– Морские путешествия требуют обтекаемой формы. У морской жизни не может быть неправильной формы и придатков, вроде рук.
      – У головоногих есть щупальца.
      – Я тоже не прочь строить предположения, но если вы думаете о разумных головоногих существах, независимо развивающихся где-то в Галактике и имеющих технологию, основанную не на огне, то по-моему, вы заблуждаетесь.
      – По-видимому, – мягко сказал Пилорат.
      Тревиз внезапно рассмеялся.
      – Очень хорошо, Яков. Обещаю, что если мы не найдем суши, то изучим море, чтобы проверить, можно ли обнаружить ваших разумных головоногих.
      Пока он говорил, корабль вошел в тень, и экран стал темным.
      Пилорат вздрогнул.
      – Интересно, – сказал он, – это безопасно?
      – Что именно, Яков?
      – Вот так мчаться во тьме. Мы можем опуститься, нырнуть в океан и погибнуть.
      – Это невозможно, Яков. Действительно невозможно! Компьютер ведет нас вдоль линий гравитационного поля. Другими словами, он придерживается постоянной интенсивности гравитационного поля планеты, и мы движемся примерно на одинаковой высоте над уровнем моря.
      – На какой высоте?
      – Около пяти километров.
      – Это не успокаивает меня, Голан. Не можем ли мы врезаться в гору, которую не видим?
      – Не видим МЫ, но корабельный радар увидит ее, и компьютер проведет корабль вокруг или над горой.
      – А если под нами будет земля? Мы пропустим ее в темноте.
      – Нет, Яков, не пропустим. Радарные отражения от воды отличаются от радарных отражений от суши. Вода существенно плоская, а суша – неровная. По этой причине отражения от суши значительно более хаотичны, чем отражения от воды. Компьютер знает об этом отличии и даст мне знать, если под нами окажется суша. Даже если бы был день, и планета была освещена солнцем, компьютер обнаружил бы землю раньше меня.
      Они замолчали, а через пару часов корабль вышел на дневную сторону, и пустой океан по-прежнему монотонно расстилался внизу, время от времени исчезая из виду, когда они пересекали многочисленные грозы. В одной из гроз ветер понес «Далекую Звезду» в сторону от курса. Тревиз объяснил, что компьютер принял меры для избежания пустой траты энергии и уменьшения возможности повреждений. Потом, когда завихрения остались позади, компьютер вернул корабль на курс.
      – Вероятно, это край урагана, – сказал Тревиз.
      – Послушайте, старина, – сказал вдруг Пилорат. – Мы движемся с запада на восток… или с востока на запад, так что изучаем только экватор.
      – Это должно быть глупо, не так ли? – спросил Тревиз. – Так вот, мы движемся по маршруту северо-запад – юго-восток, проходя через тропики и обе температурные зоны. Каждый раз, повторяя оборот, мы смещаемся к западу, поскольку планета вращается вокруг своей оси. Таким образом, мы методически прочесываем этот мир. К этому моменту, поскольку мы не нашли землю, шанс обнаружить крупный континент меньше одной десятой (по расчетам компьютера), а крупный остров – меньше одной четвертой, и они продолжают уменьшаться с каждым новым оборотом.
      – Знаете, что бы я сделал? – медленно сказал Пилорат, когда под ними вновь оказалась ночная сторона. – Отошел бы подальше от планеты и ощупал всю обращенную ко мне поверхность радаром. Облака можно не принимать в расчет, верно?
      – Затем вы перебрались бы на другую сторону и сделали то же самое, – сказал Тревиз. – Или просто дали бы планете повернуться… Это взгляд в прошлое, Яков. Кто может надеяться приблизиться к обитаемой планете без остановки у станции для получения траектории снижения… или же отказа в посадке? А если бы кто-то не останавливаясь нырнул под облачный слой, разве мог бы он ожидать, что не найдет сушу почти немедленно? Обитаемые планеты являются… Земля!
      – Но не все же там Земля, – сказал Пилорат.
      – Я говорю не об этом, – возбужденно ответил Тревиз. – Я сказал, что мы нашли Землю!
      Стараясь скрыть свое возбуждение, Тревиз положил руки на стол и стал частью компьютера.
      – Это остров, – сообщил он. – Около 250 километров длиной и 65 километров шириной. Площадь около 15000 квадратных километров или близко к этому. Не огромный, но значительный. Это более, чем точка на карте. Подождите…
      Свет в пилотской рубке стал меркнуть и погас совсем.
      – Что мы будем делать? – спросил Пилорат, машинально переходя на шепот, как будто темнота была чем-то хрупким, что может разбиться.
      – Ждать, пока наши глаза привыкнут к темноте. Корабль висит над островом. Смотрите… Видите что-нибудь?
      – Нет… Хотя… пожалуй, маленькие пятна света. Я не уверен.
      – Я тоже вижу их. А сейчас подключим телескоп.
      Да, там был свет! И хорошо видимый. Пятна неправильной формы.
      – Остров обитаем, – сказал Тревиз. – Возможно, это единственная обитаемая часть этой планеты.
      – Что нам делать?
      – Подождем дня. Это даст нам несколько часов для отдыха.
      – А они не могут атаковать нас?
      – Как? Я не обнаружил почти никакого излучения, за исключением видимого и инфракрасного. Остров обитаем и жители его явно разумны. У них есть технология, но доэлектронная, поэтому не думаю, чтобы что-то могло угрожать нам. А если и будет, компьютер заблаговременно предупредит меня.
      – И, как только наступит день…
      – …мы садимся.
 

75

      Они начали спуск, когда первые лучи утреннего солнца пробились сквозь разрыв в облаках и осветили часть острова – свежую зелень с линией низких, округлых холмов, уходивших в фиолетовую даль.
      Спустившись пониже, они увидели отдельные рощицы деревьев и разбросанные сады, однако большая часть площади была занята хорошо ухоженными фермами. Прямо под ними, на юго-восточном берегу острова находился серебристый пляж, ограниченный прерывистой линией скал, за которыми простирались луга. Путешественники мельком заметили отдельные дома, которые однако не объединялись во что-нибудь подобное поселку или городу.
      И наконец, они разглядели сеть дорог, рассекающих жилые районы, а потом заметили висящую в прохладном утреннем воздухе воздушную машину. Понять, что это машина, а не птица, можно было только по ее маневрам. Это был первый несомненный знак активной разумной жизни, который они встретили на этой планете.
      – Это может быть автоматический экипаж, если они могут делать их без электроники, – сказал Тревиз.
      – Вполне могут, – ответила Блисс. – По-моему, будь за рычагами человек, машина уже летела бы к нам. Мы должны быть хорошо заметны – корабль, опускающийся вниз без использования тормозящего ракетного огня.
      – Странное зрелище для любой планеты, – задумчиво сказал Тревиз. – Вряд ли есть много миров, на которых хотя бы видели посадку гравитационного космического корабля. Этот пляж должен быть отличной посадочной площадкой, но я не хочу, чтобы корабль заливала вода, поэтому воспользуюсь лужайкой по ту сторону скал.
      – По крайней мере, – сказал Пилорат, – гравитационный корабль не сожжет при посадке частную собственность.
      Они мягко опустились на четыре широкие подушки, надувшиеся во время последней стадии посадки и вдавившиеся в почву под тяжестью корабля.
      – Боюсь, что мы все-таки оставим след, – сказал Пилорат.
      – Похоже, – сказала Блисс, и в голосе ее как будто прозвучало неодобрение, – климат здесь ровный… можно даже сказать – теплый.
      На лужайке стояла женщина, смотревшая на посадку корабля и не выказывающая признаков страха или удивления. Лицо ее выражало только интерес.
      Одето на ней было очень мало, и это отвечало оценке Блисс климата. Сандалии казались сделанными из холста, а бедра закрывала юбка с цветастым узором. Волосы у нее были черные, длинные и блестящие, спускающимися почти до талии. Кожа была бледно-коричневой, а глаза узкими.
      Тревиз осмотрел окрестности и не обнаружил больше ни одного человека. Он пожал плечами и сказал:
      – Сейчас раннее утро, и жители могут быть в основном в домах, может быть, даже спят. И все-таки, я бы не сказал, что это густо населенный район.
      Он повернулся к другим и произнес:
      – Я выйду и поговорю с женщиной, если она говорит на чем-то понятном. Вы же…
      – Я думаю, – резко сказала Блисс, – что мы тоже должны выйти. Эта женщина выглядит совершенно безвредной, к тому же я хочу размять ноги, подышать воздухом планеты, а возможно, договориться о местных продуктах. Я хочу, чтобы Фоллом снова почувствовала себя на земле, и думаю, что Пилу будет приятно изучить эту женщину вблизи.
      – Что? Мне? – Пилорат покраснел. – Вовсе нет, Блисс, но я ведь лингвист нашего маленького отряда.
      Блисс пожала плечами.
      – Тогда пойдем все. Но, хотя она выглядит вполне безвредной, я собираюсь взять свое оружие с собой.
      – Сомневаюсь, – сказала Блисс, – что вам захочется опробовать его на этой молодой женщине.
      Тревиз усмехнулся.
      – Она привлекательна, верно?
      Он вышел из корабля первым. Следом шла Блисс, одной рукой обнимая Фоллом, а Пилорат замыкал шествие.
      Черноволосая молодая женщина продолжала с интересом разглядывать их. Она не отступила ни на дюйм.
      – Что ж, попробуем, – буркнул Тревиз.
      Убрав руку со своего оружия, он произнес:
      – Я приветствую тебя.
      Женщина на мгновение задумалась, а затем сказала:
      – Я приветствую тебя и твоих спутников.
      Пилорат радостно воскликнул:
      – Поразительно! Она говорит на Классическом Галактическом и с правильным акцентом.
      – Я тоже понял ее, – сказал Тревиз, показывая движением руки, что его понимание было неполным. – Надеюсь, она понимает меня.
      Улыбаясь и стараясь выглядеть дружелюбно, он сказал:
      – Мы пришли из космоса. Из другого мира.
      – Это хорошо, – сказала молодая женщина своим чистым сопрано. – Твой корабль из Империи?
      – Он пришел с далекой звезды и называется «Далекая Звезда».
      Женщина взглянула на надпись на корабле.
      – Она говорит об этом? Если это так, и если первая буква это Г, значит, она написана наоборот.
      Тревиз хотел было возразить, но Пилорат в радостном экстазе опередил его:
      – Она права. Буква Г повернулась около двух тысяч лет назад. Какая чудесная возможность изучить классический Галактический в деталях и как живой язык!
      Тревиз внимательно разглядывал молодую женщину. Она была не более 1,5 метров ростом, а ее груди, хотя и сформировавшиеся, были невелики. Однако, она не выглядела незрелой. Соски были большими, окруженными темным ореолом, что впрочем, могло быть следствием коричневого цвета ее кожи.
      – Меня зовут Голан Тревиз, – сказал он. – Это мой друг Яков Пилорат, женщину зовут Блисс, а ребенка – Фоллом.
      – На далекой звезде, с которой вы пришли, мужчинам обычно дают двойные имена? Меня зовут Хироко, дочь Хироко.
      – А твоего отца? – вставил вдруг Пилорат.
      Равнодушно пожав плечами, она ответила:
      – Его имя, по словам моей матери, Смул, но это неважно. Я не знаю его.
      – А где остальные? – спросил Тревиз. – Только ты одна встречаешь нас.
      – Многие мужчины ушли на рыбацких лодках, – сказала Хироко, – а многие женщины в поле. Я отдыхаю последние два дня и мне посчастливилось увидеть такую великую вещь. Однако, люди любопытны, а корабль можно было видеть даже издалека. Скоро другие будут здесь.
      – А много этих других на острове?
      – Больше чем двадцать и пять тысяч, – с гордостью сказала Хироко.
      – А есть другие острова в океане?
      – Другие острова, добрый сэр? – Она казалось удивилась.
      Тревиз воспринял это как ответ. Остров был единственным местом на всей планете, населенном людьми.
      – Как вы называете свой мир? – спросил он.
      – Альфа, добрый сэр. Нас учили, что полное название звучит Альфа Центавра, если это устраивает тебя больше, но мы зовем его просто Альфа, и это светлолицый мир.
      – Какой мир? – повернулся Тревиз к Пилорату.
      – Она имеет в виду, красивый мир, – сказал Пилорат.
      – Это верно, – согласился Тревиз, – по крайней мере здесь и в эту минуту. – Он взглянул на бледно-голубое небо с редкими облаками. – У вас чудесный солнечный день, Хироко, но я думаю, на Альфе таких дней немного.
      Хироко напряглась.
      – Их столько, сколько мы захотим, сэр. Облака появляются, когда нам нужен дождь, а большая часть дней хороша для нас, если небо над нами чистое. И конечно, чистое небо и слабый ветер нужны в те дни, когда рыбацкие лодки в небе.
      – Значит, твой народ управляет погодой, Хироко?
      – Не будь этого, сэр Голан Тревиз, мы были бы сырыми от дождя.
      – Но как вы делаете это?
      – Я не инженер, сэр, и не могу ответить тебе.
      – А как называется остров, на котором живешь ты и твой народ? – спросил Тревиз.
      – Мы называем наш небесный остров, лежащий посреди океана, Новой Землей, – ответила Хироко.
      Услышав это, Тревиз и Пилорат удивленно переглянулись.
 

76

      Времени, чтобы развить эту тему, уже не было: начали прибывать другие. Они появлялись дюжинами, и Тревиз подумал, что это те, кто не был в море или на полях и, следовательно, находился не очень далеко. Большей частью они приходили пешком, хотя появились и две наземные машины – старые и неуклюжие.
      Очевидно это было низко-технологическое общество, хотя они и управляли погодой.
      Хорошо известно, что технология развивается неоднородно, и отсутствие прогресса в одном направлении не обязательно исключает значительное развитие в другом… Но, конечно, этот пример с неравным развитием был необычен.
      Из тех, кто смотрел сейчас на корабль, по крайней мере половину составляли пожилые мужчины и женщины; было также трое или четверо детей. Среди остальных было больше женщин, чем мужчин. Никто не выказывал ни малейшего страха или неуверенности.
      Понизив голос, Тревиз обратился к Блисс:
      – Вы управляете ими? Они кажутся… спокойными.
      – Нет, – ответила Блисс. – Я никогда не трогаю разумов, если в этом нет необходимости. Сейчас я сосредоточена на Фоллом.
      Новоприбывшие, немногочисленные для человека с любого нормального мира Галактики, были толпой для Фоллом, привыкшей видеть на борту «Далекой Звезды» всего троих взрослых. Она дышала быстро и неглубоко, а глаза ее были полузакрыты. Казалось, что она находится в шоке.
      Блисс мягко и ритмично гладила ее волосы, что-то успокаивающе говоря при этом. Тревиз был уверен, что она осторожно направляет ментальную деятельность ребенка.
      Внезапно Фоллом сделала глубокий вдох и как бы встряхнулась. Она подняла голову, окинула присутствующих почти нормальным взглядом, а потом спрятала голову подмышкой к Блисс.
      Блисс позволила ей остаться так и обхватила плечи ребенка руками, периодически плотнее прижимая ее к себе, как бы снова и снова напоминая о своем присутствии.
      Пилората, казалось, охватывает благоговейный страх по мере того, как взгляд его переходил с одного туземца на другого.
      – Голан, – сказал он, – они такие разные…
      Тревиз тоже заметил это. Тут были различные оттенки кожи и цвета волос, включая одного ярко-рыжего с голубыми глазами и веснушчатым лицом. По крайней мере трое явных взрослых были такого же роста, что и Хироко, а один или двое были выше Тревиза. У большинства обоих полов глаза были как у Хироко, и Тревиз вспомнил, что на переполненных торговых планетах сектора Фили такие глаза были характерной чертой населения, но он никогда не посещал этот сектор.
      Все альфанцы были обнажены выше пояса, а у всех женщин груди были небольшими. Это было самой заметной из всех телесных характеристик, которые он видел.
      Блисс вдруг сказала:
      – Мисс Хироко, мой ребенок не привык путешествовать в космосе и впитал больше новых данных, чем может вынести. Нельзя ли где-нибудь посадить ее и, возможно, дать поесть и напиться?
      Хироко удивленно взглянула на нее, и Пилорат повторил сказанное Блисс на более витиеватом Галактическом средне-имперского периода.
      Хироко прижала руки к губам и грациозно опустилась на колени.
      – Молю о прощении, уважаемая мадам, – сказала она. – Я не подумала о нуждах этого ребенка, ни о твоих нуждах. Странность этого события слишком потрясла меня. Вы все можете пройти в трапезную для утренней еды. Можем ли мы присоединиться к вам и прислуживать как хозяева?
      – Это очень любезно с вашей стороны, – сказала Блисс. Она говорила медленно и тщательно произносила слова, надеясь сделать их более понятными. – Однако, ради удобства этого ребенка, который не привык видеть столько людей одновременно, будет лучше, если ты одна поможешь нам как хозяйка.
      Хироко поднялась на ноги.
      – Все будет, как ты сказала.
      Она неторопливо повела их через лужайку. Остальные альфанцы толпились рядом. Казалось, их особенно интересует одежда пришельцев. Тревиз снял свою легкую куртку и отдал мужчине, который боком подошел к нему и вопросительно указал на нее пальцем.
      – Возьми, – сказал он, – посмотри, но верни. – Потом он обратился к Хироко. – Проследите, чтобы я получил это обратно, мисс Хироко.
      – О, конечно, это будет возвращено, уважаемый сэр. – Она серьезно кивнула головой.
      Тревиз улыбнулся и пошел дальше. Ему было удобнее без куртки на этом легком, мягком ветерке.
      До сих пор он не заметил оружия у людей, окружавших его, и заинтересовался тем, что они не выказывают никакого страха перед его вооружением. Они даже не проявляли к нему никакого интереса. Возможно, они вообще не отождествляли этих предметов с оружием. Из этого можно было сделать вывод, что Альфа – мир без насилия.
      Женщина, шедшая впереди Блисс, повернулась, внимательно осмотрела ее блузку и спросила:
      – У тебя есть груди, уважаемая мадам?
      Девушка улыбнулась и сказала:
      – Как ты сама видишь, есть. Возможно, они не так совершенны, как у тебя, но я прячу их по другой причине. На моем мире не годится обнажать их. – Она повернулась и прошептала Пилорату: – Как тебе нравятся мои успехи в классическом Галактическом?
      – Ты говоришь очень хорошо, Блисс, – ответил Пилорат.
      Столовая была большим залом с длинными столами, вдоль каждой стороны которых стояли длинные скамьи. Видимо, альфанцы ели все вместе.
      Тревиз почувствовал угрызения совести. Требование Блисс уединения предоставило это пространство для пяти людей, заставив остальных остаться снаружи. Большинство, однако, расположились на почтительном расстоянии от окон (которые были просто отверстиями в стенах, не закрытыми хотя бы ширмами), вероятно так, чтобы видеть, как едят странники.
      Он невольно подумал о том, что было бы, иди сейчас дождь. Впрочем, дождь шел только тогда, когда был нужен, легкий и теплый, без резкого ветра. Кроме того, он всегда начинался в известное время, так что альфанцы могли подготовиться к нему.
      Окно, к которому он сидел лицом, выходило на море, и Тревизу показалось, что далеко у самого горизонта он видит вал облаков, которые плотно заполняли небеса, где угодно, кроме этой маленькой точки Эдема.
      Это были преимущества управления погодой.
      Наконец, их обслужила молодая женщина. Она не спрашивала, что они хотят выбрать, а просто принесла еду. Она состояла из маленького стакана молока, стакана побольше с виноградным соком и еще большего с водой. Каждый обедающий получил по два больших яйца с палочками белого сыра по бокам. Кроме того, каждому дали большой кусок жареной рыбы и немного печеного картофеля, уложенного на зеленые листья салата.
      Блисс с тревогой смотрела на продукты перед собой и явно не знала, с чего начать. У Фоллом подобных сомнений не было. Она жадно и с явным одобрением выпила виноградный сок, а затем съела рыбу и картофель. При этом она собиралась пользоваться пальцами, но Блисс вручила ей большую ложку с зубчиками, которой можно было пользоваться как вилкой.
      Пилорат удовлетворенно улыбнулся и начал с яиц.
      Тревиз, сказав: – Вспомним, какой вкус имеют настоящие яйца, – последовал его примеру.
      Хироко, забыв о своем завтраке, с восторгом смотрела как едят другие (даже Блисс начала в конце концов есть с явным удовольствием), а потом сказала:
      – Все хорошо?
      – Да, – ответил Тревиз. – По-видимому, на острове нет нехватки продуктов… Или же вы дали нам больше, чем едите сами, просто из вежливости?
      Хироко внимательно выслушала его и, похоже, уловила смысл, потому что ответила:
      – Нет, нет, уважаемый сэр. Наша земля щедра, а наше море еще более. Наши утки дают яйца, наши коровы – сыр и молоко. А это из нашего зерна. Кроме того, наше море полно бесчисленных видов рыбы, в огромных количествах. Вся Империя могла бы есть за нашим столом, и в море еще осталась бы рыба.
      Тревиз постарался скрыть улыбку. Эта юная альфанка не имела ни малейшего понятия об истинных размерах Галактики.
      – Хорошо, – сказал он. – Вы называете свой остров Новой Землей. В таком случае, где находится Старая Земля?
      Она изумленно уставилась на него.
      – Ты сказал Старая Земля? Прошу прощения, уважаемый сэр, я не понимаю тебя.
      – Прежде чем здесь появилась Новая Земля, – сказал Тревиз, – твой народ должен был жить где-то в другом месте. Где было это место, из которого вы пришли?
      – Я ничего не знаю об этом, уважаемый сэр, – серьезно ответила она. – Я провела здесь всю жизнь, так же как мои мать и бабка. И я не сомневаюсь, что мои пра- и пра-пра-бабки тоже жили здесь. Никакой другой земли я не знаю.
      – Но ведь ты говоришь об этой земле, как о НОВОЙ, – не сдавался Тревиз. – Почему ты называешь ее так?
      – Потому, уважаемый сэр, – вежливо ответила она, – что так называют ее все, а женщине не пристало идти против всех.
      – Но это НОВАЯ и, следовательно, более поздняя Земля. Должна быть СТАРАЯ Земля, ранняя, по которой названа эта. Каждое утро начинается новый день, и это подразумевает, что раньше был старый день. Неужели ты не понимаешь, что должно быть так?
      – Нет, уважаемый сэр. Я знаю только как называется эта земля. Ничего больше я не знаю и не буду с тобой обсуждать, потому что ты говоришь очень много, а мы называем таких спорщиками. Я не хотела тебя обидеть.
      Тревиз покачал головой, чувствуя, что проиграл.
 

77

      Наклонившись к Пилорату, Тревиз прошептал:
      – Куда бы мы ни пришли и что бы ни сделали, информации мы не получаем.
      – Мы знаем, где находится Земля, так что какая разница? – сказал Пилорат, едва заметно шевеля губами.
      – Я хочу узнать что-нибудь здесь.
      – Она очень молода и едва ли ее можно назвать хранителем информации.
      Тревиз задумался, потом кивнул.
      – Верно, Яков. – Он повернулся к Хироко и сказал: – Мисс Хироко, вы не спросили нас, почему мы прибыли на вашу землю.
      Хироко потупила глаза и ответила:
      – Невежливо было делать это, пока вы ели и отдыхали, уважаемый сэр.
      – Но сейчас мы поели, а отдыхали мы не так давно, поэтому я расскажу тебе, зачем мы прибыли к вам. Мой друг – доктор Пилорат – ученый с нашего мира. Он мифолог. Ты знаешь, что это значит?
      – Нет, уважаемый сэр, не знаю.
      – Он изучает древние истории, которые рассказывают на разных мирах. Древние истории называются мифами и легендами и интересуют доктора Пилората. Есть ли на Новой Земле кто-нибудь, знающий древние истории этого мира?
      Хироко задумалась, слегка наморщив лоб. Затем сказала:
      – Сама я не знаю ничего, но у нас есть старик, который любит рассказывать о прошлых днях. Где он узнал это, я не знаю, и мне кажется, что он берет свои рассказы из воздуха, или слышал их от других, поступавших так же. Возможно, это то, что хочет услышать твой спутник, но я не хочу вводить тебя в заблуждение. По-моему, – она огляделась по сторонам, как бы боясь, что их подслушают, – этот старик просто болтун, хотя многие любят слушать его.
      Тревиз кивнул.
      – Его болтовня именно то, что нам надо. Можешь ли ты отвести моего друга к этому старику…
      – Он называет себя Моноли…
      – …значит, к Моноли. Как по-твоему, захочет этот Моноли поговорить с моим другом?
      – Захочет ли он говорить? – презрительно спросила Хироко. – Тебе лучше спросить, захочет ли он перестать говорить. Он только мужчина, и если позволят, будет говорить до самой ночи, без остановок. Я не хотела обидеть тебя.
      – Никакой обиды. Так ты отведешь моего друга к Моноли?
      – Это может сделать кто угодно и в любое время. Этот старик всегда дома и всегда рад слушателю.
      – А может, найдется какая-нибудь пожилая женщина, которая согласится прийти и посидеть с мадам Блисс? Она опекает этого ребенка и потому не сможет очень много ходить. Ей будет приятно пообщаться, ведь женщины, как известно, любят…
      – Поболтать? – сказала Хироко, явно забавляясь. – Почему бы и нет, хотя я заметила, что мужчины обычно большие болтуны. Когда они возвращаются с рыбалки, то соперничают друг с другом, рассказывая истории о своих уловах. Никто этому не верит, но это им не мешает. Впрочем, я тоже заболталась… У моей матери есть подруга, одна из тех, кого я вижу сейчас через окно, и она останется с мадам Блисс, но прежде отведет твоего друга, уважаемого доктора, к старому Моноли. Если твой друг будет слушать так же жадно, как Моноли говорить, едва ли тебе удастся разделить их в этой жизни. Ты позволишь мне на минуту удалиться?
      Когда она ушла, Тревиз повернулся к Пилорату и сказал:
      – Попробуйте вытянуть все, что возможно из этого старика, а вы, Блисс, проделайте то же самое с той, которая останется с вами. Все, что удастся узнать о Земле.
      – А вы? – спросила Блисс. – Что будете делать вы?
      – Я останусь с Хироко и попытаюсь найти третий источник знаний.
      Блисс улыбнулась.
      – О, да. Пил будет с этим стариком, я со старухой, а вы останетесь с этой привлекательно раздетой молодой женщиной. Вполне разумное разделение труда.
      – Так уж получилось, Блисс, что это разумно.
      – Однако, мне кажется, что вы вовсе не подавлены этим разделением.
      – Нет. А почему я должен быть им подавлен?
      – Действительно, почему?
      Хироко вернулась и снова села.
      – Все улажено. Уважаемого доктора Пилората отведут к Моноли, а уважаемая мадам Блисс вместе с ребенком получит спутницу. Будет ли мне позволено, уважаемый сэр Тревиз, продолжить разговор с тобой, возможно, о Старой Земле, о которой ты столько…
      – Болтал? – подсказал Тревиз.
      – Нет, – смеясь ответила Хироко. – Но ты здорово поддел меня. До сих пор я вела себя невежливо, отвечая на вопросы таким образом. Я с радостью исправлю это.
      – Мисс Хироко, – сказал Тревиз, – я не заметил невежливости, но если ты почувствуешь себя лучше, я с радостью поговорю с тобой.
      – Хорошо сказано. Благодарю тебя, – произнесла Хироко, вставая.
      Тревиз тоже встал.
      – Блисс, – сказал он, – проследите, чтобы Пил был в безопасности.
      – Положитесь на меня. Что касается вас, то у вас имеется… – Она кивком указала на его кобуры.
      – Не думаю, что они мне понадобятся, – ответил Тревиз.
      Следом за Хироко он вышел из столовой. Солнце было высоко в небе, и температура поднялась. Как обычно он чувствовал запах другого мира. Тревиз помнил, что на Компореллоне он был слабый, на Авроре слегка затхлый, а на Солярии восхитительный. (На Мельпомении они были в космических скафандрах, и единственным запахом, который могли почувствовать, был запах собственного тела). Как бы там ни было, через несколько часов, когда осмотические центры носа насытятся, он должен был исчезнуть.
      Здесь, на Альфе, из-за теплого солнца запах имел травяной привкус, и Тревиз огорчился, зная, что скоро исчезнет и он.
      Вскоре они подошли к маленькому зданию, которое казалось построенным из бледно-розового гипса.
      – Это мой дом, – сказала Хироко. – Он принадлежит младшей сестре моей матери.
      Она вошла, предлагая Тревизу последовать за ней. Он заметил, что дверь открыта, хотя, точнее было бы сказать, что ее не было вообще.
      – Что вы делаете, когда идет дождь? – спросил Тревиз.
      – Мы бываем готовы к нему. Дождь будет через два дня за три часа до рассвета, когда прохладно, и вода лучше всего промочит почву. Тогда я закрою дверь тяжелым и не пропускающим воду занавесом.
      Говоря, она показала, как сделает это. Занавес был сшит из плотного, похожего на брезент материала.
      – Сейчас я оставлю его так, – продолжала она, – и все будут знать, что я внутри, и тревожить меня нельзя: я либо сплю, либо занимаюсь важными делами.
      – Это не кажется мне достаточной защитой уединения.
      – Почему? Ведь вход закрыт.
      – Но кто угодно может войти вовнутрь.
      – Пренебрегая желаниями хозяина? – Хироко была шокирована. – Так делают на твоем мире? Это варварский обычай.
      Тревиз усмехнулся.
      – Я просто спросил.
      Она провела его во вторую комнату, где после ее приглашения он сел в надувное кресло. Было что-то клаустрофобическое в небольших размерах и пустоте комнаты, но дом казался построенным для уединения и отдыха. Окна были маленькими и располагались у потолка, но по стенам были старательно выложены узоры из осколков зеркал, которые отражали свет в разные стороны. В полу были щели, из которых дул прохладный ветерок. Тревиз не заметил никаких признаков искусственного освещения и подумал, что не удивится, узнав, что альфанцы встают на рассвете, а ложатся на закате.
      Он уже хотел спросить об этом, но Хироко заговорила первой:
      – Мадам Блисс твоя женщина?
      Тревиз осторожно уточнил:
      – Ты имеешь в виду – сексуальный партнер?
      Хироко покраснела.
      – Умоляю тебя, соблюдай приличия вежливого разговора.
      – Нет, она женщина моего ученого друга.
      – Но ты же моложе и более хорош собой.
      – Спасибо за эти слова, но Блисс так не считает. Она любит доктора Пилората гораздо больше, чем меня.
      – Это меня удивляет. И он не делится с тобой?
      – Я не просил его об этом, но уверен, что он не согласится. Да и я не хочу этого.
      Хироко кивнула.
      – Понимаю. Этот ее зад…
      – Ее зад?
      – Ну, ты знаешь… Это. – И она похлопала по своим изящным ягодицам.