в себя. — Но не для этого мы приехали сюда. Вы — единственный чужак, которого я встретила, способный быть вежливым и благородным, и я нуждаюсь в вашей помощи.
      Авардан подумал недовольно: «Неужели, только это было причиной?» — И он спросил холодно:
      — Да?
      — Нет, — закричала она в ответ. — Нет, не я, доктор Авардан, вся Галактика. Мне не надо ничего. Ничего!
      — В чем дело?
      — Во-первых… Я не думаю, чтобы кто-нибудь следил за нами, но если вы услышите какой-нибудь шум, то вы… то вы, — она замерла, — обнимите меня, и… и… вы знаете.
      Он кивнул и сухо произнес:
      — Я думаю, что это я смогу сымпровизировать легко. Стоит ли ждать шума?
      Пола покраснела.
      — Пожалуйста, не шутите и поймите правильно мои намерения. Это лишь для того, чтобы отвести подозрения от нас. Это единственное, что будет выглядеть убедительно.
      — Все настолько серьезно? — мягко проговорил Авардан.
      Он с любопытством посмотрел на нее. Она казалась такой юной и беззащитной. Всю свою жизнь он руководствовался здравым смыслом. И гордился этим. Он был человеком сильных страстей, но умел их смирять. И вот только потому, что девушка выглядела слабой, он испытывал иррациональную потребность защищать ее.
      — Да, это серьезно, — сказала она. — Я кое-что вам расскажу, но знаю, что сначала вы мне не поверите. Но я попытаюсь убедить вас. Я хочу, чтобы вы поняли, что я откровенна с вами. Но, в первую очередь, вы должны решить, останетесь ли вы с нами после того, как я вам все расскажу и вы обдумаете услышанное. Я даю вам пятнадцать минут, и если я не внушаю вам доверия, я уйду, и на этом все закончится.
      — Пятнадцать минут? — он невольно усмехнулся, затем снял свои часы и положил их перед собой. — Хорошо.
      Она сжала руками колени, глядя через стекло вперед.
      Авардан почувствовал, что она искоса посмотрела на него, и поспешно отвел взгляд.
      — В чем дело? — спросил он.
      Пола повернулась к нему и закусила нижнюю губу.
      — Я смотрела на вас.
      — Да, я это заметил. У меня пятно на носу?
      — Нет, — она слегка улыбнулась, первый раз после того, как села в машину. — Просто я все время удивляюсь, почему вы не носите свинцовую одежду, если вы чужак. Именно это обмануло меня в тот раз. Чужаки обычно напоминают мешок с картошкой.
      — А я не напоминаю?
      — О нет, — в ее голосе неожиданно появился оттенок восхищения, — вы напоминаете… вы очень похожи на древнюю мраморную статую, за исключением того, что вы живой и теплый… Извините. Я веду себя дерзко.
      — Вы говорите обо мне так, будто я считаю вас землянкой, которая забыла свое место. Вам придется прекратить думать обо мне подобным образом, или мы не сможем быть друзьями… Я не верю в предрассудки радиоактивности. Я измерил радиоактивность атмосферы Земли, провел опыты на животных в лаборатории и вполне убежден, что эта радиация не может мне повредить. Я здесь уже два месяца и не ощущаю никаких болезненных симптомов. Хотя, признаюсь, небольшие предосторожности я все же принял. Однако пропитанной свинцом одежды я не ношу.
      Все это было сказано серьезным тоном, и она вновь улыбнулась.
      — По-моему, вы немного сумасшедший.
      — Вы так думаете? Вы удивились бы, если бы знали, как много умных и знаменитых археологов говорили то же самое, причем в длинных речах.
      — Так вы будете меня слушать? — неожиданно спросила она. — Пятнадцать минут прошло.
      — А вы как думаете?
      — Я думаю, что это вполне возможно. В противном случае, вы не сидели бы здесь. Особенно после всего, что я сделала.
      — Разве у вас создалось впечатление, что я заставляю себя сидеть рядом с вами, — мягко проговорил он. — Если да, то вы ошибаетесь… Знаете, Пола, я никогда не видел девушки такой красивой, как вы.
      Она со страхом посмотрела на него.
      — Пожалуйста, не надо. Я стремлюсь вовсе не к этому. Вы мне верите?
      — Конечно, Пола. Расскажи мне свою историю. Я поверю и помогу. — Он безоговорочно верил в то, о чем говорил. В этот момент Авардан с готовностью взялся бы даже свергнуть Императора. Он не бывал прежде влюблен, и на этом он мысленно заставил себя остановиться.
      Любовь? К землянке?
      — Вы встречались с моим отцом, доктор Авардан?
      — Доктор Шект — ваш отец? Зовите меня, пожалуйста, Белом. Я буду звать вас Полой.
      — Если вы этого хотите, я постараюсь. Я думаю, вы очень злы на него.
      — Он не был особенно вежлив.
      — Он не мог иначе. За ним следят. Собственно говоря, мы договорились с ним заранее, что он отправит вас ни с чем, после чего с вами встречусь я. Видите, это наш дом… Дело в том, — ее голос перешел в быстрый шепот, — на Земле готовится восстание.
      Авардан не смог сдержать удивления.
      — Не может быть! — проговорил он, широко открыв глаза. — В самом деле?
      Однако Пола тут же разозлилась.
      — Не смейтесь. Вы обещали выслушать и поверить мне. На Земле готовится восстание, и это серьезно, потому что Земля может уничтожить всю Империю.
      — Земля в силах сделать это? — Авардан подавил желание рассмеяться. — Пола, насколько хорошо вы знаете галактографию? — мягко спросил он.
      — Не хуже любого другого, учитель, но какое это имеет отношение к тому, о чем я говорю?
      — Прямое. Объем Галактики — несколько миллионов кубических световых лет. Это включает двести миллионов населенных планет и приблизительно пятьсот квадриллионов человек населения. Правильно?
      — Думаю, что да, раз вы так говорите.
      — Это именно так, поверьте мне. Земля же — одна планета с населением в двадцать миллионов, лишенная всех материальных ресурсов. Другими словами, на каждого землянина приходится двадцать пять биллионов граждан Галактики. Что может сделать Земля при соотношении сил — двадцать пять биллионов к одному?
      Пола преодолела сомнение на мгновение овладевшее ею.
      — Бел, — твердо ответила она, — я не знаю, но мой отец может ответить на этот вопрос. Он не посвятил меня в детали, потому что боится подвергать опасности мою жизнь. Однако если вы пойдете со мной, то все узнаете. Он сказал, что Земля может уничтожить всю жизнь в Галактике, и он знает это наверняка. Он никогда не ошибался.
      Ее щеки порозовели от нетерпения, и Авардан почувствовал страстное желание прикоснуться к ним. (Как мог он раньше чувствовать ужас от прикосновения к ней?) — Уже есть десять часов? — спросила Пола.
      — Да, — ответил он.
      — Тогда он должен ждать нас наверху, если они его не арестовали. — Она невольно вздрогнула. — Мы поднимемся в дом, и если вы пойдете со мной…
      Она положила руку на кнопку, контролирующую двери, и неожиданно замерла. Затем хрипло прошептала:
      — Кто-то идет… Ох, быстрее…
      Остальное прошло гладко. Авардан без труда вспомнил ее первоначальные наставления. Его руки легким движением обняли ее, и он почувствовал, как их губы встретились…
      Прошло немало времени, прежде чем он заговорил.
      — Должно быть, это был уличный шум.
      — Нет, — прошептала она, — я не слышала никакого шума.
      Он удивленно посмотрел на нее, но она не отвела глаз.
      — Серьезно? Ты — само коварство.
      Глаза Полы вспыхнули.
      — Я хотела, чтобы ты поцеловал меня и не жалею об этом.
      — Думаешь, я жалею? Поцелуй меня еще раз, только теперь потому, что этого хочу я.
      Еще одна длинная пауза, потом она отстранилась от него, поправляя волосы и разглаживая воротник платья.
      — Я думаю, сейчас нам лучше будет подняться в дом. Выключи свет. У меня есть фонарь.
      Авардан вышел за ней из машины.
      — Возьми меня за руку, — сказала она. — Здесь ступеньки.
      — Я люблю тебя, Пола, — прошептал он за ее спиной. Это получилось так просто и звучало так правдиво. — Я люблю тебя, Пола, — повторил он.
      — Ты почти не знаешь меня, — мягко проговорила она.
      — Нет. Клянусь, я знаю тебя всю жизнь. Всю мою жизнь, Пола, два месяца я мечтал о тебе.
      — Я всего лишь землянка, сэр.
      — Тогда и я буду землянином. Испытай меня.
      Он остановил ее и мягко поднял ее руку, пока свет фонарика не осветил ей лицо.
      — Почему ты плачешь?
      — Потому что, когда отец расскажет то, что он знает, вы поймете, что не можете любить землянку.
      — Испытай меня и в этом.

      Авардан встретился с Шектом в задней комнате на втором этаже дома, окна которой были тщательно поляризованы до полной непроницаемости. Пола осталась внизу, настороженно ожидая в кресле и следя за погруженной в темноту улицей.
      Сутулая фигура Шекта производила несколько иное впечатление, чем несколько часов назад.
      Лицо физика, по-прежнему изможденное и усталое, теперь, вместо прежнего колебания, выражало почти отчаянную решимость.
      — Доктор Авардан, — сказал он, и голос его был тверд, — я должен извиниться за мое сегодняшнее поведение. Я надеюсь, что вы поймете…
      — Признаюсь, что мне это не удавалось, но думаю, теперь все будет иначе.
      Шект сел за стол и кивнул на бутылку с вином. Авардан сделал отрицательный жест.
      — Если вы не возражаете, я попробую фрукты… Что это? В жизни не видел ничего подобного.
      — Это один из сортов апельсинов, — ответил Шект, — которые растут только на Земле. Кожура легко снимается. — Он показал, и Авардан с любопытством надкусил сочный плод.
      — Это изумительно, — воскликнул он. — Земля никогда не пробовала экспортировать их?
      — Старейшие, — мрачно проговорил физик, — не особенно склонны к торговле с внешним миром. Да и наши соседи не стремятся торговать с нами. Это всего лишь один из аспектов наших трудностей.
      Авардан неожиданно почувствовал приступ раздражения.
      — Ничего не может быть глупее. Уверяю вас, иногда меня охватывает отчаяние, когда я вижу, что может существовать в сознании людей.
      Шект пожал плечами со снисходительностью человека с жизненным опытом.
      — Боюсь, что это часть антиземной политики, которую разрешить невозможно.
      — Но эту проблему делает неразрешимой именно то, что никто по-настоящему не желает ее решения, — воскликнул археолог. — Сколько землян способствуют этому, ненавидя подряд всех жителей Галактики. Действительно ли ваш народ стремится к равенству, взаимному уважению? Нет! Большинство из них желает лишь, в свою очередь, занять место наверху.
      — Возможно, в том, что вы сказали, немало правды, — грустно проговорил Шект. — Этого я не отрицаю. Но это не вся правда. Дайте нам только возможность, и новое поколение землян достигнет зрелости без самовыделения, всем сердцем веря в единство всех людей. Ассимиляционисты с их терпимостью и верой в возможность компромисса не раз имели сильные позиции на Земле. Я — один из них. Или, по крайней мере, я им был. Однако Землей сейчас правят Зелоты. Это крайние националисты, верящие в прошлое и будущее величие Земли. Это от них должна быть защищена Империя.
      Авардан нахмурился.
      — Вы имеете в виду восстание, о котором говорила Пола?
      — Доктор Авардан, — мрачно проговорил Шект, — нелегко убедить кого-либо в столь нелегкой перспективе, как покорение Землей всей Галактики, но это правда. Я не обладаю особой храбростью и ужасно хочу жить. Поэтому вы можете представить, сколь опасным должен быть кризис, заставивший меня пойти на предательство в то время, когда местные власти не спускают с меня глаз.
      — Что же, — сказал Авардан, — если это так серьезно, то я должен сразу предупредить вас. Я помогу вам всем, сделаю все, что в моих силах, но только как гражданин Империи. Я не обладаю здесь никаким официальным статусом и на имею особого влияния ни на Совет, ни на Наместника. Я именно тот, за кого себя выдаю, — археолог, прибывший сюда только с научными целями. Поскольку вы готовы на все, не лучше ли вам встретиться с Наместником? Он действительно сможет что-то предпринять.
      — Именно этого я и не могу сделать, доктор Авардан. За мной поэтому и следят, чтобы не допустить этого. Когда вы пришли сегодня утром, я подумал даже, что, возможно, вас прислал Энус. Я считал, что он что-то подозревает.
      — Возможно, он и подозревает, этого нельзя отрицать. Если вы пожелаете, я смогу все ему передать.
      — Благодарю. Именно этого я и хочу. Используйте свои возможности, доктор, чтобы отвести от Земли слишком суровое возмездие.
      — Конечно. — Авардан чувствовал беспокойство. Он был убежден, что имеет дело со стариком, возможно, безвредным, но явно ненормальным. Однако единственное, что он мог, — это дослушать и попытаться успокоить его — ради Полы.
      — Из сказанного вами сегодня утром, я понял, что вы слышали о Синапсайфере, — проговорил Шект.
      — Да, действительно. Я читал вашу статью в «Физическом обозрении». Я говорил о вашем изобретении с Наместником и премьер-министром.
      — С премьер-министром?
      — Да. Когда просил у него письмо, которое вы, боюсь, так и не прочитали.
      — Сожалею. Но лучше бы вы не говорили… Что вы знаете о Синапсайфере?
      — Это довольно интересная неудача. Он предназначен для улучшения способностей к обучению. Он был до некоторой степени удачно испытан на крысах, но оказался непригоден для людей.
      — Да, из этой статьи вы большего узнать и не могли, — кивнул Шект. — Эксперимент был представлен неудавшимся, а наиболее интересные результаты намеренно не опубликованы.
      — Хм. Несколько необычное трактование научной этики, доктор Шект.
      — Согласен с вами. Но мне пятьдесят пять, а если вы знакомы с законами Земли, то знаете, что мне осталось недолго жить.
      — Шестьдесят. Да, я слышал об этом даже больше, чем мне того хотелось бы. — И он с горечью вспомнил свое первое путешествие.
      — Насколько я знаю, для выдающихся ученых делают исключения.
      — Вы правы. Но это решает премьер-министр и Совет Старейших, и их решение не изменит даже Император. Мне поставили условие: держать в секрете все, что касается Синапсайфера в обмен на мою жизнь. — Он беспомощно развел руками. — Мог ли я тогда знать о последствиях, о том, как машина будет использована?
      — И как же ее использовали? — достав сигареты, Авардан предложил Шекту, но тот отказался.
      — Я подхожу к этому… Одного за другим, после того, как мои эксперименты показали безопасность использования Синапсайфера на человеке, обработке подвергли некоторых биологов Земли. Все они остались живы, кстати, все эти люди, как я знал, симпатизировали Зелотам. Однако через некоторое время стали проявляться побочные эффекты, и один из них был подвергнут вторичной обработке. Я не смог спасти его. Но из его предсмертного бреда я узнал обо всем.
      Время приближалось к полуночи. День был длинным и полным событий. Однако что-то не давало покоя Авардану.
      — Давайте перейдем к сути, — сказал он.
      — Немного терпения. Я должен объяснить все подробности, чтобы вы мне поверили. Вы, конечно, знаете о радиоактивности Земли…
      — Да, я хорошо знаком с этим вопросом.
      — И о том, как она влияет на жизнь землян?