Глава тридцать шестая

Встреча

В голосе Эугении Инсигны слышались удивление и досада.

– А Марлена пела сегодня. Что-то о «доме, доме в небесах, где плывут свободные миры».

– Знаю, – кивнул Сивер Генарр, – я бы напел мотив – да слуха нет.

Они только что покончили с завтраком. Теперь они каждый день завтракали вместе, и Генарру это нравилось, хотя всякий раз приходилось разговаривать только о Марлене. Инсигна прибегала к его обществу от отчаяния – поскольку больше ни с кем не могла свободно говорить о дочери.

– Неважно. Каковы бы ни были причины…

– Я еще не слыхала, чтобы она пела, – сказала Инсигна. – И уж думала, что она не умеет – но оказывается, у Марлены приятное контральто.

– Это значит, что она рада… или возбуждена… или удовлетворена… словом, у нее все хорошо, Эугения. Мне лично кажется, что она нашла свое место под солнцем, поняла, зачем живет. Это дано не каждому. Люди, Эугения, по большей части влачатся по жизни, пытаются отыскать ее смысл, не находят его и умирают в отчаянии или полном безразличии. Лично я принадлежу к последнему типу.

Инсигна попробовала улыбнуться.

– Подозреваю, что обо мне ты так не думаешь.

– Нет, Эугения, ты не отчаялась, ты продолжаешь сражаться, хотя битва давно проиграна.

– Ты про Крайла? – Она опустила глаза.

– Если ты об этом подумала, пусть так оно и будет. Но, если честно, я думал о Марлене. Она уже много раз выходила наружу. Ей там хорошо. Она счастлива, а ты все сидишь здесь и не можешь преодолеть ужаса. Что же еще тебя беспокоит?

Инсигна прожевала, положила вилку на тарелку и сказала:

– Чувство потери. Несправедливости. Крайл сделал свой выбор – и я его потеряла. Теперь Марлена – я теряю ее. И это уже не лихоманка, а Эритро.

– Понимаю. – Он протянул ей руку, и она рассеянно пожала ее.

– Теперь Марлена всякий раз уходит все дальше, ей неинтересно с нами. Когда-нибудь она останется там и будет возвращаться все реже и реже, а потом и вовсе исчезнет.

– Возможно, ты права, но ведь жизнь – это цепь потерь. Ты теряешь молодость, родителей, любимых, друзей, удовольствия, здоровье и, наконец, саму жизнь. Ты можешь не принимать этого – и все равно будешь терять. Да еще потеряешь спокойствие и душевное равновесие.

– Сивер, она никогда не была счастливым ребенком.

– И ты винишь в этом себя?

– Я могла бы проявить больше понимания.

– Начать никогда не поздно. Марлена хотела этот мир – и получила его. Она стремилась научиться общаться с чужим разумом с помощью своих необыкновенных способностей – и добилась этого. И ты хочешь заставить ее отказаться от достигнутого? Ради твоего спокойствия она должна пожертвовать тем, чего ни я, ни ты даже представить себе не можем?

Инсигна рассмеялась, хотя в глазах ее стояли слезы.

– Сивер, ты, наверное, и кролика сумеешь уговорить вылезти из норки.

– Ты думаешь? И все-таки мое красноречие оказалось бессильным перед молчанием Крайла.

– Тут были другие причины. – Инсигна нахмурилась. – Теперь уже это ничего не значит. Сивер, ты рядом, и это меня поддерживает.

– Это самый верный признак того, что я действительно состарился, – грустно сказал Генарр, – но я рад, что тебе спокойно ей мной. С годами мы начинаем искать не чего-нибудь эдакого, а покоя,

– Но в этом нет ничего плохого.

– В мире вообще нет ничего плохого. Должно быть, многие пары, испытавшие экстаз и страсть, но так и не нашедшие утешения друг в друге, в конце концов охотно согласились бы отдать все это за минуту покоя. Не знаю. Незаметный человек всегда незаметен, но и он умеет любить.

– Как ты, мой бедный Сивер?

– Эугения, я всю жизнь старался избежать этой ловушки, которая зовется жалостью к себе самому, и не надо вновь искушать меня ею, просто чтобы посмотреть, как я корчусь.

– Ах, Сивер, я хочу вовсе не этого.

– Ну вот, именно этих слов я и ждал от тебя. Видишь, какой я умный. И учти, когда тебе потребуется утешение, я буду рядом с тобой вместо Марлены. Конечно, если ты не станешь возражать против моего присутствия.

– Сивер, я этого не заслужила. – Инсигна пожала ему руку.

– Не старайся отказаться от моего общества под этим предлогом. Я намереваюсь посвятить тебе всю жизнь, и не пытайся остановить меня – я хочу принести тебе эту высшую жертву.

– Неужели ты не нашел никого достойнее?

– Я и не искал. Впрочем, женщины на Роторе и не обнаруживали особого интереса ко мне. К тому же что бы я делал с этой более достойной? Какая тоска – быть заслуженной наградой. Куда романтичнее оказаться незаслуженным даром, благодеянием небес.

– И в божественном облике спуститься ко мне, недостойной.

Генарр энергично кивнул.

– Вот-вот, именно так. Эта перспектива и вдохновляет меня.

Инсигна вновь рассмеялась – уже непринужденней.

– А ты тоже свихнулся. Знаешь, я этого как-то не замечала.

– О, во мне таятся неизведанные глубины. И когда ты узнаешь… конечно, в должное время…

Слова его прервал резкий звонок приемника новостей.

Генарр нахмурился.

– Ну вот, Эугения, только мы с тобой подошли к нужному месту – даже не понимаю, как это мне удалось, – и ты уже готова упасть в мои объятия, как нас сразу же перебивают. Ух ты, вот так-так! – Голос его изменился. – Это от Салтаде Леверетта.

– Кто это?

– Ты не знаешь его. Его вообще почти никто не знает. Я еще не встречал человека, более соответствующего понятию «отшельник». Леверетт работает в поясе астероидов – потому что ему нравится там. Когда же это я в последний раз видел старикашку?.. Впрочем, почему старикашку – ведь мы с ним ровесники… Видишь, печать – под мои отпечатки пальцев. Вообще-то, прежде чем это вскрыть, я должен попросить тебя выйти.

Инсигна немедленно встала, но Генарр жестом велел ей сесть.

– Эугения, не глупи. Склонностью к секретности пусть маются официальные инстанции. Я предпочитаю пренебрегать ею. – Он приложил к бумаге большой палец, потом другой – и на бумаге стали проступать буквы. – Хотелось бы знать, что бы мы делали без больших пальцев? – пробормотал Генарр и замолчал.

Потом, ни слова не говоря, передал Инсигне послание.

– А мне можно его читать?

Генарр отрицательно качнул головой.

– Конечно, нет, но я не возражаю.

Она пробежала его глазами и взглянула на Генарра.

– Чужой корабль? Собирается здесь сесть?

Генарр кивнул.

– Так здесь написано.

Инсигна встрепенулась.

– А что будет с Марленой? Она же там.

– Эритро защитит ее.

– Откуда ты знаешь? Может быть, это корабль инопланетян. Настоящих. Не людей. И Эритро не властна над ними.

– Для Эритро мы и есть инопланетяне, но планета прекрасно с нами справляется.

– Мне надо быть там.

– Но зачем?

– Я должна быть с ней. Идем со мной. Ты поможешь. Мы приведем ее в Купол.

– Но если пришельцы всесильны и злы, здесь будет небезопасно.

– Сивер, не время рассуждать! Прошу тебя. Я должна быть рядом с дочерью!

Они провели фотосъемку и теперь изучали снимки. Тесса Уэндел качала головой.

– Глазам не верю. Крутом пустыня. Кроме одного уголка.

– А разум повсюду, – нахмурилась Мерри Бланковиц. – Теперь, когда мы рядом, в этом сомнений нет. Пустыня здесь или нет, но разум присутствует всюду.

– Но интенсивнее всего под этим куполом? Так?

– Да, капитан. Там сигнал сильнее и даже имеет привычный вид Снаружи – вне купола – он немного другой. Я не понимаю, что это значит.

В разговор вмешался By.

– Нам еще не приходилось иметь дело с разумом, отличающимся от человеческого, так что…

Уэндел повернулась к нему.

– Значит, вы считаете, что разум, обретающийся за пределами купола, имеет нечеловеческую природу?

– Раз все мы согласны, что за тринадцать лет люди просто не могли источить ходами планету, ничего другого нам просто не остается.

– А как же купол? Это дело рук человека?

– Ну, здесь дело другое, – ответил By, – и можно обойтись без плексонов Бланковиц. Я заметил там астрономические приборы. Купол, по крайней мере часть его, является астрономической обсерваторией.

– Неужели инопланетяне не способны овладеть астрономией? – с легким скептицизмом осведомился Ярлоу.

– В их способностях я не сомневаюсь, – ответил By, – однако тогда они должны были создать собственные приборы. А если я вижу инфракрасный сканер с компьютером точно того же типа, который используется на Земле… Скажем проще. Нам незачем рассуждать о природе разума. Приборы обсерватории изготовлены в Солнечной системе или здесь, по чертежам, привезенным оттуда. В этом можно не сомневаться. Едва ли существа с другой планеты способны сделать точно такие приборы без участия землян.

– Очень хорошо, – отозвалась Уэндел. – Ву, я согласна с вами. Что бы ни обитало на этой планете, под куполом живут или жили человеческие существа.

– Что еще за человеческие существа, капитан? – резко произнес Крайл Фишер. – Люди, роториане. Кроме них и нас, здесь не может быть никого.

– На это возразить нечего, – согласился By.

– Купол-то небольшой, – заметила Бланковиц, – а на Роторе было несколько десятков тысяч человек.

– Шестьдесят тысяч, – уточнил Фишер.

– Все они под куполом не поместятся.

– Это ничего не значит, – сказал Фишер. – Купол здесь, скорее всего, не один. Можно тысячу раз облететь вокруг планеты и всего не заметить.

– Но вид плексонов меняется только здесь. Если у них есть еще куполы, подобные этому, не сомневаюсь, я бы заметила их, – проговорила Бланковиц.

– Или же, – продолжал Фишер, – мы видим только макушку сооружения, находящегося под землей.

By возразил:

– Сюда прилетело поселение. Ротор наверняка еще цел. Возможно, он уже не один. Так что перед нами просто форпост роториан на этой планете.

– Но мы не обнаружили поселения, – заметил Ярлоу.

– Мы не искали его, – возразил By, – Мы глаз не отводили от планеты.

– И я тоже нигде больше не нашла разума, – добавила Бланковиц.

– И вы тоже не искали, – сказал By. – Надо было исследовать все здешнее небо, но, обнаружив свои плексоны, испускаемые этим миром, вы ни на что более не смотрели.

– Я проверю теперь, если необходимо.

Уэндел подняла руку.

– Если поселения существуют, почему нас никто не заметил? Ведь мы не пытались экранировать собственное излучение корабля. В конце концов, мы же практически не сомневались, что окажемся в необитаемой системе.

– Капитан, они могут проявить такую же самоуверенность, как и мы, – заметил By. – Они не ждут нас, а потому не заметили. Или же, если заметили, то еще не поняли, кто мы, и не знают, что предпринять. И я хочу сказать: раз мы уверены, что люди обитают в одном месте на поверхности этого большого спутника, значит, следует спуститься и вступить с ними в контакт.

– А вы уверены, что это не опасно? – спросила Бланковиц.

– Полагаю, что нет, – бодро ответил By. – С ходу по нам стрелять не будут. В конце концов, прежде чем нас убить, следует узнать о нас поподробнее. И к тому же, если мы не проявим смелости, проболтаемся на орбите, ничего толком не выяснив, и вернемся домой. Земля непременно вышлет сюда целый флот сверхсветовых кораблей. И дома никто не скажет спасибо, если мы не привезем информации. А в истории Земли нас назовут трусами. – Он улыбнулся. – Видите, капитан, я уже усваиваю уроки Фишера.

– Значит, вы полагаете, что нам следует спуститься и вступить с ними в контакт?

– Именно так, – проговорил By.

– Ну а вы как считаете, Бланковиц?

– Мне интересно. Не то, что нас ожидает под куполом, а то, что вокруг него. Хотелось бы выяснить, что там такое.

– Ярлоу?

– Хотелось бы располагать сейчас связью или надежным оружием. Если нас уничтожат, Земля ничего, абсолютна ничего не узнает о нашем путешествии. И тогда кто-нибудь еще явится сюда такой же неуверенный в себе, как мы. Но если контакт пройдет благополучно и мы останемся живы, то повезем назад важную информацию. По-моему, стоит рискнуть.

– А мое мнение, капитан, вас не интересует? – тихо спросил Фишер.

– Ты, естественно, рвешься навстречу роторианам.

– Совершенно верно, и я хочу предложить опуститься без особого шума – сколько это возможно, – потом я пойду на разведку. Если что-нибудь случится – возвращайтесь на Землю, я останусь. Меня-то можно оставить здесь, – но корабль должен вернуться.

С внезапно окаменевшим лицом Уэндел спросила:

– А почему тебя?

– Потому что я знаю роториан, – ответил Фишер, – ну и потому, что я добровольно иду на это.

– Я тоже пойду с вами, – сказал By.

– Зачем нам обоим рисковать? – возразил Фишер.

– Потому что вдвоем безопаснее. Потому что в случае чего мы будем прикрывать друг друга. Но более всего потому, что вы знаете роториан и ваши суждения могут оказаться предвзятыми.

– Что ж, спускаемся, – решила Уэндел. – Фишер и By покидают корабль. В случае разногласий решение принимает By.

– Почему? – возмутился Фишер.

– By сказал, что ты знаешь роториан и твое решение может оказаться необъективным, – Уэндел строго посмотрела на Фишера. – И я с ним согласна.

Марлена была счастлива. Ее словно обнимали ласковые руки, покоили, защищали. Красным огоньком горела над головой Немезида, ветерок прикасался к щеке. Время от времени облака закрывали диск звезды, и тогда свет тускнел и становился сероватым.

Но Марлена привыкла к сиянию звезды, и в сером свете не хуже; чем в красном, различала все тени и оттенки, складывавшиеся в причудливый рисунок. Когда облака заслоняли Немезиду, становилось прохладнее – но Марлена не чувствовала холода. Эритро словно согревала ее, заботливо следила за каждым ее шагом.

С Эритро можно было поговорить. Марлена решила называть крошечные клеточки, слагающиеся в жизнь на Эритро, именем планеты. А почему бы нет? Как же иначе? Конечно, эти клетки были весьма примитивными организмами, куда более примитивными, чем те, из которых состояло ее собственное тело. Все эти бесчисленные миллиарды триллионов крошечных частиц жизни соединялись друг с другом в единую сущность, окружающую планету, пронизывавшую и наполнявшую ее – и трудно было придумать им другое имя.

Как странно, думала Марлена. Эта гигантская разумная форма жизни до появления Ротора даже не знала, что на свете существует еще что-то живое.

Ощущения Марлены были не только мысленными. Иногда перед ней возникало нечто подобное серой дымке, которое сливалось в призрачную человеческую фигуру с нечеткими очертаниями. Она всегда казалась какой-то текучей. Марлена не видела, а скорее ощущала, как миллионы невидимых клеток ежесекундно покидали призрачный силуэт и на их месте появлялись новые. Клетки прокариотов не могли существовать вне водяной пленки, и каждая из них вселялась в странную фигуру лишь на миг.

Облик Ауринела Эритро больше не принимала. Она без всяких слов поняла, как пугает этим Марлену. Теперь лицо было незнакомым. Оно лишь иногда менялось, потому что так хотелось Марлене. Эритро научилась следовать за мыслями Марлены – и фигура вдруг начинала казаться знакомой, а едва Марлена пробовала приглядеться, сразу изменялась. Иногда она успевала рассмотреть то знакомый изгиб щеки матери, то крупный нос дяди Сивера, а то и лица девчонок и мальчишек, с которыми когда-то вместе ходила в школу.

Это была какая-то гармония взаимодействия. Не разговор, а какой-то балет мыслей, не поддающийся описанию, яркий и умиротворяющий, бесконечные превращения образов, голосов, мыслей.

Разговор этот велся в столь многих измерениях, что возвращаться к обычной форме общения, с помощью слов, было просто немыслимо. Способность Марлены воспринимать телесный язык превратилась в нечто такое, о чем она даже мечтать не могла. Мысленный разговор был таким стремительным и богатым – куда уж там убогим, примитивным словам!

Эритро наполняла сознание Марлены тем потрясением, которое испытала, обнаружив такое количество разумов. Разумы. Их было так много. Один разум еще можно было понять, охватить. Другой мир. Другой разум. Но когда их много, таких разных, в одном месте… Невероятно.

Мысли, которыми Эритро наполняла сознание Марлены, можно было кое-как объяснить словами. Но слова тонули в могучем потоке эмоций, ощущений, нейронных вибраций Эритро.

Планета экспериментировала с умами, исследовала их – но не в том смысле, как это делают люди, ибо человеческое понятие лишь отдаленно передает смысл этого явления. И некоторые из них не выдержали – испортились, разбились. Эритро перестала их исследовать и начала искать такие, которые были бы способны к контакту.

– И тогда ты нашел меня? – спросила Марлена.

– Я нашел тебя.

– Но почему? Зачем это тебе понадобилось?

Фигура задрожала и расплылась.

– Чтобы найти тебя.

Это был не ответ.

– Почему ты хочешь, чтобы я была с тобой?

Фигура начала таять, и до Марлены еле донеслось:

– Чтобы ты была со мной.

И она исчезла.

Но пропал только силуэт. Марлена по-прежнему ощущала теплое объятие. Почему он исчез? Или она задала неудачный вопрос?

И тут она услышала звук.

В здешней пустыне все звуки были ей знакомы – ведь их не так много: журчание воды, шум ветра. И еще шаги, шелест одежды, дыхание.

Но сейчас Марлена услышала нечто другое и обернулась на звук. За невысокой скалой слева от нее появилась голова мужчины.

Она решила, что за ней пришли из Купола, и рассердилась. Зачем она им понадобилась? Придется больше не брать с собой излучатель.

Но лицо человека оказалось незнакомым – а ведь Марлена видела, пожалуй, всех обитателей Купола. Память на лица у нее была отменной. Увидев хоть раз человека, Марлена уже не забывала его лица.

Мужчина смотрел на Марлену, не отрывая глаз и слегка приоткрыв рот. Потом вдруг соскочил со скалы и бросился к ней.

Марлена не испугалась. Она была под надежной защитой Эритро.

Не добежав до девочки футов десяти» он остановился как вкопанный, словно наткнулся на какое-то препятствие.

И сдавленным голосом произнес:

– Розанна!

Марлена внимательно разглядывала его. Малейшие движения его тела выражали нетерпение и… какое-то чувство принадлежности к ней.

Она сделала шаг назад. Неужели? Это…

В памяти всплыло смутное изображение на голокарточке, которое она видела в детстве…

Да, сомнений быть не может. Но это невозможно, немыслимо.

Она съежилась под своим защитным покровом и произнесла:

– Отец?

Он рванулся вперед, словно хотел схватить ее, но она опять сделала шаг назад. Он замер, покачнулся, поднес ладонь ко лбу, словно ощутил головокружение, и сказал:

– Марлен. Я хотел сказать – Марлена.

Неправильно говорит, отметила про себя Марлена – в два слога. Ничего. Откуда ему знать?

Подошел второй мужчина. И остановился рядом с первым. У него были прямые черные волосы, широкое желтоватое лицо, узкие глаза. Марлене еще не доводилось видеть таких людей. Она даже открыла от удивления рот и не сразу сумела его закрыть.

– Так это и есть ваша дочь, Фишер? – тихо спросил второй мужчина.