Перед «Ю. С, Роботс энд Мекэникл Мен Корпорейшн» стояла серьезная проблема. Заключалась она в острой нехватке персонала.

Питер Богерт, Главный Математик, направлялся в зал сборки, но по пути заметил Альфреда Лэннинга, руководителя исследовательского отдела. Лэннинг, сердито нахмурив густые седые брови, стоял, облокотившись о поручень, и смотрел вниз, в компьютерный зал.

Внизу, под балконом, разместилась группа экскурсантов обоего пола и самого разного возраста. Они с любопытством глазели по сторонам, а гид распинался на тему создания роботов.

– Компьютер, который вы сейчас видите перед собой, – говорил он, – самый большой из компьютеров этого типа в мире. В нем насчитывается пять миллионов триста тысяч криотронов, и он способен обрабатывать одновременно более ста тысяч переменных, С его помощью наша фирма имеет возможность с уникальной точностью создавать позитронный мозг новых моделей.

Параметры вводятся в компьютер на перфоленте, а перфорация производится вот на этом пульте, который на вид напоминает усложненную пишущую машинку или линотип, однако оперирует не буквами, а понятиями. Заданные параметры переводятся в символические логические эквиваленты, а они, в свою очередь, переводятся в перфорационные значки.

Менее чем за час компьютер способен предоставить нашим ученым разработку мозга, в которой будут содержаться все необходимые для создания робота позитронные блоки…

Альфред Лэннинг наконец обернулся и увидел коллегу.

– А, Питер, это ты, – угрюмо поприветствовал он Богерта. Богерт аккуратно пригладил и без того идеально лежащие блестящие черные волосы.

– Похоже, игра не стоит свеч, а, Альфред?

Лэннинг выразительно хмыкнул. Идея проведения экскурсий в «Ю. С. Роботс» была совсем нова и, как предполагалось, должна была сослужить двоякую службу. С одной стороны, как надеялось руководство фирмы, это должно было позволить людям увидеть роботов в непосредственной близости, за счет чего, в идеале, они могли бы преодолеть свой почти инстинктивный страх перед механическими людьми, получше познакомившись с ними. С другой стороны, была слабая надежда, что хоть кто-нибудь из экскурсантов проявит живой интерес к Роботехническим исследованиям и пожелает посвятить им свою жизнь.

– Будто ты сам не знаешь, – после долгой паузы буркнул Лэннинг. – Раз в неделю прекращается всякая работа. Если подсчитать потерянные человекочасы, то затея не окупается.

– По-прежнему мало обращений об устройстве к нам на работу?

– Да нет, кое-кто просится, но по таким категориям, где мы и без них проживем. Ты же знаешь, нам нужны ученые. Но беда в том, что пока роботы запрещены на Земле, должность Роботехника, увы, непрестижна.

– «Проклятый комплекс Франкенштейна», – процитировал Богерт излюбленную поговорку Лэннинга.

Однако Лэннинг на шутку никак не прореагировал.

– По идее, следовало бы уже давно привыкнуть к этому, а я никогда не сумею. Ведь, казалось бы, в наши дни всякий человек на Земле должен был бы понимать, что Три Закона Роботехники – надежнейшая гарантия, что роботы попросту не могут быть опасны. А ты только погляди на этих, – кивнул он в сторону экскурсантов. – Почти все они минуют зал сборки, дрожа от страха, будто несутся по виражем американской горки, А потом, когда входят в зал, где собирают модель МИС, которая только на то и способна, что сделать два шага вперед, сказать: «Рад познакомиться с вами, сэр», пожать руку, а потом отойти на два шага назад, они отшатываются в ужасе, мамаши прижимают к себе детишек. Ну как можно надеяться на сотрудничество с такими тупицами?

Богерт промолчал. Они еще немного постояли на балконе, поглядели на экскурсантов и, когда группа вслед за экскурсоводом направилась в зал сборки позитронного мозга, ушли. Как выяснилось позднее, они не заметили Мортимера В. Якобсона, шестнадцати лет от роду, который, надо отдать ему должное, ничего дурного не замышлял.

Положа руку на сердце, нельзя даже было сказать, что случившееся – вина Мортимера. Все сотрудники корпорации прекрасно знали, в какой именно день недели проводятся экскурсии. Все до единого устройства на пути следования экскурсии должны были быть выключены или заблокированы – ведь совершенно бессмысленно было ожидать, что не окажется хотя бы одного весельчака, которому взбредет в голову нажать кнопочку-другую, клавишу или рычажок. Кроме того, экскурсовод обязан был внимательно следить за теми, у кого такое искушение могло появиться.

Но случилось так, что экскурсовод во главе процессии уже перешел в другой зал, а Мортимер, который шел в самом хвосте экскурсии, немного задержался. Он подошел к пульту – тому самому, с помощью которого в компьютер на перфоленте вводились заданные параметры. Он, конечно, и подозревать не мог, что ввод параметров для производства новой модели робота уже начат и что ему, строго говоря, как послушному мальчику следовало пройти мимо пульта. Откуда ему было знать, что оператор совершил почти уголовно наказуемое должностное преступление – не заблокировал пульт.

Короче говоря, Мортимер быстренько нажал какие попало кнопочки – как бы поиграл на музыкальном инструменте.

Он, конечно, не заметил, как отрезок перфоленты бесшумно и невидимо переместился внутри аппарата.

Да и оператор, вернувшись на свое рабочее место ничего особенного не заметил. Он, правда, немного удивился, что пульт включен, но проверить, что к чему, не удосужился, Удивление быстро прошло, и он как ни в чем не бывало продолжил ввод параметров в компьютер.

Что же до Мортимера, то ни тогда, ни потом он так и не узнал, что натворил…

Новая модель – ЛНИ – разрабатывалась для добычи бора в поясе астероидов. Гидриды бора возрастали в цене каждый год, поскольку служили сырьем для производства пусковых элементов для протонных микрореакторов – главных источников энергии на космических кораблях. Скудные запасы бора на Земле подходили к концу.

Это означало, что физически роботы ЛНИ должны были быть снабжены глазами – детекторами, чувствительными к спектральным линиям бора, и конечностями, которые бы наилучшим образом справлялись с переработкой руды в конечный продукт. Но, конечно же, как всегда, главной проблемой было создание соответствующего позитронного мозга.

Первый позитронный мозг для модели ЛНИ был готов. Это был прототип, и ему суждено было после запуска модели в производство занять свое место в коллекции прототипов «Ю. С. Роботс». После соответствующей проверки прототипа модель должна была быть запущена на поток и собранные роботы были бы сданы в аренду (ни в коем случае не проданы!) горнодобывающим корпорациям.

Итак, прототип ЛНИ был готов. Высокий, стройный, до блеска отполированный, на вид он ничем не отличался от других моделей не слишком узкоспециализированных роботов.

Главный технолог, действуя в соответствии с рекомендациями по проверке, изложенными в «Руководстве по Роботехнике», задал первый вопрос:

– Как дела?

Должен был последовать ответ: «У меня все в порядке. Готов приступить к выполнению своих обязанностей. Надеюсь, у вас тоже все в порядке?» – или еще что-нибудь в таком духе.

Этот первый обмен фразами не значил ничего особенного и предназначался исключительно для того, чтобы убедиться, что у робота все в порядке со слухом, что он понимает простые вопросы и дает на них соответствующие его умственным способностям ответы. После этого можно было переходить к более сложным тестам, предназначенным для проверки различных Законов и их взаимодействия со специализированными знаниями каждой конкретной модели.

Итак, технолог спросил: «Как дела?». Его тут же поразил до глубины души голос прототипа. Он был совсем не похож на обычные голоса роботов (а уж этих голосов технолог на своем веку наслушался). Робот произносил слоги голосом, напоминавшим звон металлических пластинок низко настроенной челесты.

Это настолько изумило технолога, что только через несколько мгновений он понял, что же за слоги произносит робот.

А слоги были вот какие:

– Дя-дя-дя, гу…

Не двигаясь с места, робот поднял правую руку и… сунул в рот палец!

Технолог, вытаращив глаза, в ужасе смотрел на робота. Едва придя в себя, он стремглав бросился из комнаты, запер за собой дверь и из соседней комнаты срочно вызвал д-ра Сьюзен Кэлвин.

Д-р Сьюзен Кэлвин была единственным в «Ю. С. Роботс» (да и в мире, если на то пошло) робопсихологом. Прежде чем приступить к тестированию прототипа ЛНИ, она потребовала немедленно доставить ей компьютерную схему блоков позитронного мозга и перфоленту с заданными параметрами. Ознакомившись с полученными материалами, она, в свою очередь, срочно вызвала Богерта.

Отливавшие стальным блеском седые волосы Сьюзен были ровно зачесаны назад. Лицо ее, казалось, было вычерчено одними вертикальными линиями – только горизонтальная линия тонкогубого рта нарушала эту картину. Она резко повернулась к вошедшему Богерту.

– Что это значит, Питер?

Богерт изучил подчеркнутые ею части схемы с нарастающим недоумением и проговорил:

– Боже мой, Сьюзен, но ведь это полнейшая бессмыслица!

– Безусловно. Но как это попало в параметры?

Немедленно вызванный «на ковер» главный оператор клялся и божился, что он тут ни при чем и что он не знает, как это произошло. Попытки обнаружить какой-либо дефект в компьютере успехом не увенчались.

– Позитронный мозг безнадежен, – безапелляционно поставила диагноз Сьюзен Кэлвин. – Эти бессмысленные параметры заблокировали такое множество жизненно важных функций, что робот в результате напоминает новорожденного младенца.

Богерт не мог скрыть удивления, а Сьюзен тут же перешла на ледяной тон – так она поступала всегда, когда ее слова подвергались хоть малейшему сомнению.

– Мы, – сказала она, – изо всех сил стараемся сделать робота как можно более похожим на человека в умственном отношении. Уберите все, что мы называем «взрослыми» функциями, и что останется? Естественно, человеческий детеныш. Чему же вы так удивляетесь, Питер?

А прототип ЛНИ тем временем, не проявляя никаких признаков понимания происходящего, ни с того ни с сего уселся на пол и принялся с нескрываемым интересом разглядывать собственные ноги.

Богерт пристально смотрел на робота.

– Эх, жалко демонтировать! Красивая работа, черт подери!

– Демонтировать? – удивленно переспросила Сьюзен.

– Ну; а как же, Сьюзен? Что в нем толку? Несомненно, если и есть на свете вещь целиком и полностью бесполезная, так это бракованный робот. Вы же не думаете, что есть хоть какая-то работа, которую он в состоянии выполнить?

– Нет, конечно.

– Ну, и что же тогда?

Сьюзен Кэлвин упрямо поджала губы.

– Я хочу провести еще кое-какие тесты.

Богерт недовольно посмотрел на нее и пожал плечами. Да, если и был в «Ю. С. Роботс» человек, с которым совершенно бесполезно спорить, то это, конечно же, Сьюзен Кэлвин. Если она кого и любила, то это были роботы. Иногда Богерту казалось, что многолетняя работа с роботами лишила Сьюзен Кэлвин многих человеческих качеств. Увы, спорить с ней было так же бессмысленно, как пытаться остановить начавшуюся цепную реакцию.

– Какой смысл? – пробурчал Богерт себе под нос, а вслух спросил:

– Вы дадите нам знать, когда закончите тестирование?

– Конечно, – ответила Сьюзен. – Пошли, Ленни.

««Ленни», – подумал Богерт. – Ну ясное дело – «ЛНИ» – значит, Ленни. Как обычно».

Сьюзен протянула руку, но робот сидел и смотрел на нее, не двигаясь. Тогда робопсихолог нежно, бережно коснулась своей рукой руки робота и взяла ее. Ленни тут же встал на ноги. «Слава богу, хоть с координацией движений у него все в порядке», – подумал Богерт. Женщина и робот, который был выше ее на целых два фута, вместе пошли по длинному коридору, провожаемые множеством любопытных взглядов.

Целая стена в лаборатории Сьюзен Кэлвин – прямо напротив двери ее личного кабинета – была занята крупномасштабной схемой позитронного мозга. Уже больше полумесяца Сьюзен Кэлвин с пристрастием изучала ее.

Вот и сейчас она внимательно рассматривала те участки позитронной цепи, где отмечались наиболее серьезные искажения. Ленни восседал на полу, старательно сдвигая и раздвигая ноги, и произносил совершенно бессмысленные слоги таким обворожительно красивым голосом, что можно было, забыв обо всем, слушать его, как музыку.

Сьюзен Кэлвин повернулась к роботу.

– Ленни, – позвала она, – Ленни…

Она повторяла и повторяла имя робота, пока наконец Ленни не взглянул на нее и не издал вопросительный звук. Лицо робопсихолога выразило едва заметное удовлетворение. Теперь ей удавалось привлечь внимание робота гораздо быстрее, чем раньше. Она сказала:

– Руку вверх, Ленни. Руку… вверх. Руку… вверх.

Давая команду, она сама поднимала и опускала руку, снова и снова, еще и еще раз.

Ленни внимательно следил за ее движениями. Вверх-вниз, вверх-вниз. Наконец он сделал неуклюжее движение рукой и проговорил:

– У-у-э…

– Хорошо, Ленни, хорошо! – похвалила его Сьюзен Кэлвин. – Попробуем еще раз. Руку… вверх. – Она нежно взяла робота за руку, подняла и опустила. – Руку… вверх. Руку… вверх.

– Сьюзен! – окликнули ее из кабинета.

Сьюзен, недовольная тем, что ее работу прервали, поджала губы и спросила:

– В чем дело, Альфред?

Глава исследовательского отдела вошел в лабораторию, поглядел на схему, потом уставился на робота.

– Вы все еще занимаетесь этим?

– Да. Я делаю свою работу.

– Знаете, Сьюзен…

Он достал сигару, уставился на нее и был уже готов откусить кончик, когда поймал гневный взгляд Сьюзен. Быстро убрав сигару в карман, он начал снова:

– Знаете, Сьюзен, ведь модель ЛНИ уже запущена в производство.

– Я слышала об этом. Какая помощь требуется от меня в этой связи?

– Никакой. Просто, раз уже модель в производстве, что за смысл возиться с этим бракованным образцом? Не пора ли демонтировать его?

– Короче, Альфред, вам жаль, что я трачу попусту свое бесценное рабочее время? Можете не волноваться. Я не трачу время попусту. Яработаю с этим роботом.

– Но такая работа не имеет смысла!

– А вот об этом мне судить, Альфред.

Голос ее был убийственно спокоен, и Лэннинг счел за лучшее сменить направление разговора.

– Может быть, вы мне расскажете, в чем ее значение? Ну, например, чем вы сейчас занимаетесь?

– Я пытаюсь добиться, чтобы он поднимал руку по команде и воспроизводил звучание самой команды.

Тут Ленни, как бы в подтверждение, прозвенел:

– У-у-э! – и неуклюже поднял руку.

Лэннинг восхищенно покачал головой.

– Удивительный голос! Как это вышло?

– Наверняка не знаю. Звуковой аппарат у него в норме. Он мог бы говорить обычным голосом, я уверена. Но он этого не делает. Это следствие какой-то особенности позитронной схемы, какой именно – я пытаюсь выяснить.

– Выясните, ради бога. Такой голос может оказаться небесполезен. Это интересно.

– Так, значит, мои занятия с Ленни не совсем бесполезны?

Лэннинг пожал плечами.

– Да нет, это, конечно, дело второстепенное…

– Жаль, что вы не видите главного, – колко сказала Сьюзен. – Жаль, что вы не видите гораздо более важных вещей, но это уже не моя вина. А теперь, пожалуйста, Альфред, позвольте мне продолжить работу.

Сигару Лэннинг достал только в кабинете Богерта. Закуривая, он буркнул:

– Наша дама сегодня не в духе.

Богерт сразу понял, о ком речь. «Наша дама» в «Ю. С. Роботс» была только одна. Он поинтересовался: Что, все тетешкается с этим своим псевдороботом Ленни?

Лэннинг хмыкнул.

– Пытается научить его разговаривать, как тебе это нравится?

Богерт тяжело вздохнул.

– Лишнее подтверждение нашей извечной проблемы Зверски не хватает научного персонала. Будь у нас другой робопсихолог, мы бы давным-давно отправили Сьюзен на пенсию. Да, кстати, заседание дирекции, назначенное на завтра, конечно же, посвящено проблеме кадровой политики?

Лэннинг кивнул и с таким отвращением воззрился на свою сигару, как будто она была ему ненавистна.

– Угу. Но речь пойдет о качестве, а не о количестве персонала. Мы ведь увеличили ставки до предела в ожидании, что толпой повалят желающие – те, кто в первую голову заинтересован в деньгах. Сложность в том, чтобы заманить в сети тех, кто окажется, кроме денег, заинтересован в Роботехнике – хотя бы немного таких, как Сьюзен Кэлвин.

– Избави бог! Только не таких, как она!

– Да нет, я не характер имел в виду. Но, как ни крути, Питер, приходится признать, что вся ее жизнь в роботах. Никаких других интересов у нее нет.

– Знаю. Именно поэтому-то она так невыносима.

Лэннинг обреченно кивнул. Он уже потерял счет – сколько раз в душе ему хотелось уволить Сьюзен Кэлвин. Однако, с другой стороны, он потерял счет и тем миллионам, которые Сьюзен сберегла для корпорации. Нет, она действительно была бесценным специалистом, и ей суждено было таковым остаться, пока она жива – или до тех пор, пока они не смогут решить проблему подготовки специалистов, равных ей, – людей, заинтересованных в проведении научных исследований по Роботехнике.

– Думаю, – изрек он наконец, – пора завязывать с экскурсиями.

Питер пожал плечами.

– Как скажешь. Но все-таки, если серьезно, как нам быть со Сьюзен? Ведь она запросто может продолжать возиться с Ленни черт знает сколько времени. Ты же знаешь, какова она, если с головой погружается в проблему, которая ей представляется интересной?

– А что мы можем поделать? – обреченно спросил Лэннинг. – Если мы примемся давить на нее и убеждать прекратить эти занятия, она чисто по-женски упрется. В конце концов, мы ни к чему ее не можем принудить.

Черноволосый математик кисло улыбнулся.

– Знаешь, у меня бы язык не повернулся сказать хоть о чем-нибудь, что она делает, «по-женски».

– Ну ладно, – угрюмо пробурчал Лэннинг. – Слава богу, хотя бы вреда от этих занятий никакого.

Как раз в этом-то он оказался не прав.

Сигнал тревоги на крупном производстве всегда не слишком приятен. Такие сигналы раздавались в «Ю. С. Роботс» десятки раз – по поводу пожара, протечек, забастовок. Но ни разу причиной сигнала не было то, что стряслось на этот раз. Никто не ожидал, что сигнал «Робот вышел из повиновения» когда-либо вообще прозвучит. Он ведь и введен-то был исключительно по настоянию правительства. «Проклятый комплекс Франкенштейна!» – ворчал Лэннинг всякий раз, когда вспоминал об этом.

И вот впервые он прозвучал. Ни одна душа «Ю. С. Роботс», от председателя совета директоров до только что приступившего к своим обязанностям дворника, поначалу не догадалась, что означает этот странный, пронзительный, повышающийся и падающий с десятисекундным интервалом звук. Когда краткое замешательство миновало, в зону тревоги сломя голову бросился отряд вооруженных охранников и целая бригада медиков. Вся работа в корпорации была парализована.

Чарльз Рендоу, оператор компьютера, был отправлен в больницу со сломанной рукой. Других травм у него выявлено не было. То есть – Других физических травм.

– Но моральная травма, моральная травма какова! – ревел во всю глотку Лэннинг.

Сьюзен Кэлвин взирала на него с олимпийским спокойствием.

– Ты ничего не сделаешь Ленни. Ничего. Ясно?

– А тебе, тебе ясно, Сьюзен? Это существо ударило человека! Он нарушил Первый Закон. Ты знаешь, что гласит Первый Закон?

– Ты ничего не сделаешь Ленни, – упрямо повторила Сьюзен.

– Ради всего святого, Сьюзен, процитировать тебе Первый Закон? «Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред». Вся наша деятельность зиждется на том факте, что Первый Закон должен неукоснительно соблюдаться всеми роботами всех без исключения типов. Если об этом узнают люди – а они узнают, что имело место исключение, одно-единственное исключение, – мы можем оказаться вынуждены закрыть «Ю. С. Роботс» навсегда. Единственный шанс выжить – это немедленно объявить, что виновный в нарушении Закона робот демонтирован, разъяснить обстоятельства происшествия и надеяться на то, что нам удалось убедить людей в том, что такое больше никогда не повторится.

– Очень хотелось бы узнать, что вы подразумеваете под словом «такое», – хладнокровно поинтересовалась Сьюзен Кэлвин. – Меня не было на месте, когда это произошло. Так что мне крайне интересно было бы узнать, что делал этот мальчишка Рендоу у меня в лаборатории без моего ведома.

– Важно то, что случилось, – упорствовал Лэннинг. – Робот ударил Рендоу, а этот балбес нажал кнопку сигнала «Робот вышел из повиновения» и устроил всю эту кутерьму. Итак: робот ударил его и нанес ему травму, выразившуюся в переломе руки, Суть в том, что ваш Ленни настолько изначально несовершенен, что не знает Первого Закона, и должен быть немедленно демонтирован.

– Он знает Первый Закон. Я исследовала его мыслеблоки и установила, что он знает Законы.

– Как же тогда он мог ударить человека? Давайте спросим у него? – добавил он с сарказмом.

Сьюзен мучительно покраснела.

– Полагаю, для начала надо спросить у пострадавшего. И потом, Альфред, я требую, чтобы в мое отсутствие мой кабинет, где находится Ленни, был надежно заперт. Я не желаю, чтобы кто-либо приближался к нему. Если с ним что-нибудь случится, ноги моей больше не будет в корпорации!

– Но если будет доказано, что он нарушил Первый Закон, вы согласитесь на демонтаж?

– Да, – ответила Сьюзен. – Потому что знаю, что он ничего не нарушал.

Чарльз Рендоу лежал в постели, сломанная рука была в гипсе. Рука его, собственно говоря, уже не беспокоила. Больше всего он страдал от воспоминаний о том, как робот двинулся на него, а он подумал, что в позитронном мозгу робота созрела мысль убить его. Ни одному человеку наверняка не доводилось так испугаться робота, как он испугался тогда. В некотором смысле он перенес уникальные ощущения.

Альфред Лэннинг и Сьюзен Кэлвин стояли у кровати больного. С ними был и Питер Богерт, которого они встретили по пути. Докторов и медсестер довольно-таки неделикатно выдворили из палаты.

Сьюзен Кэлвин ледяным голосом спросила:

– Ну, так что же произошло?

Рендоу выглядел смущенным.

– Он… он ударил меня по руке, – пробормотал он, избегая взгляда Сьюзен. – Он напал на меня.

Сьюзен посоветовала:

– Начните с самого начала. Что вы делали в моем кабинете без моего ведома?

Молодой компьютерщик судорожно сглотнул комок в горле – видно было, как дернулся кадык. Его лицо с высокими скулами было необычайно бледно.

– Мы… все знали про вашего робота. Говорят, будто вы пытаетесь научить его говорить так, чтобы его голос напоминал музыку. Люди бьются об заклад, так это или нет. Есть такие, кто клянется, что вы и столб можете научить разговаривать.

– Сочтем это за комплимент, – ледяным тоном прокомментировала Сьюзен. – Но вы-то тут при чем?

– Я должен был войти и все разузнать – может он так говорить или нет, понимаете? Мы подобрали ключ к вашему кабинету, я дождался, пока вас не будет, и вошел. Мы бросили жребий, кому идти, и я проиграл.

– А потом?

– Я пытался заставить его заговорить, а он меня ударил.

– Как это понимать – «пытался заставить его заговорить»? Каким образом?

– Я… я задавал ему вопросы, но он ничего не отвечал, и мне пришлось немного припугнуть его. Я вроде бы на него прикрикнул, и…

Наступила долгая пауза. Под немигающим взглядом Сьюзен Кэлвин Рендоу наконец промямлил:

– Я пытался заставить его сказать хоть что-нибудь Мне пришлось припугнуть его…

– Как припугнуть? Выражайтесь точнее.

– Я притворился, будто… в общем, я замахнулся.

– А он отбросил вашу руку?

– Он ударил меня по руке.

– Хорошо, Все ясно.

Она обернулась к Лэннингу и Богерту.

– Пойдемте, джентльмены.

Дойдя до двери, она неожиданно обернулась и сказала Рендоу:

– Если вам все еще интересно, можете передать вашим спорщикам, что Ленни уже умеет произносить кое-какие слова весьма отчетливо.

Они молчали всю дорогу до кабинета Сьюзен Кэлвин. Стены кабинета до потолка были заставлены книжными полками – некоторые из этих книг принадлежали перу самой Сьюзен. На всем здесь лежала печать холодной и методичной личности Сьюзен.

В кабинете был всего один стул, и: естественно, когда Сьюзен села, Лэннинг и Богерт были вынуждены стоять.

Она сказала:

– Ленни всего лишь защищался. Он действовал согласно Третьему Закону: «Робот должен защищать себя».

– «За исключением тех случаев, – упрямо возразил Лэннинг, продолжая цитировать Закон, – когда это не противоречит Первому и Второму Законам». Цитировать, так уж цитировать до конца! Ленни не имел права защищаться, если его действия могли повлечь за собой даже минимальный ущерб человеку.

– Он и не делал этого, – парировала Сьюзен. – Сознательно. Но у Ленни недоразвитый мозг. Он не имеет понятия ни о собственной силе, ни о слабости человека. Отбрасывая от себя грозящую ему руку человека, он и предполагать не мог, что сломает кость. Применительно к человеку это значило бы, что тот, кто действительно не знает, что такое хорошо, а что такое плохо, не несет моральной ответственности за свои действия.

– Но, Сьюзен, – мягко проговорил Богерт, – мы же не обвиняем. Мы отлично понимаем, что Ленни, если судить по человеческим меркам, сущее дитя. Мы не обвиняем его, но общественность его осудит. И «Ю. С. Роботс» – конец.

– Совсем наоборот! Будь у вас чуть-чуть побольше мозгов, Питер, вы бы уже давным-давно поняли, что это и есть тот самый шанс, который так необходим фирме, который разрешит все проблемы.

Лэннинг зловеще нахмурил кустистые брови, но вовремя сдержался и осторожно поинтересовался:

– Какие проблемы, Сьюзен?

– Простите, но разве корпорация не заинтересована в наборе персонала высокого уровня?

– Заинтересована, безусловно.

– Да? И что же вы предлагаете потенциальным научным работникам? Новизну? Романтику проникновений в непознанное? Нет! Вы сулите им высоченную зарплату и отсутствие проблем.

– «Отсутствие проблем»? – переспросил Богерт, – Что вы хотите этим сказать?

– А что, есть проблемы? – язвительно поинтересовалась Сьюзен. – Каких роботов мы производим? Целиком и полностью доведенных до совершенства, готовых к выполнению своих обязанностей. Промышленность сообщает нам, каковы ее потребности, компьютер разрабатывает мозг, станки собирают робота – и вот он, пожалуйста, готов, полностью и окончательно. Питер, в свое время вы меня спросили, что толку в моих занятиях с Ленни. «Что толку, – вы тогда сказали, – в Роботс, который не способен ни на какую работу?» Так? А теперь ответьте мне, что толку в Роботс, который способен выполнять одну-единственную работу? На мой взгляд, такой робот совершенно бесперспективен. Возьмем модель ЛНИ. Она предназначена для добычи бора. Потребуется, не дай бог, перебросить ЛНИ на добычу бериллия, и от этих роботов не будет ни капли пользы. Вступит в новую стадию технология добычи бора – и опять-таки их можно будет со спокойной совестью отправить на свалку. Человек, так работающий, – это получеловек. Так работающий робот – это полуробот.

– А вы что же, хотите создать многофункционального робота?

– А почему бы и нет? – спросила Сьюзен. – Почему бы и нет? Смотрите: мне дали робота, мозг которого был почти целиком выведен из строя, Я занялась его обучением, и вы, Альфред, спросили меня, какой в этом смысл, Может быть, конечно, что касается Ленни, смысла и немного – он никогда не станет старше пятилетнего ребенка, по человеческим меркам. Но есть ли от этого польза в общем смысле? Есть, и немалая, если взглянуть на мои исследования абстрактно: они заключаются в изучении принципиальной возможности обучения роботов. Я установила способы замыкания близлежащих цепочек с целью создания новых, Дальнейшие исследования приведут к созданию более тонких и эффективных методик обучения.

– Ну и?

– Представьте, что вы начали работу с позитронным мозгом, у которого имеются в наличии все основные цепочки, но напрочь отсутствуют второстепенные. Представили? А теперь представьте себе, что вы принялись формировать эти вторичные цепочки. Вы же сможете поставлять роботов, которые обучаемы, способны воспринимать самые разнообразные инструкции, переключаться с одной работы на другую. Роботы станут так же универсальны, как люди. Роботы смогут обучаться.

Оба – и математик, и директор – смотрели на нее, не говоря ни слова.

– Вы что, – спросила она раздраженно, – так и не понимаете, о чем я говорю?

– Ну, почему? Слова я понимаю, – возразил Лэннинг.

– Тогда вы должны понять, что, располагая принципиально новой отраслью научно-исследовательской деятельности и держа в руках перспективу разработки новых технологий и возможность проникновения в область непознанного, вы имеете уникальный шанс привлечь интерес молодежи к Роботехнике. Попробуйте, сами убедитесь.

– Однако позволю себе заметить, – нерешительно возразил Лэннинг, – что это опасно. Ведь при обучении таких невежественных роботов, как. Ленни, не может быть никакого доверия Первому Закону – так ведь именно и получилось.

– Ну и что? И прекрасно, что так получилось. Этот случай следует широко разрекламировать.

– Раз-ре-кла-ми-ро-вать?! Яне ослышался?

– Нет, не ослышались. Самым откровенным образом сообщите об опасности. Объявите, что вы откроете новый научно-исследовательский центр на Луне, если общественность воспротивится его основанию здесь, и всеми возможными способами подчеркните опасность.

Лэннинг, ошеломленный до последней степени, всплеснул руками:

– Но почему, господи боже? Почему?!

– Да потому, что привкус опасности послужит прекрасной приманкой! Что, по-вашему, ядерная технология так уж безопасна? А космические полеты – это увеселительные прогулки? Разве ваше обещание абсолютной безопасности сослужило службу? Удалось ли заманить хоть кого-нибудь? Помогла ли обещанная безопасность преодолеть всеобщий комплекс Франкенштейна, который вы так ненавидите? Нет? Так попробуйте же что-нибудь другое, такое, что приносило успех в других областях.

Тут из-за двери, ведущей в лабораторию Сьюзен, донесся мелодичный низкий звук. Это, конечно, был Ленни.

Сьюзен сразу умолкла, прислушиваясь.

– Кажется, Ленни меня зовет, – пробормотала она. Простите, я сейчас.

– Он научился это делать? – поразился Лэннинг.

– Я же сказала, что мне удалось обучить его кое-каким словам.

Сделав несколько поспешных шагов к двери, Сьюзен обернулась:

– Не уходите, я быстро.

Глядя ей вслед, они некоторое время молчали. Потом Лэннинг задумчиво спросил:

– Как ты думаешь, Питер, есть что-то в том, что она говорит?

– Может быть, и есть, Альфред, – кивнул Богерт, – Может быть. Во всяком случае, можно поднять этот вопрос в дирекции. Посмотрим, что скажут остальные. В конце концов, деваться все равно некуда. Масло в огонь уже подлито. Робот ударил человека, и этот факт стал достоянием общественности. И если верить Сьюзен, мы можем попытаться обратить случившееся в свою пользу. Но только… ее намерениям я не слишком доверяю. Вернее, совсем не доверяю.

– Ты о чем?

– Видишь ли, даже если все, что она сказала – чистая правда, это не более чем рационализация с ее стороны. Собственный ее интерес в этом деле проистекает из желания удержать при себе, спасти этого робота. Ты же прекрасно понимаешь, как бы мы на нее ни наваливались (математик усмехнулся нелепости звучания этой фразы в буквальном значении), она по-прежнему будет заявлять, что он необходим ей для создания методики обучения роботов. Только мне кажется, что Ленни ей совсем не затем нужен. Она нашла для него совершенно уникальное применение – настолько уникальное, что из всех женщин на свете на такое способна только Сьюзен.

– Что-то не пойму я твоих туманных намеков.

Богерт спросил:

– Ты слышал, что сказал робот?

– Нет. То есть, не совсем расс…

Тут дверь из лаборатории резко распахнулась, и Лэннинг умолк на полуслове.

Сьюзен вошла, рассеянно глядя по сторонам.

– Послушайте, вы не видели тут… куда же она запропастилась? А, вот она где!

Сьюзен бросилась к книжной полке и взяла с нее странный металлический предмет в форме пустотелого колокола с множеством дырочек и с разнообразными кусочками металла внутри.

Когда Сьюзен взяла этот странный предмет, железки внутри весело зазвенели. Лэннинг окаменел: предмет, как он догадался, представлял собой не что иное, как предназначенную для робота погремушку!

Когда Сьюзен открыла дверь лаборатории, оттуда снова послышался голос Ленни. Теперь-то Лэннинг прекрасно расслышал – робот произносил слова, которым его научила Сьюзен Кэлвин.

Низким, как басовый регистр челесты, голосом Ленни звал:

– Мамацька, ди ка мне-е! Де ты, ма-маць-ка?

И были слышны торопливые шаги Сьюзен Кэлвин, которая спешила на зов единственного ребенка, которого ей когда-либо было суждено иметь и любить.