- Мы заботимся о Лейеле. Так же, как и ты. Хорошие люди всегда заботливы. И добры.
      - Это все? Лейел - обычный человек, у которого возникли сложности?
      - Он нам нужен. Не только тебе. Нам.
      - О, о...
      - Чего ты плачешь?
      - Я боялась... что веду себя эгоистично... так тревожась из-за него... отнимая у тебя время.
      - Наверное, ты никогда не перестанешь удивлять меня.
      - Наши проблемы... были только нашими проблемами. Но теперь они не только наши.
      - Для тебя это так важно? Скажи мне, Дит... Ты действительно так ценишь эту общность?
      - Да.
      - Больше, чем Лейела?
      - Нет! Но очень ценю... и поэтому виню себя в том, что тревожусь о нем.
      - Иди домой, Дит. Сейчас же иди домой.
      - Что?
      - Твое место там. Это заметно по твоему поведению в последние два месяца, которые прошли после смерти Гэри. Ты стала нервной, раздражительной, и теперь я знаю почему. Ты злишься на нас за то, что мы держим тебя вдали от Лейела.
      - Нет, это мой выбор, я...
      - Разумеется, это твой выбор! Это твоя жертва во благо Второй Академии. Вот я и говорю тебе - излечить Лейела куда важнее для претворения в жизнь плана Гэри, чем твоя повседневная работа в Библиотеке.
      - Ты не выгоняешь меня?
      - Нет, я просто прошу тебя уделять меньше времени работе. И постарайся выманить Лейела из квартиры.
      Ты меня понимаешь? Потребуй этого! Вновь наладь с ним самые тесные отношения, иначе мы его потеряем.
      - Привести его сюда?
      - Не знаю. В театр. На стадион. На танцплощадку.
      - Мы никогда там не бывали.
      - А чем вы тогда занимались?
      - Научными исследованиями. Обсуждали их.
      - Отлично. Приведи его в Библиотеку. Займитесь исследованиями. Обсудите их.
      - Но ему придется встречаться с людьми. Он наверняка увидит тебя.
      - Хорошо. Хорошо. Мне это нравится. Да, пусть приходит сюда.
      - Но я думала, что мы не должны посвящать его в тайны Второй Академии, пока он не будет готов к тому, чтобы принять участие в реализации планов Гэри.
      - Я же не говорила, что ты должна представлять меня как Первого спикера.
      - Нет, конечно, не говорила. О чем я думаю? Конечно, он может познакомиться с тобой, познакомиться со всеми.
      - Дит, послушай меня.
      - Да, я слушаю.
      - Хорошо, что ты любишь его, Дит.
      - Я это знаю.
      - Я хочу сказать, хорошо, что ты любишь его больше нас. Больше, чем любого из нас. Больше, чем нас всех. Ну вот, ты опять плачешь...
      - У меня...
      - ...словно гора упала с плеч.
      - Как тебе удается так хорошо меня понимать?
      - Я знаю лишь то, что ты мне показываешь и что говоришь. Это все, что нам известно друг о друге. Помогает только одно: долго лгать о том, какой он или она на самом деле, не может никто. Даже себе.
      ***
      Два месяца Лейел, отталкиваясь от статьи Маголиссьян, пытался найти связь между языковыми исследованиями и истоками человечества. Разумеется, сие означало многонедельные пролистывания старых, никому не нужных статей и монографий, которые раз за разом указывали, что языковым центром Империи на протяжении всей ее истории был Трентор, хотя на серьезном уровне никто не видел в Тренторе ту самую планету, на которой зародилось человечество. Вновь Лейел отказался от поисков конкретной планеты: он хотел найти закономерности, уникальные события его не интересовали.
      Лейел надеялся, что ключ к этим закономерностям лежит в сравнительно недавних, не прошло и двух тысяч лет, работах Дагуэлла Киспиторяна. Родился он на планете Арташат, в очень изолированном регионе, где сохранились традиции первых поселенцев, которые прилетели на Арташат с планеты Армения. Киспиторян вырос среди горцев, которые заявляли, что в стародавние времена они говорили на совершенно другом языке. Самая интересная книга Киспиторяна называлась "Среди нас нет людей". А многие легенды горцев начинались словами: "В далеком прошлом, когда ни один человек не понимал нас..."
      Киспиторян не смог подняться над традициями, которые внушали ему с детства. Исследуя формирование и эволюцию диалектов, он вновь и вновь наталкивался на свидетельства того, что было время, когда люди говорили не на одном, а на многих языках. Ученые воспринимали как аксиому, что галактический стандарт - это осовремененный язык планеты, на которой зародилось человечество. И хотя в отдельных группах людей могли возникать диалекты, возникновение и построение цивилизации невозможно без языка, понятного всем. Но Киспиторян предположил, что галактический стандарт стал универсальным языком человечества после образования Империи. То есть одной из первых задач Империи стало искоренение всех остальных языков. Горцы Арташата верили, что у них украли их родной язык. Киспиторян посвятил жизнь доказательству их правоты.
      Начал он с имен, поскольку общеизвестно, что это наиболее консервативный элемент языка. Он обнаружил, что существовало много различных принципов образования имен, и все они слились в единое целое где-то в седьмом тысячелетии Галактической эры. Одно обстоятельство вызвало у Киспиторяна особый интерес: чем дальше уходил он в глубь веков, тем более разнообразными становились имена.
      Зачастую несколько планет исповедовали один принцип образования имен, из чего Киспиторян сделал очень простой вывод: человечество покинуло родную планету, объединенную одним языком, а уж со временем центробежные языковые тенденции приводили к тому, что на каждой вновь освоенной планете язык претерпевал изменения и диалекты расходились все больше и больше. Таким образом, различные языки появились лишь после того, как человечество вышло в космос. И с образованием Галактической Империи возникла необходимость восстановить единый объединяющий людей язык.
      Киспиторян назвал свою первую и наиболее известную книгу "Башня смешения языков", отталкиваясь от известной легенды о Вавилонской башне. Он предполагал, что эта история появилась еще до создания Империи. Возможно, среди межзвездных торговцев, которые путешествовали от планеты к планете и на собственном опыте узнали, что нет двух планет, говорящих на одном и том же языке. Эти торговцы и были живым доказательством того, что люди, живя на одной планете, говорили на одном языке. Торговцы и являлись носителями этого языка. Они объясняли смешение языков легендой о великом лидере, который построил первую "башню" или звездолет. Согласно легенде, бог наказал этих рвущихся к звездам смельчаков тем, что дал каждому свой язык, а потом заставил их расселиться по разным планетам. Эта легенда подавала смешение языков, как причину, а не следствие расселения человека по Галактике, но мифы зачастую отличались тем, что их причина и следствие менялись местами. Но легенда, безусловно, сохраняла для будущих поколений историческое событие.
      Эти работы Киспиторяна находили полное понимание в научной среде. Но, перевалив через сорокалетний рубеж, он начал выдвигать совершенно неприемлемые идеи. Используя компьютеры с подозрительно высоким быстродействием, он приступил к препарированию галактического стандарта. И выяснилось, что многие слова несут в себе совершенно разные фонетические традиции, не совместимые друг с другом. Они просто не могли возникнуть на любой отдельно взятой планете, которая говорила на стандарте или языке, который ему предшествовал в далеком прошлом. Далее выявилось много однокоренных слов, которые вроде бы должны были обозначать близкие понятия, но, преобразованные по правилам галактического стандарта, они стали выражать совсем другое. Такие изменения не могли произойти за относительно короткий, по историческим меркам, период, датированный с одной стороны первым космическим поселением, а с другой - образованием Империи. Очевидно, заявлял Киспиторян, на планете, где зародилось человечество, существовало множество языков, а галактический стандарт стал первым универсальным человеческим языком. Человечество на протяжении всей истории разделяли языковые барьеры. И только Империи достало могущества навязать всем людям общий язык.
      После этого Киспиторяна, естественно, уже воспринимали как серьезного ученого. А его же собственное толкование легенды о Вавилонской башне использовали против него самого. Он едва не лишился жизни по обвинению в сепаратизме, поскольку в его новых работах явственно чувствовалась тоска по тому времени, когда люди говорили на разных языках. Власти позаботились о том, чтобы лишить его всех фондов и даже на короткое время посадили в тюрьму, поскольку он использовал компьютеры, быстродействие и объем памяти которых превышал установленные законом пределы. Лейел подозревал, что Киспиторян еще легко отделался. Совершенствование программ, которые он разработал, достигнутые результаты по структурированию языка могли привести к созданию компьютера, который мог понимать и воспроизводить человеческую речь, а такое каралось смертной казнью.
      Теперь, конечно, это не имело значения. Но Киспиторян до конца своих дней настаивал на том, что занимается чистой наукой и не его дело судить, хороша или плоха лингвистическая общность Империи. Он лишь сообщал о том, что в далеком прошлом, до образования Империи, человечество говорило на разных языках. И Лейел все больше склонялся к тому, чтобы взять сторону Киспиторяна.
      Лейел чувствовал, что, опираясь на исследования Киспиторяна и статью Маголиссьян об использовании языка приматами, он может прийти к очень важному выводу. Но связь эта не давалась в руки. Приматы не создали собственного языка. Они лишь использовали существительные и глаголы, с которыми их знакомили люди. Поэтому ни о каком разнообразии языков не могло быть и речи. Тогда где же связь? Откуда взялось многообразие языков? Имеет ли это отношение к процессу, благодаря которому люди превратились в человечество?
      Приматы использовали только крошечную толику галактического стандарта. Как, впрочем, и большинство людей. А большая часть из двух миллионов слов галактического стандарта предназначалась специалистам, которые не могли без нее обойтись. Словарь же среднего, то есть достаточно образованного, человека не превышал нескольких тысяч слов.
      И, что самое странное, именно этот сегмент галактического стандарта постоянно менялся. Специальные научные и технические статьи и книги, написанные в 2000 году Галактической эры, без труда читались и теперь. Зато сленговые выражения, особенно в диалогах, которые частенько встречались в литературных произведениях, превращалась в китайскую грамоту уже через пять столетий. Та часть языка, которая связывала самые различные общности, менялась быстрее всего. Но при этом эти изменения происходили практически одновременно по всей Галактике. Объяснения Лейел не находил. Больше всего менялся общий, объединяющий язык. Напрашивался вывод, что в далеком прошлом, когда люди были разъединены, язык каждой группы людей не менялся вовсе.
      Не горюй, Лейел. Это не твоя область знаний. Любой компетентный лингвист наверняка знает ответ на этот вопрос.
      Но Лейел знал, что это не так. Ученые, специализирующиеся на какой-либо дисциплине, очень редко ставили под сомнение справедливость своих профессиональных аксиом. Лингвисты принимали как данность положение о том, что язык изолированной группы людей или планеты неизбежно более архаичный, менее подвержен переменам. Но они понимали почему.
      Лейел поднялся. У него болели глаза: слишком долго смотрел на голограммы. Болели колени и спина: слишком долго просидел в одной позе. Он хотел лечь, но знал, что сразу уснет. Проклятие старости - засыпал он легко, но не мог спать достаточно долго, чтобы встать бодрым и отдохнувшим. Но он не хотел отдавать время сну. Ему хотелось поразмышлять.
      Нет, нет. Ему хотелось поговорить. Именно так возникали у него лучшие идеи - в процессе разговора, когда вопросы и аргументы собеседника заставляли сконцентрироваться на той или иной проблеме. Словесный поединок повышал уровень адреналина в крови, и в голове возникали парадоксальные, но, как потом выяснялось, правильные мысли.
      Где Дит? Прежде он мог говорить с Дит целыми днями. Неделями. Она знала о его исследованиях не меньше, чем он, постоянно спрашивала: "А об этом ты подумал"? - или удивлялась: "Как ты мог такое подумать!" Точно такие же диалоги велись и об ее работе.
      Но в прошлом.
      В прошлом, которое ничем не походило на настоящее. Теперь она в нем не нуждалась, теперь у нее появились друзья в Библиотеке. И не приходилось этому удивляться. Теперь она не думала, она претворяла свои старые идеи в жизнь. Ей была нужна Библиотека, а не он. Но вот он не мог обойтись без Дит. Такая мысль приходила ей в голову? Лучше бы я полетел на Терминус... если б получил разрешение этого чертова Гэри.
      Я остался ради Дит, а в результате ее нет рядом со мной, когда она мне нужна. Какое право имел Гэри решать, что хорошо, а что плохо для Лейела Фоски!
      Только решение принимал не Гэри, не так ли? Он бы позволил Лейелу лететь на Терминус... без Дит.
      И Лейел остался с Дит не потому, что она могла помочь в его научных исследованиях. Он остался с ней, потому что... потому что...
      Он не мог вспомнить почему. Любовь, это понятно.
      Но он не мог сказать, почему этот аргумент был для него таким важным. Для нее точно не был. Ее идея любви в эти дни заключалась в том, чтобы убедить его пойти в Библиотеку. "Ты сможешь работать и там.
      И мы будем проводить вместе больше времени".
      Слова эти говорили сами за себя. Лейел мог остаться частью жизни Дит, только влившись в его новую "семью" в Библиотеке. Нет уж, об этом ей не стоило и мечтать. Если она хотела, чтобы Библиотека проглотила ее с потрохами, пусть будет так. Если она хотела оставить его ради этих индексаторов и каталогистов, пусть будет так. Он не против.
      Нет. Против. Его это совершенно не устраивало. Он хотел с ней поговорить. Прямо сейчас, в этот самый момент он хотел поделиться с ней своими мыслями, хотел, чтобы она задавала ему вопросы, спорила с ним, пока не заставила бы найти ответ, множество ответов.
      Он нуждался в ней куда больше, чем они.
      Уже в плотной толпе пешеходов на бульваре Масло Лейел осознал, что впервые после похорон Гэри покинул квартиру. Впервые за последние месяцы у него возникла необходимость куда-то пойти. Нет, дело не в этом, подумал он. Мне просто нужна смена обстановки. Это единственная причина, которая влечет меня к Библиотеке. А эти эмоциональные рассусоливания...
      Таким способом мое подсознание пыталось заставить меня выйти в люди.
      И когда Лейел входил в Библиотеку Империи, настроение его значительно улучшилось. Он бывал тут много раз, но всегда на приемах или других общественных мероприятиях: терминал, установленный в их квартире, обеспечивал доступ во все библиотечные фонды. А приходили в Библиотеку читатели, студенты, преподаватели, профессора, у которых не было другого способа прильнуть к этому источнику знаний. Естественно, они знали, где что расположено. Лейел же бывал лишь в больших лекционных аудиториях да залах для приемов.
      И, пожалуй, впервые он увидел, какая же она огромная - Библиотека Империи. Дит не раз говорила ему, что работают в Библиотеке больше пяти тысяч человек, включая механиков, плотников, поваров и сотрудников службы безопасности, но только сейчас до Лейела дошло, что эти тысячи людей практически не встречаются, не знают друг друга: А значит, он не мог подойти к первому встречному работнику Библиотеки и спросить, где искать Дит. Он даже не знал, в каком отделе работала Дит. Изучая библиотечную бюрократию, она все время переходила с места на место.
      Да и видел он только посетителей Библиотеки: они сидели перед мониторами, изучали каталоги, даже читали книги и журналы, напечатанные на бумаге. А где же библиотекари? Те немногие сотрудники, с которыми он сталкивался в залах и коридорах, были добровольцами, объяснявшими новичкам, как пользоваться каталогами. О библиотекарях они знали не больше, чем он.
      Наконец, Лейел нашел комнату, в которой работали настоящие библиотекари. Сидя за компьютерами, они систематизировали новые поступления и готовили статистические материалы об очередном дне работы библиотеки. Когда Лейел попытался заговорить с одной из женщин, она просто отмахнулась. Он уже подумал, что она просит, чтобы он ей не мешал, но рука так и застыла в воздухе, и Лейел понял, что ему указывают на дальнюю стену. И направился к возвышению, на котором за столом сидела толстая, полусонная женщина средних лет. А перед ней на экране дисплея, словно солдаты, выстроились колонки цифр.
      - Извините, что отрываю от работы, - обратился к ней Лейел.
      Женщина улеглась щекой на руку. На Лейела даже не посмотрела.
      - Это такое счастье - оторваться от работы.
      Только тут он заметил, что в глазах ее играют смешинки, а с губ не сходит легкая улыбка.
      - Я ищу одного человека. Точнее, мою жену. Дит Фоску.
      Улыбка стала шире. Женщина выпрямилась в кресле.
      - Так вы - ее ненаглядный Лейел.
      Абсурдно слышать такое от совершенно незнакомого человека, но он, однако, обрадовался: значит, Дит говорила о нем. С другой стороны, все знали, что муж Дит - Лейел Фоска. Но эта женщина выразилась иначе. Она упомянула не того самого Лейела Фоску, знаменитого учёного. Нет, здесь его знали как "ненаглядного Лейела". Если только эта женщина не подтрунивала над ним, Дит, должно быть, сказала, что Лейел ей небезразличен. И его губы самопроизвольно разошлись в улыбке. От сердца отлегло. Он и не подозревал, что так боялся потерять ее любовь, а теперь вот ему хотелось смеяться, петь, танцевать.
      - Полагаю, это я.
      - А я - Зей Вакс. Дит, скорее всего, говорила обо мне. Мы обедаем вместе каждый день.
      Нет, не говорила. Она вообще не говорила ни о ком из библиотекарей. Они обедали каждый день. А Лейел впервые слышал ее имя.
      - Да, конечно. Рад познакомиться с вами.
      - А я рада видеть, что ваши ноги касаются-таки земли.
      - Такое случается.
      - Сейчас она работает в департаменте Индекса. - Зей нажала клавишу, колонки цифр исчезли.
      - Это на Тренторе?
      Зей рассмеялась. Пробежалась пальцами по клавиатуре, и дисплей заполнила схема библиотечного комплекса. Комнаты, коридоры - лабиринт да и только.
      - Это схема крыла главного корпуса, в котором мы сейчас находимся. Департамент Индекса занимает четыре этажа.
      Четыре этажа на схеме изменили цвет.
      - А мы с вами вот здесь.
      Засветилась точка на первом этаже.
      Глядя на лабиринт, разделявший точку и четыре этажа департамента Индекса, Лейел рассмеялся.
      - И как же мне туда попасть?
      - Это не такая уж проблема, лорд Фоска. В конце концов, вы у нас гений, не так ли?
      - Уж не знаю, что наговорила обо мне Дит, но в многоэтажных зданиях я теряюсь.
      - Вы выйдите вот из этой двери и по коридору пройдете до лифтов, не заметить их нельзя. Подниметесь на пятнадцатый этаж. Выйдя из кабины, пойдете дальше по коридору, пока не упретесь в арку с надписью "Департамент Индекса". Миновав ее, откинете голову и во весь голос крикнете: "Дит"! Крикнуть придется несколько раз, прежде чем она подойдет к вам или вас арестует сотрудник службы безопасности.
      - Все это мне придется проделать, если я не смогу найти провожатого.
      - Я надеялась, что вы меня об этом попросите. - Зей встала, громко обратилась к библиотекарям: - Кошка уходит. Мышки могут поиграть.
      - Давно пора, - ответил кто-то из них. Все рассмеялись, ни на секунду не отрываясь от компьютеров.
      - Следуйте за мной, лорд Фоска.
      - Пожалуйста.
      - Какой вы, однако, галантный, - низенькая, толстая Зей напоминала шар. - Следуйте за мной.
      Шагая по коридору, они весело болтали о разных пустяках. В кабине лифта зацепились стопами за специальные скобы на полу. За долгие годы пребывания на Тренторе Лейел так привык к невесомости в лифтах, что уже не замечал ее. А вот Зей вскинула руки и вздохнула.
      - Как же я люблю ездить в лифте.
      Только тут Лейел понял, как нравится невесомость тем, кто должен таскать на себе столько лишних килограммов. Таким вот, как Зей Вакс. Когда лифт остановился, Зей поникла круглыми плечами, словно на них навалилась огромная тяжесть.
      - В невесомости я чувствую себя, как в раю.
      - Если вы живете на последнем этаже, можно поставить в квартире генератор невесомости.
      - Вам это, конечно, доступно, - ответила Зей, - но мне приходится жить за зарплату библиотекаря.
      Лейел смутился. Он всегда старался не кичиться своим богатством, но, с другой стороны, ему редко приходилось разговаривать с людьми, которые не могли позволить себе генератор невесомости.
      - Извините. Впрочем, я не уверен, что сейчас мне это по средствам.
      - Да, я слышала, что вы растранжирили все свое состояние на одни пышные похороны.
      Удивившись, что она так открыто говорит об этом, Лейел попытался ответить в шутливом тоне:
      - Можно сказать, что да.
      - Я думаю, что жалеть об этом не стоит, - она повернулась к Лейелу. Я знала Гэри. Для человечества его смерть - огромная потеря.
      - Возможно, - осторожно ответил Лейел. Такой поворот разговора ему определенно не нравился.
      - Да вы не волнуйтесь. Я не работаю на "кобов".
      А вот и Золотая Арка Индекса. Добро пожаловать в землю неуловимых концептуальных связей.
      Миновав арку, они словно очутились в совершенно другом здании. Нет, роскошь обстановки, дорогие гобелены на стенах, звукопоглощающий пластик на полу, мягкое освещение - все это осталось. Но напрочь исчезло ощущение симметрии. Потолок произвольно изменял высоту, справа могли быть двери, а слева - арки. Одна стена коридора могла пропадать, уступая место колоннаде, за которой находился огромный зал.
      Полки с книгами, произведения искусства окружали столы, за которыми работали индексаторы, зачастую одновременно с несколькими терминалами и мольбертами.
      - Форма соответствует функции, - пояснила Зей.
      - Боюсь, я таращусь, словно турист, впервые прибывший на Трентор.
      - Место это необычное. Проектировала его дочь индексатора, поэтому она знала, что стандарт, порядок, симметрия убивают свободный поток сознания.
      Есть и еще один момент, пустячок, который обошелся в кругленькую сумму: интерьер постоянно меняется.
      - Меняется? Комнаты движутся?
      - По случайным законам, заложенным в программу главного компьютера. Есть, конечно, какие-то правила, но эта программа не экономит пространство.
      Иногда только одна комната куда-то перемещается. Но случается, что меняются все помещения, отведенные под департамент Индекса. Неизменной остается только арка. Поэтому я не шутила, когда предлагала вам закинуть голову и громко позвать Дит.
      - Но... индексаторам приходится проводить все утро в поисках своего рабочего места.
      - Отнюдь. Индексаторы садятся за первый попавшийся им стол.
      - Понятно. И вызывают на монитор тот материал, с которым работали днем раньше.
      - Нет. Принимаются за ту работу, которая выведена на него.
      - Хаос! - воскликнул Лейел.
      - Совершенно верно. А как, по-вашему, можно создать хороший гипериндекс? Если только один человек индексирует книгу, то будут выявлены только те связи, которые знакомы этому человеку. Вот почему каждый индексатор просматривает работу, которую днем раньше выполнил его предшественник. Соответственно, он добавляет новые связи, мысль о которых не пришла в голову тому, кто работал с этим материалом. Окружающая среда, характер работы - все нацелено на разрушение привычного образа мыслей, на поиск нового и удивительного.
      - Индексатору не позволяют прийти в состояние равновесия.
      - Да. Мозг работает особенно быстро, когда ты бежишь по краю пропасти.
      - Если исходить из этого, то все акробаты должны быть гениями.
      - Ерунда. Вся подготовка акробата направлена на то, чтобы он заучил некие движения и выполнял их, как автомат, никогда не теряя равновесия. Акробат, который импровизирует, долго не протянет. А вот индексаторы, когда их выводят из равновесия, делают фантастические открытия. Вот почему индексы Библиотеки Империи - лучшее, что в ней есть. Они поражают и вдохновляют. Остальные - занудное перечисление.
      - Дит никогда об этом не говорила.
      - Индексаторы редко обсуждают свою работу.
      Трудно объяснить, чем они занимаются.
      - И давно Дит работает индексатором?
      - Совсем ничего. Она еще учится. Но я слышала, что обучение идет очень успешно. Из нее получится прекрасный индексатор.
      - А где она?
      Зей улыбнулась. Откинула голову и заорала: "Дит!"
      Лабиринт департамента Индекса поглотил крик.
      Ответа не последовало.
      - Поблизости ее нет, - констатировала Зей. - Пойдемте.
      - А мы не можем спросить у кого-нибудь, где она?
      - А кто об этом знает?
      Они миновали еще два этажа, Зей еще трижды звала Дит, прежде чем они услышали: "Я здесь".
      Они двинулись на звук. Дит продолжала подавать голос, так что нашли они ее без труда.
      - Я в цветочной комнате, Зей! Среди фиалок!
      Индексаторы, мимо которых они проходили, поднимали головы: одни улыбались, другие хмурились.
      - Разве это не мешает им работать? - спросил Лейел. - Наши крики.
      - Индексаторам помехи необходимы. Они разрывают ход мыслей. Когда индексаторы вновь смотрят на голограмму, они заново обдумывают то, что делали.
      Вновь раздался голос Дит. Совсем уже близко.
      - Этот запах так возбуждает. Ты только представь себе - второй раз за месяц одна и та же комната.
      - Индексаторы часто попадают в больницу? - спросил Лейел.
      - Из-за чего?
      - Из-за стресса.
      - Никакого стресса от этой работы не бывает.
      Только радость. Для работающих в других подразделениях Библиотеки попасть в департамент Индекса - счастье.
      - Понятно. Здесь библиотекари таки читают библиотечные книги.
      - Мы все выбрали эту работу, потому что любим книги. Пусть даже и древние, на бумаге. Делать индекс - все равно, что писать на полях.
      Сравнение поразило Лейела.
      - Писать в чьей-то книге?
      - Это же обычное дело, Лейел. Как можно вести диалог с автором, не записывая на полях свои ответы и доводы. А вот и она, - и Зей первой свернула в низкую арку.
      - Я слышала, ты разговаривала с мужчиной, Зей, - сказала Дит.
      - Она разговаривала со мной, - Лейел последовал за Зей. А увидев Дит, в первый момент не узнал ее.
      Библиотека изменяла не только комнаты, но и библиотекарей. Ему показалось, что он видит женщину, лишь отдаленно похожую на его жену. И теперь придется вновь знакомиться с ней.
      - Я так и подумала, - Дит встала из-за кафедры, обняла его. Даже это удивило Лейела, хотя обычно при встрече она обнимала его. Изменилась только обстановка, сказал он себе. Я удивляюсь, потому что обычно она обнимает меня дома. И обычно приходит Дит, а не я.
      Или в библиотеке она обнимала его с куда большим чувством, чем дома? Словно здесь любовь ее возрастала. А может, в новой Дит прибавилось нежности?
      А я думал, что ей так хорошо со мной дома.
      Лейел явно чувствовал себя не в своей тарелке.
      - Если б я знал, что мое появление здесь причинит столько хлопот... начал он. С чего такая потребность в извинениях?
      - Каких хлопот? - переспросила Зей.
      - Мы тут кричали. Отвлекали людей от работы.
      - Ты только послушай его, Дит. Он думает, что мир рухнет из-за пары криков.
      До них донесся мужской голос, выкрикивающий чье-то имя.
      - У нас это обычное дело, - пояснила Зей. - А мне пора на рабочее место. Какой-нибудь лорд уже мечет громы и молнии из-за того, что я не даю ему допуск к финансовым архивам Империи.
      - Рад был познакомиться с вами, - улыбнулся ей Лейел.
      - Удачи вам в поиске обратного пути, - добавила Дит.
      - С этим проблем не будет, - Зей на мгновение задержалась в арке. Не для того, чтобы что-то сказать.
      Нет, лишь провела металлической пластиной вдоль практически невидимой щели в стене, расположенной на уровне глаз. Потом обернулась, подмигнула Дит и ушла.
      Лейел не стал спрашивать о том, что она сделала, - если б его это касалось, ему бы сказали. Но решил, что Зей то ли включила, то ли выключила некую записывающую систему. Не зная, не наблюдают ли за ними со стороны, Лейел лишь стоял да оглядывался. Комнату Дит заполняли фиалки, лезущие изо всех щелей и отверстий в полу и стенах. Их легкий аромат наполнял воздух.
      - Чей это кабинет?
      - Мой. Во всяком случае, сегодня. Я так рада, что ты пришел.
      - Ты никогда не рассказывала мне о департаменте Индекса.
      - Я ничего не знала о нем, пока меня не направили сюда. Об Индексе никто не говорит. И мы ничего не рассказываем посторонним. Архитектор умерла три тысячи лет тому назад. Только наши механики понимают, как что работает. Тут словно...
      - Сказочная страна.
      - Совершенно верно.
      - Место, где действие всех законов Вселенной приостановлено.
      - Не всех. От силы тяжести никуда не деться. И от инерции тоже.
      - Это комната словно создана для тебя, Дит.
      - Многие индексаторы годами не могут попасть в цветочную комнату. С фиалками. С плетистой розой, с барвинком. Говорят, в департаменте порядка дюжины цветочных комнат. Но всегда доступна только одна. Но я оба раза работала среди фиалок.
      Лейел рассмеялся. Забавно. Здорово. Не понятно только, зачем и кому это нужно. Кто запрятал такое чудо в глубинах этого мрачного здания? Он опустился в кресло. Фиалки росли из спинки, так что цветочки склонились над его плечами.
      - Тебе наконец-то надоело целыми днями сидеть в квартире? - спросила Дит.
      Естественно, она не могла не задаться вопросом, а почему он все-таки пришел, хотя игнорировал все прежние многочисленные предложения. Однако он не знал, может ли говорить откровенно.
      - Мне нужно поговорить с тобой, - он искоса глянул на щель, с которой Зей, уходя, проделала какие-то манипуляции. - Наедине.
      - Мы наедине, - ответила Дит. - Зей об этом позаботилась. Здесь безопаснее, чем в нашей квартире.
      Лишь мгновение потребовалось Лейелу, чтобы понять, о чем она. Выговорить это слово он не решился.
      Произнес его беззвучно, одними губами: "кобы"?
      - Обычно они в библиотеку не суются. Даже если они ведут тебя специальным лучом, защитное поле его блокирует, поэтому наш разговор им не услышать. Но я думаю, они выключили луч, как только ты вошел в библиотеку.