Глава 15

Как ни странно, Крайлу Фишеру пришлось снова привыкать к Земле. Раньше ему и в голову не могло прийти, что неполные четыре года, проведенные на Роторе, оставят такой глубокий след. Правда, прежде он никогда не покидал Землю на столь долгое время, но всегда был уверен, что для землянина Земля не может стать чужой за такой срок. Снова рядом были бесконечные просторы, далекая линия горизонта, резко очерчивающая небо (а не пропадающая внезапно в тумане, как на Роторе). Здесь были толпы людей, постоянная сила тяжести, дыхание дикой и своенравной атмосферы, жара и холод – все проявления неконтролируемой природы.

Не обязательно испытывать все снова на себе, достаточно просто вспомнить. Даже находясь в своей квартире, Крайл знал, что все это есть за стенами дома, и земная природа овладевала всем его существом, вытесняя все другие мысли. А может быть, дело было еще и в том, что его комната была слишком мала и тесна, а пассивность его положения слишком очевидна. Иногда ему казалось, что он насильно втиснут в эту комнату рукой перенаселенного, пришедшего в упадок мира. Странно, ведь все эти годы на Роторе ему так не хватало Земли, а теперь, когда он снова здесь, он тоскует по Ротору. Неужели он обречен всю жизнь стремиться туда, где его нет?

Зажглась сигнальная лампочка, и Крайл услышал звуковой сигнал. Лампочка мерцала; на Земле постоянно сталкиваешься с чем-нибудь мерцающим или мигающим, тогда как на Роторе все устойчиво, постоянно и даже пугает своей стабильностью.

– Войдите, – негромко произнес Крайл. Тихого голоса оказалось достаточно, чтобы сработал деблокирующий вход механизм. Вошел Гаранд Уайлер (Крайл знал, что это должен быть он) и бросил на хозяина взгляд, полный веселого изумления:

– Ты так и не сдвинулся с места после того, как я ушел?

– Почему же? Я поел. Какое-то время был в ванной.

– Это уже лучше. Значит, ты жив, хотя, глядя на тебя, этого не скажешь. Не можешь забыть Ротор?

У Гаранда была гладкая коричневая кожа, темные глаза, ослепительно белые зубы и жесткие курчавые волосы. Он широко улыбался.

– Изредка вспоминаю.

– Я все хотел спросить тебя. На Роторе все белоснежки без гномов, не так ли?

– Да, – подтвердил Крайл. – Я не видел там ни одного темнокожего.

– Ну, в таком случае скатертью им дорога! Ты знаешь, что они уже улетели?

Крайл едва не вскочил на ноги, но в последний момент удержался, кивнул и сказал безразличным тоном:

– Да, они говорили, что скоро улетят.

– Они не шутили. Ротор в самом деле улетел. Пока это было возможно, мы следили за ними по излучению. Потом с помощью своего гиперсодействия они набрали скорость и исчезли в долю секунды. До этого мы видели и слышали их, а потом все сразу оборвалось.

– Вам удалось их снова обнаружить, когда они вернулись в пространство?

– Даже несколько раз, но в каждом случае сигналы были все слабее.

После включения всех двигателей они летели со скоростью света, а через три прыжка в гиперпространство и из него они оказались уже слишком далеко.

– Что ж, это их дело. Они сделали свой выбор – как и я.

– Жаль, что тебя там нет. Тебе стоило бы остаться на Роторе.

Интересно понаблюдать за этим изнутри. Ты же знаешь, у нас некоторые до последнего момента уверяли, что гиперсодействия не существует, что все это – чистое мошенничество, придуманное с какой-то целью.

– У роториан же был Дальний Зонд. Если бы они не овладели гиперсодействием, они бы не смогли послать его так далеко.

– Говорили, что Дальний Зонд – тоже фальшивка.

– Дальний Зонд был на самом деле.

– Да, теперь это все знают. Все. Когда Ротор исчез из поля зрения всех приборов, это можно было объяснить только гиперсодействием. За Ротором наблюдали все поселения. Ошибка исключена. Все приборы зарегистрировали его исчезновение в один и тот же миг. Жаль, невозможно сказать, куда он направился.

– Я думаю, к Проксиме Центавра. Куда же еще?

– В Бюро все же считают, что, может быть, и не к ней и что ты можешь знать это.

– Меня опрашивали в течение всего полета к Луне и от Луны. Я не скрыл ничего.

– Конечно. Это нам известно. Все, что ты знаешь, ты нам рассказал.

Но меня послали к тебе, чтобы я поговорил с тобой как с другом. Может быть, ты помнишь что-то такое, чему сам не придаешь значения. Вдруг вспомнишь что-то, о чем раньше не задумывался. Ты был там четыре года, женился, завел ребенка. Ты не мог не заметить хоть что-нибудь.

– Как я мог заметить? Если бы у них возникло хоть малейшее подозрение, что я что-то вынюхиваю, меня вышвырнули бы немедленно. Я был подозрителен уже потому, что я землянин. Если бы я не женился – а брак они сочли доказательством того, что я хочу стать роторианином, – меня бы там минуты не держали. И все равно меня близко не подпускали ни к чему важному или секретному. – Крайл отвел взгляд. – Надо признать, что их система сработала. Моя жена была всего лишь астрономом. Ты же знаешь, у меня не было выбора. Не мог же я дать объявление по головидению, что ищу молодую женщину – специалиста по гиперпространству. А встреть я такую, из кожи бы вон полез, чтобы поймать ее на крючок, даже если бы она была страшней гиены. Но за все четыре года мне ни одна такая не встретилась. Вся наука на Роторе засекречена так, что мне кажется, ведущих ученых они полностью изолируют. Честное слово, я думаю, в лабораториях все они носят маски и называют друг друга только шифрованными именами. Я знал, что дело кончится тем, что меня выгонят из Бюро.

Крайл повернулся к Гаранду и закончил свой монолог почти с отчаянием:

– Все получилось так плохо, что я чувствую себя полным дураком.

Меня подавляет сознание поражения.

В загроможденной вещами тесной комнате их разделял только стол. Придерживаясь за него рукой, чтобы не упасть, и раскачиваясь на стуле, Уайлер сказал:

– Крайл, Бюро не может позволить себе сантименты, но нас нельзя назвать и совсем бесчувственными. Мы сожалеем, что приходится обращаться с тобой подобным образом. Однако мы вынуждены на это пойти. Моя миссия меня тоже не радует, но это моя обязанность. Мы озабочены тем, что ты не выполнил задание и не принес никаких сведений. Если бы Ротор остался на околоземной орбите, мы могли бы подумать, что тебе просто нечего сообщить. Но они улетели. Они овладели гиперсодействием, и ты не мог ничего не знать об этом.

– Понятно.

– Но отсюда вовсе не следует, что мы хотим отказаться от твоих услуг. Мы надеемся, что ты еще будешь нам полезен. Поэтому я должен убедиться в том, что ты потерпел неудачу не по своей вине.

– Что ты имеешь в виду?

– Я должен быть уверен сам и сообщить об этом коллегам, что твоя неудача не является следствием твоей личной слабости. Ведь как бы то ни было, ты женился на роторианке. Она красива? Ты любил ее?

– На самом деле ты хочешь спросить, не защищаю ли я роториан и не скрываю ли секретные сведения из любви к роторианке? – огрызнулся Крайл.

Это замечание отнюдь не задело Гаранда.

– Так как же? Ты защищаешь Ротор?

– Как ты можешь так говорить? Если бы я решил стать роторианином, я бы улетел вместе с ними. Сегодня я уже затерялся бы где-то в межзвездном пространстве, и вы никогда не нашли бы меня. Но я этого не сделал. Я вернулся на Землю, хотя заранее знал, что моя неудача скорее всего разрушит всю мою карьеру.

– Мы высоко ценим твою преданность.

– Она гораздо больше, чем ты думаешь.

– Мы понимаем, ты, по-видимому, любил свою жену и был вынужден расстаться с нею из чувства долга. Это говорит в твою пользу, если бы мы могли быть уверены…

– Здесь дело не столько в жене, сколько в дочери.

Гаранд внимательно смотрел на Крайла:

– Крайл, нам известно, что у тебя есть дочь, которой только что исполнился год. В такой ситуации тебе, наверно, не следовало бы ссылаться на нее как на самый веский довод.

– Ты прав. Но дело в том, что я не во всем могу быть хорошо смазанным роботом. Иногда что-то случается и против моей воли. После того как я целый год провел рядом с ребенком…

– Понимаю. Но ведь ей был только год. Какие у вас могли установиться отношения…

Крайл поморщился.

– Ты говоришь, что понимаешь, а на самом деле не понимаешь ровным счетом ничего.

– Тогда объясни. Я постараюсь понять.

– Видишь ли, все дело в моей сестре. Младшей сестре.

– Сестра упоминается в твоем досье, – кивнул Уайлер. – Ее зовут, если я не ошибаюсь, Роза.

– Розанна. Она погибла восемь лет назад во время мятежа в Сан-Франциско. Ей было только семнадцать.

– Весьма сочувствую.

– Она не была сторонницей ни тех, ни других. Она была одним из тех нейтральных зрителей, которые погибают гораздо чаще, чем вожаки банд или блюстители порядка. Нам с трудом удалось найти ее тело: слава Богу, у меня было что-то, что можно было предать кремации. Уайлер сочувственно промолчал, а Крайл продолжил, хотя весь его вид говорил, что ему не хочется ворошить прошлое:

– Ей было только семнадцать. Наши родители умерли, когда ей было четыре года, а мне четырнадцать. Я учился в школе, а после занятий работал. Я старался – часто даже в ущерб себе – сделать так, чтобы она была всегда сыта, одета и не испытывала никаких неудобств. Я сам обучился программированию, хотя не могу сказать, что эта работа обеспечивала хотя бы сносное существование. Ей было только семнадцать, и за всю свою жизнь она не обидела ни одной живой души. Она даже не знала, из-за чего начались стрельба, шум, крики… Она просто попалась в ловушку.

– Теперь я понимаю, почему ты вызвался работать на Роторе, – заметил Уайлер.

– Да, конечно. Два года я ходил как во сне. Я пошел в Бюро – мне нужно было чем-то занять себя, к тому же я думал, что эта работа связана с опасностью. Какое-то время я даже искал смерти – особенно если по пути удалось бы сделать еще что-то полезное. Когда обсуждалась посылка агента на Ротор, я вызвался сам. Я хотел забыть Землю.

– И теперь ты вернулся. Ты жалеешь об этом?

– Да, отчасти. Но на Роторе я задыхался. При всех недостатках Земли у нее есть одно неоценимое преимущество – необъятные просторы. Гаранд, если бы ты видел Розанну. Она не была красавицей, но ее глаза… – Между бровями Крайла пролегла морщинка, словно он старался получше рассмотреть прошлое. – Красивые и в то же время пугающие. Знаешь, я никогда не мог спокойно встретить ее взгляд. Розанна заглядывала прямо в душу… Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Боюсь, что нет, – признался Уайлер.

– Она всегда знала, когда человек лжет или скрывает правду. Я мог даже молчать, а она все равно догадывалась, что меня беспокоит.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что она была телепатом?

– Что? Нет-нет. Она говорила, что ей достаточно видеть выражение лица и слышать интонации говорящего. Она уверяла, что никто не может скрыть свои мысли. Даже улыбка не скрывает горечи. Она пыталась объяснить, каким образом ей это удается, но я никак не мог ее понять. Это была какая-то особенная способность. Я благоговел перед ней. А потом родилась Марлена.

– И что?

– У нее были такие же глаза.

– У ребенка были глаза твоей сестры?

– Не сразу, но я видел, как постепенно они становятся точно такими. Уже когда ей исполнилось шесть месяцев, я вздрагивал от ее взгляда.

– И твоя жена тоже вздрагивала?

– Этого я не замечал, но ведь у нее не было сестры Розанны.

Марлена вообще никогда не плакала; она была очень спокойным ребенком. И маленькая Розанна была такой же. К тому же сразу было видно, что Марлена тоже не станет красавицей. У меня было такое ощущение, будто ко мне вернулась Розанна. Теперь ты можешь представить, как тяжело мне было?

– Тяжело вернуться на Землю?

– Да, и расстаться с ними. Словно я вторично терял Розанну. Теперь я ее уже никогда не увижу. Никогда!

– И все-таки ты вернулся.

– Это было моим долгом! Верность долгу, преданность! Но уж если ты хочешь знать всю правду, я почти готов был остаться на Роторе. Сердце мое разрывалось на части. Я до безумия не хотел оставлять Розанну, прости – Марлену. Видишь, я даже путаю имена. Юджиния, моя жена, сказала мне: «Если бы ты знал, куда мы направимся, ты не стал бы так категорично возражать». В тот момент я не хотел улетать навсегда из Солнечной системы. Я просил ее остаться со мной на Земле. Она отказалась. Потом я умолял ее хотя бы оставить мне Роз… Марлену. Она не согласилась. Наконец, когда я уже готов был сдаться и лететь вместе с ними, она вышла из себя и прогнала меня. И я ушел. Уайлер задумчиво смотрел на Крайла.

– Она сказала: «Если бы ты знал, куда мы направимся, ты не стал бы так категорично возражать». Я правильно запомнил?

– Да, именно так. Я спросил: «Почему? Куда направляется Ротор?» А она ответила: «К звездам».

– Крайл, здесь не вяжутся концы с концами. Тогда ты уже знал, что они собираются лететь к звездам. И все же она тебе сказала: «Если бы ты знал, куда мы направимся…» Здесь есть какое-то неизвестное тебе звено. Что это за звено, о котором ты не знал?

– Что ты несешь? Как можно знать то, чего не знаешь?

Уайлер пропустил его замечание мимо ушей.

– Ты рассказывал об этом во время опроса в Бюро?

Крайл немного подумал.

– Кажется, нет. Мне это и в голову не приходило до той самой минуты, когда я начал тебе объяснять, почему я чуть было не остался на Роторе. – Он закрыл глаза, потом задумчиво подтвердил:

– Нет, я рассказал тебе первому. Больше того, сейчас впервые я позволил себе думать об этом.

– Хорошо. Теперь подумай, куда мог направиться Ротор. Не слышал ли ты чего-нибудь от роториан? Каких-нибудь разговоров? Может быть, слухов? Догадок?

– Все считали, что это будет Проксима Центавра. Что же еще? Это ближайшая к Солнцу звезда.

– Твоя жена была астрономом. Что она говорила об этом?

– Ничего. Она вообще никогда не говорила на эту тему.

– Ротор послал Дальний Зонд.

– Я знаю.

– И в работе над Дальним Зондом участвовала твоя жена – как астроном.

– Это так, но она и об этом никогда не рассказывала, а я старался не задавать лишних вопросов. Прояви я нездоровый интерес, моя миссия была бы провалена, а меня, наверно, взяли бы под стражу или даже казнили – они и это могут, насколько я знаю.

– Но как астроном она должна была знать конечную цель. В сущности она сама это подтвердила: «Если бы ты знал…» Понимаешь? То есть она знала, а если бы и ты знал…

Казалось, это открытие не очень заинтересовало Крайла.

– Она мне ничего не рассказывала, поэтому и мне нечего сказать.

– Ты уверен? Не было ли каких-нибудь случайно брошенных фраз, замечаний, на которые ты в то время не обратил внимания? Не забывай, что ты не астроном; она могла сказать что-то тебе не совсем понятное. Неужели ты не помнишь ничего, что тогда заставило тебя удивиться, задуматься?