Кораблю с космической станции понадобился час, чтобы подойти к «Далекой Звезде» – для Тревиза этот час тянулся очень долго.
      В нормальной ситуации Тревиз постарался бы дать сигнал и надеялся на ответ.
      Не получив его, он произвел бы уклоняющийся маневр.
      Поскольку он не был вооружен, а ответа не могло быть, ему оставалось только ждать. Компьютер не отвечал ни на какие запросы о том, что было снаружи корабля.
      Внутри, по крайней мере, все работало нормально. Жизнеобеспечивающие системы были в полном порядке, так что ему и Пилорату было вполне удобно.
      Однако и это не помогало. Жизнь продолжалась, а неопределенность того, что происходило, изматывала. Тревиз с раздражением заметил, что Пилорат выглядит спокойным. В то время, как Тревиз не испытывал никакого аппетита, Пилорат, как назло, открыл банку с кусками цыпленка, подождал, пока она автоматически разогреется и теперь с аппетитом ел.
      Тревиз сказал раздраженно:
      – О, космос, Янов! Ведь воняет!
      Пилорат испуганно взглянул на него и принюхался к банке:
      – Пахнет, как обычно, Голан.
      Тревиз тряхнул головой.
      – Не обращайте внимания. Нервы взвинчены! Но возьмите вилку, иначе ваши пальцы будут целый день пахнуть цыпленком.
      Пилорат с удивлением взглянул на свои пальцы.
      – Простите! Я как-то не подумал, мои мысли были заняты другим.
      Тревиз заметил не без ехидства:
      – Наверное, вы гадаете, какой тип людей находится на приближающемся корабле? – и тут же устыдился, что он не так спокоен, как Пилорат. Он – ветеран флота (хотя он, конечно, никогда не бывал в сражениях), а Пилорат – историк, однако ведет себя мужественнее.
      Пилорат попытался предположить:
      – Наверное, возможно представить себе направление эволюции в условиях, отличных от земных. Возможностей может быть бесконечное множество. Во всяком случае, я могу сказать заранее, что они не бессмысленно жестокие, и будут обращаться с нами цивилизованно. Если бы это было не так, мы были бы уже мертвы.
      – Вы, по крайней мере, можете еще рассуждать, Янов, друг мой, и еще можете быть спокойным. А мои нервы, похоже, пробиваются сквозь любые транквилизаторы, которые нам ввели. У меня необычное желание вскочить и бежать. Скоро ли придет этот проклятый корабль?
      – Я человек пассивный, Голан, – сказал Пилорат. – Я всю жизнь просматривал записи, ожидая пополнить их другими. Сейчас я могу только ждать. Вы же – человек действия, и вам больно, когда действие невозможно.
      Тревиз почувствовал, что его напряжение спадает. Он пробормотал:
      – Я недооценил ваш здравый смысл, Янов.
      – Нет, вы не недооценивали, – мирно возразил Пилорат, – но даже наивный ученый может иногда понять смысл жизни.
      – И даже мудрейший политик может иногда промахнуться в этом.
      – Я не говорил этого.
      – Зато я говорю. Так что позвольте мне стать активным. Я еще могу наблюдать.
      Корабль подошел уже достаточно близко, и было заметно, что он выглядит примитивно. Если это продукт нечеловеческих мозгов и рук, он может казаться примитивным, хотя в действительности он просто создавался не для людей.
      – Вы думаете, что это артефакт? – спросил Пилорат, слегка покраснев.
      – Не могу сказать. Предполагаю, что артефакты, как бы они ни изменялись от культуры к культуре, никогда не могут быть пластичны, как продукт генетики.
      – С вашей стороны это только догадка. Все мы знаем, что есть разные культуры, но мы не знаем разных видов разума, и поэтому не можем судить, насколько различны могут быть артефакты.
      – Рыбы, дельфины, пингвины, головоногие, даже амбифлексы – все обтекаемой формы, так как вынуждены перемещаться в вязкой среде. Может быть, так и с артефактами?
      – Щупальца головоногих и спиральные вибраторы амбифлексов, – ответил Пилорат, – резко отличаются друг от друга и от плавников, лап и ног позвоночных. Так может быть и с артефактами.
      – Во всяком случае, – сказал Тревиз, – я чувствую себя лучше. Поговорите со мной о пустяках, Янов, успокойте мои нервы. Мы очень скоро узнаем, кто нас захватил. Корабль, кажется, неспособен состыковаться с нами, значит, с него перейдут по старомодному тросу – или нас принудят идти по нему – если только нелюди не пользуются какой-нибудь другой системой соединения.
      – Корабль большой?
      – Не имея возможности воспользоваться корабельным компьютером для определения расстояния радаром, мы не можем определить размер.
      Перед «Далекой Звездой» зазмеилась струна троса. Тревиз подытожил.
      – Люди там или нелюди, но они пользуются такими же приспособлениями, что и мы. Видимо, ничего, кроме троса, работать здесь не может.
      – Можно было бы приспособить трубу, – сказал Пилорат, – или горизонтальную лестницу.
      – Это все негибкие вещи. С ними было бы гораздо сложнее. Тут нужны одновременно и гибкость, и прочность.
      Трос глухо стукнулся о «Далекую Звезду». Затем последовало обычное скольжение, до тех пор, пока корабли не уравняли скорости. Наконец, трос занял неподвижное положение относительно обоих кораблей.
      В корпусе неизвестного корабля появилось отверстие и стало расширяться, как зрачок в глазу.
      – Расширяющаяся диафрагма вместо скользящей панели, – пробормотал Тревиз.
      – Нелюди?
      – Не обязательно.
      Возникла фигура.
      Губы Пилората на секунду сжались, и он разочарованно сказал:
      – Плохо. Человек.
      – Не обязательно, – снова возразил Тревиз. – Мы видим только то, что у него пять выступающих частей. Это могут быть голова, руки и ноги, а могут и не быть. Подождем!
      – Чего?
      – Он движется более быстро и плавно, чем должен был бы. А!
      – Что?
      – Тут какая-то силовая установка. Это не ракетная техника, насколько я могу судить, но и не передвижение при помощи только рук. Но, все-таки, это не обязательно и человек.
      Наконец раздался звук контакта. Тревиз сказал:
      – Оно входит. У меня возникло желание схватить его, как только оно появится, – он сжал кулаки.
      – Я думаю, что вам лучше расслабиться, – заметил Пилорат. – Оно может оказаться сильнее нас. Оно может контролировать наши мысли. Да и на том корабле наверняка есть и другие. Вам стоит подождать, пока мы не узнаем, что нам предстоит.
      – Вы с каждой минутой становитесь все более рассудительным, Янов, а я – все менее.
      Воздушный люк пришел в движение, и фигура, наконец, появилась внутри корабля.
      – Размер нормальный, – пробормотал Пилорат. – Космический скафандр вполне пригоден для человеческого существа.
      – Я никогда не видел такого фасона, но он не выпадает из рамок человеческого производства, как мне кажется. Но это еще ни о чем не говорит.
      Фигура в космическом скафандре стояла перед ними, подняв верхнюю конечность к округлому шлему, который, если и был сделан из стекла, то был прозрачен лишь с одной стороны. Снаружи ничего не было видно.
      Конечность быстро коснулась чего-то, и шлем сразу отделился от костюма. Его сняли.
      Показалось лицо молодой и, бесспорно, очаровательной женщины.
      Невыразительное лицо Пилората сделало, что могло, чтобы выглядеть ошеломленным. Он спросил с запинкой:
      – Вы – человек?
      Брови женщины поднялись, губы недовольно дернулись. Нельзя было с уверенностью сказать, то ли она не поняла незнакомого языка, то ли поняла и удивилась вопросу.
      Ее рука быстро пробежала по левой стороне костюма, который тут же раскрылся. Она шагнула из него, и костюм, постояв несколько мгновений пустым, с легким, почти человеческим вздохом упал.
      Теперь она выглядела еще моложе. На ней было свободное прозрачное платье до колен, под платьем – минимум прочего, да и то напоминало лишь легкую тень. У нее были маленькие груди, тонкая талия и полные округлые бедра, стройные ноги к лодыжкам изящно сужались. Темные волосы до плеч, большие карие глаза и полные, слегка асимметричные губы.
      Она оглядела себя, а затем разрешила недоумение, заметив:
      – Разве я не похожа на человека?
      Она говорила на Галактическом Стандартном с легкой запинкой, словно старалась произносить слова совершенно правильно. Пилорат поклонился и ответил, слегка улыбнувшись.
      – Не спорю, настоящий человек, к тому же – очаровательный.
      Женщина развела руки, как бы приглашая осмотреть ее еще лучше.
      – Надеюсь на это, джентльмены. Мужчины говорят, что готовы умереть ради тела.
      – Я предпочел бы жить ради него, – сказал Пилорат, обнаружив галантность, которой сам удивился.
      – Хороший выбор, – торжественно произнесла женщина. – Как только добиваются тела, все вздохи становятся вздохами экстаза.
      Она засмеялась, и Пилорат рассмеялся вместе с ней. Тревиз, хмуро выслушавший этот диалог, резко спросил.
      – Сколько вам лет?
      Женщина казалась удивленной:
      – Двадцать три… джентльмен.
      – Зачем вы сюда пришли? Что вам здесь надо?
      – Я пришла, чтобы проводить вас на Гею, – ее Галактический Стандарт слегка исказился, гласные стали округляться в дифтонги.
      – Нас будет провожать девушка?
      Женщина выпрямилась и вдруг стала выглядеть ответственным лицом.
      – Я – Гея, как и другие. Это моя работа на станции.
      – Ваша? Разве вы одна на борту?
      – У меня есть все необходимое, – гордо ответила она.
      – И что, сейчас там больше никого нет?
      – Меня там нет, джентльмены, но станция не пуста. Там это.
      – Это? О чем вы?
      – О станции. Это Гея. Она держит ваш корабль.
      – Тогда что вы делаете на станции?
      – Это моя работа.
      Пилорат дернул Тревиза за рукав.
      – Голан, – сказал он полушепотом, – не кричите на нее. Она всего лишь девушка.
      Дайте, я поговорю с ней.
      Тревиз сердито затряс головой, но Пилорат сказал:
      – Молодая женщина, а как вас зовут?
      Женщина радостно улыбнулась, как бы в благодарность за мягкий тон.
      – Блис.
      – Блис? Очень приятное имя. Это, конечно, не полное?
      – Конечно, нет. Было бы смешно, если бы имя было односложным. Оно дублировалось бы в каждом секторе, и вы не знали бы, о ком речь, и мужчины умирали бы не за то тело. Полное мое имя – Блиссенуббиарелла.
      – И не произнести!
      – Что? Семь слогов? Это не так много. У меня есть подруги с именами в пятнадцать слогов, и они не сокращают их. А я сократила до Блис, когда мне минуло пятнадцать. Моя мать звала меня Нубби.
      – На Галактическом Стандартном «Блис» означает «экстаз» или «высшее счастье».
      – На нашем – тоже. Он не очень-то отличается от Стандартного.
      – Меня зовут Янов Пилорат.
      – Я знаю. А другого джентльмена – крикуна – Голан Тревиз. Нам сообщили с Сейшл.
      Тревиз спросил, нахмурившись:
      – А как вы получили это сообщение?
      Блис обернулась к нему и спокойно ответила:
      – Не я – Гея получила.
      – Мисс Блис, – сказал Пилорат, – не сочтите за дерзость, но не разрешите ли вы мне поговорить приватным образом со своим партнером?
      – Да, конечно, но нам надо идти.
      – О, я недолго, – он потянул Тревиза за локоть, и тот неуверенно пошел за ним в другую сторону, направляясь в соседнее помещение. Там он прошептал:
      – К чему это? Я уверен, что она все слышит. Это проклятое создание, вероятно, способно свободно читать наши мысли.
      – Может или не может, но нам нужно немного психологической изоляции, хотя бы на минуту. Дружище, оставьте ее в покое. Мы тут бессильны, и бесполезно выводить ее из себя. Скорее всего, она тоже ничего не может сделать. Она просто посыльная фактически, пока она на борту, мы в безопасности. Если бы они собирались уничтожить корабль, то не послали бы ее на борт. Если вы по-прежнему будете задираться, они, возможно, захотят уничтожить его и нас впридачу, когда заберут ее отсюда.
      – Я не хочу выглядеть беспомощным, – угрюмо сказал Тревиз.
      – А кто хочет? Но своим поведением вы не делаете себя менее беспомощным: вы делаете из себя беспомощного задиру. О, мой дорогой, я не хочу сказать, что вы и в самом деле задира, и вы уж должны простить меня, что я вас так критикую, но не стоит обижать девушку.
      – Янов, она достаточно молода, чтобы быть вашей младшей дочерью.
      – Тем больше оснований обращаться с ней по-джентльменски, и я не понял, что вы вкладываете в эту фразу.
      Тревиз задумался, а затем его лицо просветлело.
      – Ладно, ладно, вы правы. Досадно, конечно, что они послали девчонку.
      Прислали бы, скажем, военного офицера – это дало бы нам ощущение некоторой собственной значимости, как говорится. А что девушка? И она возлагает ответственность на Гею.
      – Она, вероятно, имела в виду правителя, который для величия принял имя планеты. Мы узнаем это, но, боюсь, не через прямые вопросы.
      – Мужчины готовы умереть за ее тело! – хмыкнул Тревиз. – Н-да! Толстозадая!
      – Никто не просит вас умирать за нее, Голан, – мягко сказал Пилорат. – Бросьте! Пусть себе старается. Я нахожу это забавным и вполне естественным.
      Они застали Блис за компьютером. Наклонившись, она разглядывала его составные части, заложив руки за спину, словно боясь дотронуться до него.
      Когда они вошли, она подняла глаза.
      – Поразительный корабль, – сказала она. – Я не понимаю и половины того, что вижу, но если бы вы захотели сделать мне подарок, я бы взяла это. – Она указала на компьютер. – Он очень красивый. Он придал бы моему кораблю величественный вид. – Ее лицо приобрело выражение горячего любопытства. – Вы в самом деле с Основания?
      – Откуда вы знаете об Основании? – спросил Пилорат.
      – Мы изучали его в школе. Главным образом, из-за Мула.
      – А почему именно из-за Мула, Блис?
      – Он один из нас, джентль… могу я пользоваться одним этим слогом, джентльмен?
      – Так же, как Ян или Пил. Что вы предпочитаете?
      – Он один из нас, Пил, – повторила она, дружески улыбаясь – Он родился на Гее. Но никто, похоже, не знает, где именно.
      – Он, наверное, геанский герой, а? – спросил Тревиз. Он стал решительно, почти агрессивно дружелюбным и бросил успокаивающий взгляд в сторону Пилората. – Зовите меня Трев, – добавил он.
      – Ох, нет, он не герой, – немедленно ответила девушка. – Мул – преступник.
      Он ушел с Геи без разрешения, а так делать нельзя. Никто не знает, как он это сделал, но он ушел, и я думаю, поэтому плохо кончил. Основание его, в конце концов, убило.
      – Второе Основание? – спросил Тревиз.
      – А разве их два? Если бы я подумала об этом, я бы знала, но, в сущности, я не интересовалась историей. Я интересовалась тем, что Гея считает лучшим.
      История прошла мимо меня, потому что историков у нас достаточно, а я плохо воспринимаю ее. Я, наверное, буду учиться на космического техника. Меня приписали к этой работе, и мне она даже нравится. И это тоже причина, почему я не хотела бы…
      Она говорила быстро, почти на одном дыхании, и Тревиз с трудом вставил вопрос.
      – Кто такая Гея?
      Блис растерялась.
      – Просто Гея. Пожалуйста, Пил и Трев, давайте отправимся на нее. Мы должны спуститься. Но на моем корабле это будет слишком медленно. Гея считает, что вы можете идти гораздо быстрее, используя возможности вашего корабля. Вы могли бы?
      – Да, – угрюмо сказал Тревиз, – но если я снова стану управлять кораблем, не захочу ли я рвануть в противоположном направлении?
      Блис засмеялась.
      – Вы шутник. Конечно, вы не можете идти в том направлении, куда Гея не хочет. Но вы можете идти побыстрее к Гее, раз она этого хочет. Понятно?
      – Понятно, – сказал Тревиз. – Я постараюсь обуздать свое чувство юмора. Где именно я должен приземлиться?
      – Это неважно. Просто идите вниз, и вы приземлитесь в нужном месте. Гея присмотрит за этим.
      Пилорат спросил:
      – А вы останетесь с нами, Блис, и присмотрите, чтобы мы вели себя как следует?
      – Полагаю, что так. Давайте проследим, чтобы в мою карточку был внесен положенный гонорар за мои услуги. Я имею в виду этот род услуг.
      – А услуги другого рода?
      Блис прыснула.
      – Вы приятный старичок.
      Пилорат поморщился.
      Блис реагировала на спуск к Гее с наивным возбуждением.
      – Совсем не чувствуешь ускорения, – сказала она.
      – Он на гравитационной тяге, – пояснил Пилорат – Она исключает все ускорения, и мы ничего не чувствуем.
      Тревиз спускался к Гее, почти ничего не думая Корабль слушался его приказов лишь частично, как и предупреждала Блис. Попытка пересечь линии гравитационного поля по косой принимались, но явно с колебанием, попытки же подняться вверх просто игнорировались. Корабль больше не принадлежал ему.
      – Вы не слишком быстро спускаетесь, Голан? – кротко спросил Пилорат.
      – Юная леди сказала, что Гея позаботится о нас.
      – Конечно, Пил, – подтвердила Блис, – Гея не даст кораблю сделать что-нибудь опасное. У вас на борту есть какая-нибудь еда?
      – Да, конечно, – сказал Пилорат. – Чего бы вы хотели?
      – Только не мяса, – деловым тоном сказала Блис. – Я бы хотела рыбу или яйца с любыми овощами, какие у вас есть.
      – Часть продуктов у нас с Сейшл, Блис, – сказал Пилорат. – Я не знаю, что это, но вам, может быть, понравится.
      – Ладно, я попробую, – с сомнением сказала Блис.
      – Люди на Гее вегетарианцы? – спросил Пилорат.
      – По большей части, – кивнула Блис. – Все зависит от того, какие питательные вещества нужны телу в определенных случаях. В последнее время я не хочу мяса, значит, оно мне не нужно. И я никогда не хотела ничего сладкого.
      Люблю сыр и креветки. Я думаю, наверное, мне надо сбавить вес. – Она звучно шлепнула себя по ягодицам. – Скажем, здесь надо скинуть пять или шесть фунтов.
      – Не вижу необходимости, – галантно заметил Пилорат – И, к тому же, вам мягче сидеть.
      Блис изогнулась, чтобы как можно лучше разглядеть себя.
      – О, это не имеет значения. Вес набирается или сбрасывается, как положено.
      Это от меня не зависит.
      Тревиз молча слушал эту болтовню, потому что сражался с «Далекой Звездой».
      Они излишне долго задерживались на орбите, и нижние границы планетной атмосферы теперь со свистом проносились мимо корабля. Мало-помалу корабль полностью вышел из-под его контроля. Словно что-то другое вело корабль и управляло гравитационными двигателями. «Далекая Звезда», действуя как бы самостоятельно, изогнулась вверх, в более разреженный воздух и сбавила скорость, а затем пошла вниз по пологой кривой.
      Блис не обращала внимания на резкий звук сопротивляющегося воздуха и осторожно принюхивалась к пару, исходящему от открытой банки.
      – Наверное, это то, что мне надо, Пил, – наконец сказала она, – потому что иначе оно плохо бы пахло и мне не хотелось бы это есть. – Она сунула в банку кончик пальца и облизала его. – Вы правильно выбрали, Пил. Это креветки с чем-то еще. Вкусно!
      С жестом разочарования Тревиз оторвался от компьютера.
      – Девушка, – сказал он, словно увидел ее впервые.
      – Меня зовут Блис.
      – Блис так Блис. Вы знаете наши имена?
      – Да, Трев.
      – Как вы их узнали?
      – Я должна была их знать, чтобы выполнять свою работу. Поэтому я знаю их.
      – Вы знаете, кто такой Манн Ли Кампер?
      – Если бы это было важно для меня, я бы знала. Поскольку я не знаю, кто он, значит, мистер Кампер не прибыл сюда. Потому что, – она сделала паузу, – сюда не прибыл никто, кроме вас двоих.
      – Посмотрим.
      Он взглянул вниз. Обычная планета. Плотного слоя облаков не было, но они были так хитро разбросаны, что ни одной части поверхности планеты нельзя было разглядеть. Он включил микроволну, заблестел радароскоп. Поверхность планеты была почти отображением неба. Похоже, это был мир островов, вроде Терминуса, только больше. Ни один из островов не отличался большими размерами и не был полностью изолирован. Они как-то спускались на планетный архипелаг. Орбита корабля была сильно наклонена к плоскости экватора, но Тревиз не видел и признака ледяных шапок.
      И в освещении планеты не было характерных признаков неровного расселения людей.
      – Я приземлюсь близь главного города, Блис? – спросил Тревиз.
      – Вас посадят где-нибудь в подходящем месте, – равнодушно ответила она.
      – Я бы предпочел большой город.
      – Вы хотите сказать – густо населенный?
      – Да.
      – Это решит Гея.
      Корабль продолжал спускаться, и Тревиз попытался развлечься, гадая, к какому островку они направляются. Приблизительно через час они должны были приземлиться.
      Корабль сел спокойно, как перо, без воя, без неправильного гравитационного эффекта. Они вышли: сначала Блис, затем Пилорат и, наконец, Тревиз.
      Погода была сравнима с началом лета на Терминусе. Дул легкий бриз, утреннее солнце ярко сияло с испещеренного облаками неба. Под ногами была зеленая почва, с одной стороны рядами шли деревья, как во фруктовом саду, с другой – далекая линия побережья.
      Слышалось тихое жужжание, издаваемое, видимо, насекомыми, мелькали птицы и раздавалось щелканье – похоже, какого-то фермерского инструмента.
      Пилорат заговорил первый, но не о том, что видел и слышал. Он сказал:
      – Ах, как вкусно пахнет, вроде свежего яблочного пюре.
      – Вероятно, там яблоневый сад, – сказал Тревиз, – и, насколько я понимаю, там делают яблочное пюре.
      – А вот на вашем корабле, – заметила Блис, – пахнет вроде… одним словом, ужасно.
      – Вы не жаловались, когда были на нем, – заметил Тревиз.
      – Я хотела быть вежливой. Я же была гостьей.
      – А сейчас вы уже не хотите быть вежливой?
      – Сейчас я дома, а вы – гости. Теперь ваша очередь быть вежливыми.
      Пилорат попытался сгладить:
      – Вероятно, она права насчет запаха, Голан. Есть какой-нибудь способ проветрить корабль?
      – Да, – агрессивно ответил Тревиз, – Это вполне можно сделать, уверившись в том, что корабль не будет уничтожен. Это маленькое создание уже показало нам, какую необычную силу применила.
      Блис вытянулась во весь рост.
      – Я вовсе не маленькая. А если для очистки корабля нужно оставить его в покое, то, уверяю вас, мы с удовольствием оставим его в покое.
      – А затем нас возьмет кто-то, кого вы называете Геей? – спросил Тревиз.
      Блис с улыбкой посмотрела на него.
      – Не знаю, поверите ли вы мне, Трев, но Гея – я.
      Тревиз оторопел. Он часто слышал выражение «собраться с мыслями», которое использовалось метафорически, но впервые в жизни почувствовал, что его вовлекли в этот процесс буквально. Наконец, он спросил:
      – Вы?
      – Да. И почва. И деревья. И вон тот кролик на траве. И человек, которого вы видите за деревьями. Вся планета и все на ней – это Гея. Мы все индивидуальны, все раздельные организмы, но все мы делим общее сознание.
      Неодушевленная планета участвует в этом меньше всех, различные формы жизни – в разной степени, а человеческие существа – больше всех, но участвуем мы все.
      – Я думаю, Голан, – сказал Пилорат, – она хочет сказать, что Гея – нечто вроде группового сознания.
      Тревиз кивнул.
      – Я так и понял. В таком случае, Блис, кто правит этим миром?
      – Он сам управляется. Деревья растут рядами по собственному разумению. Они множатся только в том случае, если надо заменить погибшие по какой-то причине деревья. Люди снимают урожай яблок, сколько потребно, животные, включая насекомых, едят свою долю – и только свою.
      – Значит, насекомые знают свою долю?
      – Да, знают, – в какой-то степени. Дождь идет, когда нужно. Бывает и очень сильный, когда это необходимо, а бывает и сухая погода – когда она нужна.
      – И дождь знает, что делать?
      – Да, знает, – очень серьезно сказала Блис. – Разве клетки вашего тела не знают, что им делать? Когда расти, а когда перестать? Когда формировать какую-то субстанцию, а когда – нет, а если формируют, то сколько – больше или меньше? Каждая клетка, в определенном смысле, независимый химический фактор, но все идет из общего фонда сырых материалов, приносимых общей транспортной системой, все расходится по общим каналам, все распределяется общегрупповым сознанием.
      – Это же замечательно! – воскликнул Пилорат с явным энтузиазмом. – Вы хотите сказать, что планета есть суперорганизм, а вы – его клетки?
      – Я привела аналогию. Мы аналогичны клеткам, но не идентичны им – вы понимаете?
      – Стало быть, вы не клетки? – сказал Тревиз.
      – Мы сами составляем клетки, имеем групповое сознание, то же касается и клеток. Групповое сознание – это сознание индивидуального организма, в моем случае, человеческого существа.
      – С телом, за которое умирают мужчины?
      – Именно. Мое сознание далеко опередило сознание любой индивидуальной клетки, невероятно далеко. Тот факт, что мы являемся частью этого большого группового сознания на высшем уровне, не низводит нас до уровня клетки. Я остаюсь человеческим существом, но над нами есть групповое сознание, настолько же недостижимое для меня, насколько мое сознание превышает сознание мускульной клетки моего организма.
      – Но кто-то ведь приказал захватить наш корабль, – возразил Тревиз.
      – Нет, не кто-то. Гея приказала. Мы все приказали.
      – Деревья и земля тоже?
      – Они очень мало участвуют, но, все-таки, участвуют. Видите ли, если музыкант пишет симфонию, разве вы станете спрашивать, какая клетка его тела приказывает симфонии быть написанной и проверяет ее гармонию?
      – Да, да… я понимаю, – сказал Пилорат. – Групповой мозг настолько же сильнее индивидуального, насколько мускул тела сильнее индивидуальной клетки мышцы. Следовательно, Гея могла захватить наш корабль на расстоянии, управляя нашим компьютером, в то время как ни один индивидуальный мозг на планете не мог этого сделать.
      – Вы прекрасно поняли, Пил, – сказала Блис.
      – Я тоже понял, – сказал Тревиз. – Понять это не так уж трудно. Но что вы хотите от нас? Мы не собирались нападать на Гею, мы пришли только за информацией. Почему вы захватили нас?
      – Чтобы поговорить с вами.
      – Вы могли прекрасно сделать это на корабле. Блис серьезно покачала головой.
      – Не мне это делать.
      – Разве вы не часть группового мозга?
      – Да, но я не могу летать как птица, жужжать, как насекомое, или вырасти такой, как дерево. Я делаю то, что лучше для меня, хотя я легко воспринимаю знания.
      – Кто решил не вкладывать его в вас?
      – Мы все.
      – Кто же даст нам информацию?
      – Дом.
      – Кто такой Дом?
      – Ну – его полное имя Эндомандиовизаморондеязо… и так далее. Разные люди в разное время зовут его по-разному, но я знаю его как Дома и думаю, что вы так же хорошо воспользуетесь этим слогом. Дом, наверное, больше часть Геи, чем кто-нибудь на планете, и он живет на этом острове. Он просил встречи с вами, и ему дали согласие.
      – Кто дал? – спросил Тревиз и тут же сам себе и ответил. – Да, знаю, вы все.
      Блис кивнула. Пилорат спросил:
      – Когда мы увидим Дома, Блис?
      – Прямо сейчас. Если вы пойдете за мной, я приведу вас прямо к нему.
      – И затем вы уйдете? – спросил Пилорат.
      – А вы не хотите этого?
      – По правде сказать, нет.
      – Значит, и вы реагируете на мое присутствие, – констатировала Блис, пока они шли по дороге мимо сада. – Мужчины склонны слушаться каждого моего слова. Даже почтенных старцев охватывает мальчишеский жар.
      Пилорат засмеялся.
      – Я бы не сказал, что у меня много мальчишеского жара, Блис, но если бы он у меня был… Я бы решился рассчитывать на вашу взаимность.
      – О, не принижайте свой темперамент! Я работаю удивительно.
      Тревиз с нетерпением спросил:
      – Когда мы придем туда, куда идем, долго ли нам придется ждать этого самого Дома?
      – Он будет ждать вас! В конце концов, Дом через Гею работал не один год, чтобы привести вас сюда.
      Тревиз остановился на полушаге и быстро взглянул на Пилората, который торжественно изрек:
      – Вы были правы.
      Блис, глядя себе под ноги, спокойно призналась.
      – Я знаю, Трев, вы подозревали, что я-мы-Гея интересовались вами.
      – Я-мы-Гея? – мягко повторил Пилорат. Она повернулась и улыбнулась ему.
      – У нас целый комплекс разных произношений для выражения индивидуальности.
      Я могла бы объяснить их вам, но не раньше, чем «я-мы-Гея» пройдет через то, что напоминает хождение ощупью. Пожалуйста, пойдемте, Трев. Дом ждет, а я не хотела бы заставлять вас двигаться против вашей воли. Это очень неприятное ощущение, если вы не привыкли к нему.
      Тревиз двинулся. Его взгляд был полон подозрения.
      Дом был пожилым человеком. Он изложил двести пятьдесят три слога своего имени в музыкальной напевности тона и ударения.