Комиссар кивнул:
      - Понятно: для того чтобы отгородиться от земной атмосферы, понадобилось бы семисотшестидесятимиллиметровое поле.
      - Верно. Это было бы поле для давления в одну атмосферу. Ну как, Проссер, это именно то, что тебя так взволновало?
      - Двадцатимиллиметровое поле? Конечно, нет. Я могу довести мощность до двухсот пятидесяти миллиметров, используя активированный пентасульфид ванадия. Но только это делать не стоит. Умелец-эмпирик именно так бы и поступил и разнес бы всю станцию на части. Настоящий ученый полагается на теорию и не торопится. - Проссер подмигнул Бирнему: - Мы теперь заняты тем, чтобы придать полю жесткость. Смотри!
      - Нужно встать за экран?
      - Теперь уже нет. Сильная радиация бывает только вначале.
      Гудение снова усилилось, но не в такой степени, как раньше. Проссер что-то прокричал человеку за консолью, но получил в ответ только неопределенный жест. Затем оператор поднял вверх сжатый кулак, и Проссер возбужденно выкрикнул:
      - Мы перевалили за пятьдесят миллиметров! Пощупайте теперь!
      Орлофф протянул руку и с любопытством потыкал пальцем в пустоту. Резиновая преграда затвердела! Орлофф попытался захватить резиновую поверхность между большим и указательным пальцами - настолько совершенна была иллюзия, - но тут у него в руке не оказалось ничего, кроме не оказывающего никакого сопротивления воздуха.
      Проссер нетерпеливо пощелкал языком:
      - Под прямым углом к направлению поля никакого сопротивления не будет. Это же элементарная механика. Человек за консолью снова начал жестикулировать.
      - Перевалило за семьдесят, - объяснил Проссер. - Теперь мы будем наращивать мощность медленно. Критическая точка - 83,42 миллиметра.
      Он перегнулся через перила и тут же стал отталкивать Орлоффа и Бирнема к стене.
      - Назад! Опасность! - Его голос перешел в вопль: - Берегись! Решетка реактора коробится!
      Гудение перешло в хриплый рев. Человек у консоли лихорадочно вертел рукоятки. Красное свечение, исходящее из кварцевого окошка в центре реактора, приобрело угрожающую яркость.
      Затем гудение на секунду смолкло и тут же возобновилось с невероятной силой. Воздушная волна швырнула Орлоффа к стене. Упавший рядом с ним Проссер вскочил на ноги. На лбу у него кровоточил порез.
      - Ранены? Нет? Прекрасно. Я ожидал чего-то в этом роде. Нужно было вас предупредить. Пошли вниз. Где Бирнем?
      Высокий ганимедец поднялся с пола и отряхнул пыль с одежды.
      - Я здесь. Что взорвалось?
      - Ничего не взорвалось. Кое-что покоробилось. Пошли, нам теперь нужно вниз. - Он промокнул кровь на лбу носовым платком и повел своих спутников вниз по лестнице.
      Человек у консоли снял наушники и встал со стула. Он выглядел выжатым, как лимон, его перепачканное лицо было покрыто потом.
      - Эта чертовщина началась при 82,8, босс, и почти застала меня врасплох.
      - Ах вот как! - рявкнул Проссер. - Впрочем, в пределах допустимой ошибки, не так ли? Как там реактор? Эй, Стоддард!
      Техник, которого окликнул Проссер, отозвался со своего места у реактора:
      - Трубка пять сдохла. Понадобится два дня на замену. Проссер довольно кивнул и сказал:
      - Все сработало. Прошло в точности как должно было. Проблема разрешена, джентльмены. Все трудности позади. Пошли обратно ко мне в кабинет Есть хочется. А потом - спать.
      Проссер не возвращался к интересующей всех теме до тех пор, пока не оказался за столом в своем кабинете и не откусил разом чуть ли не половину бутерброда с паштетом. Проссер обратился к Бирнему.
      - Помнишь работу по устойчивости пространства, которую мы делали в июне? Тогда ничего не вышло, но мы продолжали , копать. Финч на прошлой неделе нашел зацепку, а мне удалось понять, в чем дело Все стало на свое место, пошло как по маслу. Никогда не видел ничего подобного.
      - Давай рассказывай, - ответил Бирнем спокойно. Он достаточно хорошо знал Проссера, чтобы не выказывать нетерпения.
      - Ты же видел, что произошло. Когда поле переходит за 83,42 миллиметра, оно становится неустойчивым. Пространство внутри не выдерживает. Оно выпячивается, и поле взрывается. Бум!
      У Бирнема отвисла челюсть, а ручки кресла, в котором сидел Орлофф, заскрипели под стиснувшими их пальцами. Секунду царила тишина, а затем Бирнем слабым голосом спросил:
      - Ты хочешь сказать, что создание более сильных полей невозможно?
      - Ну почему же. Создать их можно. Но чем они плотнее, тем неустойчивее. Если бы я включил двухсотпятидесяти-миллиметровое поле, оно просуществовало бы одну десятую секунды; Потом бум! Вся станция разлетелась бы на части. И я вместе с ней. Практик-умелец именно это и сделал бы. Ученого предупреждает теория. Нужно работать осторожно - как я. Никакого ущерба.
      Орлофф засунул монокль в карман и сказал дрожащим голосом:
      - Но если силовое поле - это взаимодействие между атомами, то почему сталь не взрывается - ведь между её атомами связи очень сильны, а пространство при этом не выпячивается. Здесь какое-то противоречие!
      Проссер бросил на комиссара недовольный взгляд:
      - Никакого противоречия. Критическая величина зависит от количества генераторов поля. Каждый атом стали сам является таким генератором - в каждой унции стали таких генераторов триста миллиардов триллионов. Если бы мы могли использовать такое же количество... На практике наш предел - сто генераторов. Это дает критическую величину всего в 97 или около того.
      Проссер вскочил и продолжал говорить с неожиданным воодушевлением.
      - Нет, проблемы больше не существует. Абсолютно невозможно создать силовое поле, которое могло бы противостоять давлению в одну атмосферу больше сотой доли секунды. О давлении атмосферы Юпитера и думать нечего. Так говорят холодные цифры, а эксперимент подтверждает это. Пространство не выдержит!
      Пусть юпитериане стараются хоть до посинения. Им не удастся покинуть планету! Это окончательно! Навсегда! Навсегда!
      Орлофф спросил:
      - Господин секретарь, могу я послать отсюда сообщение? Я хочу передать на Землю, что возвращаюсь со следующим кораблем и что юпитерианской проблемы больше не существует - отныне и навсегда.
      Бирнем молчал, но облегчение, отразившееся на его лице, когда он пожимал руку комиссару, сделало его почти красивым.
      А доктор Проссер повторял, по-птичьи кивая головой:
      - Это окончательно! Навсегда!
      Хэл Таттл посмотрел на капитана Эверетта, командира космолета "Прозрачный", новейшего пополнения флота компании "Комета", когда тот вошел в обсервационную рубку на носу.
      Капитан сказал:
      - Только что получено сообщение из штаб-квартиры в Таксоне. Мы должны забрать комиссара по делам колоний Орлоффа из Юпитерополиса на Ганимеде и доставить его на "Землю.
      - Хорошо. Других кораблей поблизости нет?
      - Нет. Ведь мы вдалеке от обычных маршрутов. О нас впервые узнают в Солнечной системе, когда "Прозрачный" сядет на Ганимеде. Это будет сенсация - величайшая сенсация со времен первой высадки на Луне. - Голос капитана неожиданно приобрел заботливую интонацию. - Что-нибудь не так, Хэл? Ведь это твой триумф!
      Хэл Таттл смотрел в темноту космоса.
      - Да, наверное. Десять лет работы, Сэм. Я лишился глаза и руки при том первом взрыве, но не жалею об этом. Теперь просто наступила реакция. Проблема разрешена, работе всей моей жизни пришел конец.
      - Конец пришел и кораблям с металлическими корпусами. Таттл улыбнулся:
      - Да. В это трудно поверить, не правда ли? - Он вытянул руку. - Ты видишь звезды? Часть времени между ними и нами ничего нет. Странное чувство. - В его голосе зазвучала грусть. - Девять лет у меня ничего не получалось. Я ведь не теоретик, я никогда на самом деле не знал, к чему в конце концов приду, - я просто пробовал все, до чего мог додуматься. Однажды я перестарался, и поле взорвалось. Я заплатил за ошибку глазом и рукой и начал сначала.
      Капитан Эверетт ударил кулаком по корпусу корабля - корпусу, сквозь который беспрепятственно сияли звезды. Раздался глухой звук-рука встретила неподдающуюся поверхность, - но невидимая стена погасила удар.
      Таттл кивнул:
      - Она достаточно солидна - хотя возникает и исчезает восемьсот тысяч раз в секунду. Идею мне подала стробоскопическая лампа. Ну, ты знаешь - они включаются и выключаются с такой частотой, что возникает иллюзия непрерывного свечения.
      Так же и с корпусом. Поле каждый раз включается не столь надолго, чтобы вызвать выпячивание пространства, и выключается тоже не на столько времени, чтобы оказалась возможной утечка воздуха. В результате корпус оказывается крепче стального.
      Он помолчал и медленно добавил:
      - И кто знает, какие горизонты тут откроются. Можно ведь усилить эффект. Поле может включаться и выключаться миллионы раз в секунду - а то и миллиарды. Можно создать экран, который защитит от атомного взрыва... Работа всей моей жизни!
      Капитан Эверетт похлопал Таттла по плечу:
      - Брось, старина. Подумай лучше о посадке на Ганимеде. Черт возьми! Ну и сенсация же будет! Ты только представь себе лицо Орлоффа, когда он узнает, что станет первым в истории пассажиром, путешествующим на корабле с силовым полем в качестве корпуса. Как ты думаешь, что он почувствует?
      - Хэл Таттл пожал плечами:
      - Ну, наверное, ему это будет приятно.