Айзек Азимов
Основание и Земля
Памяти Джуди-Линн дель Рей (1943—1986) гиганта мысли и духа.
История «Основания»
1 августа 1941 года, когда мне исполнился двадцать один год, я заканчивал химфак Колумбийского университета и уже три года профессионально писал научную фантастику. Я торопился встретиться с Джоном Кэмпбелом, редактором «Astounding», которому к тому времени уже продал пять рассказов. Я спешил рассказать ему о новой идее, которая у меня появилась.
Она состояла в том, чтобы написать историю будущего; рассказать о падении Галактической Империи. Мой энтузиазм должно быть оказался настолько захватывающим, что Кэмпбелл пришел в такое же возбуждение, как и я. Он уже не соглашался, чтобы я написал только один рассказ. Он хотел целую серию, в которой прослеживалась бы вся тысячелетняя история беспорядков в промежутке между падением Первой Галактической Империи и подъемом Второй. Все это должно быть освещено с позиций науки «психоистория», которую мы с Кэмпбеллом совместно и придумали.
Первый рассказ появился в майском, 1942 г., Astounding, а вторая – в июньском, 1942 года выпуске. Они сразу же стали популярными и Кэмпбелл объявил, что до конца десятилетия я напишу еще шесть рассказов. Эти рассказы, впрочем, становились все длиннее. В первом было только двадцать тысячи слов. Два из последних трех были уже длиной по пятьдесят тысяч слов каждый.
К тому времени десятилетие кончилось, я все больше уставал от этой серии, забросил ее и перешел к другим вещам.
Однако как раз тогда разные издательства начали выпускать научно-фантастические книжки в твердых обложках. Одним из таких издательских домов была небольшая фирма, Gnome Press, которая опубликовала мою серию «Основание» в трех томах: «Основание» (1951); «Основание и Империя» (1952) и «Второе Основание» (1953). Они получили известность как «Трилогия об Основании».
Книги расходились не особенно хорошо, поскольку у Gnome Press не было денег, чтобы рекламировать и продвигать их на рынке. Я не получил ни сообщения о их выпуске, ни гонорара.
В начале 1961 мой тогдашний редактор в Doubleday, Тимоти Селдес, сказал мне, что получил просьбу от иностранного издателя позволить ему переиздать книги об Основании.
Поскольку права на них не принадлежали Doubleday, он передал эту просьбу мне. Я пожал плечами.
– Это не интересно, Тим. Я даже не получил гонорара за эти книги.
Селдес ужаснулся, и тот же час приступил к возвращению прав на книгу от Gnome Press (которая была к тому времени уже умирающей фирмой) и в августе того же года книги (вместе с «Я, робот») стали собственностью Doubleday.
Начиная с этого момента популярность серии «Основание» пошла вверх и она начала приносить все более увеличивающиеся гонорары. Doubleday издала трилогию одной книгой и распространила через клубы любителей фантастики.
В 1966, на Всемирной Конвенции, проходившей в Кливленде, фэны голосовали по категории «Лучшая Серия Всех Времен».
Тогда, первый и последний раз, эта категория была включена в номинационные списки премии Хьюго. И «Трилогия об Основании» была ее удостоена.
Фэны все настойчивее просили меня продолжить серию. Я вежливо отказывался. Но все же меня очаровывало то, что люди, еще не родившиеся на свет, когда эта серия начиналась, увлеклись ею.
Doubleday, однако, восприняла все требования гораздо серьезней, чем я. Они потворствовали мне двадцать лет, но поскольку требования становились все настойчивей и многочисленней, их терпение лопнуло. В 1981 они сказали, что я просто обязан написать еще одну повесть об Основании, и, чтобы подсластить пилюлю, предложили мне контракт с авансом, в десять раз превышающим обычный.
Нервничая, я согласился. Прошло тридцать два года с тех пор, как я написал последний рассказ об Основании, а теперь меня попросили сочинить что-нибудь длиной на 140000 слов, в два раза больше любого из более ранних томов и почти в три раза – отдельных рассказов этой серии. Я перечитал трилогию и погрузился в работу. «Край Основания» был издан в октябре 1982 а затем случилась очень странная вещь: книга сразу же появилась в списке бестселлеров Нью-Йоркской Таймс. Она оставалась там двадцать пять недель, к моему полнейшему изумлению.
Doubleday тот час же заказала мне дополнительные вещи и я написал две, ставшие частью другой серии – The Robot Novel's. А затем пришло время вернуться к «Основанию».
Итак, я написал «Основание и Земля», которая начинается в тот самый момент, когда кончается «Край Основания». Если вы загляните в «Край Основания», просто чтобы освежить вашу память, это может помочь, но это не обязательно. «Основание и Земля» – самостоятельное произведение. Надеюсь, оно вам понравится.
Айзек Азимов,
Нью-Йорк Сити, 1986.
Часть I
Гея
1. Поиск начинается
1
– Почему я должен был сделать это? – спрашивал Голан Тревиз.
Вопрос был не нов. Со времени своего появления на Гее он часто спрашивал себя об этом. Он мог пробудиться от крепкого сна в приятной прохладе ночи и обнаружить в голове безмолвно стучащий, подобно крохотному барабану, вопрос: «Почему я должен был сделать это? Почему я должен был сделать это?»
Сейчас, впрочем, впервые, он ухитрился спросить об этом Дома, старейшину Геи. Дом хорошо знал напряжение Тревиза, поскольку мог чувствовать ткань сознания Советника. Он не реагировал на это. Гея ни коим образом не должна была даже коснуться сознания Тревиза, и для Дома лучшим способом не поддаться соблазну было игнорировать то, что он ощущал.
– Сделать что, Трев? – спросил Дом. Он было затруднялся использовать более одного слога, обращаясь персонально, впрочем, это не важно. Тревиз – было что-то слишком длинное для такого случая.
– Решение, которое я принял, выбрав Гею в качестве будущего.
– Ты был прав, сделав это, – сказал Дом, садясь. Его умудренные годами, глубоко посаженные глаза глядели исподлобья на стоявшего перед ним человека Основания.
– Ты говоришь, что я прав, – сказал Тревиз нетерпеливо.
– Я/мы/Гея знаем, что это так. В этом твоя ценность для нас. У тебя есть способность принимать правильные решения, основываясь на неполных данных, и ты принял такое решение.
Ты выбрал Гею! Ты отверг анархию Галактической Империи, построенной на технологии Первого Основания, также, как и анархию Галактической Империи, построенной на ментальности Второго Основания. Ты пришел к заключению, что ни та, ни другая не смогут долго оставаться стабильными. Поэтому ты выбрал Гею.
– Да, – сказал Тревиз. – Верно! Я выбрал Гею, сверхорганизм, целую планету со всеобщим сознанием и личностью, так что любой вынужден говорить «я/мы/Гея», изобретая местоимение для невыразимого. – Он беспрестанно мерял шагами пол. – И в конце концов, это может стать Галаксией, сверх-сверх-организмом, охватывающим все скопления Млечного Пути.
Он остановился и резко повернулся к Дому.
– Я чувствую, что я прав, так же как и вы чувствуете это, но вы хотите появления Галаксии и поэтому удовлетворены решением. Во мне, однако, существует что-то, что не желает этого, и по этой причине я не удовлетворен, так легко принимая свою правоту. Я хочу знать, почему я принял это решение. Я хочу взвесить и обсудить правоту и, таким образом, удовлетвориться этим. Чувства правоты по большей части недостаточно. Как я могу узнать, что я прав? Что за обстоятельства делают меня правым?
– Я/мы/Гея не знаем, каким образом ты приходишь к правильному решению. Разве важно знать это теперь, когда оно у нас уже есть?
– Ты говоришь за всю планету, не правда ли? За общее сознание каждой капли росы, каждой гальки, даже жидкого центрального ядра планеты?
– Да, и это может любая часть планеты в которой достаточно велика доля всеобщего сознания.
– И все это всеобщее сознание удовлетворено, используя меня как черный ящик? Поскольку черный ящик работает, то неважно знать, что внутри? – это мне не подходит. Мне не доставляет радости быть черным ящиком. Я желаю знать, что внутри. Я желаю знать, как и почему я выбрал Гею и Галаксию в качестве будущего, чтобы я мог успокоиться.
– Но почему ты так не доверяешь своему решению, почему оно так не нравится тебе?
Тревиз глубоко вдохнул и медленно, низким и сильным голосом сказал:
– Потому что я не желаю быть частью сверхорганизма. Я не желаю быть никчемной частичкой, которую можно уничтожить всякий раз, когда сверхорганизм сочтет это благом для целого.
Дом задумчиво посмотрел на Тревиза.
– Не хочешь ли ты в таком случае изменить свое решение, Трев? Ты можешь, ты это знаешь.
– Я хотел бы изменить решение, но я не могу сделать так только из-за того, что оно мне не нравится. Чтобы изменить его, я должен знать, является прежнее решение верным или нет. Недостаточно просто чувствовать, что оно правильное.
– Если ты чувствуешь, что ты прав – ты прав.
Опять этот медленный мягкий голос, который, очевидно, своим резким контрастом с его собственным возбужденным состоянием выводил из себя Тревиза.
Тогда, полушепотом, вырываясь из неразрешимых колебаний между чувствами и знанием, Тревиз сказал:
– Я должен найти Землю.
– Потому что это как-то связано с вашей страстной необходимостью знать?
– Потому что это другая проблема, над которой я ломаю голову и я чувствую, что между ними есть связь. Разве я не черный ящик? Я чувствую, что есть связь. Неужели этого недостаточно, для того, чтобы заставить вас принять это как факт?
– Возможно, – довольно равнодушно ответил Дом.
– Вот уже тысячи лет, возможно двадцать тысяч лет люди Галактики думают о себе как о выходцах с Земли. Как это стало возможным, что все забыли планету, откуда мы родом?
– Двадцать тысяч лет – время гораздо большее, чем вы себе представляете. О многих аспектах ранней Империи мы мало что знаем. В основном – легенды, которые почти наверняка вымышлены, но которые мы повторяем и даже доверяем им из-за отсутствия чего-либо более надежного. А Земля древнее, чем Империя.
– Но наверняка существуют какие-нибудь записи. Мой друг, Пилорат, собирает мифы и легенды о ранней Земле, все, что мы можем наскрести из любых источников. Это его профессия и, что более важно, хобби. Эти мифы и легенды – все, что имеется. Не существует достоверных записей, не существует документов.
– Документов возрастом двадцать тысяч лет? Вещи гниют, гибнут, разрушаются из-за небрежности или войны.
– Но должны быть записи записей, копии, копии копий, копии копий копий, материалы, которые много моложе 20 тысячелетий. Они были изъяты. Галактическая Библиотека на Транторе должна была иметь документы, относящиеся к Земле.
На эти документы ссылаются в известных исторических записях, но документы больше не хранятся в Галактической Библиотеке.
Ссылки на них известны, но любые выдержки на самом деле не существуют.
– Не забывайте, Трантор был разграблен несколько столетий назад.
– Библиотека осталась нетронутой. Она охранялась адептами Второго Основания. И именно эти люди недавно обнаружили, что материалы, относящиеся к Земле, больше не существуют. Эти материалы были намеренно изъяты и совсем недавно. Почему? – Тревиз прекратил расхаживать и пристально посмотрел на Дома. – Если я найду Землю, я смогу обнаружить, что скрывается…
– Скрывается?
– Скрывается или было сокрыто. У меня есть предчувствие, что как только я это обнаружу, я смогу узнать, почему предпочел Гею и Галаксию нашей индивидуальности. Тогда, надеюсь, я смогу узнать, а не почувствовать, что прав и если я прав, – он безнадежно пожал плечами, – пусть так и остается.
– Если ты чувствуешь, что это так, – сказал Дом, – и если ты чувствуешь, что ты должен искать Землю, тогда, конечно, мы поможем тебе в меру наших сил. Эта помощь, однако, ограничена. Например, я/мы/Гея действительно не знаем, где может находиться Земля среди необъятной россыпи миров, составляющих Галактику.
– Пусть так, – сказал Тревиз, – я должен искать. Даже если бесконечность звезд, подобных пыли в Галактике, приводит к кажущейся безнадежности проблемы и даже если мне придется делать это в одиночку.
2
Тревиза окружала прирученная природа Геи. Температура, как всегда, была комфортной и ветер приятно освежал, не переохлаждая. Облака плыли по небу, время от времени закрывая солнце, и, без сомнения, если уровень влажности на метр открытой поверхности значительно падал в том или ином месте, их было достаточно для восполняющего этот изъян дождика.
Деревья росли упорядоченными группами, подобно садам, и, несомненно, так по всей планете. Суша и море снабжены растительной и животной жизнью в надлежащих количествах и в надлежащем разнообразии, чтобы обеспечить приемлемый экологический баланс, и все они, без сомнения, увеличивались и уменьшались в численности, медленно колеблясь относительно признанного оптимума – впрочем, как и численность человеческих существ.
Из всего, доступного взору Тревиза, только одно выпадало из гармонии общей картины – его корабль «Далёкая Звезда».
Корабль был хорошо и умело вычищен и вытряхнут рядом человеческих составляющих Геи, снабжен запасами еды и питья, его содержимое было обновлено или заменено, механические устройства перепроверены. Тревиз лично тщательно проверил корабельный компьютер.
В заправке топливом корабль не нуждался – это было одно из новейших гравитационных судов Основания, использовавших энергию всеобщего гравитационного поля Галактики. Ее хватило бы для питания всех возможных флотов человечества на все время их существования без заметного уменьшения интенсивности поля.
Три месяца назад Тревиз был Советником Терминуса.
Другими словами, он являлся членом законодательной власти Основания и, естественно, одним из великих в Галактике.
Неужели миновало всего три месяца? Казалось, что прошла половина из его 32-х летней жизни с тех пор, как его единственной заботой на этом посту было – является ли истиной великий План Сэлдона; будет ли плавное возвышение Основания от планетной деревушки до Галактического величия уверенно продолжено и в будущем?
Впрочем, в некотором смысле, не произошло никаких перемен. Он все еще был Советником. Его статус и его привилегии остались неизменными, за исключением того, что он не предполагал когда-либо вернуться на Терминус для подтверждения этого статуса и этих привилегий. К огромному хаосу Основания он стремился не более, чем к маленькой упорядоченности Геи. Он нигде не дома, всюду – сирота.
Тревиз стиснул челюсти и в ярости запустил пальцы в свои черные волосы. Прежде, чем терять время, оплакивая свою судьбу, он должен найти Землю. Если он выживет при этом, времени будет достаточно для того, чтобы сесть и поплакать.
К той поре для этого может появиться более веская причина.
С определенным хладнокровием Голан затем подумал о происшедшем.
Три месяца назад он и Янов Пилорат, этот способный, наивный ученый, покинули Терминус. Пилорат, влекомый своим антикварным энтузиазмом найти местоположение давно потерянной Земли, и Тревиз, сам ищущий нечто иное, используя цель Пилората как прикрытие для того, что он считал своей реальной целью. Они не нашли Землю, но они нашли Гею, и затем Тревиз обнаружил, что его заставили вынести решение, определяющее судьбу Галактики.
Но произошел неожиданный поворот и теперь уже Тревиз искал Землю.
Пилорат также обнаружил кое-что, что и не ожидал. Он нашел Блисс – черноволосую, темноглазую юную женщину, которая была Геей также как и Дом – и как ближайшие песчинки или листья травы. Пилорат, со странным для своих преклонных лет пылом, влюбился в женщину почти вдвое младше его и эта юная женщина, весьма странная, казалась довольной их союзом.
Это представлялось странным – но Пилорат действительно был счастлив и Голан покорно думал, что каждый может найти счастье, пусть и в его или ее собственном стиле. Это – свойством индивидуальности, той индивидуальности, которую Тревиз своим выбором упразднял (со временем) во всей Галактике.
Боль вернулась. Решение, которое он вынес, и которое он должен был вынести, продолжало преследовать его все время и было…
– Голан!
Голос вторгся в мысли Тревиза и он взглянул в направлении солнца, слепящего глаза.
– А, Янов, – сказал он сердечно – тем более сердечно, что не желал распросов Пилората о причинах его кислых мыслей. Он даже сумел пошутить:
– Я вижу, ты ухитрился оторваться от блаженства?[1]
Пилорат кивнул. Нежный бриз шевелил его шелковистые белые волосы, а вытянутое серьезное лицо подтвердило эти слова.
– Действительно, старина, это она предложила, чтобы я увиделся с тобой и кое-что обсудил. Не то, чтобы я не хотел увидеть тебя сам, конечно, но она кажется соображает быстрее, чем я.
Тревиз улыбнулся.
– Все верно, Янов. Ты пришел сказать «Прощай!». Я понимаю.
– Ну, нет, не совсем. На самом деле, скорее наоборот. Голан, когда мы покинули Терминус, ты и я, я настаивал на поисках Земли. Я посвятил почти всю свою взрослую жизнь этой задаче.
– И я продолжу поиски. Эта задача стала теперь моей.
– Да, но она также и моя, все еще моя.
– Но… – Тревиз поднял руки, словно пытаясь охватить весь окружавший их мир.
– Я хочу отправиться с тобой, – сказал Пилорат голосом, внезапно севшим от волнения.
Тревиз удивился:
– Ты не можешь этого хотеть, Янов. Теперь у тебя есть Гея.
– В один прекрасный день я вернусь на Гею, но я не могу позволить тебе уйти одному.
– Конечно, можешь. Я могу позаботиться о себе сам.
– Не обижайся, Голан, но твои знания недостаточны. Это я знаю мифы и легенды, я могу направлять тебя.
– И ты сможешь покинуть Блисс? Прямо сейчас?
Щеки Пилората покрылись румянцем.
– Я совсем не хочу делать этого, старина, но она сказала…
Тревиз нахмурился.
– Так она пытается управлять тобой? Она обещала мне…
– Нет, ты не понял. Пожалуйста, выслушай меня, Голан. Все этот твой неприятный взрывной способ перепрыгивать к выводам, прежде, чем ты дослушаешь до конца. Это твоя особенность, я знаю, и мне трудно выразиться лаконично, но…
– Хорошо, – сказал Тревиз мягко, – предположим, ты выскажешь мне точно, что у Блисс на уме, и так как тебе больше нравится, а я обещаю быть очень терпеливым.
– Спасибо, и, пока ты пытаешься быть терпеливым, я думаю, что смогу покончить с этим прямо сейчас. Блисс тоже хочет отправиться с нами.
– Блисс хочет отправиться? – сказал Голан. – Нет, я снова взорвусь. Скажи мне, Янов, почему Блисс вздумалось путешествовать? Я смиренно спрашиваю об этом.
– Она не сказала. Об этом она хочет поговорить с тобой.
– Тогда почему она не здесь, а?
– Я думаю – я сказал «я думаю» – она полагает, что ты не особенно ее любишь, Голан, и она очень волнуется, приближаясь к тебе. Лучшее, что я мог сделать, старик, это уверить Блисс, что у тебя ничего нет против нее. Я не могу поверить, что кто-либо может думать о ней иначе, чем с уважением. Ну, она попросила меня обговорить, так сказать, с тобой эту тему. Могу я сказать ей, что ты не прочь увидеться с ней, Голан?
– Конечно. Я встречусь с ней прямо сейчас.
– И ты обещаешь вести себя разумно? Понимаешь, старик, она весьма озабочена этим. Блисс говорит, что дело жизненно важно и она должна отправиться с тобой.
– Она не сказала тебе, почему, верно?
– Нет, но если она считает, что должна отправиться – значит так считает Гея.
– Это означает, что я не могу отказать. Не правда ли, Янов?
– Да, я думаю, не можешь, Голан.
3
Впервые за время своей краткой остановки на Гее Тревиз входил в дом Блисс – который служил сейчас жилищем и Пилорату.
Тревиз быстро огляделся. На Гее дома стремились к простоте. При совершенном отсутствии ужасной погоды любого вида, при постоянно мягком климате, особенно в этих широтах, когда даже континентальные плиты скользили плавно если они были вынуждены скользить, не было нужды строить дома, предназначенные для надежной защиты или для поддержания комфортабельной обстановки внутри некомфортабельной внешней среды. Вся планета служила, так сказать, домом, сконструированным для удобства своих обитателей.
Дом Блисс внутри этого планетарного дома был невелик, окна – скорее жалюзи, чем стекло, обстановка простая и грациозно-утилитарная. На стене висели голографические портреты; один – Пилората, выглядевшего весьма озадаченным и смущенным. Губы Тревиза дрогнули, но он постарался не показать своего удивления и стал заботливо поправлять шарф, повязанный вокруг пояса.
Блисс наблюдала за ним. Она не улыбалась, как обычно.
Напротив, она выглядела серьезной, ее прекрасные темные глаза расширились, волосы мягкой черной волной ниспадали на плечи. Только тронутые красным полные губы вносили цветовое пятно в бледность ее лица.
– Спасибо за то, что пришел увидеться со мной, Трев.
– Янов был очень настойчив в своих просьбах, Блиссенобайрелла.
Блисс коротко улыбнулась.
– Хорошо отвечено. Если ты будешь называть меня Блисс, скромно и односложно, я попытаюсь произносить твое имя полностью, Тревиз. – На втором слоге она почти незаметно запнулась.
Тревиз торжественно поднял правую руку.
– Это было бы хорошим соглашением. Я признаю геянский обычай использовать односложные имена в общем мыслеобмене, так что если тебе случиться время от времени назвать меня Тревом, я не обижусь. Однако, мне будет приятнее, если ты попытаешься говорить «Тревиз» так часто, как только сможешь – и я буду говорить «Блисс».
Тревиз изучал ее, как всегда при встрече с ней. Как личность, она была юной женщиной двадцати с небольшим лет.
Однако, как части Геи, ей было тысячи лет. Это не проявлялось внешне, но становилось заметным по тому, как она иногда говорила, и по атмосфере, неизбежно окружавшей ее.
Хотел ли он подобного для всех живущих? Нет! Наверняка, нет, хотя…
Блисс прервала его размышления:
– Вернемся к нашему вопросу. Ты настаиваешь на своем желании найти Землю…
– Я говорил с Домом, – сказал Тревиз, определенно не уступая Гее без борьбы против постоянного давления на его собственную точку зрения.
– Да, но говоря с Домом, ты говорил с Геей и с каждой ее частью, например, со мной.
– Действительно ли ты слышала меня, когда я говорил?
– Нет, я не слышала, но тем не менее, если я сосредоточусь, то смогу вспомнить, что ты сказал. Пожалуйста, усвой это и двинемся дальше. Ты настаиваешь на своем стремлении искать Землю и уверяешь в его важности. Я не вижу в чем она, но у тебя – дар оказываться правым, так что я/мы/Гея должны согласиться с тем, что ты говоришь. Если эта миссия является решающим фактором для твоего выбора, это является определяющим и для Геи. Таким образом, Гея должна отправиться с тобой, хотя бы для того, чтобы попытаться защитить тебя.
– Когда ты говоришь, что Гея должна отправиться со мной, ты подразумеваешь себя. Я прав?
– Я – Гея, – просто сказала Блисс.
– Но таково все на и в этой планете. Почему, все же, ты? Почему не какая-нибудь другая частичка Геи?
– Потому что Пил хочет сопровождать тебя, а уйдя с тобой, он не будет счастлив с любой другой частью Геи, кроме меня.
Пилорат, сидевший совершенно незаметно в кресле, в другом углу (спиной к своему портрету, как заметил Тревиз) мягко сказал:
– Это правда, Голан. Блисс – моя порция Геи.
Блисс внезапно улыбнулась.
– Мне это льстит, но на самом деле все гораздо сложнее.
– Ну что ж, посмотрим. – Тревиз закинул руки за голову и навалился спиной на спинку стула. Тонкие ножки крякнули, как только он сделал это, и Голан быстро пришел к выводу, что стул недостаточно прочен для такого с ним обращения и, качнувшись обратно, опустился на все четыре ножки.
– Сможешь ли ты оставаться частью Геи, если покинешь ее?
– У меня нет необходимости быть ею. Я могу изолироваться, например, если оказываюсь под угрозой причинения мне серьезного вреда, так что неприятные чувства не распространяются по всей Гее, или если для этого есть другая значительная причина. Это, однако, только на случай особых обстоятельств. В общем, я останусь частью Геи.
– Даже если мы прыгнем через гиперпространство?
– Даже тогда, хотя это несколько усложнит дело.
– Все же я не нахожу это приятным.
– Почему нет?
Тревиз наморщил нос, словно от неприятного запаха.
– Это означает, что все, сказанное и сделанное на моем корабле, все, что ты видишь и слышишь, может быть увидено и услышано Геей.
– Я – Гея, так что все, что я вижу, слышу, чувствую увидит, услышит и почувствует Гея.
– Верно. Даже эта стена может видеть, слышать и чувствовать, – сказал Тревиз, указав на стену.
Блисс взглянула на стену и пожала плечами.
– Да и эта стена тоже. Она наделена бесконечно малым сознанием, так что чувствует и понимает ничтожно мало. Но я надеюсь, происходят какие-нибудь сдвиги атомов стены в ответ, к примеру, на все сказанное сейчас нами, что позволит ей с большей пользой влиться в Гею, принося благо всему в целом.
– Но что, если я хочу уединиться? Я могу не захотеть, чтобы стена следила за тем, что я говорю или делаю.
Блисс выглядела раздраженной и Пилорат внезапно вклинился в разговор.
– Знаешь, Голан, я не хотел вмешиваться, так как, очевидно, не слишком много знаю о Гее. Однако, я был с Блисс и тоже был отчасти озабочен тем, о чем вы сейчас говорили.
Если ты идешь через толпу на Терминусе, ты видишь и слышишь очень много вещей, и можешь вспомнить кое-что из этого. Ты можешь даже при определенной мозговой стимуляции, восстановить все, но, как правило, тебе до этого просто нет никакого дела. Ты пропускаешь это мимо ушей, даже если наблюдаешь какую-нибудь эмоциональную сцену между незнакомцами и даже если ты заинтересуешься; все равно, если это не особенно заботит тебя – ты пропускаешь мимо – ты забываешь. То же самое, должно быть, происходит на Гее. Даже если все здесь точно знают твои дела, это не означает, что Гея наверняка обращает на тебя внимание. Не так ли, Блисс, дорогая?
– Я никогда не думала об этом подобным образом, Пил, но в том, что ты сказал, что-то есть. Однако, это уединение, о котором Трев говорил, – я имею в виду, Тревиз, – вещь, которую мы совсем не ценим. Впрочем, не только это. Не желать быть частью – хотя при этом твой голос не слышен, твои дела – не известны, а мысли – неощутимы, – Блисс энергично тряхнула головой, – я сказала, что мы можем заблокировать себя при опасности, но кто же захочет жить так, даже какой-то час.
– Я, – сказал Тревиз. – Именно поэтому я должен найти Землю – отыскать главную причину, если таковая есть, которая привела меня к выбору этой ужасной судьбы для человечества.
– Эта судьба не ужасна, но не будем дискутировать. Я должна быть с тобой не как шпион, но как друг и помощник.
Тревиз бросил угрюмо:
– Гея помогла бы мне гораздо больше, указав направление на Землю.
Блисс медленно покачала головой.
– Гея не знает местонахождение Земли. Дом уже сказал тебе об этом.
– Я не совсем поверил этому. Кроме того, вы должны иметь записи. Почему мне не позволили увидеть их во время моего пребывания здесь? Даже если Гея в самом деле знает, где Земля, может быть, я смогу получить какие-нибудь намеки из этих записей. В основных деталях я знаю Галактику, несомненно, много лучше, чем Гея. Я способен понять и следовать таким намекам в ваших записях, которые Гея, возможно, не совсем схватывает.
– Но что это за записи, о которых ты говоришь, Тревиз?
– Любые записи. Книги, фильмы, магнитозаписи, голографии, артефакты, все, что у вас есть. Все это время, что я нахожусь здесь, я не видел ни одной вещи, которую мог бы рассматривать в качестве записи. А ты, Янов?
– Нет, – сказал Пилорат помедлив, – но я собственно и не искал.
– А я искал, по-своему, не привлекая внимания, – сказал Тревиз, – но ничего не нашел. Ничего! Я могу только предполагать, что они были спрятаны от меня. Почему, я спрашиваю? Можешь ты мне это сказать?
Блисс удивленно нахмурилась:
– Почему ты не спросил об этом раньше? Я/мы/Гея не скрываем ничего, и мы не лжем. Изолят[2] – может солгать. Он ограничен, и он боится, потому что он ограничен.
Гея, однако, – планетарный организм величайшей ментальной способности и не ведает страха. Для Геи солгать, сотворить описание, которое расходится с реальностью – совершенно лишено необходимости.
Тревиз фыркнул:
– Тогда почему меня заботливо держали подальше от лицезрения любых документов? Назовите мне причину, имеющую смысл.
– Конечно. – Она вытянула обе руки перед собой, подняв вверх ладони. – У нас не никаких записей.
4
Пилорат опомнился первым и казался менее удивленным, чем Тревиз.
– Дорогая, – сказал он мягко, – это совершенно невозможно. Вы не можете построить нормальную цивилизацию не фиксируя каким-либо образом необходимой информации.
Блисс подняла брови:
– Я понимаю это. На самом деле я имела в виду, что мы не имеем записей того типа, о которых говорил Трев – Тревиз, и о которых он не упомянул. Я/мы/Гея не имеем летописей, печатной информации, фильмов, компьютерных банков данных, ничего. У нас нет, между прочим, и наскальных надписей. Это все я и хотела сказать. Так как у нас нет всего этого, Тревиз действительно ничего не обнаружил.
Тревиз сказал:
– Тогда что у вас есть, если вы не имеете никаких записей, которые я могу идентифицировать, как записи?
Блисс, тщательно, словно разговаривая с ребенком, произнося слова, сказала:
– Я/мы/Гея имеем память. Я вспоминаю.
– Что ты вспоминаешь?
– Все.
– Ты вспоминаешь все справочные данные?
– Да.
– Но с каких пор? На сколько лет вглубь?
– Насколько угодно.
– Ты можешь выдать мне исторические данные, биографические, научные, географические? Каждую местную сплетню?
– Все.
– Все в этой маленькой головке? – Тревиз, сардонически улыбнувшись показал на высокий лоб Блисс.
– Нет, – сказала она. – Память Геи не ограничивается содержимым моего обычного черепа. Пойми, – на мгновение она стала церемонной и даже несколько суровой, словно перестала быть только Блисс и превратилась в совокупность множества других индивидуальностей, – должно было быть время перед началом истории, когда человеческие существа были настолько примитивны, что, хотя они и могли вспомнить прошлые события, но не умели еще говорить.