Фишер разом притих.
– Ничего не случилось. Что вообще могло случиться?
Уэндел показалось, что он успокоился слишком быстро. Его невозмутимость выглядела неискренней.
– Я спрашиваю тебя как раз о том, что могло случиться, – сказала Уэндел. – Крайл, я предупреждала тебя, что мы или найдем мертвый Ротор, или не найдем его вовсе. Мы не найдем тво… не найдем там никаких обитателей, – Он не ответил. – Или я не предупреждала тебя об этом?
– Часто предупреждала, – отозвался Фишер.
– Но теперь при одном лишь взгляде на тебя сразу чувствуется – ты предвкушаешь счастливую встречу с семьей. Крайл, подобные надежды опасны, особенно когда они необоснованны. Почему вдруг ты пришел в такое настроение? Если ты с кем-то говорил об этом, то знай: в тебя вселили напрасный оптимизм.
Фишер вспыхнул.
– С чего бы это мне у кого-то набираться ума? Разве не могу я иметь свое мнение – и по любому вопросу. То, что я не понимаю всей этой твоей теоретической физики, еще не значит, что у меня не хватает мозгов и знаний.
– Крайл, – сказала Уэндел, – такое мне даже в голову не приходило. Я вовсе не это хотела сказать. Как по-твоему, в каком состоянии мы обнаружим Ротор?
– С ним ничего страшного не произошло. Я считаю, что в космической пустоте ничто не могло ему повредить. Ты пытаешься убедить меня, что от Ротора остался один остов, что они едва ли вообще добрались до Звезды-Соседки. Объясни мне, что именно могло погубить их? Ну скажи. Столкновение с астероидами, нападение инопланетян? Что?
– Не знаю, Крайл, – честно призналась Уэндел, – никаких вещих снов я не видела. Все дело в самом гиперприводе. Поверь мне. С ним летишь не в пространстве, не в гиперпространстве, а просто дергаешься по линии раздела: из пространства в гиперпространство, потом обратно и снова туда – и так несколько раз в минуту. По пути отсюда к Звезде-Соседке роторианам пришлось совершить такой переход не менее миллиона раз.
– Ну и что?
– А то, что такой переход более опасен, чем полет в пространстве или гиперпространстве. Я не знаю, каковы представления роториан о теории гиперпространства, однако скорее всего они только начали свои работы – иначе соорудили бы настоящий сверхсветовой корабль. Мы же, разрабатывая все подробности теории гиперпространства, изучали, как воздействует переход на материальные объекты. Если объект является точечным, то во время перехода он не испытывает напряжений. Но если речь идет не о точке, если мы имеем дело с протяженным объектом, таким, как корабль, всегда будет существовать такой отрезок времени, когда одна его часть будет находиться в пространстве, а другая – уже в гиперпространстве. При этом в конструкции возникают напряжения – величина их зависит от размера объекта, его конфигурации, скорости перехода и прочего. Для объекта размером с Ротор лишь ограниченное количество переходов – допустим, дюжина – не представляет значительной опасности. При перелете на «Сверхсветовом» мы можем сделать дюжину переходов, а можем ограничиться двумя. Полет не сулит нам опасности. А вот на гиперприводе приходится делать миллион переходов. Видишь, как растет угроза опасного разрушения?
Фишер явно приуныл.
– А как быстро могут создаться опасные напряжения?
– Трудно сказать. Корабль может выдержать миллион переходов, даже миллиард – и ничего не случится. А может разлететься на первом же. И вероятность такого исхода растет вместе с числом переходов. Таким образом, Ротор отправился в путь, не подозревая, чем грозят ему переходы. Знай они это, полет, возможно, и не состоялся бы. Может быть, напряжения не оказались чрезмерными, и Ротор сумел «дохромать» до места, а может быть, он по дороге разлетелся на куски, Вот и получается: или пустой остов, или вообще ничего.
– Или поселение, которое живет и процветает, – сердито добавил Фишер.
– Я-то не против, – ответила Уэндел, – Только лучше настраиваться на худшее – больше обрадуешься, если все окажется в порядке. Прошу тебя, не надейся на удачу, будь готов к любому исходу. Помни, что всякий, кто суется в гиперпространство, не зная его, едва ли может прийти к здравым выводам.
Вконец расстроенный, Фишер молчал. Уэндел смотрела на него, и на сердце у нее было тяжело.
62
Тесса Уэндел находила Четвертую станцию странной. Некто, взявшись строить небольшое поселение, ограничился лабораторией, обсерваторией и пусковым причалом. Ни ферм, ни домов, ничего, что подобает приличному поселению. Даже псевдогравитационное поле не создали толком.
Это был пораженный манией величия корабль, где даже один человек не мог бы пробыть долго без постоянного пополнения извне запасов пищи, воздуха и воды. Последняя бродила по замкнутому циклу, однако система была не особенно эффективной.
Крайл Фишер заметил, что Четвертая станция похожа на допотопную внеземную станцию первых дней освоения космоса, чудом сохранившуюся до двадцать третьего столетия.
Впрочем, в одном она действительно была уникальной. Со станции открывался превосходный вид на двойную систему Земля-Луна. С окружавших Землю поселений редко можно было видеть оба небесных тела в их истинном соотношении. По отношению к Четвертой станции Земля и Луна редко расходились больше чем на пятнадцать градусов, и, поскольку Четвертая станция обращалась вокруг того же центра, что и обе планеты, с нее бесконечно можно было любоваться замечательным зрелищем двух миров.
Солнечный свет автоматически отсекался устройством «Изат» (Уэндел поинтересовалась, что означает такое название, оказалось – «искусственное затмение»), и только когда Солнце близко подходило к Луне или Земле, разглядеть планеты было невозможно.
Уэндел с удовольствием любовалась танцем Земли и Луны и радовалась, что ей наконец удалось вырваться с Земли.
Как-то раз она сказала об этом Крайлу. Тот усмехнулся, заметив, как та быстро оглянулась по сторонам.
– Вижу, тебя не смущает, что я землянин. И мне могут не понравиться такие слова. Ничего, не бойся – я промолчу.
– Крайл, я же тебе доверяю. – Уэндел счастливо улыбнулась.
Фишер изменился к лучшему после того серьезного разговора, когда они прибыли на станцию. Помрачнел, правда, но это лучше, чем лихорадочное ожидание того, что никогда не произойдет.
– Неужели ты думаешь, что их до сих пор смущает твое происхождение? – спросил он.
– Конечно. Они никогда не забудут, что я поселенка. У них те же предрассудки, что и у меня, и я тоже никогда не прощу им, что они земляне.
– Кажется, ты забываешь, что и я землянин.
– Нет; ты просто Крайл, а я – просто Тесса. И все.
– А тебе никогда не было жаль, Тесса, что ты построила свой звездолет для Земли, а не для родной Аделии?
– Крайл, я делала это не для Земли, а сложись все иначе, делала бы и не для Аделии. В обоих случаях я делала бы это для себя. Передо мной поставили задачу – я ее решила, Буду числиться в истории как изобретатель сверхсветового звездолета – но я создавала его для себя. А уж потом – пусть это покажется претенциозным – для всего человечества. Видишь ли, абсолютно неважно, в каком из миров состоялось открытие. Кто-то на Роторе – он, она или целая группа – изобрел гиперпривод – значит, он есть и у нас, и у поселений. В конце концов все получат сверхсветовые звездолеты. Где бы ни был сделан решающий шаг – это значит, что все человечество шагнуло вперед.
– Но Земле твой звездолет нужен больше, чем поселениям.
– Потому что приближается Звезда-Соседка и поселения запросто могут разлететься во все стороны, а Земля не может? На мой взгляд – это проблема правительства Земли. Я дала им инструмент, пусть уж они сами решают, как его лучше использовать,
– Похоже, мы уже вплотную подошли к проблеме завтрашнего дня, – заметил Крайл.
– Да, наконец. Уже есть голографическая запись. Впрочем, трудно сказать, когда они покажут ее землянам и поселениям.
– Скорее всего, после нашего возвращения, – сказал Крайл. – Нет смысла рассказывать всем о нашей работе, если мы не вернемся. Ожидание будет мучительным – ведь с нами никак не свяжешься. Когда астронавты впервые высадились на Луну, Земля весь день была на связи.
– Правильно, – подтвердила Уэндел, – а вот когда Колумб отправился под парусами через Атлантику, испанские монархи ничего не слышали о нем несколько месяцев, пока он не вернулся.
– Земле есть что терять – семь с половиной столетий назад испанцы рисковали меньшим, – возразил Фишер. – Действительно жаль, что сверхсветовой звездолет не оснащен сверхсветовой связью.
– Не спорю. Коропатский без конца твердил мне о связи, но я сказала, что не чародейка и не могу немедленно сотворить все, что ему угодно пожелать. Одно дело – перебросить через гиперпространство массу, но излучение – совсем другое. Даже в обычном пространстве оно подчиняется другим законам. Свои уравнения электромагнетизма Максвелл вывел через два столетия после того, как Ньютон открыл закон тяготения. А о распространении излучения в гиперпространстве нам еще ничего не известно. Когда-нибудь мы сумеем создать устройство для сверхсветовой связи, но пока…
– Плохо, – задумчиво сказал Фишер, – Возможно, что без сверхсветовой связи сверхсветовые полеты окажутся невозможными.
– Почему?
– Я же говорю – отсутствие связи. Смогут ли поселения жить вдали от Земли, от человечества – и выжить?
Уэндел нахмурилась.
– Что это еще за новое направление в твоих мыслях?
– Да так, просто подумалось. Ты поселенка, ты привыкла, и тебе даже в голову не может прийти, насколько противоестественный образ жизни ведете вы в поселениях.
– Неужели? Я не вижу в нем ничего противоестественного.
– Это потому, что; по сути дела, тебе не приходилось жить абсолютно обособленно. Ваша Аделия – одно из многих поселений, находящихся возле планеты, на которой живут миллиарды людей. Разве не могло случиться, что, оказавшись возле Звезды-Соседки, роториане поняли, что не выживут одни? Но тогда они уже вернулись бы на Землю, но этого не случилось. Значит, они обнаружили там пригодную для жизни планету.
– Пригодную для жизни планету у красного карлика? Едва ли.
– Природа умеет обманывать человека. Предположим, что там оказалась обитаемая планета. Не следует ли ее как следует изучить?
– Теперь я понимаю, к чему ты клонишь, – сказала Уэндел. – Ты думаешь, что возле Звезды-Соседки есть такая планета. И ты хочешь, чтобы мы полетели туда и попытались отыскать твою дочь. Но если наш нейродетектор может засвидетельствовать отсутствие разума во всей планетной системе, зачем же нам обыскивать каждую планету?
Фишер задумался.
– Да, Но если признаки жизни все же обнаружатся, думаю, это не стоит оставлять без внимания. Все-таки планету надо исследовать. Ведь нам предстоит начать эвакуацию населения с Земли – надо же знать, куда можно переселить людей. Впрочем, тебя это, конечно, не волнует: ведь поселения могут просто разлететься…
– Крайл! Зачем ты хочешь видеть во мне врага? Почему ты вдруг вспомнил, что я поселенка? Для тебя я просто Тесса. Но если твоя планета найдется, мы постараемся узнать о ней все, что возможно, – я обещаю тебе. Кстати, а что мы будем делать, если она существует и роториане уже начали заселять ее? Крайл, ты прожил на Роторе несколько лет и знаешь Януса Питта.
– Да, я слыхал о нем кое-что. Правда, никогда с ним не встречался, однако моя жена… моя бывшая жена с ним работала. По ее словам, это человек способный, умный и сильный.
– Очень сильный. В поселениях его знали. И не любили. И если уж он решил спрятать Ротор от человечества, то лучшего места, чем Звезда-Соседка, ему не найти. И близко, и люди не знают. Но, облюбовав эту систему, он точас же начнет опасаться, что за Ротором последуют другие, способные покуситься на его добычу. И тогда он будет весьма недоволен нашим появлением.
– К чему ты клонишь? – тревожно спросил Фишер, но, судя по выражению его лица, он прекрасно знал – к чему.
– Завтра мы вылетаем и довольно скоро окажемся возле Звезды-Соседки. И если мы, как ты предполагаешь, обнаружим там планету и если окажется, что роториане уже поселились на ней, то одним «ой, здрасьте» дело не ограничится. Боюсь, что, едва увидев нас, Питт в качестве приветствия без предупреждения отправит нас на тот свет.
Глава двадцать девятая
Враг
63
Как и все обитатели Купола, Реме Д'Обиссон время от времени наведывалась на Ротор. Это было необходимо – возвратиться домой, прикоснуться к корням, набраться новых сил.
Но на сей раз Д'Обиссон отправилась «наверх» – как говорили о путешествии с Эритро на Ротор – чуть раньше, чем было предусмотрено графиком. Дело в том, что ее вызвал комиссар Питт.
И теперь она сидела в его кабинете, опытным взглядом подмечая, как комиссар постарел за последние несколько лет. Конечно, ведь по работе ей незачем было часто видеться с ним.
Однако голос комиссара был по-прежнему сильным, взгляд – острым, движения – энергичными.
– Я получил ваш отчет о том, что произошло вне Купола, – начал Питт, – и одобряю осторожность, проявленную вами при анализе ситуации. Но теперь – не для протокола, между нами – скажите, что там случилось с Генарром? Комната заэкранирована, можете говорить без опаски.
– Боюсь, что мой отчет при всей его осторожности все-таки правдив и точен, – сухо ответила Д'Обиссон. – Мы не знаем, что произошло с командиром Генарром. Сканирование мозга выявило некоторые изменения – незначительные и ранее не замеченные нами. К счастью, они оказались обратимыми – все быстро пришло в норму.
– Но ведь что-то с ним все же случилось?
– Именно – что-то. В этом вся беда: мы так и не поняли, что это было.
– А не лихоманка ли это в какой-то новой форме?
– Ни одного из наблюдавшихся прежде симптомов нами не обнаружено.
– Но, когда лихоманка только начиналась, сканирование осуществлялось весьма примитивным способом. Раньше вы могли просто не заметить такие симптомы. К тому же это может быть новая форма лихоманки.
– Не исключено, однако ничто не свидетельствует об этом, да и Генарр, совершенно очевидно, находится в здравом уме.
– Точнее, вам кажется, что это так, но нельзя гарантировать, что приступ не повторится.
– У нас нет причины допускать возможность повторения.
Легкое нетерпение пробежало по лицу комиссара.
– Не спорьте со мной, Д'Обиссон. Вам прекрасно известно, что Генарр занимает весьма важный пост. Ситуация в Куполе постоянно внушает опасения: мы не знаем, когда может произойти рецидив лихоманки. Мы считали, что Генарр невосприимчив к ней – теперь в этом нет уверенности. Раз такое случилось, следует приготовиться к тому, что ему придется уйти.
– Решать вам, комиссар. Лично я считаю, что такой необходимости нет.
– Но, я надеюсь, вы внимательно следите за ним и учитываете подобную перспективу?
– Это входит в мои врачебные обязанности.
– Хорошо. Имейте в виду: если отставка Генарра состоится, то на его место я пока наметил вас.
– Меня? – Легкая радость промелькнула на ее лице и исчезла.
– А почему бы и нет? Все знают, я никогда не одобрял заселения Эритро. Я всегда считал, что люди должны быть мобильными и нельзя привязывать себя к большой планете. С другой стороны, она нужна нам как богатый источник ресурсов – как. Луна в нашей Солнечной системе. Но что делать, если угроза лихоманки постоянно висит над нашей головой?
– Проблема, комиссар.
– Значит, необходимо решить эту проблему. А мы ведь так и не справились с болезнью. Лихоманка утихла сама собой, и мы примирились с этим – хотя последний случай явно свидетельствует, что опасность не миновала. Схватил Генарр лихоманку или не схватил, что-то с ним все-таки произошло, и я хочу, чтобы этот вопрос был прояснен в первую очередь. Кому как не вам возглавить работы?
– Охотно возьму на себя всю ответственность. Мне ведь придется в этом случае делать лишь то, что я и так стараюсь делать, – но уже обладая большей властью. Но я не уверена, что мне следует принимать на себя обязанности командира Купола.
– Как вы уже сказали, решать мне. Полагаю, что вы не откажетесь от назначения, если вам предложат?
– Нет, комиссар, это большая честь.
– Не сомневаюсь, – сухо сказал Питт. – А что там случилось с девушкой?
Внезапное изменение темы разговора застигло Д'Обиссон врасплох. Дрогнувшим голосом она переспросила:
– С какой девушкой?
– Той, что выходила из Купола с Генарром и сняла защитный комбинезон.
– Марленой Фишер?
– Да, так ее зовут. Что с ней случилось?
Д'Обиссон помедлила.
– Ничего особенного, комиссар.
– Так написано в отчете. Но я вновь спрашиваю: действительно ничего?
– Ничего такого, что можно было бы обнаружить сканированием мозга или любым другим способом.
– Вы хотите сказать, что Генарр в комбинезоне упал как подкошенный, а девица, эта Марлена Фишер, и ухом не повела?
Д'Обиссон пожала плечами.
– Насколько мне известно, с ней действительно ничего не произошло.
– Вам это не кажется странным?
– Она странная девушка, ее сканирование…
– Я знаю, что показывает сканирование. Мне известно и то, что она одарена необычными способностями. Вы этого не замечали?
– Случалось, конечно.
– И как она вам показалась? Вам не кажется, что она умеет читать мысли?
– Нет, комиссар. Такого не бывает. Вся эта телепатия – пустые выдумки. Уж лучше бы она читала мысли. Это не так опасно – за мыслями можно следить.
– А что же вам кажется в ней опасным?
– Она явно читает по движениям тела, а за ними не углядишь. Каждый жест что-нибудь да выдает, – огорченно закончила она, что не скрылось от проницательного Питта.
– Вы успели столкнуться с этими проявлениями ее способностей? – поинтересовался он.
– Куда денешься, – мрачно буркнула Д'Обиссон. – С ней даже рядом нельзя стоять, чтобы она чего-нибудь не высмотрела.
– И что же с вами случилось?
– Ничего особенного, просто досадно. – Д'Обиссон покраснела и поджала губы, так что Питту показалось, что больше она ничего не скажет. Но она прошептала: – После того как я обследовала командира Купола, Марлена поинтересовалась, как у него дела. Я сказала, что ничего серьезного не обнаружила и считаю, что Генарр полностью оправится. А она спросила: «Почему это вас расстраивает?» Я с недоумением переспросила: «Расстраивает? Я рада!» Но она сказала; «Вы разочарованы, это очевидно. Вам не терпится». Так я впервые столкнулась с ее штучками, хотя уже слыхала о них. Мне оставалось только возмутиться; «Почему мне не терпится? О чем ты?» Она скорбно взглянула на меня своими огромными, темными, вечно бегающими глазами и ответила: «Дело в дяде Сивере…»
Питт перебил Рене:
– Дядя Сивер? Разве они родственники?
– Нет, я думаю, что это просто знак симпатии. Она сказала тогда: «Все дело в дяде Сивере, и, по-моему, вы метите на его место». – Тут я повернулась и ушла.
– А что вы почувствовали, услышав такое? – спросил Питт.
– Как что? Рассердилась, конечно!
– Потому что она сказала неправду? Или же наоборот – оказалась права?
– Ну, если хотите…
– Нет-нет, не надо вилять, доктор. Она ошиблась или была права? Вы действительно обнаружили разочарование, поняв, что Генарр здоров, так что девчонка смогла это заметить, или она все просто придумала?
Д'Обиссон ответила с явной неохотой:
– Она действительно подметила кое-что. – Врач с негодованием взглянула на Питта. – Я всего лишь человек и, как все, подвластна чувствам. Вы сами сейчас сказали, что я могу надеяться на этот пост, следовательно, я подхожу для него.
– Значит, она не ошиблась… – без малейших признаков усмешки произнес Питт. – А теперь давайте подумаем: эта девушка – особенная, странная девушка, о чем свидетельствует и ее поведение, и сканирование мозга… Даже лихоманка ее не берет. А что если ее устойчивость к лихоманке определяется строением мозга? Разве она не может послужить нам средством для изучения лихоманки?
– Не знаю. Впрочем – сомневаюсь.
– Может, попробовать?
– Быть может – но как?
– Пусть она как можно чаще бывает на поверхности Эритро, – невозмутимо ответил Питт.
Д'Обиссон задумалась.
– Дело в том, что она сама к этому стремится и командир Генарр ее поддерживает.
– Вот и отлично. А вы обеспечьте им медицинскую поддержку.
– Понимаю. А если девушка схватит лихоманку?
– Не следует забывать, что решение всей проблемы гораздо важнее, чем здоровье индивида. Нам завоевывать этот мир, и необходимо быть готовыми к вынужденным потерям.
– Ну а если Марлена погибнет, но так и не поможет нам понять или победить лихоманку?
– И все-таки следует рискнуть, – ответил Питт. – В конце концов, с ней может ничего не случиться, и тогда, тщательно выяснив все причины, мы сумеем справиться с болезнью. Пусть будет так. Нельзя выигрывать без потерь.
Только потом, когда Д'Обиссон отправилась в свою квартиру на Роторе, железная решимость Питта ослабла, и он понял, что стал кровным врагом Марлены Фишер. Но победа будет истинной, только если Марлена погибнет, а причины лихоманки останутся неизвестными. Тогда он избавится и от странной девицы, и от никчемной планеты, на которой со временем может появиться население – неповоротливое и бестолковое, – как на Земле.
64
Они сидели под Куполом втроем. Сивер Генарр наблюдал, Эугения Инсигна тревожилась, а Марлене Фишер не терпелось.
– Помни, Марлена, – внушала Инсигна, – нельзя смотреть на Немезиду. Я знаю, тебе говорили про инфракрасный свет, но кроме того время от времени на ее поверхности происходят взрывы, и она вспыхивает белым огнем. Вспышка длится минуту-другую, но этого вполне хватит, чтобы обжечь сетчатку, а заранее не угадаешь, когда это может случиться.
– Значит, астрономы не умеют предсказывать вспышки? – поинтересовался Генарр.
– Пока нет. В природе многое подчиняется случаю. Мы еще не знаем законов турбулентности в звездах, некоторые из нас полагают, что люди вообще не сумеют разобраться в них – слишком они сложны.
– Интересно, – произнес Генарр.
– Но мы должны быть благодарны Немезиде за эти вспышки. Как-никак, а все же целых три процента энергии, которую Эритро получает от Немезиды.
– Не слишком-то много…
– Уж сколько есть. Но без этого Эритро оледенела бы и здесь было бы труднее жить. Но Ротору вспышки мешают – приходится быстро реагировать на изменение освещенности, немедленно включать защитные поля.
Марлена слушала и то и дело переводила взгляд с одного на другого и наконец не выдержала:
– Ну сколько вы еще будете вот так разговаривать? Вам нужно, чтобы я здесь сидела? Я же вижу.
– А куда ты там пойдешь? – поспешно спросила Инсигна.
– Погуляю. Схожу к речке, то есть к ручью.
– Зачем?
– Интересно. Течет вода, течет под открытым небом. Непонятно, где начинается, неизвестно, где кончается, и нигде не видно насосов, которые перекачивали бы ее обратно,
– На самом деле, – начала объяснять Инсигна, – это происходит в результате воздействия тепла Немезиды…
– Я не об этом. Я хочу сказать, что ручей не сделан людьми. Просто хочется постоять у воды, посмотреть на нее.
– Только не пей, – приказала Инсигна.
– И не собираюсь. Неужели я час без питья не обойдусь? Если захочется есть-пить – или еще чего-нибудь – сразу вернусь. И не надо как всегда устраивать столько шума из ничего.
– Тебе, наверное, уже хотелось бы нарушить установленный порядок в Куполе? – улыбнулся Генарр.
– Конечно. Любому бы хотелось.
Улыбка Генарра стала еще шире.
– Знаешь что, Эугения, я успел убедиться, что жизнь на поселениях переделывает людей. Теперь мы уже не представляем себе, как можно жить вне замкнутых циклов. А на Земле, ты знаешь, люди привыкли все выбрасывать; дескать, любые отбросы переработаются естественным путем, но, увы, иногда этого не случается.
– Генарр, ты мечтатель. Необходимость заставляет людей научиться хорошим манерам, но исчезнет необходимость, – и все вернется на круги своя. С горки ехать легче, чем в горку. Так гласит второй закон термодинамики, и, если людям суждено жить на Эритро, не сомневаюсь, человечество моментально загадит ее от полюса до полюса.
– Этого не произойдет, – возразила Марлена.
– Почему же, дорогая? – вежливо осведомился Генарр.
– Не произойдет, потому что не произойдет, – нетерпеливо ответила Марлена, – Ну теперь я могу, наконец, идти?
Генарр взглянул на Инсигну.
– Что ж, Эугения, пусть идет. Ее же не удержишь. Кстати, рад тебе сообщить, что недавно с Ротора вернулась Рене Д'Обиссон и проверила результаты ее сканирования, начиная с первого. Она утверждает, что параметры мозга Марлены устойчивы настолько, что на Эритро ей ничто не сможет причинить вред.
Эти слова услышала Марлена, уже было собравшаяся уходить.
– Да, дядя Сивер, чуть не забыла. Будь поосторожнее с доктором Д'Обиссон.
– Почему? Она – великолепный нейропсихолог.
– Я не об этом. Когда после нашей прогулки вам было плохо, она обрадовалась, а когда вы пришли в себя – огорчилась.
– Откуда ты знаешь? – привычно спросила Инсигна.
– Знаю.
– Не понимаю. Сивер, ты ведь прекрасно ладил с Д'Обиссон.
– Конечно. И до сих пор лажу. И мы ни разу не ссорились. Но если Марлена говорит…
– А не может ли твоя Марлена ошибаться?
– Я не ошиблась, – проговорила Марлена.
– Не сомневаюсь в этом. – Сивер обратился к Инсигне: – Доктор Д'Обиссон – женщина честолюбивая. И случись что со мной, именно она станет моим преемником. Д'Обиссон много времени провела на Эритро, только ей по плечу справиться с лихоманкой, если та вновь появится. И что самое главное – она старше меня, и времени у нее еще меньше. Так что не могу винить Д'Обиссон, если при виде меня больного сердце у нее вдруг екнуло. Не исключено, что она сама не подозревала об этом.
– Нет, она знает, – многозначительно сказала Марлена. – Все знает. Последите за ней, дядя Сивер. – Хорошо. Ты готова?
– Конечно,
– Тогда пошли в шлюз. Эугения, иди сюда и постарайся не мучиться так откровенно.
Так впервые Марлена выходила на поверхность Эритро одна, без защитной одежды. Было это по земному стандартному времени в 9.20 пополудни 15 января 2237 года. А по-эритрийски – ближе к полудню.
Глава тридцатая
Переход
65
Крайл Фишер старался выглядеть таким же невозмутимым, как и остальные члены экипажа.
Он не знал, куда подевалась Тесса. Впрочем, заблудиться она не могла – «Сверхсветовой» был невелик.
Крайл украдкой поглядывал на своих спутников. Он уже успел поговорить с ними – и не раз. Все были сравнительно молоды. Старшему, Сяо Ли By, специалисту по гиперпространству, было тридцать восемь. Генри Ярлоу – тридцать пять. Самой младшей была Мерри Бланковиц двадцати семи лет. Чернила еще не успели просохнуть на ее докторском дипломе.
Рядом с ними Уэндел в свои пятьдесят пять выглядела старухой – однако именно она изобрела, спроектировала – словом, сотворила этот звездолет.
Не на месте оказался только Фишер. В следующий день рождения ему исполнится пятьдесят, и ждать оставалось уже недолго. Специальной подготовки у него не было, и ни возраст, ни знания не давали ему права находиться на корабле.
Но на Роторе бывал он один. И это ему помогло. Не лишним, конечно, оказалось ходатайство Уэндел. Но главное – этого хотели Танаяма и Коропатский.
Корабль двигался в пространстве. Фишер чувствовал это движение, хотя внешне оно никак не проявлялось. Но он чувствовал – всеми своими кишками. И подумал: я провел в космосе больше, чем эти трое вместе взятые, и летал чаще. А уж сколько кораблей повидал… Потому-то я чувствую, как он трудно идет, – нутром чувствую. А они не могут.
«Сверхсветовой» действительно шел с трудом. Количество энергоустановок, обеспечивавших движение обычных кораблей в обычном пространстве, на нем было сведено до минимума. Иначе и не могло быть – основную часть корабля занимали гиперпространственные двигатели.
И теперь «Сверхсветовой» был похож на неуклюжую чайку, которая топчется у кромки воды, ожидая дуновения ветра, чтобы взмыть.
Откуда-то появилась Уэндел, слегка растрепанная и вспотевшая.
– Тесса, все в порядке? – спросил Фишер.
– Конечно, все превосходно. – Она уселась в одно из углублений в стене – очень полезных, поскольку искусственная гравитация на корабле была незначительной. – Нет проблем.
– И когда мы перейдем в гиперпространство?
– Через несколько часов. Надо добраться до точки с выбранными координатами, чтобы все гравитационные источники искривляли пространство расчетным образом.
– Значит, мы можем все точно учесть?
– Совершенно верно. – И, улыбнувшись Фишеру, Уэндел добавила: – А ты никогда об этом не спрашивал. С чего вдруг решил спросить?
– Мне же еще не приходилось летать в гиперпространстве. По-моему, вполне уместное любопытство.
– Этими вопросами я занималась много лет. Так что присоединяйся.
– Но ответь мне.
– Охотно. Во-первых, мы измерили полную интенсивность гравитационного поля в разных точках пространства, вне зависимости от того, знаем ли мы их окрестности или нет. Результат получается менее точным, чем при тщательном измерении всех компонентов и точном сложении воздействия всех источников тяготения, но этого достаточно – ведь нужно торопиться. Когда время дорого, нажимаешь, так сказать, на гиперпространственную кнопку в расчете на то, что гравитационное поле здесь не слишком сильно, и, конечно, ошибаешься, пусть и немного, – тогда переход будет сопровождаться чем-то вроде толчка – словно о порог споткнулся. Удастся этого избежать – отлично; нет – скорее всего ничего страшного не случится. Но все же первый переход спокойствия ради хочется выполнить как можно более гладко.