Крайл медленно отвел руку Тессы и сказал:
      — Все, что вы говорили сейчас о полете через гиперпространство и о вашей теории, — это правда?
      — Абсолютная правда.
      — Тогда вас ждут на Земле.
      — Почему?
      — Потому что Земля очень заинтересована в полетах через гиперпространство, а вы — единственный известный физик, который верит в возможность таких полетов.
      — Крайл, если вы все это знали заранее, то к чему был весь этот допрос?
      — Я ничего не знал, пока вы сами мне не объяснили. Мне сообщили только, что вы — самый блестящий из современных физиков.
      — О, конечно, я — самый-самый блестящий физик, — передразнила Тесса. — Вас послали, чтобы заполучить меня?
      — Меня послали, чтобы убедить вас.
      — Убедить в чем? В необходимости переселения на Землю? На перенаселенную, грязную, нищую Землю, исковерканную неуправляемой природой? Чрезвычайно лестное предложение!
      — Послушайте, Тесса. Не вся Земля такая. Да, ей присущи все эти недостатки, но там есть и другие места — прекрасные и мирные; только их вы и увидите. В сущности вы вообще понятия не имеете, какова Земля на самом деле. Ведь вы там ни разу не были, не так ли?
      — Ни разу. Я родилась и выросла на Аделии. Я была на других поселениях, но на Земле — никогда, благодарю вас.
      — Тогда вы не можете знать, что такое Земля, что такое настоящая большая планета. Здесь горсточка людей живет в игрушечном мире всего на нескольких квадратных километрах. Вы давным-давно исчерпали все возможности вашего игрушечного мира; ничего большего он вам предложить не может. Земля же — это шестьсот миллионов квадратных километров суши и моря, это восемь миллиардов человек, это бесконечное разнообразие; там есть и очень плохое, но гораздо больше очень хорошего.
      — И кругом одна нищета. И вообще нет никакой науки.
      — Потому что ученые — а с ними и наука — оказались на поселениях. Вот по этой причине нам нужны вы и другие ученые. Возвращайтесь на Землю.
      — Пока я не вижу оснований.
      — У нас есть цели, замыслы, желания. А у жителей любого поселения — одно лишь самодовольство.
      — Одних целей, замыслов и желаний мало. Физика — очень дорогое занятие.
      — Да, на Земле доход на душу населения очень мал. Я знаю это.
      Каждый из нас сравнительно беден, но если все восемь миллиардов землян выделят понемногу из своих тощих кошельков, соберется огромная сумма. Наши ресурсы, как бы они ни растрачивались раньше в сейчас, все еще очень велики; если мы будем убеждены, что это действительно необходимо, мы сможем найти больше средств и больше рабочей силы, чем все поселения, вместе взятые. Уверяю вас, на Земле понимают необходимость полетов через гиперпространство. Тесса, переселяйтесь на Землю, и к вам будут относиться как к самому драгоценному достоянию планеты. У нас должны быть блестящие ученые; это единственное, чего мы не можем — обеспечить себе сами.
      — Я совершенно не уверена, что Аделия охотно отпустит меня.
      Возможно, вы правы и поселенцы чрезвычайно самодовольны, но они тоже знают цену ученым.
      — Они не могут возражать против вашего участия в научной конференции на Земле.
      — Вы хотите сказать, оказавшись там, я могу и не вернуться?
      — Вам ни на что не придется жаловаться. На Земле вам будут созданы намного лучшие условия, чем здесь. Каждое ваше желание, любая прихоть… Больше того, вы сможете возглавить все работы по гиперпространству и тогда будете располагать практически неограниченными возможностями для любых экспериментов, опытных разработок, наблюдений…
      — Ну и ну! Вы предлагаете мне прямо-таки королевскую взятку!
      — Может быть, у вас есть другие пожелания, условия? — серьезно спросил Крайл.
      — Я не могу понять одного, — сказала Тесса. — Почему послали именно вас? Такого привлекательного мужчину? Возможно, предполагалось, что стареющая женщина, к тому же разочарованная в жизни и падкая на мужчин, клюнет на вашу внешность, как рыба на приманку?
      — Тесса, я не знаю, что имели в виду те, кто послал меня, но я ничего подобного не думал. Тем более такие мысли не могли прийти мне в голову после того, как я увидел вас. Вы отлично знаете, что вас никак нельзя назвать стареющей. Я никогда не поверю, что вы разочарованы в жизни и падки на мужчин. Земля предлагает вам то, о чем любой физик может только мечтать, а женщина вы или мужчина, молодая или старая — это не имеет никакого значения.
      — Какой позор! А если я окажусь несговорчивой и откажусь? Какая последняя мера убеждения у вас предусмотрена? Подавить отвращение и все-таки поухаживать за мной? — Тесса скрестила руки на груди и насмешливо смотрела на Крайла.
      — Повторяю, я не могу сказать, что имели в виду те, кто послал меня сюда, — осторожно ответил Крайл, тщательно подбирая каждое слово.
      — В данных мне инструкциях ухаживание за вами не предусматривается, и я мои намерения это тоже не входило, хотя, если уж дело дойдет до ухаживания, уверяю вас, я не буду испытывать ни малейшего отвращения. Но главное не в этом; я полагал, что вы как физик поймете все преимущества и выгоды предлагаемых вам условий, и не имел ни малейшего намерения заранее унижать вас, предположив, что вам необходимо что-то, кроме условий для работы.
      — Вы глубоко заблуждаетесь, — сказала Тесса. — Как физик я вижу все положительные стороны вашего предложения, я готова его принять и приступить к ловле синей птицы полета через гиперпространство на Земле, но вместе с тем я не хочу, чтобы вы отказались от ваших последних средств убеждения. Мне нужно все вместе.
      — Но…
      — Короче говоря, если вы хотите меня заполучить, вам придется сначала постараться меня убедить. Предположим, я ужасно несговорчива. Приложите все силы, чтобы переубедить меня, иначе я останусь на Аделии. Полно, неужели вы не понимаете, почему мы оказались здесь наедине? Как вы думаете, для чего предназначены эти уединенные комнаты? Мы позанимались гимнастикой, приняли душ, немного поели, немного выпили, побеседовали, от всего этого получили удовольствие; теперь есть возможность заняться другими, не менее приятными вещами. Я настаиваю. Убедите меня в необходимости переселения на Землю. Тесса протянула руку к выключателю, и комната погрузилась в приятный полумрак.

      Юджиния Инсигна тревожилась. Зивер Генарр настоял на том, чтобы обсуждение продолжили вместе с Марленой.
      — Юджиния, ты — ее мать и поэтому не можешь не считать ее до сих пор ребенком, маленькой девочкой, — сказал Генарр. — Мать не сразу понимает, что она не абсолютный монарх, а дочь — не ее личная собственность.
      Юджиния старалась избежать мягкого взгляда Генарра.
      — Зивер, не учи меня, — сказала она. — У тебя нет своих детей.
      Очень легко произносить эффектные слова, если речь идет о чужом ребенке.
      — Я говорю эффектные слова? Прошу прощения. Скажем так: эмоционально я не связан воспоминаниями. Мне очень нравится Марлена, но я ее увидел почти сформировавшейся молодой женщиной с исключительным интеллектом. Юджиния, твоя дочь — уникальное явление. У меня такое ощущение, что по интеллекту она намного превосходит и тебя, и меня. С нею нужно посоветоваться, ее необходимо выслушать…
      — Ее необходимо обезопасить, — возразила Юджиния.
      — Согласен, но именно для этого и нужно с нею посоветоваться.
      Марлена молода и неопытна, но она может знать лучше нас, что надо делать. Давай поговорим как три взрослых человека. И обещай, что ты не будешь использовать свою материнскую власть.
      — Как я могу обещать? — с горечью сказала Юджиния. — Но хорошо, мы поговорим с ней.
      Втроем они собрались в кабинете Генарра и включили защитный экран. Марлена быстро посмотрела на мать, потом на Генарра, снова на мать, сжала губы и подавленно сказала:
      — Кажется, это мне не понравится.
      — Боюсь, что мы и в самом деле сообщим тебе плохую новость. Скажу прямо — мы обсуждаем возможность возвращения на Ротор, — заявила Юджиния.
      — Но, мама, у тебя здесь важная работа, — удивилась Марлена. — Не можешь же ты все бросить просто так. Но я вижу, ты и сама не хочешь этого. Тогда я не понимаю.
      — Марлена, — Юджиния старалась говорить медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, — речь идет только о тебе. Ты должна вернуться на Ротор.
      Несколько секунд все молчали, а Марлена внимательно смотрела на Генарра и Юджинию поочередно, потом тихо, почти шепотом сказала:
      — Ты не шутишь. Не могу поверить. Я не вернусь на Ротор, никогда не вернусь. Я не хочу. Эритро — это моя планета. Вот здесь я и буду жить.
      — Марлена… — резко начала Юджиния. Генарр предупреждающе поднял руку и чуть заметно отрицательно покачал головой. Юджиния замолчала, а он спросил:
      — Почему тебе так хочется остаться здесь, Марлена?
      — Потому что хочется, — просто объяснила Марлена. — Иногда вам хочется, например, на обед какое-нибудь определенное блюдо. Вы же не можете объяснить, почему это так. Просто хочется. Вот и я хочу остаться на Эритро. Я не знаю причины, но это так. И я не обязана ничего объяснять.
      — Марлена, позволь твоей маме рассказать тебе то, что пока знаем только мы, — сказал Генарр.
      Юджиния взяла холодные руки Марлены в свои и сказала:
      — Помнишь, Марлена, перед отлетом на Эритро ты рассказывала мне о разговоре с комиссаром Питтом…
      — И что же?
      — Тогда ты сказала, что комиссар Питт, разрешив нам лететь на Эритро, о чем-то умолчал. Ты не знала, о чем именно, но сказала, что это было что-то неприятное или даже зловещее.
      — Да, я помню.
      Юджиния замолчала, и взгляд больших проницательных глаз Марлены застыл. Как бы говоря сама с собой и не сознавая, что ее слова слышат другие, она прошептала: «Колеблющийся свет у головы. Рука почти у виска. Удаляется». Марлена замолчала, хотя ее губы продолжали шевелиться. Потом она громко спросила:
      — У вас создалось впечатление, что я немного сумасшедшая? — в ее голосе звучало оскорбленное самолюбие.
      — Нет, — быстро ответила Юджиния. — Совсем наоборот. Мы знаем, что у тебя блестящий ум, и мы хотим, чтобы он таким и оставался. Дело вот в чем…
      Марлена внимательно выслушала рассказ о чуме Эритро; весь ее вид выражал глубочайшее недоверие.
      — Я вижу, мама, ты веришь в то, что говоришь, — сказала она. — Возможно, кто-то сказал тебе неправду.
      — Она услышала это от меня, — возразил Генарр. — А я по собственному опыту знаю, что все это именно так. Теперь можешь сама судить, обманываю ли я тебя сейчас.
      Очевидно, Марлена поверила. Она подалась вперед:
      — Тогда почему мне грозит особенно большая опасность? Почему на Эритро для меня опаснее, чем для вас или для мамы?
      — Марлена, мама тебе только что объяснила. Считается, что чума чаще поражает людей с более развитым воображением, с богатой фантазией. Некоторые данные говорят, что к чуме наиболее восприимчивы люди с необычным складом ума, а у тебя самый неординарный ум, который мне доводилось встречать. По моему мнению, ты можешь быть особенно восприимчивой к чуме. Комиссар Питт распорядился, чтобы тебе была предоставлена здесь полная свобода; мы должны обеспечить тебе возможность увидеть и испытать все, что тебе захочется, и даже позволить выходить со станции — если у тебя возникнет такое желание. Можно подумать, что со стороны Питта это большая любезность, но не кроется ли за этими распоряжениями его желание или надежда, что в результате ты скорее заболеешь чумой?
      Марлена спокойно выслушала Генарра.
      — Марлена, неужели ты не понимаешь? — вмешалась Юджиния. — Комиссар Питт не хочет твоей смерти, в этом мы его не обвиняем. Он хотел бы только обезвредить твои необычные способности. Для него ты крайне неудобна. Ты легко можешь узнать о нем и его намерениях то, что он хотел бы утаить. Это ему не нравится. Он очень скрытный человек.
      — Если комиссар Питт старается навредить мне, — сказала наконец Марлена, — то почему же вы хотите отправить меня к нему?
      У Генарра брови поползли вверх.
      — Мы же только что объяснили. Здесь тебе угрожает опасность.
      — Опасность мне будет угрожать на Роторе. Если Питт в самом деле хочет отделаться от меня, то там он сможет придумать и сделать все что угодно. Пока я здесь, он считает, что со мной и без него расправится чума, и забудет обо мне. Он оставит меня в покое, правильно? По крайней мере пока я здесь, на Эритро.
      — Но ты забыла о чуме, Марлена. О чуме, — и Юджиния попыталась обнять дочь. Та уклонилась:
      — Чума меня не беспокоит.
      — Но мы же объяснили…
      — Неважно, что вы объяснили. Здесь мне ничто не угрожает. На Эритро я в полной безопасности. Я знаю свой мозг. Я прожила с ним всю жизнь. Я его понимаю. Ему ничто не угрожает.
      — Марлена, будь благоразумной, — сказал Генарр. — Ты можешь думать, что твой мозг в безопасности, но ведь он не застрахован от болезней или повреждений. Ты можешь заболеть менингитом или эпилепсией, не исключена опухоль мозга; в конце концов тебя неминуемо ждет одряхление. Ты же не можешь спастись от всех этих неприятностей, просто отмахнувшись от них.
      — Я не говорю о всех этих болезнях. Я имею в виду чуму. Чума мне не угрожает.
      — Ты не можешь быть в этом заранее уверена. Мы даже не знаем точно, что такое эта чума.
      — Чем бы она ни была, она мне не угрожает.
      — Почему ты так уверена, Марлена? — спросил Генарр.
      — Я просто знаю это.
      Юджиния почувствовала, что ее терпение иссякает. Она схватила дочь за локти:
      — Марлена, ты должна делать то, что тебе говорят.
      — Нет, мама. Ты не понимаешь. Меня тянуло на Эритро еще на Роторе.
      Теперь, когда я на Эритро, я ощущаю эту тягу еще сильней. Я хочу остаться здесь. Здесь я буду в безопасности. Я не хочу возвращаться на Ротор; вот там мне будет угрожать настоящая опасность. Юджиния уже собиралась что-то сказать, но Генарр поднял руку и остановил ее.
      — Марлена, я предлагаю компромисс. Твоя мама должна провести здесь определенные астрономические наблюдения. На это потребуется какое-то время. Обещай, что все это время ты будешь находиться только внутри станции, будешь соблюдать все правила безопасности, которые я сочту необходимыми, и будешь проходить периодический осмотр. Если мы не обнаружим никаких изменений в функциях твоего мозга, ты останешься до тех пор, пока твоя мама не закончит свою работу. После этого мы вернемся к нашему разговору. Ты согласна? Марлена наклонила голову, подумала, потом сказала:
      — Хорошо. Но, мама, не думай, что тебе удается обмануть меня и сделать вид, что ты уже закончила работу, когда на самом деле это будет еще не так. Я все равно узнаю правду. И не пробуй выполнить работу побыстрей и похуже. Это тоже мне станет известно.
      — Марлена, это не игрушки, — пожала плечами Юджиния. — И, пожалуйста, не думай, что я способна выдать незаконченную работу за готовые результаты — даже ради твоей безопасности.
      — Прости меня, мама, — сказала девочка. — Я знаю, что раздражаю тебя.
      — Не могу отрицать, — вздохнула Юджиния. — Но, как бы там ни было, ты — моя дочь. Я люблю тебя и хочу, чтобы тебе ничто не угрожало. Пока что я не обманываю тебя?
      — Нет, мама, не обманываешь, но, пожалуйста, поверь мне, я здесь в полной безопасности. С тех пор как мы прилетели на Эритро, я счастлива. На Роторе я не была счастливой никогда.
      — А почему ты счастлива здесь? — спросил Генарр.
      — Не знаю, дядя Зивер. Но ведь не обязательно знать причину, можно просто быть счастливой, правда?

      — Юджиния, ты переутомилась, — сказал Генарр.
      — Да, Зивер, я устала, но не физически. Меня вымотали два месяца расчетов. Я не представляю, как в до-космическую эру астрономы умудрялись получать свои результаты с помощью самых примитивных вычислительных устройств. Больше того, Кеплер открыл законы движения планет, располагая всего лишь таблицей логарифмов. Вероятно, он считал, что ему еще повезло, потому что в то время логарифмы были только что изобретены.
      — Юджиния, я надеюсь, ты простишь дилетанта в астрономии, но я, признаться, всегда думал, что в наше время астрономы просто дают приборам соответствующие задания, потом спокойно отправляются спать, а когда через несколько часов просыпаются, все результаты в отпечатанном виде уже ждут их на столе.
      — Я бы хотела, чтобы было так. Но у меня особая задача. Знаешь, с какой точностью я должна рассчитать реальную скорость Немезиды и Солнца относительно друг друга, чтобы можно было уверенно сказать, когда и где расстояние между этими звездами будет минимальным? Знаешь, насколько ничтожной погрешности достаточно, чтобы получить совершенно неверный результат, например что Немезида не причинит Земле вреда, тогда как на самом деле она разрушит ее, или наоборот? Задача была бы очень сложной, даже если бы во всей Вселенной существовали только Немезида и Солнце, — энергично продолжала Юджиния.
      — Но ведь сравнительно недалеко есть другие звезды, и они тоже движутся. По меньшей мере десять таких звезд имеют достаточно большую массу и поэтому оказывают какое-то влияние или на Немезиду, или на Солнце, или на обе эти звезды. Это влияние ничтожно мало, но, если его не учесть, можно ошибиться на миллион километров в ту или другую сторону. А для того чтобы его учесть, необходимо с очень большой точностью знать массу, положение и скорость каждой звезды. Таким образом, Зивер, мы получаем невероятно сложную задачу о движении пятнадцати небесных тел. Немезида пройдет непосредственно через Солнечную систему и заметно повлияет на несколько планет. Конечно, многое здесь будет зависеть и от положения планет в момент прохождения Немезиды, и от того, насколько изменится их положение под воздействием ее гравитационного поля, и как это изменение в свою очередь повлияет на действие Немезиды на другие планеты. Между прочим, в расчетах нужно учесть и эффекты Мегаса. Генарр выслушал Юджинию очень серьезно и внимательно и спросил:
      — Ну и каков же конечный результат расчетов, Юджиния?
      — Конечный результат таков: я считаю, что орбита Земли станет чуть более эксцентричной, чем сейчас, а ее главная полуось — немного меньше, чем сейчас.
      — И что из этого следует?
      — Из этого следует, что Земля станет слишком жаркой, чтобы на ней могла существовать жизнь.
      — А что произойдет с Мегасом и Немезидой?
      — Ничего существенного. Система Немезиды намного меньше Солнечной, поэтому составляющие ее небесные тела связаны гораздо прочнее. Здесь все останется по-прежнему, а на Земле изменится многое.
      — Когда это произойдет?
      — Немезида достигнет точки максимального сближения через пять тысяч двадцать четыре года плюс-минус пятнадцать лет. Влияние Немезиды продлится двадцать-тридцать лет, пока она не уйдет достаточно далеко от Солнца.
      — Не следует ли опасаться столкновения небесных тел или чего-нибудь другого в этом роде?
      — Вероятность такого события практически равна нулю. Столкновения между большими небесными телами вообще исключены. Конечно, какой-нибудь астероид Солнечной системы может столкнуться с Эритро или астероид системы Немезиды — с Землей. Это тоже маловероятно, но если такое произойдет, последствия для Земли будут самыми трагичными. Предсказать возможность столкновения Можно будет только намного позднее, когда звезды достаточно сблизятся.
      — Но в любом случае население Земли необходимо эвакуировать?
      — Ода!
      — У них для этого еще пять тысяч лет.
      — Пять тысяч лет — это не так много для эвакуации восьми миллиардов человек. Землян необходимо предупредить как можно раньше.
      — А если мы их не предупредим, они сами обнаружат опасность?
      — Обнаружат, но когда? И даже если это случится очень скоро, мы должны дать им и основы гиперсодействия. Оно им пригодится.
      — Я уверен, что гиперсодействием они овладеют сами и, вероятно, в самом ближайшем будущем.
      — А если нет?
      — Кроме того, я убежден, что не позже чем через сто лет между Ротором и Землей будет установлена постоянная связь. Если мы смогли использовать гиперсодействие для переноса материальных объектов, то рано или поздно мы научимся применять его и как средство связи. Возможно также, что мы пошлем к Земле какое-нибудь поселение. В любом случае у землян останется достаточно времени.
      — Ты рассуждаешь, как Питт.
      — Знаешь, даже Питт не может быть постоянно неправ, — усмехнулся Генарр.
      — Он не захочет никакой связи. Я знаю это.
      — Его мнение тоже не вечно будет решающим. Построили же мы станцию на Эритро, хотя он был против. И даже если нам не удастся переубедить его, он тоже не вечен. Но, Юджиния, сейчас не время беспокоиться только о Земле. У нас есть более насущные заботы. Марлена знает, что ты почти закончила работу?
      — А разве она может не знать? Очевидно, состояние моей работы точнейшим образом отражается в шуршании рукава моего платья и в движении расчески по волосам.
      — Она становится даже более проницательной, не так ли?
      — Да. Ты тоже это заметил?
      — Заметил. Даже за то короткое время, что она провела на Эритро.
      — Думаю, отчасти это связано с тем, что Марлена взрослеет. К тому же большую часть жизни она старалась скрыть свои способности, потому что не знала, что с ними делать, и потому что они причиняли ей одни неприятности. Теперь ей нечего бояться, и ее дар, так сказать, свободно развивается.
      — Возможно также, что по какой-то неизвестной нам причине ее способности лучше развиваются именно на Эритро. Недаром она говорит, что здесь ей нравится.
      — Я тоже думала об этом, Зивер. Не хочу утомлять тебя своими нелепыми домыслами, но меня все больше и больше беспокоят мысли о Марлене, о Земле, обо всем… Ты не считаешь, что на Марлену как-то действует Эритро? Я имею в виду, действует неблагоприятно. Не может ли быть, что ее возрастающая проницательность — это всего лишь одна из легких форм чумы Эритро?
      — Не знаю, можно ли вообще ответить на этот вопрос, но если развитие способностей Марлены — это влияние чумы, то придется признать, что чума вообще никак не нарушает функции ее мозга. И я должен тебе сказать еще кое-что: ни у кого из тех, кто заболел чумой за все время пребывания человека на Эритро, не наблюдалось ни одного симптома, хотя бы отдаленно напоминающего способности Марлены. Юджиния тяжело вздохнула.
      — Спасибо, Зивер. Ты всегда успокаиваешь меня. И еще спасибо за то, что ты так хорошо относишься к Марлене, так дружелюбен к ней.
      — Это вполне естественно. Она мне очень нравится, — чуть улыбнулся Генарр.
      — У тебя это получается как-то очень естественно. А ведь Марлена не из тех, кого все любят. Я знаю, что говорю, ведь я — ее мать.
      — Мне она кажется очень привлекательной. В женщинах я всегда считал главным качеством ум, а не красоту — если только эти два качества не сочетаются, как, например, в тебе, Юджиния…
      — Может быть, двадцать лет назад что-то и было… — еще раз вздохнула Юджиния.
      — Юджиния, я старею так же, как и ты, поэтому я не замечаю изменений. Но для меня неважно, что Марлена внешне некрасива. Она потрясающе умна, даже если не брать во внимание ее необычную проницательность.
      — Да, она умна. Это меня утешает даже в те минуты, когда она мне уж слишком надоедает.
      — Юджиния, если речь зашла об этом, я должен сказать тебе еще кое-что. Боюсь, что в ближайшее время она причинит тебе еще больше неприятностей.
      Юджиния резко подняла глаза.
      — Каким образом? — спросила она.
      — Марлена совершенно недвусмысленно дала мне понять, что станция ей слишком тесна. Как только ты закончишь свою работу, она собирается выйти наружу и побродить по планете. Она настаивает на этом!
      Юджиния с ужасом посмотрела на Генарра.

      Три года, проведенные на Земле, состарили Тессу Вендель. Она немного огрубела, прибавила в весе, тонкая талия ее исчезла, груди немного обвисли, стали появляться второй подбородок и темные круги под глазами.
      Крайл Фишер знал, что Тесса на пять лет старше его, и, значит, скоро ей будет пятьдесят. Впрочем, она выглядела не старше своих лет. Кто-то сказал, что у нее прекрасная фигура зрелой женщины. Но, конечно, она уже не могла сойти за тридцатилетнюю, как тогда, когда он впервые увидел ее на Аделии.
      Тесса хорошо знала все это сама; она горько жаловалась Крайлу всего лишь неделю назад.
      — Это все ты, Крайл, — сказала она однажды ночью, когда они лежали в постели (очевидно, в такие минуты она особенно остро ощущала подкрадывающуюся старость), — ты во всем виноват. Ты продал меня на Землю. Ты говорил: великолепие, постоянное неисчерпаемое разнообразие, всегда что-то новое.
      — Разве это не так? — осторожно возразил Крайл. Он знал, что именно раздражает Тессу, и хотел дать ей возможность выговориться в очередной раз.
      — Не так. Возьми хотя бы гравитацию. На всей этой разбухшей до невероятных размеров невыносимой планете всегда и везде одна и та же сила тяжести. Поднимешься в небо, спустишься в шахту, там, здесь, где угодно — абсолютно постоянная сила тяжести. Только от этого можно помереть со скуки!
      — Но, Тесса, мы привыкли и не знаем ничего лучше.
      — Ты знаешь. Ты был на поселениях. Там ты можешь выбрать любую устраивающую тебя силу тяжести. Ты можешь заниматься гимнастикой почти в невесомости. Можешь регулярно давать отдыхать своему телу. Как вы живете без этого?
      — На Земле мы тоже занимаемся гимнастикой.
      — Конечно, занимаетесь. Только все в том же неизменном гравитационном поле, которое тяжким грузом давит на вас. Каждую секунду жизни вы боретесь с этим полем, вместо того чтобы дать своим мышцам возможность свободно поиграть. Вы не можете прыгать, не можете летать, не можете парить. Вы не можете упасть в область с большей силой тяжести или подняться туда, где гравитационное поле слабее. Это вечное гравитационное поле тянет, тянет, тянет каждую молекулу ваших тел вниз, поэтому вы так быстро сгибаетесь, сморщиваетесь и стареете. Посмотри на меня. Посмотри на меня!