Луис Борт был вторым после Сермака наиболее активным деятелем в объединении инакомыслящих, которые теперь составили весьма горластую Партию действия. Однако его не было в составе делегации, посетившей Сэлвора Хардина почти полгода тому назад. Это произошло отнюдь не потому, что его деятельность не получила признания – как раз наоборот. Дело в том, что в это время он находился в столице Анакреона.
      Находился он там в качестве частного лица, не вступал ни в какие официальные контакты, ничего существенного не предпринимал, а только заглядывал в самые укромные уголки этой шумной планеты и совал курносый нос во все пыльные щели.
      Домой он возвратился к концу короткого зимнего дня. С утра ветер пригнал тучи, и к вечеру повалил снег. Однако через час после прибытия он уже сидел за восьмиугольным столом в доме Сермака.
      Первые же его слова отнюдь не подняли настроение собравшимся, которые и без того находились в унынии из-за сгущавшихся за окнами сумерек и усиливающегося снегопада.
      – Боюсь, – заявил он, – что положение наше, если выражаться языком мелодрамы, следует назвать «поражением».
      – Вы так думаете? – мрачно осведомился Сермак.
      – Думать поздно, Сермак. Другого мнения уже быть не может.
      – Вооружение… – начал, было, Докор Вальто чуть ли не официальным тоном, но Борт тут же перебил его.
      – Забудьте об этом. Это старая песня, – он оглядел всех присутствующих.
      – Будем говорить о людях. Признаться, поначалу я считал, что следует инспирировать дворцовый переворот, чтобы на троне оказался человек, более подходящий для Термина. Это была неплохая мысль. Она хороша и сейчас. Правда, у нее есть один маленький недостаток – она абсолютно неосуществима. Великий Сэлвор Хардин позаботился и об этом.
      – Вы можете изложить поподробнее, Борт… – кисло произнес Сермак.
      – Подробностей просто нет! Это все не так просто. Загвоздка заключается в самой ситуации на Анакреоне, черт ее побери! Все дело в религии, которую сотворил Фонд. Она действует!
      – Ну и что?
      – Чтобы понять это, надо увидеть собственными глазами. Нам известно только то, что на Термине существует крупное учебное заведение по подготовке жрецов и что иногда в отдельных районах города устраиваются специальные представления паломников – и все. Мы к этому вполне привыкли, и нас это мало беспокоит. Но на Анакреоне…
      Лим Таркей одним пальцем пригладил маленькие, топорщащиеся вандейковские усики и откашлялся.
      – И что же это за религия? Хардин всегда утверждал, что все это – витиеватая болтовня, предназначенная для того, чтобы они принимали нашу науку и не ставили ее под сомнение. Помните, Сермак, как он тогда говорил нам…
      – Объяснения Хардина, – напомнил Сермак, – далеко не всегда соответствуют действительности. Но что же это за религия, Борт?
      Борт немного задумался.
      – С этической точки зрения она хороша. Она почти не отличается от различных философских течений старой Империи. Высокие моральные принципы и все такое. В этом отношении к ней не придерешься. Религия – один из важнейших движущих исторических факторов, способствующих развитию цивилизации, и с этой точки зрения ее эффективность…
      – Это нам известно, – нетерпеливо прервал его Сермак, – давайте ближе к делу.
      – Пожалуйста, – Борт был несколько смущен, но постарался не показать этого. – Религия, которую насаждал и поддерживал Фонд, базируется на строгом авторитарном принципе. Обратите на это внимание. Научные приборы и оборудование, которое мы поставляем Анакреону, полностью контролируются священниками, но они имеют лишь практические навыки обращения с техникой. Они сами свято верят в свою религию и в… как бы это получше сформулировать… в духовную ценность той силы, которая находится в их распоряжении. Например, месяца два назад какой-то болван покопался в энергоустановке Фесалекьянского храма – одной из самых мощных. Как и следовало ожидать, пять кварталов взлетело на воздух. И все, особенно жрецы, сочли это карой божьей.
      – Припоминаю. Газеты тогда как-то очень невнятно прокомментировали этот случай. Но я что-то не пойму, к чему вы клоните.
      – Тогда слушайте, – сухо отрезал Борт. – Жречество представляет собой иерархическую лестницу, и на вершине ее находится король. Его считают полубогом. Он – абсолютный монарх по праву, дарованному свыше. Такого правителя нельзя сбросить с трона. Теперь понятно?
      Но тут вмешался Вальто:
      – Погодите. Почему вы утверждаете, что все это – дело рук Хардина? Какое он имеет к этому отношение?
      Борт бросил на задавшего этот вопрос полный горечи взгляд.
      – Этот обман усиленно насаждался Фондом. Им оказывается с нашей стороны всяческая научная поддержка для осуществления этой мистификации. На любом крупном празднестве обязательно присутствует король, окруженный радиоактивным сиянием, которое исходит от всего его тела и поднимается над головой, как корона. Тот, кто прикоснется к нему, получит серьезные ожоги. А в критические минуты он может перемещаться по воздуху, якобы вдохновленный божественным духом. Одним мановением руки он наполняет храм жемчужным сиянием. И таких простеньких фокусов, которые выполняются для него, очень много. Даже жрецы, которые сами же их и производят, свято в них верят.
      – Плохо! – изрек Сермак, покусывая губу.
      – Я готов лить слезы, как фонтан в парке у ратуши, – вполне серьезно сказал Борт, – когда думаю о всех тех шансах, которые мы упустили. Взять хотя бы события тридцатилетней давности, когда Хардин спас нашу планету от Анакреона… В те времена анакреонцы еще не понимали, что Империя разваливается. После восстания на Зеоне они занимались, в основном, своими делами. Но даже после того, как все каналы связи были оборваны, и этот пират, дед нынешнего Леопольда, провозгласил себя королем, они все еще не поняли, что Империи приходит конец.
      Если бы тогда Император, набравшись храбрости, рискнул начать военные действия, он вернул бы себе все, что потерял, с помощью двух крейсеров и внутреннего восстания, которое наверняка бы вспыхнуло. И мы, мы могли сделать то же самое! Но вместо этого Хардину зачем-то понадобилось насаждать поклонение монарху. Одного не пойму – зачем?!
      – А что творит Верисов? В свое время он был сторонником активных действий. Что он себе думает? Он что, ослеп? – неожиданно вступил в разговор Хаим Оурси.
      – Не знаю, – сухо ответил Борт. – Для анакреонцев он – Верховный жрец. Но, насколько я знаю, он выступает всего лишь в роли консультанта жрецов по техническим вопросам. Он – только фасад, чтоб ему пусто было, фасад!
      Наступило молчание. Все сидевшие за столом теперь смотрели на Сермака. Молодой лидер партии нервно грыз ногти. Наконец он решительно произнес:
      – Плохо. Но я чувствую – здесь что-то не так! – и добавил еще энергичнее. – Неужели Хардин настолько глуп?
      – Похоже на то, – отозвался Борт, пожав плечами.
      – Никогда не поверю! Что-то тут не так. Нужно быть абсолютным идиотом, чтобы так планомерно и настойчиво резать собственное горло. Даже если бы Хардин был дураком, он не мог бы быть настолько глупым – а я его дураком не считаю. С одной стороны, он насадил религию, которая исключает саму возможность внутренних волнений и мятежей. С другой – предоставил Анакреону огромное количество самого разнообразного оружия. Не понимаю.
      – Согласен, это дело действительно довольно темное, – признался Борт, – но факты налицо. Какой вывод отсюда следует?
      – Государственная измена, – резко сказал Вальто, – он просто продался Анакреону.
      Но Сермак нетерпеливо мотнул головой.
      – С этим я тоже не могу согласиться. Какая-то безумная, бессмысленная история!.. Скажите, Борт, вы слышали что-нибудь о крейсере, который Фонд обязался привести в порядок и передать в распоряжение анакреонского флота?
      – Крейсер?
      – Старый имперский крейсер…
      – Нет, я не слышал об этом. Но это еще ни о чем не говорит. Их космические верфи – религиозные святыни, и простым смертным туда не пробраться. Об их флоте просто нет никакой информации.
      – Но кое-какие слухи все же просочились. Несколько членов нашей партии подняли этот вопрос в Совете. И, представьте себе, Хардин не стал ничего отрицать. Его представитель осудил распространителей слухов – и все. А это не может не навести на размышления.
      – Все это только подтверждает остальное, – заметил Борт. – Если и это правда – значит, все просто сошли с ума. Такое предположение выглядит ничуть не хуже всех остальных.
      – Я полагаю, – снова вступил в разговор Оурси, – что у Хардина нет в запасе какого-нибудь секретного оружия, с помощью которого мы могли бы…
      – Ну да, – ядовито перебил его Сермак, – какой-нибудь чертик, который в психологически подходящий момент выскочит из шкатулки и перепугает Виениса до смерти. Уж лучше Фонду самому себя взорвать, чтобы избавиться от агонии ожидания, чем полагаться на секретное оружие Хардина.
      – Так вот, – поспешил Оурси сменить тему, – вопрос заключается в следующем: сколько у нас осталось времени? Отвечайте же, Борт!
      – Согласен, это сейчас главный вопрос, но только не надо так на меня смотреть. Я не знаю. В анакреонской прессе Фонд вообще никогда не упоминается. Сейчас она в основном кричит о предстоящих торжествах – и больше ничего. Как вам известно, на следующей неделе Леопольд будет праздновать свое совершеннолетие.
      – Тогда у нас еще есть несколько месяцев, – Докор Вальто улыбнулся, впервые за весь вечер. – За это время мы можем…
      – Да ни черта мы не сможем! – нетерпеливо оборвал его Борт. – Я же говорю вам, что король для них – бог. Нет у нас никакого времени! Вы думаете, королю сначала нужно развернуть пропагандистскую кампанию, чтобы поднять боевой дух своих подданных? Обвинить нас в агрессии, накалить обстановку? Когда он решит, что время для удара настало, то просто отдаст приказ, и его подданные ринутся в бой. Все предельно просто. Это невероятная система. Божеству вопросов не задают. Так что приказать он может хоть завтра, насколько я понимаю. А вам останется только делать из его приказа самокрутки и покуривать.
      Тут все заговорили одновременно. Сермак колотил по столу, требуя тишины. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетел Леви Нораст. С его пальто осыпался снег.
      – Вы только взгляните! – крикнул он, швыряя на стол припорошенную снегом газету. – И видеовещание тоже трубит об этом!
      Газету развернули, и над ней склонились пять голов.
      – Великий Космос, он летит на Анакреон! Летит на Анакреон… – тихо пробормотал Сеф Сермак.
      – Измена! – завопил Таркей в приливе волнения. – Черт побери, Вальто был прав! Он продал нас и теперь летит на Анакреон получать свои сребреники!
      Сермак встал.
      – Теперь у нас больше не осталось выбора. Завтра же я потребую, чтобы Совет выразил недоверие Хардину. А если это не пройдет…

      Снег перестал идти, но всюду он уже лежал толстым слоем, и поэтому низко посаженный плоский наземный автомобиль с трудом пробирался по пустынным улицам. Тусклый серый отблеск нарождающегося рассвета был холодным не только в поэтическом, но и в самом прямом смысле, так что даже в этот переломный момент истории Фонда ни сторонники Партии действия, ни приверженцы Хардина не были до такой степени разгорячены, чтобы начать свою деятельность в такую рань.
      Иоган Ли был недоволен и ворчал все громче.
      – Это будет плохо выглядеть, Хардин. Они будут кричать, что вы просто удрали.
      – Пусть кричат, что угодно. Мне необходимо добраться до Анакреона, и я хотел бы сделать это без лишних осложнений. Так что давайте закончим этот разговор, Ли.
      Сэлвор Хардин откинулся на мягкую спинку сиденья и слегка поежился. В хорошо обогреваемой машине было тепло, но в заснеженном мире за стеклом было что-то леденящее – и это раздражало его.
      – Когда-нибудь, когда до этого дойдут руки, надо будет заняться климатическим кондиционированием Термина. В этом нет ничего невозможного, – задумчиво пробормотал Сэлвор.
      – Но сначала, – ответил Ли, – мне бы хотелось осуществить кое-что другое. Как, например, вы относитесь к кондиционированию Сермака? Хорошая, сухая камера, с постоянной температурой в двадцать пять градусов ему, по-моему, как раз подойдет.
      – И тогда мне действительно понадобятся охранники – и не только эти двое, – Хардин кивнул на двух крепких парней из команды Ли, устроившихся на переднем сиденье вместе с шофером. Глаза их внимательно осматривали дорогу, а руки лежали на рукоятках атомных бластеров. Вы, по-видимому, хотите развязать гражданскую войну?
      – Я? В костре есть и другие угли, и достаточно лишь слегка поворошить его, чтобы он вспыхнул. Могу перечислить, – он начал загибать свои толстые пальцы.
      Первое: вчера Сермак учинил бучу в городском Совете и потребовал, чтобы вам было выражено недоверие.
      – У него было полное право это сделать, – спокойно ответил Хардин. – Кроме того, это его предложение не прошло – против двести шесть голосов, за – сто восемьдесят четыре.
      – Большинство всего в двадцать два голоса, в то время как мы рассчитывали на шестьдесят. Не отрицайте, вы ведь предполагали лучший расклад.
      – Ситуация была действительно щекотливая, – признался Сэлвор.
      – Хорошо. Второе: пятьдесят девять членов Партии действия после голосования дружно встали с мест и покинули помещение Совета.
      Хардин промолчал. Ли подождал немного и продолжил:
      – И третье: Сермак, прежде чем покинуть Совет, орал, что вы предатель, что вы удираете на Анакреон, чтобы получить там свои тридцать сребреников, что большинство членов Совета, отказавшихся голосовать против вас, тоже замешаны в измене, и что его партия недаром называется Партией действия. На что это, по-вашему, похоже?
      – Полагаю, на неприятности.
      – А теперь вы удираете на рассвете, словно преступник. Вы должны появиться на заседании Совета и, если понадобится, объявить военное положение, клянусь Космосом!
      – Насилие – последнее прибежище…
      – …некомпетентности. Чепуха!
      – Ладно, посмотрим. А теперь слушайте меня внимательно. Тридцать лет назад, в день пятидесятой годовщины со дня основания нашего Фонда, Хранилище открылось, чтобы явить нам изображение Хари Селдона и дать нам первое представление о том, что происходит в действительности.
      – Я помню, – кивнул Ли, и неясная ностальгическая улыбка скользнула по его лицу. – Это произошло в тот самый день, когда мы захватили власть.
      – Точно. Это было время нашего первого крупного кризиса. Сейчас мы переживаем второй; через три недели будет праздноваться восьмидесятая годовщина со дня основания Фонда. Вам не кажется, что здесь есть какое-то знамение?
      – Вы имеете в виду, что Селдон появится снова?
      – Я еще не закончил. Селдон ничего не говорил о том, что появится вновь, но это должно соответствовать его общему плану. Он всегда предпринимал все возможные предосторожности, чтобы скрыть от нас, что нас ожидает в будущем. Кроме того, невозможно выяснить, запрограммированы ли радиевые часы на повторное открытие Хранилища. Возможно, мы могли бы докопаться до истины, разобрав Хранилище, но не исключено, что оно запрограммировано на самоуничтожение в случае постороннего вмешательства. На всякий случай я приходил туда каждую годовщину – но пока Селдон больше ни разу не появлялся. Но теперь мы снова стоим перед серьезным кризисом.
      – Тогда он должен появиться.
      – Возможно. Я не знаю. Но суть вот в чем: на сегодняшнем заседании Совета, сразу же после объявления, что я отбыл на Анакреон, вы сообщите, что 14 марта снова появится изображение Хари Селдона, чтобы сделать чрезвычайно важное сообщение относительно кризиса, который мы только что успешно преодолели. Иоган, это очень важно. Но больше ничего не говорите, какие бы вопросы вам ни задавали.
      Ли вытаращил глаза.
      – А они в это поверят?
      – Это не имеет значения. Они будут в замешательстве, а именно этого я и добиваюсь. Они начнут гадать, правда ли это, и если нет, то чего я этим хочу добиться – и в конце концов решат ничего не предпринимать до 14 марта. А я вернусь на Термин намного раньше.
      На лице Иогана Ли отразилась неуверенность.
      – Ведь это заявление насчет успешно преодоленного кризиса – блеф!
      – Разумеется. А вот и космопорт.
      Ожидавший Хардина космический корабль угрюмо проступил из предрассветного мрака. Хардин пошел к нему сквозь снег; уже у открытого люка он обернулся и протянул Ли руку.
      – До свиданья, Ли. Извините, что оставляю вас в этом пекле, но кроме вас, я не доверяю никому. И прошу вас, держитесь подальше от огня.
      – Не беспокойтесь, в пекле и без огня горячо. Я буду действовать согласно вашим указаниям.
      Ли сделал шаг назад, и люк шлюза закрылся.

      На планету Анакреон, давшую название всему королевству, Сэлвор Хардин прибыл отнюдь не сразу – всего лишь за день до коронации Леопольда. Предварительно он посетил восемь крупнейших звездных систем королевства, задерживаясь в каждой лишь на короткий срок, необходимый для переговоров с местными представителями Фонда.
      К концу поездки он не мог избавиться от чувства подавленности, возникшего при ощущении истинных масштабов королевства. Тем более что Анакреон, в свою очередь, был всего только крохотным осколком, незначительным островком на просторах Галактической Империи, и человеческий разум не в состоянии был объять ее истинные размеры. Хотя человеку, мыслящему категориями одной планеты, причем малонаселенной, население и границы даже одного королевства Анакреон могли показаться невероятными.
      Границы эти почти совпадали с границами прежней префектуры Анакреона, в которую входило тридцать пять звездных систем, и шесть из них имели по нескольку обитаемых миров. Численность населения быстро увеличивалась в связи с научным прогрессом, поощряемым Фондом, и на данный момент составляла около девятнадцати миллиардов.
      Хардина потрясло величие стоящей перед Фондом задачи. За последние три десятилетия столичный мир был полностью оснащен атомными энергетическими установками, но на обширных территориях провинций имелись районы, где атомная энергетика не была восстановлена до сих пор. И если бы не остатки техники, не пострадавшие в процессе мощного «отлива» Империи, и сохраненные в рабочем состоянии, – даже сегодняшний уровень цивилизации был бы там невозможен.
      С прибытием на столичную планету Хардин обнаружил полную остановку повседневной деловой активности. В провинциях еще продолжались праздничные торжества, но на планете Анакреон все до последнего человека с языческим восторгом участвовали в ритуалах, сопровождающих совершеннолетие местного бога – короля Леопольда.
      Хардин смог уделить лишь полчаса для общения с загнанным и измученным Верисовым, после чего подошло очередное храмовое празднество, и посол был вынужден умчаться для руководства им. Впрочем, плодотворность этого получаса была несомненна, и Хардин в прекрасном расположения духа принялся готовиться к вечернему фейерверку. Если бы его узнали, то несомненно Хардину навязали бы участие в религиозных обрядах, которых он не выносил – поэтому он вел себя подобно постороннему наблюдателю. К счастью, его почти или совсем не замечали, и даже прижали к стене, когда в бальный зал дворца хлынули сверкающие, возбужденные толпы высшей аристократии.
      Хардин удостоился чести быть представленным Леопольду в качестве одного из бесчисленной очереди гостей, держащихся на расстоянии от короля, стоящего в величественном одиночестве и окруженного смертоносным радиоактивным сиянием. Не пройдет и часа, как он воссядет на массивный трон из сплавов радия и иридия, покрытый золотым резным орнаментом и драгоценными камнями; затем трон со всеми безделушками торжественно поднимется в воздух, медленно проплывет над полом и зависнет у огромного окна. И тогда толпы черни, опьяневшие от собственных приветственных кличей, смогут лицезреть своего повелителя. И вряд ли трон обладал бы столь внушительной массой, не будь в него встроен атомный двигатель.
      Приближалась полночь. Хардин привстал на цыпочки для лучшего обзора, подавляя желание забраться на стул, поежился и обнаружил Виениса, пробиравшегося к нему сквозь толпу. Этот факт вынудил его расслабиться.
      Виенис продвигался медленно. Этикет вынуждал его на каждом шагу раскланиваться с каким-нибудь почтенным аристократом, чей дед получил титул герцога за помощь, оказанную деду Леопольда в захвате королевства.
      Отделавшись от последнего придворного, облаченного в парадный мундир, Виенис подошел к Хардину. Его улыбка мигом видоизменилась в саркастическую ухмылку, а черные глазки из-под лохматых бровей излучали самодовольство.