Николас Орлофф вставил в левый глаз монокль типично английским жестом - обязательное умение для русского, получившего образование в Оксфорде, - и укоризненно произнес:
      – Но, дорогой мой господин секретарь! Полмиллиарда долларов!
      Лео Бирнем устало пожал плечами, и его длинное тело ещё больше поникло в кресле.
      – Финансирование необходимо, господин комиссар. Члены правительства доминиона Ганимед готовы на отчаянные меры. До сих пор мне удавалось их удерживать, но я всего лишь секретарь по науке, моя власть невелика.
      – Я знаю, но... - Орлофф беспомощно развел руками.
      – Ну конечно, - согласился Бирнем, - имперскому правительству легче ничего не замечать. Этим оно и занималось до сих пор. Я уже в течение года пытаюсь заставить их понять, какая опасность нависла над всей Солнечной системой, но похоже, что все бесполезно. И теперь я обращаюсь к вам, господин комиссар. Вы недавно заняли свой пост и можете взглянуть на это дело непредубежденно.
      Орлофф кашлянул и принялся рассматривать носки своих ботинок. За три месяца, прошедшие с тех пор, как он сменил Гридли на посту комиссара по делам колоний, он неизменно складывал в ящик стола, не читая, все, что относилось к "этому проклятому юпитерианскому делу". Такова была устоявшаяся политика правительства, окрестившего всю ситуацию "засохшим деревом" задолго до появления Орлоффа.
      Но теперь, когда Ганимед начал вести себя столь скверно, его послали в Юпитерополис с заданием "задавить этих сволочных провинциалов". Да, ничего себе положеньице...
      Бирнем тем временем говорил:
      – Правительство доминиона настолько нуждается в деньгах, что если оно их не получит, то все обнародует.
      Апатия полностью слетела с Орлоффа, он резким движением подхватил выпавший из глаза монокль.
      – Что вы такое говорите!
      – Я прекрасно понимаю, что это значит. Я возражал, но в конце концов их позиция резонна. Как только все о юпитерианском деле станет известно широкой публике, имперское правительство не продержится и недели. А уж когда к власти придет партия технократов, они дадут нам все, чего мы только ни попросим. Об этом позаботится общественное мнение.
      – Но тем самым вы вызовете панику и истерию...
      – Безусловно. Именно поэтому мы и колеблемся. Но вы можете считать мои слова ультиматумом. Мы хотим сохранить все в тайне, мы нуждаемся в секретности, но в деньгах мы нуждаемся ещё больше.
      – Понятно. - Орлофф быстро просчитывал варианты, и выводы, к которым он пришел, не радовали. - В таком случае требуется более внимательно изучить вопрос. Если у вас при себе документы, касающиеся контактов с Юпитером...
      – Они у меня при себе, - сухо прервал его Бирнем, - знакомо с ними и правительство в Вашингтоне. Так не пойдет, комиссар. Эту жвачку земные бюрократы жуют уже больше года, и дело не движется с места. Я хочу, чтобы вы вместе со мной посетили исследовательскую станцию.
      Ганимедец, встав с кресла, пристально смотрел на Орлоффа с высоты своего более Чем двухметрового роста.
      – Вы мне приказываете? - вспыхнул Орлофф.
      – Вроде того. Говорю же вам, времени уже не остается. Вы должны действовать быстро или не действовать вообще. - Бирнем помолчал; потом добавил: - Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы пройтись. Транспортным средствам запрещено появляться рядом со станцией, а за то время, что мы будем туда добираться, я вам кое-что объясню. Идти всего две мили.
      – Пошли, - был резкий ответ.
      Они молча поднялись на приповерхностный уровень; Орлофф заговорил, только когда они вошли в тускло освещенный вестибюль.
      – А здесь прохладно.
      – Конечно. Поддерживать нормальную для внутренних помещений температуру так близко к поверхности нелегко. Но дальше будет ещё холоднее. Идите сюда.
      Бирнем открыл дверцу шкафа и показал на висящую там одежду:
      – Одевайтесь. Иначе замерзнете. Орлофф с сомнением пощупал ткань:
      – А этого будет достаточно?
      Бирнем, натягивая собственный костюм, ответил:
      – Одежда с электрическим подогревом. Вам будет так тепло, как вы сами того захотите. Ну вот! Теперь заправьте штанины в сапоги и туго их зашнуруйте.
      Бирнем повернулся к полке в углу шкафа и, кряхтя, вытащил двойные кислородные баллоны. Глянув на манометр, он немного отвернул запорные гайки; раздался тонкий свист выходящего газа. Ганимедец понюхал газ и удовлетворенно кивнул.
      – Вы умеете этим пользоваться? - спросил он, прикрепляя к баллону гибкую трубку в металлической оплетке, заканчивающуюся причудливой формы маской из толстого прозрачного стекла.
      – Что это?
      – Кислородная маска. То, что служит Ганимеду атмосферой, состоит из аргона, и азота, примерно пятьдесят на пятьдесят. Дышать этим было бы затруднительно. - Бирнем поднял баллоны и закрепил их на спине Орлоффа.
      Орлофф пошатнулся:
      – Они тяжелые. Я не смогу пройти две мили с таким грузом.
      – Там это не покажется тяжелым, - Бирнем небрежно показал наверх, поправляя на Орлоффе стеклянную маску. - Только не забудьте - вдыхать нужно через нос, а выдыхать - через рот. Да, кстати, вы давно ели последний раз?
      – Я пообедал перед встречей с вами. Бирнем с сомнением хмыкнул:
      – Н-да, это не очень удачно. - Он вытащил из кармана небольшой металлический цилиндр и протянул его комиссару. - Положите одну из таблеток в рот и сосите.
      Орлофф негнущимися руками в перчатках с трудом открыл цилиндр и отправил в рот коричневый шарик. Следом за Бирнемом он поднялся по пологой эстакаде и вышел в коридор, казавшийся тупиком. Но когда они подошли к стене, та бесшумно скользнула в сторону; раздался шелест - воздух из шлюза вырвался в более разреженную атмосферу Ганимеда.
      Бирнем ухватил спутника за локоть и вытащил его из шлюза.
      – Я включил подачу кислорода на полную мощность. Дышите глубоко и сосите таблетку.
      Сила тяжести резко уменьшилась, как только они перешагнули порог шлюза, и в этот ужасный момент желудок Орлоффа словно перевернулся и выбросил все содержимое. Орлофф поперхнулся и стал лихорадочно сосать таблетку в отчаянной попытке сохранить самообладание. Обогащенная кислородом дыхательная смесь обжигала горло, и постепенно Ганимед перестал взбрыкивать у Орлоффа под ногами. Спазмы в желудке постепенно затихли, и Орлофф попробовал сделать несколько шагов.
      – Расслабьтесь, - послышался успокаивающий голос Бирнема. - Так бывает со всеми первый раз при быстрой перемене силы тяжести. Идите не торопясь и найдите удобный для себя темп, иначе будете спотыкаться. Вот-вот, у вас хорошо получается.
      Поверхность, по которой они шли, казалась упругой. Орлофф чувствовал давление руки спутника, удерживавшей его от невольного взлета вверх при каждом движении. Постепенно, войдя в заданный Бирнемом ритм, Орлофф стал делать более длинные шаги, стараясь не особенно отрывать ноги от поверхности. Бирнем продолжал что-то говорить; его голос глухо доносился из-за кожаного клапана, прикрывающего рот и подбородок.
      – Каждому хорошо в его собственном мире. - Можно было догадаться, что Бирнем улыбается. - Несколько лет назад мы с женой побывали на Земле и прошли через ад. Я никак не мог привыкнуть, что по поверхности можно ходить без кислородной маски. Я все время задыхался - на самом деле задыхался. Солнце было слишком яркое, небо - слишком голубое, трава - слишком зеленая. А здания стояли на земле. Никогда не забуду, как пытался уснуть в комнате на двадцатом этаже - ещё и окно было открыто и луна светила. Я сбежал на первом же идущем к Ганимеду корабле и не собираюсь повторять эксперимент... Как Вы теперь себя чувствуете?
      – Прекрасно! Замечательно! - Теперь, когда первые ужасные минуты были позади, Орлофф чувствовал необыкновенный подъем. Он огляделся вокруг. Неровная холмистая поверхность, покрытая стелющимися кустами с широкими листьями, высаженными ровными рядами, купалась в тусклом желтом свете.
      Бирнем ответил на невысказанный вопрос спутника:
      – В здешнем воздухе для растений достаточно углекислого газа, а клубеньковые бактерии связывают для них атмосферный азот. Благодаря этому сельское хозяйство - основа экономики Ганимеда. Здешние растения ценятся на Земле на вес золота как удобрение и ещё вдвое или втрое дороже - как источник полусотни алкалоидов, которые нигде больше в Солнечной системе получить нельзя. И еще, конечно, как всем известно, ганимедский зеленолистник побивает земной табак по всем показателям.
      Над ними с пронзительным воем пролетела стратосферная ракета, и Орлофф поднял глаза. Он замер на месте и забыл о том, что нужно дышать.
      Он впервые увидел Юпитер в небе Ганимеда.
      Одно дело - смотреть на Юпитер, сияющий холодным светом, на фоне черной бездны космоса, хотя на расстоянии в шестьсот тысяч миль он и производит царственное впечатление. Но на Ганимеде висящий над вершинами холмов, с очертаниями, смягченными разреженной атмосферой, мягко сияющий в пурпурном небе, где лишь немногие звезды дерзают соперничать с гигантом, Юпитер не может быть достаточно выразительно описан ни на одном человеческом языке.
      Сначала Орлофф смотрел на этот выпуклый диск в молчании. Он выглядел огромным, в тридцать два раза больше солнечного диска, как тот виден с Земли. На нем на фоне мягкой желтизны переливались полосы, а рядом с западным краем горел оранжевый овал Большого. Красного Пятна.
      – Он прекрасен! - наконец тихо прошептал Орлофф. Лео Бирнем тоже смотрел на планету, но в его глазах не было благоговения. В них, кроме усталости от слишком часто наблюдаемого вида, отражалось отвращение. Кожаный клапан прятал его кривую улыбку, но пальцы, стиснувшие руку Орлоффа, оставили синяки даже сквозь толстую ткань термоизоляционного костюма..
      – Это самый ужасный вид во всей Солнечной системе, - сказал он медленно.
      Орлофф неохотно переключил внимание на спутника.
      – А? - и недовольно пробормотал: - Ах да, эти таинственные юпитериане.
      В ответ ганимедец резко отвернулся и двинулся вперед скользящими пятиметровыми шагами. Орлофф неуклюже последовал за ним, с трудом сохраняя равновесие.
      – Эй, послушайте! - пропыхтел он, задыхаясь.
      Но Бирнем не слушал. Он говорил - холодно и с горечью:
      – Вы на Земле можете позволить себе игнорировать Юпитер. Вы ничего о нем не знаете. Это всего лишь булавочная головка в вашем небе, маленькая искорка. Вам не приходится жить здесь, на Ганимеде, постоянно видя этого издевающегося над вами колосса. Он не висит над вами по пятнадцать часов, пряча неизвестно что на своей поверхности. Что-то, что ждет и ждет и пытается оттуда появиться. Как гигантская бомба, которая вот-вот взорвется.
      – Чепуха! - удалось выдавить из себя Орлоффу. - Ну-ка давайте помедленнее. Мне за вами не угнаться.
      Бирнем уменьшил скорость вдвое и возбужденно продолжал:
      – Всем известно, что Юпитер обитаем, но практически никто не дает себе труда задуматься, что же это значит. Говорю вам, эти юпитериане, кто бы они ни были, рождены для царственного пурпура. Они - естественные владыки Солнечной системы.
      – Истерика чистой воды, - пробормотал Орлофф. - Имперское правительство только это от вас и слышит весь последний год.
      – И вы в ответ пожимаете плечами. Ну так слушайте! Диаметр Юпитера, без учета его мощной атмосферы, восемьдесят тысяч миль. Это значит, что его поверхность в сто раз больше земной и в пятьдесят раз больше всей Империи. В такой же пропорции население Юпитера, его ресурсы, его военный потенциал превосходят имперские;
      – Это просто цифры.
      – Я понимаю, что вы имеете в виду, - продолжал свою страстную речь Бирнем. - Одной численностью нельзя выиграть войну. Для этого нужна наука и нужна организация. Юпитериане имеют и то и другое. За те два десятилетия, что мы общаемся с ними, мы кое-что узнали. У них есть атомная энергия и у них есть радио. И в этом мире аммиака под невероятным давлением - в мире, где почти ни один металл не может сколько-нибудь длительно существовать как металл, - он образует растворимые соединения с аммиаком - они сумели создать могучую цивилизацию. Это значит, что они использовали пластики, стекло, силикаты и синтетические строительные материалы. Следовательно, химия у них развита не меньше, чем у нас, а не исключено, что и больше.
      Орлофф ответил не сразу.
      – Но насколько можно быть уверенными насчет их последнего послания? Мы на Земле сомневаемся, что со стороны юпитериан возможна такая слепая воинственность, как вы описываете.
      Ганимедец невесело рассмеялся:
      – Они прекратили всякие переговоры после того последнего послания, не так ли? А оно ведь не производит впечатления особенно дружественного, верно? Уверяю вас, мы сделали все возможное, чтобы снова связаться с ними..
      Погодите, не перебивайте. Позвольте мне кое-что объяснить. Вот уже четверть века группа исследователей здесь на Ганимеде буквально выворачивается наизнанку, чтобы понять эти искаженные атмосферным электричеством и гравитационными бурями радиосигналы, которые представляют собой нашу единственную связь с разумными существами, обитающими на Юпитере. За такую работу следовало бы взяться всем ученым мира, но на нашей станции никогда не бывало больше двух дюжин специалистов. Я работал с ними с самого начала и как лингвист внес свой вклад в создание кода и расшифровку сигналов, приходящих от юпитериан. Так что, как видите, я знаю, о чем говорю.
      Это была чертовская работа. Прошло пять лет, прежде чем мы смогли продвинуться дальше элементарных арифметических примеров: три плюс четыре равно семи, корень квадратный из двадцати пяти равен пяти, шесть факториал равен семистам двадцати. Да и после этого иногда проходили месяцы, прежде чем нам удавалось расшифровать и удостовериться в правильности понимания одного-единственного нового фрагмента их языка.
      Но - и это главное - к тому моменту когда юпитериане прервали контакты, мы научились понимать их полностью. Теперь шанс неправильного перевода примерно равен шансу того, что Ганимед вдруг самопроизвольно улетит от Юпитера. Их последнее послание было угрозой, предупреждением о полном нашем уничтожении. Ох, в этом нет сомнения - абсолютно никакого сомнения!
      Теперь они шли по неглубокому ущелью, где желтый свет Юпитера уступал место липкой темноте. Орлофф был обеспокоен. Ему никогда раньше не приходилось смотреть на дело с этой точки зрения.
      – Но в чем причина? Разве мы дали им какие-нибудь основания...
      – Никаких оснований мы им не дали. Просто юпитериане пришли на основании наших посланий к выводу - не знаю, как и почему, что мы не юпитериане.
      – Ну конечно же!
      – Для них это вовсе не "конечно". Им не приходилось иметь дело с разумными существами, которые не были бы юпитерианами. С какой стати им делать исключение для пришельцев из космоса?
      – Вы говорите, что у них есть ученые, - голос Орлоффа звучал настороженно. - Разве не должны они были предположить, что иная среда обитания создаст иную жизнь? Мы же знали об этом. Мы ведь никогда не считали юпитериан землянами только потому, что не встречали разумных существ нигде, кроме как на Земле.
      Бирнем и Орлофф снова вышли на освещенную Юпитером поверхность. Справа от них в углублении янтарно блестел лед. Бирнем ответил:
      – Я говорил, что среди юпитериан есть химики и физики, но я никогда не утверждал, что у них есть и астрономы. Атмосфера Юпитера, дорогой мой комиссар, имеет толщину в три тысячи миль. Сквозь это газовое одеяло видны только Солнце и четыре самых крупных луны планеты. Юпитериане ничего не знают о существовании другой среды обитания.
      Орлофф задумался.
      – Значит, они решили, что мы чужаки. Ну и что из того?
      – Если мы не юпитериане, значит, на их взгляд, мы не люди. Определение "не-юпитерианина" на их языке - "паразит".
      Орлофф автоматически попытался было запротестовать, но Бирнем оборвал его:
      – На их взгляд, как я сказал, мы паразиты; значит, паразиты мы и есть. Более того, мы паразиты, которые с поразительной дерзостью посмели пытаться вступить с ними в контакт - с ними, человеческими существами. Их последнее послание дословно таково: "Юпитериане - господа. В мире нет места паразитам. Мы вас немедленно уничтожим". Мне кажется, в этом сообщении нет никакой враждебности - просто холодная констатация факта. Но тем не менее они имеют в виду именно то, что говорят.
      – Но почему?
      – А почему человек прихлопывает муху?
      – Да ну что вы, мой дорогой. Нельзя же серьезно видеть здесь аналогию.
      – А почему бы и нет? Ведь юпитериане смотрят на нас именно как на мух, и притом нестерпимо назойливых мух, имеющих наглость претендовать на разумность.
      Орлофф сделал последнюю слабую попытку что-то возразить:
      – Но ведь, господин секретарь, представляется абсолютно невозможным, чтобы представители разумного вида заняли такую позицию!
      – Разве вам приходилось так уж много общаться с представителями разумных видов, отличных от нашего собственного? - был саркастический ответ. - Считаете ли вы себя достаточно компетентным в юпитерианской психологии? Представляете ли, насколько чужды нам юпитериане физически? Только вообразите себе их мир с его мощным тяготением, в два с половиной раза превосходящим земное; с его океанами жидкого аммиака - океанами, в которых Земля утонула бы, даже не подняв заметной волны; с трехтысячемильной атмосферой, сжатой чудовищным тяготением до плотности и температур, по сравнению с которыми самые глубокие океанские впадины Земли покажутся чуть ли не вакуумом. Говорю вам, мы пытались вычислить, какая форма жизни может возникнуть в таких условиях, и отказались от таких попыток. Это не поддается человеческому воображению. Не думаете же вы, что их интеллект легче себе представить, чем физическую форму? Никогда! Посмотрите фактам в лицо. Они намерены нас уничтожить. Это все, что нам известно, и все, что нам требуется знать.
      Бернем указал рукой в перчатке вперед:
      – Вон станция - прямо перед нами. Орлофф начал озираться.
      – Она что, под землей?
      – Конечно! Под землей находится все, кроме обсерватории. Вон видите маленький купол из стали и кварца справа.
      Они остановились между двумя скалами перед насыпью; из-за скал появились фигуры часовых - в масках, термокостюмах и с бластерами в руках. Бирнем повернулся так, чтобы свет Юпитера упал на его лицо, охранники отдали ему честь и отступили в сторону. Один из них буркнул что-то в наручный микрофон, и между скалами открылся замаскированный проход. Орлофф последовал за Бирнемом в зияющий люк воздушного шлюза.
      Представитель Земли бросил последний взгляд на набухший диск Юпитера. Он больше не казался ему таким прекрасным!
      Орлофф не смог отдышаться до тех пор, пока не опустился в мягкое кресло в кабинете доктора Эдварда Проссера. Со вздохом облегчения он снова вставил свой монокль.
      – Не будет ли доктор Проссер возражать, если, пока мы ждем, я закурю?
      – Валяйте, - ответил Бирнем безразлично. - Будь моя воля, я бы притащил его сюда, чем бы он там ни занимался сейчас. Но Проссер странный парень. Мы узнаем от него больше, если дождемся, пока он будет готов. Бирнем вынул толстую зеленоватую сигару из футляра и откусил кончик.
      Орлофф улыбнулся ему сквозь дым своей сигареты:
      – Я не против того, чтобы немного подождать, тем более что мне есть что вам сказать. Должен признаться, господин секретарь: на какое-то время ваши слова повергли меня в панику. Но ведь в конце концов, хотя юпитериане и намерены задать нам жару, когда доберутся до нас, факт остается фактом: добраться до нас они не могут.
      – Мина без взрывателя, да?
      – Именно. Это все настолько просто, что даже не нуждается в обсуждениях. Надеюсь, вы согласны с тем, что юпитериане ни при каких обстоятельствах не способны покинуть Юпитер.
      – Ни при каких обстоятельствах! - с насмешкой медленно произнес Бирнем. - Не стоит ли остановиться на этом немного подробнее? - Он пристально смотрел на тлеющий кончик своей сигары. - Утверждение, что юпитериане не могут покинуть Юпитер, давно уже стало банальностью. Это обстоятельство всячески обыгрывается .поставщиками сенсаций в прессе Земли и Ганимеда: ещё бы, как не пролить слезу над печальной участью бедных разумных существ, навсегда привязанных - к поверхности своей планеты и обреченных вечно гадать о том, чего им никогда не достичь.
      Но что удерживает юпитериан на их планете? Два фактора. Первый: сильнейшее тяготение, в два с половиной раза превосходящее земное.
      – Страшно подумать, - кивнул Орлофф.
      – Что же касается гравитационного потенциала, то тут дело обстоит даже ещё хуже: из-за огромного диаметра планеты интенсивность поля тяготения убывает с расстоянием в десять раз медленнее, чем при взлете с Земли. Это труднейшая проблема, но она юпитерианами разрешена.
      – А? - Орлофф выпрямился в кресле.
      – У них есть атомная энергетика. Тяготение - даже юпитерианское ничего не значит, коль скоро вам удалось заставить работать на себя энергию ядерного распада.
      Орлофф нервным движением раздавил в пепельнице сигарету:
      – Но такая мощная атмосфера...
      – Да, это их пока удерживает. Они живут на дне воздушного океана глубиной в три тысячи миль, и давление там таково, что водород обретает плотность твердого тела. Он остается газом только потому, что температура на поверхности Юпитера выше критической; но попробуйте вычислить давление, при котором самый легкий газ оказывается всего вдвое легче воды. Вам придется написать цифру с таким количеством нулей, что рука устанет.
      Ни один космический корабль, из чего бы ни был сделан его корпус, не выдержит такого давления. Любой земной космолет, если попробует сесть на Юпитере, будет раздавлен, как яичная скорлупа, и любой юпитерианский корабль при попытке покинуть планету лопнет, как мыльный пузырь. Пока это препятствие непреодолимо, но ведь когда-нибудь решение будет найдено может быть, завтра,, или через сто лет, или через тысячу. Мы не знаем, когда это случится; но когда случится, юпитериане свалятся нам на голову. А между тем решение проблемы существует.
      – Я не вижу возможности...
      – Силовые поля! Мы ведь уже теперь владеем этой технологией.
      – Силовые поля! - Орлофф был искренне озадачен. Несколько минут он так и этак вертел в уме этот термин. - Их применяют как защитный экран для кораблей, летающих в поясе астероидов... Но я не вижу, как они могут быть использованы для решения юпитерианской проблемы.
      – Обычное силовое поле, - объяснил Бирнем, - представляет собой разреженную энергетическую оболочку, захватывающую пространство вокруг корабля на сотню миль или даже больше. Оно способно остановить метеор, но для молекулы газа столь же проницаемо, как и вакуум. Но что будет, если ту же самую энергетическую оболочку сжать до толщины в десятую долю дюйма? Молекулы будут отскакивать от нее, как шарики для пинг-понга. А если использовать более мощные генераторы и уменьшить толщину энергетической оболочки до одной сотой дюйма, она станет непроницаемой даже для молекул, находящихся под действием невероятного давления юпитерианской атмосферы. Если внутри такой оболочки окажется космический корабль... - он не докончил фразу.
      Орлофф побледнел.
      – Не хотите же вы сказать, что такое возможно?
      – Готов спорить на что угодно, что именно это юпитериане и пытаются сделать. А мы пытаемся сделать это здесь.
      Комиссар по делам колоний придвинул свое кресло ближе к Бирнему и сжал его запястье.
      – Но разве нельзя использовать против Юпитера атомное оружие? Я имею в виду ковровую бомбардировку. Тяготение и площадь поверхности планеты таковы, что тут уж не промахнешься.
      Бирнем слабо улыбнулся:
      – Такое мы тоже обдумывали. Но атомные бомбы просто вырвут клочья из атмосферы Юпитера. И даже если бы удалось поразить поверхность планеты, разделите её площадь на площадь поражения одной бомбой и подсчитайте, сколько лет нам пришлось бы бомбардировать Юпитер со скоростью одна бомба в минуту, чтобы причинить хоть какой-нибудь ущерб. Юпитер большой! Не забывайте об этом!
      Сигара Бирнема погасла, но он не стал раскуривать её снова и продолжал говорить тихим напряженным голосом:
      – Нет, мы не можем атаковать юпитериан, пока они на поверхности своей планеты. Придется ждать, когда они её покинут - а тогда они будут иметь огромное преимущество в численности. Ужасное, невообразимое преимущество... Поэтому нам нужно превосходить их на научном уровне.
      – Но, - прервал ганимедца Орлофф, и в голосе его прозвучала смесь любопытства и ужаса, - как можно знать заранее, чем они окажутся вооружены?
      – Никак нельзя. Поэтому-то и нужно собрать все, что у нас есть, и надеяться на лучшее. Но об одной вещи мы знаем наверняка. У них будут силовые поля. Иначе им не покинуть поверхности Юпитера. А если силовые поля будут у них, они должны быть и у нас, и как раз эту-то проблему мы и пытаемся решить. Обладание силовыми полями не гарантирует нам победы, но их отсутствие гарантирует поражение. Так что теперь вы знаете, для чего нам нужны деньги. Более того - мы хотим, чтобы Земля тоже взялась за дело. Нужно безотлагательно заняться разработкой новых вооружений и подчинить этому все прочие интересы. Вы понимаете меня?
      Орлофф вскочил на ноги:
      – Бирнем, я на вашей стороне - на все сто процентов. Вы можете рассчитывать на меня, я сделаю все, что в моих силах, когда вернусь в Вашингтон.
      Его искренность не вызывала сомнений. Бирнем схватил протянутую руку и пожал её. И как раз в этот момент дверь распахнулась и в неё влетел похожий на эльфа человечек.
      Вновь прибывший заговорил быстро и отрывисто, обращаясь исключительно к Бирнему.
      – Откуда ты взялся? Я пытался связаться с тобой, но твоя секретарша сказала, что ты ушел. А через пять минут после этого ты являешься сюда собственной персоной. Не понимаю. - Доктор Проссер начал лихорадочно рыться в своем столе.
      Бирнем ухмыльнулся:
      – Если ты переведешь дух, док, то сможешь поздороваться с комиссаром по делам колоний господином Орлоффом.
      Доктор Эдвард Проссер повернулся на носке, как танцор, и дважды оглядел землянина с ног до головы.
      – Новенький, да? Ну как, получим мы деньги? Пора бы. Мы уже давно работаем на аппаратуре, сметанной на живую нитку. А впрочем, деньги могут и не понадобиться. Там будет видно. - Он снова принялся рыться в столе.
      Орлофф несколько растерялся, но Бирнем выразительно подмигнул ему, и землянин принялся рассматривать маленького доктора через свой монокль.
      Проссер выхватил из одного из ящиков блокнот в черном кожаном переплете, уселся в вертящееся кресло и повернулся к остальным.
      – Рад, что ты пришел, Бирнем, - пробормотал он, листая блокнот. - Хочу тебе кое-что показать. Комиссару Орлоффу тоже, конечно.
      – Почему тебя так долго пришлось дожидаться? - требовательно спросил Бирнем. - Где ты был?
      – Я был занят! Чертовски занят! Не спал три ночи. - Проссер поднял глаза на собеседника, и его пухлое личико засияло от удовольствия. Неожиданно все встало на место - как в картинке-головоломке. Редкостное везение. Ну как тут не крутиться на полных оборотах.
      – Вам удалось получить плотное силовое поле? - с внезапным интересом спросил Орлофф. Проссер досадливо поморщился:
      – Нет. Кое-что другое. Пойдемте покажу. - Он взглянул на часы и вскочил с кресла. - У нас есть полчаса. Пошли.
      В коридоре за дверью ждала тележка с электромотором. Проссер возбужденно говорил, рывком направляя загудевший механизм в глубины станции:
      – Теория! Теория! Чертовски важно! Ведь эмпирик - он что? Как возьмется за какое-то дело, так и будет до бесконечности ковыряться. Только жизнь зря проходит, ничего. не получается - он тычется наугад. Настоящий ученый действует в соответствии с теорией. Пусть математика решает все проблемы. - Довольство собой переполняло Проссера.
      Тележка остановилась на площадке перед огромными двойными дверями. Проссер выскочил и побежал вперед; остальные следовали за ним не столь поспешно.
      – Сюда! Сюда! - Проссер распахнул дверь и повел своих спутников по коридору и узкой лесенке; вскоре они оказались на балконе, опоясывающем огромный зал этажа в три высотой. Орлофф узнал ощетинившийся стальными и стеклянными трубками эллипсоид - это был атомный реактор.
      Поправив монокль, комиссар стал наблюдать за лихорадочной деятельностью в зале. Человек в наушниках на высоком стуле перед усеянной экранами приборов консолью взглянул вверх и помахал рукой. Проссер ухмыльнулся и помахал в ответ. - Это здесь вы создаете силовое поле? спросил Орлофф.
      – Точно! Вы когда-нибудь видели, как это делается?
      – Нет. - Комиссар смущенно улыбнулся. - Я даже не знаю, что это такое, за исключением того, что оно может служить противометеоритным экраном.
      – Все очень просто. Элементарно просто. Материя состоит из атомов. Атомы удерживаются вместе силами взаимодействия. Теперь уберите атомы, оставьте только взаимодействие. Это и есть силовое поле.
      Орлофф выглядел ошарашенным, и Бирнем хмыкнул и почесал ухо:
      – Твое объяснение напоминает мне наш ганимедский способ подъема яйца на высоту мили: нужно найти гору точно такой высоты, положить на неё яйцо, а потом убрать гору, вот и все.
      Комиссар по делам колоний расхохотался, а недовольный доктор Проссер надул губы:
      – Прекрати. Это не шутка. Силовые поля очень важны. Мы должны быть готовы, когда придут юпитериане.
      Неожиданное режущее уши гудение, раздавшееся снизу, заставило Проссера отскочить от перил балкона.
      – Сюда, за защитный экран, - выкрикнул он. - Включается двадцатимиллиметровое поле. Сильная радиация.
      Гудение почти прекратилось, и люди вышли на балкон снова. В зале, казалось, ничего не изменилось, но Проссер протянул руку над перилами и предложил:
      – Попробуйте!
      Орлофф осторожно вытянул палец, задохнулся от неожиданности и похлопал ладонью по чему-то невидимому. Ощущение было такое, словно касаешься очень упругой резины или преодолеваешь сопротивление пружины.
      Бирнем попробовал тоже.
      – Это лучше всего, что до сих пор получалось. - Он стал объяснять Орлоффу: - Двадцатимиллиметровое поле - это такое поле, которое способно при давлении в двадцать миллиметров ртутного столба изолировать вакуум от проникновения любых молекул.