Молодой человек явился точно в назначенное время — ровно в 4 т.с.в. (по транторианскому стандартному времени), и Селдон довольно улыбнулся. Он любил пунктуальных людей. Он оперся ладонями о крышку письменного стола и уже собирался было встать, чтобы поздороваться с гостем, но молодой человек поспешил сказать:
      — Прошу вас, профессор, не вставайте. Я знаю, у вас больная нога.
      — Спасибо, молодой человек, — улыбнулся Селдон. — Однако это не значит, что вы не можете сесть. Прошу вас, садитесь.
      Молодой человек снял куртку и сел.
      — Вы уж простите меня... — сказал Селдон, — но тогда, когда мы впервые встретились и я договорился с вами о свидании, я даже не удосужился спросить, как вас зовут.
      — Стеттин Пальвер, — представился молодой человек.
      — А-га. Пальвер... Пальвер... Что-то очень знакомое...
      — Так и должно быть, профессор. Мой дед частенько хвастался, что был знаком с вами.
      — Ваш дед? Ну, точно! Джорамис Пальвер. Он был на два года моложе меня, вроде бы. Я все пытался уговорить его поработать над психоисторией, а он упорно отказывался. Он твердил, что никогда не сумеет так хорошо выучить математику. Очень жаль! Как его дела, кстати говоря?
      Пальвер опустил голову.
      — Как дела? Он пошел по тому пути, по которому уходят из жизни старики. Он умер.
      Селдон нахмурился. На два года моложе — и умер. Старый друг! Как же они ухитрились так разойтись, что он даже не слышал о его смерти?
      — Мои соболезнования. Простите меня, — тихо проговорил Селдон.
      — Он прожил интересную жизнь, — сказал молодой человек.
      — Ну а вы, молодой человек, где учились?
      — В университете Лангано.
      — Лангано? — сдвинул брови Селдон. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь это не на Транторе, верно?
      — Нет. Мне как раз хотелось поступить в провинциальный университет. На Транторе, как вы, конечно, знаете, университеты переполнены. А мне хотелось отыскать местечко, где бы я мог спокойно заниматься.
      — И что же вы изучали?
      — Да ничего такого... Историю. Не та наука, с помощью которой теперь можно прилично устроиться.
      (Еще удар да посильнее прежнего — Дорс Венабили была историком.)
      — Но вы вернулись на Трантор — почему? — полюбопытствовал Селдон.
      — Деньги. Работа.
      — Вы работаете по специальности?
      Пальвер рассмеялся.
      — Что вы! Вожу зверскую машину. Смесь тягача и бульдозера. Какое там — по специальности!
      Селдон с завистью посмотрел на Пальвера. Под тонкой тканью рубашки хорошо были видны его тугие мускулы. Отличное телосложение!
      — Давайте я угадаю... когда вы учились в университете, вы были в команде по боксу.
      — Кто, я? Никогда. Я борец.
      — Борец! — радостно воскликнул Селдон. — Вы с Геликона?
      — Для того чтобы быть хорошим борцом, вовсе не обязательно быть родом с Геликона, профессор.
      «Не надо-то оно может, и не надо, — подумал про себя Селдон, — но только лучшие борцы — с Геликона». Но вслух эту мысль не высказал.
      — Ну, что ж... ваш дед отказался со мной работать. А вы?
      — Что — психоисторией заниматься?
      — Я слышал ваш разговор с товарищами, и мне показалось, что вы рассуждаете о психоистории со знанием дела. Ну, так хотите поработать у меня?
      — Я же сказал, профессор, работа у меня есть.
      — Смесь тягача с бульдозером. Ну-ну.
      — Мне хорошо платят.
      — Деньги — это еще не все.
      — Но кое-что. А вы, как я понимаю, много мне не заплатите. Я уверен — деньгами вы не богаты.
      — Почему вы так говорите?
      — Так — догадываюсь, и все. Что, разве я ошибаюсь?
      Селдон крепко сжал губы, помолчал и сказал:
      — Нет, вы не ошибаетесь, и я не смогу вам много платить. Прошу прощения. Видимо, нашей приятной беседе конец.
      — Погодите, погодите, погодите! — Пальвер вскинул руки кверху. — Не так быстро! Мы говорили о психоистории. Если я буду работать с вами, вы научите меня психоистории, да?
      — Безусловно.
      — В таком случае, действительно не в деньгах счастье. Давайте вот как договоримся. Вы меня научите всему, чему сумеете, и платить будете столько, сколько сможете, а я уж как-нибудь выкручусь. Идет?
      — Идет, — улыбнулся Селдон. — И вот еще что.
      — Да?
      — За последнее время на меня дважды нападали. В первый раз мне на помощь подоспел сын, но потом он улетел на Сантаннию. Во второй раз я отбился с помощью своей палки. Отбиться мне удалось, но меня арестовали, я вынужден был выдержать допрос у судьи — меня обвиняли ни много ни мало, в хулиганстве и избиении...
      — Почему на вас нападали? — поинтересовался Пальвер.
      — Я пользуюсь печальной известностью. Я так давно предсказываю упадок Империи, что теперь, когда он наступил, меня же в нем и винят.
      — Ясно. И что же вы хотите этим сказать?
      — Я хочу попросить вас стать моим телохранителем. Вы молоды, сильны, а главное, владеете приемами борьбы. Мне именно такой телохранитель нужен.
      — Думаю, мы договоримся, — улыбаясь, кивнул Пальвер.

      — Полюбуйтесь, Стеттин, — сказал Селдон во время прогулки ранним вечером в жилом районе в окрестностях Стрилинга и указал на кучу мусора — всяких огрызков и объедков, брошенных из окон автомобилей или неаккуратными пешеходами. — В прежние времена вы бы ни за что такого на улицах Трантора не увидели. Офицеры службы безопасности беспощадно штрафовали за такое, а муниципальные уборщики следили за чистотой круглые сутки. Но самое главное, ни один транторианец даже не, подумал бы бросить на тротуар мусор. Трантор был нашим общим домом, и мы гордились им. А теперь, — грустно вздохнул Селдон, — все... — И недоговорил. — Эй, послушайте, молодой человек! — окликнул Селдон прохожего, только что прошедшего мимо, и бросившего обертку от какой-то еды прямо на тротуар. — Подберите бумагу и бросьте, куда положено.
      Парень осклабился, но и не подумал наклониться за бумагой.
      — Сам подбери! — фыркнул он и как ни в чем не бывало пошел дальше.
      — Еще один признак загнивания общества, предсказанный вашей психоисторией, профессор Селдон, — отметил Пальвер.
      — Да, Стеттин, все в Империи разваливается потихоньку. На самом деле, все просто раздавлено, размозжено — снова не собрать, не склеить. Равнодушие, упадок, небрежность — все сыграло свою разрушительную роль в уничтожении некогда процветавшей Империи. А что будет вместо нее? Почему...
      Селдон оборвал себя на полуслове, удивленный тем, что Пальвер его не слушает, а внимательно, настороженно смотрит куда-то в сторону.
      Вдруг так же неожиданно он вернулся к реальности. Быстро оглядевшись по сторонам, Пальвер схватил Селдона за руку.
      — Хари, быстрее, нам надо удирать. Нас догоняют...
      И тут тишину вечера нарушил грубый звук быстро приближающихся шагов.
      Селдон и Пальвер поспешили прочь, но было слишком поздно — их настигала шайка бандитов. Однако на этот раз Хари Селдон был готов к любым неожиданностям. Он широким взмахом описал дугу своей палкой. В ответ трое хулиганов — двое парней и девушка, подростки — нагло расхохотались.
      — Не хочешь сдаваться, старикашка? — хихикнул парень, видимо, командовавший в компании. — Да мы тебя за пару секунд на обе лопатки положим! Да мы щас...
      И нахал в мгновение ока оказался на тротуаре, сраженный метким ударом под ложечку. Остальные двое быстро заняли оборонительную позицию. Но Пальвер оказался быстрее, и хулиганы свалились на тротуар, не успев понять, откуда посыпались удары.
      Все было кончено быстро, не успев толком начаться. Селдон стоял в стороне, опираясь всем весом на палку, тяжело дыша, не веря, что все позади. Пальвер, слегка запыхавшись, осматривал поле боя. Все трое хулиганов лежали скрючившись в тени на пустынном, безлюдном тротуаре.
      Сгущались сумерки.
      — Пошли, уберемся отсюда побыстрее, — поторопил Селдона Пальвер.
      На этот раз он спешил избежать встречи с хулиганами.
      — Стеттин, нет, мы не можем уйти, — запротестовал Селдон. — Ведь они всего-навсего глупые дети. Может быть, они умирают. Как же мы можем просто взять и уйти, бросив их? Это бесчеловечно, негуманно, а все эти годы я только и делал, что старался вернуть людям их неотъемлемое качество — сострадание.
      Селдон в сердцах стукнул палкой по тротуару. Глаза его гневно сверкали.
      — Ерунда, — мотнул головой Пальвер. — Негуманно, когда такие наглецы нападают на невинных горожан, вроде вас — вот это негуманно. Неужели вы думаете, они дали бы вам опомниться, если бы не я? Пощадили бы вас?
      Держите карман шире! Всадили бы нож в живот, чтобы отнять последнюю кредитку, бросили бы и удрали — поминай как звали! Не волнуйтесь, скоро они очухаются и побредут зализывать раны. Или найдет их кто-нибудь и сообщит в центральный офис... А вам, Хари, стоит задуматься. Это опять-таки не случайность. Не дай Бог еще раз попасть под суд. Прошу вас, Хари, нам надо мотать удочки!
      Пальвер крепко ухватил Селдона за руку, и Селдон, бросив последний взгляд на место происшествия, позволил увести себя.
      Как только поспешные шаги Селдона и Пальвера стихли вдалеке, из-за деревьев неподалеку от места драки показался прятавшийся там все это время парень. Прищурившись, он посмотрел в ту сторону, где скрылись Селдон и Пальвер, и злобно пробормотал:
      — Поучишь меня, профессор, что такое хорошо, а что такое плохо. Поглядим, кто кого еще поучит!
      С этими словами парень развернулся и помчался докладывать о происшествии в ближайший участок службы безопасности.

      — Тихо! Я требую тишины! — прогремел голос судьи Теджан Попдженс Ли.
      Открытое заседание суда по делу профессора «Ворона Селдона» и его молодого сотрудника вызвало на Транторе настоящую бурю. Этот человек, который предсказал гибель Империи, упадок цивилизации, кто призывал всех оглянуться на золотые века порядка и процветания — это он, на глазах живого свидетеля, распорядился жестоко избить трех юных транторианцев, не имевших в отношении него никакого злого умысла. О, ожидался грандиозный спектакль!
      Судья нажала кнопку, вмонтированную в подлокотник кресла, и зал огласился громким звоном гонга.
      — Прошу тишины! — повторила судья еще более настойчиво, и в переполненном зале стало тише. — Если не будет тишины, зал будет очищен от публики. Я предупредила и повторять не собираюсь.
      Судья выглядела весьма грозно и внушительно в алой мантии правосудия.
      Будучи родом из провинциального мира Листены, Ли имела, как все тамошние жители, кожу слегка голубоватого оттенка, и от волнения этот цвет становился более заметен, а когда она сильно злилась, кожа ее становилась лиловой. Поговаривали, что, несмотря на многолетнюю судебную практику, несмотря на безупречную репутацию одной из самых ярых приверженцев закона.
      Ли все-таки продолжала немного стыдиться цвета своей кожи.
      И тем не менее не было второго такого строгого судьи, как Ли — она без колебаний следовала духу и букве имперские законов и была беспощадна к их нарушителям.
      — Я слыхала о вас, профессор Селдон, — сказала она, — слыхала и о ваших теориях относительно той неминуемой гибели, которая ждет всех нас. А еще я беседовала с тем судьей, который не так давно разбирал ваше дело, согласно которому вы обвинялись в том, что ударили человека свинцовым набалдашником вашей палки. Вы тогда тоже заявляли, что стали жертвой нападения. Вероятно, ваше суждение зиждилось на печальном инциденте, когда на вас и вашего сына напали восемь бандитов. Вам удалось убедить моего уважаемого коллегу, профессор Селдон, что вы действовали из соображений самозащиты, хотя показания свидетелей говорят об обратном. На этот раз, профессор Селдон, вам придется привести более убедительные доказательства своей невиновности.
      Трое хулиганов, выдвинувших обвинения против Селдона и Пальвера, нервно ерзали на скамье истцов. Сегодня они выглядели совсем не так, как в тот вечер. На парнях были чистые рубашки и костюмы, на девушке — аккуратно выглаженная туника. Если не приглядываться и не прислушиваться — ни дать ни взять образцовые представители молодежи Трантора.
      Адвокат Селдона, Сив Новкер (взявший на себя заодно и защиту Пальвера), подошел к скамье.
      — Ваша честь, — обратился он к судье. — Мой подзащитный — выдающийся человек. Он — бывший премьер-министр с безупречной репутацией. Он — личный друг нашего нынешнего Императора, Агиса Четырнадцатого. Какие цели мог преследовать профессор Селдон, затеяв драку с невинными молодыми людьми?
      Он, один из самых ярых поборников просвещения транторианской молодежи? Над его выдающимся Психоисторическим Проектом трудится множество студентов-добровольцев, он — один из любимейших преподавателей Стрилингского университета. Кроме того... — тут Сив Новкер сделал выразительную паузу, явно предназначенную для того, чтобы создать впечатление, что сейчас он выдаст нечто такое, от чего всем сразу станет нестерпимо стыдно... — Профессор Селдон — один из тех немногих, кому позволено неограниченное пользование фондами престижнейшей из престижных Галактической Библиотеки, где он работает над созданием «Галактической Энциклопедии», делая тем самым колоссальный вклад в развитие имперской культуры. И я спрашиваю вас, как можно было допустить, чтобы такого человека подвергали позорному судилищу?
      Широким жестом Новкер указал на Селдона, сидевшего на скамье подсудимых вместе с Стеттином Пальвером, вид у которого был весьма удрученный. Селдон зарделся от непривычных восхвалений в свой адрес (в конце концов, в последнее время его имя, в основном было мишенью для насмешек и упреков, а никак не для цветистых похвал). Пальцы профессора крепко сжимали резную рукоятку трости.
      Судья Ли сверху вниз посмотрела на Селдона. Речь адвоката явно не произвела на нее впечатления.
      — Благодарю вас, адвокат. Вот и я себе задаю тот же самый вопрос. Ночи не спала, все искала причину. Как мог человек, занимающий такое положение как профессор Селдон, совершить ничем не спровоцированное избиение, будучи столь ярым критиком всего, что связано, по его мнению, с упадком нравов в нашем обществе?
      Ли откинулась на спинку судейского кресла и сложила руки перед собой.
      Лицо ее приняло выражение самодовольства. Селдон, опираясь на стол, с трудом добрался до скамьи и встал перед судьей, не спускавшей с него ледяного взгляда.
      — Ваша честь, позвольте мне сказать несколько слов в мою защиту.
      — Конечно, профессор Селдон. В конце концов это еще не суд. Это следственное слушание, целью которого является сбор всех фактов, имеющих отношение к делу. Нам предстоит решить, будет ли дело доведено до суда или нет. Я всего-навсего выразила свое мнение, и мне очень интересно будет послушать, что скажете вы.
      Селдон откашлялся.
      — Всю свою жизнь я посвятил Империи. Я честно и преданно служил императорам. Разработанная мною наука психоистория, на самом деле вовсе не вестница бед, предназначалась для того, чтобы стать средством обновления.
      С ее помощью мы могли бы подготовиться к любому направлению, по которому может пойти цивилизация. Если, как я считаю. Империя будет продолжать идти по пути упадка, психоистория поможет нам использовать заложенный ею фундамент для строительства новой и лучшей цивилизации. Я люблю наши миры, наших людей, нашу Империю — и ничто не могло заставить меня способствовать росту беззакония, подрывающего день за днем самые основы Империи. Мне больше нечего сказать. Вы должны верить мне. Я человек ума, живущий в мире науки, уравнений, цифр — говорю от чистого сердца.
      Селдон медленно вернулся на скамью подсудимых и сел рядом с Пальвером. Но прежде чем сесть, он посмотрел туда, где в зрительских рядах сидела Ванда. Их взгляды встретились. Ванда едва заметно улыбнулась и подмигнула деду.
      — От сердца вы говорили или нет, профессор Селдон, я должна самым тщательным образом все обдумать, — заявила судья Ли. — Мы выслушали тех, кто вас обвиняет, выслушали вас и мистера Пальвера. Теперь нам предстоит выслушать непосредственного свидетеля происшествия, Райала Неваса.
      Когда Невас шел к скамье, Селдон и Пальвер обменялись тревожными взглядами. Это был тот самый парень, которому Селдон сделал замечание насчет брошенной на тротуар бумажки.
      Ли задала парню вопрос:
      — Не могли бы вы, мистер Невас, подробно и точно рассказать, чему вы стали в тот вечер свидетелем?
      — Ну, — начал Невас, с прищуром глянув на Селдона. — Иду я себе, значит, гуляю, по своим, так сказать, делам, и тут вижу вот этих вот двоих, — он обернулся и ткнул пальцем в Селдона и Пальвера. — Они, стало быть, идут мне навстречу. А после я увидал этих троих ребят, — он ткнул пальцем в сторону «истцов». — Эти двое, старики, стало быть, шли позади троих ребят, и меня не видали, поскольку я по другой стороне шел, а они прямехонько шли за ребятами. И вдруг — бабах! Этот старик как шмякнет своей палкой, а тот, что помоложе, подскочил и как даст всем троим под дых, а может, и не под дых, только они все разом свалились. А потом старик и тот, что помоложе, быстренько смотались. Я прямо глазам своим не поверил.
      — Это ложь! — взорвался Селдон. — Молодой человек, постыдитесь!
      Но Невас только небрежно оглянулся через плечо и устремил взгляд к судье.
      — Судья, — потребовал Селдон, — неужели вы не видите, что он лжет? Я помню этого молодого человека. Я сделал ему замечание за то, что он бросил на тротуар бумагу, и указал Стеттину на это, как на еще одно проявление упадка в обществе, на полнейшее равнодушие горожан к проблеме чистоты и порядка на улицах...
      — Достаточно, профессор Селдон, — оборвала его судья. — Еще одно такое вмешательство в следствие, и я удалю вас из зала суда. А теперь, мистер Невас, скажите, — попросила она, — что вы делали в то время, как развивались события?
      — Я-то? Ну, я спрятался. За деревьями, стало быть, притаился. Я боялся, понимаете, что мне тоже достанется, ежели они меня увидят. Ну а когда они смылись, я пошел и заявил в службу безопасности.
      Невас покрылся испариной и потеребил ворот рубашки. Он тяжело дышал, переминался с ноги на ногу, стоя на возвышении, где полагалось стоять свидетелям, истцам и обвиняемым. Взгляды публики, казалось, жгли ему спину, он старался не оборачиваться и не смотреть в зал, но всякий раз, когда он это делал, глаза его встречались с глазами красивой светловолосой девушки, сидевшей в первом ряду. Ему казалось, что она молча задает ему какой-то вопрос и требует ответа, заставляет его что-то сказать.
      — Мистер Невас, а что вы скажете относительно заявления профессора Селдона о том, что он якобы видел вас до драки? Профессор действительно сделал вам замечание?
      — Ну, а, да, то есть нет... ну, понимаете, иду это я, гуляю, ну, я уже говорил ведь... — тут Невас запнулся и посмотрел в ту сторону, где сидел Селдон. Селдон смотрел на него так печально, словно понимал, что игра проиграна. Стеттин Пальвер смотрел на Неваса с нескрываемым гневом и отвращением. И вдруг Невас вздрогнул, потому что ясно и отчетливо услышал слова: «Скажи правду!». Казалось, будто звучит голос Пальвера, но губы его были плотно сжаты. Невас обескураженно обернулся и посмотрел на блондинку в первом ряду. Казалось, он слышит ее голос: «Скажи правду», но и ее губы не шевелились.
      — Мистер Невас, мистер Невас, — заторопилась судья, — мистер Невас, если профессор Селдон и мистер Пальвер шли вам навстречу и при этом позади троих пострадавших, как же вы смогли первыми заметить Селдона и Пальвера? Вы же утверждали, что все было именно так?
      Невас обвел зал суда диким, испуганным взором. Некуда было деваться от этих взглядов. Казалось, все присутствующие кричат ему: «Скажи правду!». Невас беспомощно посмотрел на Хари Селдона, потупил взгляд и пробормотал:
      — Простите!
      И к великому изумлению судьи и публики, четырнадцатилетний мальчишка заплакал навзрыд.

      Стояла на редкость приятная погода — не жаркая, не холодная, не слишком ясная, но и не слишком хмурая. Хотя городской бюджет давно трещал по швам, ступени Галактической Библиотеки сверкали чистотой, и это радовало взгляд и улучшало настроение. Библиотека, выстроенная в классическом старинном стиле, могла похвастаться своей лестницей — ни по высоте, ни по ширине ступеней ей не было равных в Империи. Уступала она только лестнице Императорского Дворца. Правда, большинство посетителей Библиотеки предпочитали пользоваться боковыми входами. Селдон поднимался по главной. На сегодняшний день он возлагал большие надежды.
      С тех пор как с него и со Стеттина Пальвера были сняты всякие обвинения в недавней драке, Хари Селдон чувствовал себя новым человеком.
      Он как бы заново родился. Конечно, сам по себе судебный процесс был неприятен, но репутация Селдона после него исключительно переменилась.
      Судья Теджан Попдженс Ли, которая считалась одним из самых влиятельных, если не самым влиятельным судьей на Транторе, выразила свое мнение по поводу случившегося весьма красноречиво. Это произошло на следующий день после эмоционального признания Райала Неваса.
      — Когда мы сталкиваемся с такими явлениями в нашем «цивилизованном» обществе, — назидательно проговорила судья, — когда такой человек, как профессор Селдон, вынужден подвергаться унижению, нападкам и лжи, только потому что он — тот, кто он есть и отстаивает свои убеждения, значит, действительно в Империи настали черные дни. Признаю, что и я поначалу усомнилась. «Почему бы профессору Селдону, — подумала я, — не прибегнуть к такой хитроумной уловке ради того, чтобы подтвердить свои предсказания?»
      Но теперь я понимаю, как жестоко ошибалась.
      Судья нахмурилась, все лицо ее залила синеватая краска.
      — Это произошло потому, что я рассматривала поступок профессора Селдона как нечто вытекающее из всего, что происходит сейчас у нас в обществе, приравняла его к тем, кто лишен честности, порядочности, доброты и милосердия. В нашем обществе теперь, похоже, легче хитрить и бесчинствовать, чем оставаться добропорядочным гражданином.
      Как безнадежно далеко ушли мы от наших основополагающих принципов! На этот раз нам повезло, граждане Трантора. Мы должны быть безмерно благодарны профессору Селдону за то, что он наглядно показал нам, чего мы стоим. Так примем же к сведению его урок, и вернемся к той доброте и порядочности, что еще жива в наших сердцах!
      После заседания Император прислал Селдону поздравительный голографический диск. Он выражал надежду на то, что, может быть, теперь у Селдона возникнет реальная возможность раздобыть субсидии для продолжения работы над Проектом.
      Скользя вверх по ступеням движущейся лестницы, профессор Селдон думал о состоянии дел в Проекте. Его добрый друг, Главный Библиотекарь Лас Зенов, уволился. Пока он работал, он всеми силами помогал Хари Селдону в работе. Однако гораздо чаще действия Зенова сдерживали библиотечный Совет.
      Уходя в отставку, Зенов заверял Селдона, что новый Главный Библиотекарь, Трима Арканио, человек таких же прогрессивных взглядов, как он сам, и пользуется поддержкой представителей самых разных фракций в Совете.
      — Хари, друг мой, — сказал Зенов, перед тем как улететь на Веккори — свою родную планету, — Арканио — редчайшей души человек, умный и дальновидный. Уверен, он сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам и Проекту. Я оставил ему все сведения о вас и вашей Энциклопедии. Думаю, он будет также восхищен теми возможностями, какие сулит вклад Энциклопедии в дело развития человечества. Берегите себя, мой друг, а я всегда буду вспоминать о вас с любовью.
      И вот сегодня Селдону предстояла первая встреча с новым Главным Библиотекарем. Селдон, воодушевленный заверениями Ласа Зенова, с нетерпением ждал этого дня, чтобы поделиться с Арканио своими планами на будущее относительно Проекта и Энциклопедии.
      Трима Арканио встал, приветствуя Селдона. Он уже обжился в кабинете и привнес в него нечто свое. Зенов за годы службы заставил кабинет полками, где хранились голографические диски и видеожурналы со всех концов Трантора. Когда-то тут красовалась целая коллекция видеоглобусов — моделей различных миров Империи, которые весело вертелись в воздухе. Арканио навел тут порядок — все убрал, расчистил. Теперь одну из стен почти целиком занимал большой голографический экран — вероятно, на него проецировалась любая информация, которую пожелал бы посмотреть Арканио.
      Арканио был невысокого роста, полноватый. Взгляд у него был слегка подслеповатый — следствие офтальмологической операции по коррекции зрения.
      Взгляд этот производил впечатление, будто Арканио знает все на свете, в том числе и то, что происходит вокруг.
      — Замечательно, замечательно. Профессор Селдон, проходите, садитесь.
      Арканио указал на стул с высокой прямой спинкой около письменного стола.
      — Очень мило с вашей стороны, что вы решили заглянуть ко мне. Я просто мечтал повидаться с вами с тех самых пор, как занял должность Главного Библиотекаря. — Селдон кивнул, польщенный до глубины души. Если Главный Библиотекарь действительно думал о нем в суматошные дни вступления в должность — это большая честь. — Но для начала, профессор, расскажите мне, зачем вы хотели меня видеть, а потом я уж расскажу о своих, скорее всего, более прозаических соображениях.
      Селдон прокашлялся и склонился к столу.
      — Главный Библиотекарь Лас Зенов, несомненно, рассказал вам о моей работе и моей затее с Галактической Энциклопедией. Лас относился к этому замыслу с величайшим энтузиазмом и оказывал нам огромную помощь — он выделил мне здесь отдельный кабинет и обеспечил беспрепятственный доступ к фондам Библиотеки. Честно говоря, именно он разыскал ту планету, где предстоит в будущем разместиться группе по подготовке Энциклопедии — отдаленную планету под названием Терминус. Одного только Лас сделать не мог. Для того чтобы подготовка Энциклопедии шла полным ходом, мне требовалось и требуется место и доступ к фондам для моих сотрудников.
      Понимаете, задача грандиозная — отбор и сортировка информации, перед тем как все будет перевезено на Терминус.
      Как вы, безусловно, знаете, Совет не поддерживал Ласа Зенова. Вас, наоборот, поддерживает. Вот поэтому-то я и прошу вас. Главный Библиотекарь, не могли бы вы поспособствовать тому, чтобы моим сотрудникам было позволено разместиться в Библиотеке и продолжить работу над Энциклопедией?
      Хари Селдон перевел дыхание. Он был уверен, что его речь, заранее заготовленная, произведет желаемый эффект. Теперь он ждал, не сомневаясь в ответе Арканио.
      — Профессор Селдон, — начал Арканио таким тоном, что радостная улыбка тут же сошла с лица Селдона. — Мой уважаемый предшественник оставил мне всю документацию относительно вашей работы. Ваши исследования производили на него большое впечатление, и он не расставался с надеждой разместить здесь и вас, и ваших коллег. Так же, как и я... — Арканио сделал паузу. Селдон выжидающе смотрел на него. — Поначалу. Я уже собирался созвать внеочередное заседание Совета, на котором хотел высказать предложение выделить для энциклопедистов целый блок помещений. Но, профессор, увы, теперь все изменилось.
      — Изменилось? Но почему?!
      — Профессор Селдон, вы только что участвовали в процессе по делу о хулиганском избиении.
      — Но меня оправдали, — возразил Селдон. — Дело и до суда не дошло.
      — И тем не менее, профессор, в глазах общественности ваша репутация... как бы это лучше выразиться... пострадала. Да-да, вас действительно оправдали по всем пунктам. Но, прежде чем вас оправдали, ваше имя, ваше прошлое, ваши убеждения, ваша работа — все это предстало перед всеми мирами Империи. Представьте, поначалу вас склонна была обвинить даже прогрессивно мыслящая судья. Ну да, потом она извинилась и признала вашу невиновность, но для миллионов, а пожалуй, и для миллиардов средних людей, вы остались не психоисториком-первооткрывателем, жаждущим сохранить величие цивилизации, а всего лишь каркающим безумцем, накликающим беды на великую и могучую Империю.
      Понимаете, так уж выходит, что вы своими пророчествами угрожаете самой сути Империи. Я не имею в виду безликую, безымянную, абстрактную Империю. Я говорю о ее душе и сердце — ее людях. Когда вы утверждаете, что Империя гибнет, для людей это значит, что гибнут они. А это вызывает несогласие у среднего человека, дорогой мой профессор. Селдон, хотите вы этого или нет, но вы стали персоной нон грата, объектом насмешек, городским сумасшедшим.
      — Простите меня. Главный Библиотекарь, но быть объектом для насмешек — это для меня не новость.
      — Это верно. Но до сих пор над вами смеялись только в определенных кругах. Но последний случай стал грандиозным спектаклем, в котором вы сыграли роль шута не только перед Трантором, но и перед всеми остальными мирами. Профессор Селдон, если я же и теперь, после всего случившегося, предоставлю вам помещения в Библиотеке, смеяться станут и над Библиотекой.