– Вы готовы, Янов? – спросил Тревиз. Пилорат поднял голову от книги.
      – Вы имеете в виду – к прыжку, дружище?
      – Да. К гиперпространственному прыжку.
      Пилорат сглотнул.
      – Но вы меня уверили, что в нем нет ничего неприятного. Я знаю, что бояться глупо, но мысль, что я уменьшусь до нематериального тахиона, который нельзя даже увидеть и определить…
      – Ну, Янов, это же отличная вещь! Клянусь честью! Прыжком пользуются уже двадцать две тысячи лет, но я никогда не слышал хотя бы об одном роковом случае в гиперпространстве. Мы можем попасть из гиперпространства в неподходящее место, но тогда несчастный случай произойдет в космосе, а не в то время, когда мы состоим из тахионов.
      – Мне кажется, что это небольшое утешение.
      – Сказать по правде, я думал произвести прыжок, не сообщая вам, чтобы вы ничего не знали. Но потом решил, что вам необходимо пережить ощущение сознательно, увидеть, что ничего страшного нет, а потом забыть о нем.
      – Ну, – с сомнением сказал Пилорат. – Полагаю, что вы правы, но, честно говоря, я не спешу совершать прыжок.
      – Уверяю вас…
      – Нет, нет, дружище, я полностью принимаю ваши уверения. Это просто… вы читали «Сэнтристл Мэтт»?
      – Конечно. Я не малограмотный.
      – Конечно, конечно. Не надо было и спрашивать. Так вы его помните?
      – Я пока не страдаю амнезией.
      – Мне кажется, у вас удивительный талант обижаться. Я только хотел сказать, что подумал об эпизоде, когда Сэнтристл и его друг Бен уходят от планеты 17 и теряются в космосе. Вспомнил о тех гипнотических сценах среди звезд, лениво двигающихся в глубокой тишине, в вечной неизменности, в… нельзя поверить в это, знаете ли. Мне это нравилось, я стремился к этому, но никогда реально не верил. Но теперь, когда уже привык, к космосу, познал его на опыте и… Это глупо, я знаю… но я не хочу отдаться ему. Как будто я – Сэнтристл…
      – Я же – Бен, – сказал Тревиз с некоторым нетерпением.
      – В какой-то мере. Небольшой разброс тусклых звезд, неподвижных, за исключением нашего солнца, конечно, которые должны сжиматься, но мы этого не видим. Галактика остается неизменной в своем туманном величии, космос молчалив, и мне не на что отвлечься…
      – Кроме меня.
      – Кроме вас. Но, дорогой мой Голан, разговаривать с вами о Земле и пытаться научить вас предистории – тоже удовольствие. Я не хочу, чтобы этому тоже пришел конец.
      – Его и не будет. Немедленно, во всяком случае. Вы же не предполагаете, что мы совершим прыжок и сразу окажемся на планете? Мы будем все еще в космосе, а прыжок вообще не займет времени. Возможно, пройдет неделя, прежде чем мы приземлимся на планете, так что успокойтесь.
      – Под планетой вы, конечно, не подразумеваете Гею? Может быть, мы и близко не подойдем к Гее, когда вынырнем из прыжка.
      – Я знаю, Янов, но мы будем в правильном секторе, если ваша информация справедлива. Если же нет – ну…
      Пилорат печально покачал головой.
      – Как мы попадем в нужный сектор, если не знаем координат Геи?
      – Янов, представьте, что вы на Терминусе, и направляетесь в городок Агриропль, но не знаете, где он. Вам известно лишь, что он где-то на перешейке?
      Пилорат помедлил, чувствуя, что от него ждут какого-то страшного ответа.
      Наконец прошептал:
      – Полагаю, что спросил бы кого-нибудь.
      – Точно! Что же еще вы можете сделать? Итак, вы готовы?
      – Вы хотите сказать – сейчас? – Пилорат силился встать на ноги. Его приятное спокойное лицо стало почти встревоженным. – Что я должен делать? Сидеть? Стоять? Что?
      – Со временем и пространством, Пилорат, вы ничего не сделаете Вы просто пойдете со мной в мою комнату, где я могу пользоваться компьютером, и там можете сидеть, стоять или кувыркаться – как вам нравится. Я бы лично посоветовал, сесть перед видеоэкраном и ждать. Уверен, что вам будет весьма интересно. Пойдемте!
      Они прошли по короткому коридору до комнаты Тревиза. Там Тревиз уселся за пульт.
      – Не хотите ли вы сами все сделать, Янов? – неожиданно спросил он – Я дам вам цифры, и вам останется только думать о них, все остальное сделает компьютер.
      – Нет, спасибо, – ответил Пилорат, – компьютеру будет, наверное, как-то, не с руки работать со мной. Я знаю, вы скажете, что мне надо попрактиковаться, но я не верю, что из этого что-нибудь получится. Что-то тут связано с вашим мозгом, Тревиз…
      – Не глупите.
      – Нет, нет, этот компьютер как раз для вас. Вы с ним составляете единый организм. Если попытаюсь я, – нас будет двое: Янов Пилорат и компьютер. Это совсем другое дело.
      – Смешно, – отшутился Тревиз, но в глубине души был польщен, и любовно коснулся компьютера кончиками пальцев.
      – Я лучше подожду. Просто буду сидеть. – Он тревожно уставился в видеоэкран, на туманную Галактику с тонкой пылью тусклых звезд на переднем плане. – Дайте мне знать, когда это должно случиться. – И он медленно откинулся на спинку кресла, обхватив себя руками Тревиз улыбнулся, положив руки на упоры, и почувствовал мысленный союз. С каждым днем это происходило все легче, доверительнее, и, хотя он и рассмеялся над словами Пилората, он и в самом деле ощущал связь с машиной.
      Ему казалось, что почти не нужно сознательно думать о координатах.
      Компьютер как бы сам знал, чего хочет Тревиз, даже без сознательного процесса человеческого «думания». Он сам брал информацию из мозга Тревиза.
      За две минуты до прыжка Тревиз сказал:
      – Все хорошо, Янов Осталось две минуты: 115, 110 следите за видеоэкраном.
      Пилорат так и сделал, слегка сжав уголки рта и затаив дыхание. Без какого-либо заметного движения, без видимого ощущения, вид на экране изменился Звезды стали заметно плотнее, и Галактика исчезла.
      – Что это? – вздрогнув, спросил Пилорат.
      – Это? Вы вздрогнули, но зря: ничего же не почувствовали, признайтесь?
      – Признаюсь.
      – Так и есть. Судя по книгам, когда гиперпространственные путешествия были еще в новинку, у людей были неприятные ощущения, у некоторых кружилась голова, кого-то тошнило. Может, это была болезненная реакция психики, а может, и нет. Во всяком случае, в дальнейшем, при большем опыте и с лучшим оборудованием, эти ощущения исчезли. С компьютером вроде нашего, эффекты значительно ниже порога чувствительности. По крайней мере, я так думаю.
      – Должен признаться, что, по-моему, тоже. Где мы, Голан?
      – Точно на один шаг впереди, в калганском регионе. У нас еще долгий путь, и прежде чем мы сделаем второй шаг, мы проверим точность прыжка.
      – Меня беспокоит, где Галактика?
      – Вокруг нас, Янов. Если мы правильно сфокусируем видеоэкран, мы увидим более далекие ее части как светящуюся полосу через все небо.
      – Млечный путь! – радостно воскликнул профессор – Почти все миры видят его на своем небосклоне, но не на Терминусе. Покажите мне его, дружище!
      Видеоэкран повернулся, плывущее через небо звездное сияние почти заполнило небо Экран поворачивался за сиянием, оно утончалось, а затем разрасталось снова.
      Тревиз пояснил:
      – Оно утолщается к центру Галактики. Млечный путь был бы шире и ярче, если бы не темные облака в витках спирали. Нечто подобное мы бы увидели с большинства планет.
      – И с Земли тоже.
      – Млечный путь – не отличительный признак. Он не может служить определяющей характеристикой.
      – Ну, конечно, нет. Однако, вы не знаете. Вы изучали историю науки?
      – Не всерьез, хотя кое-что поклевал. Во всяком случае, если у вас есть вопросы, не рассчитывайте на меня как на эксперта.
      – Как раз в связи с этим прыжком мне пришло в голову кое-что, смутившее меня. Можно разработать описание Вселенной, в которой гиперпространственные путешествия невозможны, и где скорость света является окончательной?
      – Конечно.
      – В этих условиях геометрия Вселенной такова, что нельзя совершить путешествие, только что проделанное нами, в меньшее время, чем этот путь прошел бы луч света. А если мы совершим его со скоростью света, наше представление о времени не совпадет с общим во Вселенной. Если это место, скажем, в сорока парсеках от Терминуса и если мы пройдем его со скоростью света, мы почувствуем ошибки во времени, но на Терминусе и во всей Галактике должно пройти около ста тридцати лет. А мы совершили это путешествие не со скоростью света, а в тысячи раз быстрее, однако же, мы не опеределили время. Надеюсь, по крайней мере.
      – Не надейтесь получить от меня математические расчеты гиперпространственной теории. Могу сказать только, что если бы вы путешествовали со скоростью света в нормальном пространстве, время действительно опережалось бы на 3,26 года с каждым парсеком, как вы и подсчитали. Так называемая релятивистская Вселенная, которую человечество понимало очень давно, еще в предистории – хотя это уже по вашему ведомству – остается, и ее законы не были отменены. В наших гиперпространственных прыжках, однако, мы каким-то образом нарушаем эти условия. Здесь действует относительность, но правила другие. В Гиперпространстве Галактика – крошечный предмет, бесконечно малая точка, и релятивистских эффектов вообще нет.
      В математических формулировках космологии для Галактики существует два символа: Р – для «релятивистской» Галактики, где скорость света является максимумом, и Г – для «гиперпространственной» Галактики, где скорость реально не изменяется. В Гиперпространстве оценка всей скорости – нуль, и мы не двигались, относительно же самого пространства скорость бесконечна.
      Вряд ли я смогу объяснить лучше.
      Все остальные расчеты теоретической физики оставим студентам. Больше чем уверен – студент попадет в капкан, и будет оставаться там, потея, пока кто-нибудь из старших не поможет ему выбраться. Я когда-то и сам чуть не пропал.
      Пилорат некоторое время серьезно обдумывал услышанное, а потом спросил с некоторой растерянностью.
      – А которая же Галактика настоящая?
      – И та, и другая, в зависимости от того, что вы собираетесь делать. Если вы вернетесь на Терминус, вы можете проехать по поверхности на каре, а через океан перелететь в самолете. В том и в другом случае условия различны, так что, который же Терминус настоящий – твердая поверхность или океан?
      Пилорат кивнул.
      – Аналогии всегда рискованны, – сказал он, – но я, скорее, приму их, чем стану напрягать разум, размышляя насчет гиперпространства. Я лучше сосредоточусь на том, что мы сделали и делаем сейчас.
      – Рассматривайте произошедшее, – предложил Тревиз, – как первую остановку на пути к Земле. – И про себя подумал, – или на пути куда-нибудь еще.
      – Ну, – сказал Тревиз, – я зря потратил день.
      – Да? – Пилорат посмотрел на него из-за своего аккуратного каталога. – В каком смысле?
      – Я не поверил компьютеру, и поэтому сравнил наше теперешнее положение с его расчетами. Разница незначительна. Заметной ошибки нет.
      – Но ведь это хорошо, не так ли?
      – Более чем хорошо, это невероятно.
      – Я никогда не слышал ни о чем подобном. Я совершал прыжки и управлял ими различными способами. В училище я разработал прыжок с ручным компьютером, а затем послал гипертранслятор проверить результат. Естественно, я не мог послать настоящий корабль – по недостатку опыта я запросто мог загнать его внутрь звезды. Ничего плохого я ни разу не сделал, конечно, но ошибка всегда была значительной. Ошибка бывает всегда, даже у специалистов. Она просто должна быть, потому что слишком много переменных. Геометрия пространства слишком сложна, а гиперпространство включает в себя все ее сложности плюс и свои собственные, на понимание которых мы даже претендовать не можем. Вот поэтому мы идем шажочками вместо того, чтобы сделать один большой прыжок отсюда в Сейшл. Чем больше расстояние, тем больше ошибок.
      – Но вы сказали, что этот компьютер не сделал ошибки.
      – Компьютер сказал, что он не сделал ошибки. Я велел ему сравнить наше положение с расчетным. Он сказал, что оба положения идентичны в границах их измерения, и я подумал: а что, если он лжет?
      До этих слов Пилорат держал свой каталог в руках, теперь он отложил его и выглядел потрясенным.
      – Вы шутите? Компьютер не может лгать. Или вы думаете, что он неисправен?
      – Нет, этого я не думал. Я подумал, что он солгал. Этот компьютер настолько совершенен, что я думал о нем как о человеке. Он достаточно человечен, чтобы гордиться – и, возможно, солгать. Я дал ему команду разработать путь через гиперпространство ближе к Сейшл – столице Союза Сейшл. Он это сделал и начертил курс в двадцать девять прыжков, что является высокомерием самого худшего сорта.
      – Почему высокомерием?
      – Ошибка в первом прыжке делает второй значительно менее определенным, а добавленная ошибка делает третий шатким и ненадежным, ну и так далее. Как вы рассчитаете сразу все двадцать девять прыжков? Ведь двадцать девятый может закончиться в любом месте Галактики, вообще где угодно. Поэтому я велел ему сделать только первый прыжок. Затем я решил проверить его, прежде чем выполнять второй.
      – Осторожное продвижение, – горячо откликнулся профессор, – я одобряю!
      – Да, но сделав первый шаг, компьютер мог почувствовать себя задетым моим недоверием? Может он, спасая свою гордость, сказал мне, что никакой ошибки вообще не было, когда я спросил его об этом. Он, сознавая собственное превосходство, не счел нужным признаваться в ошибке? Если так, можно считать, что у нас нет компьютера.
      Длинное доброе лицо Пилората опечалилось.
      – Что же мы можем сделать в этом случае, Голан?
      – Мы можем сделать то, что сделал я – потратить зря день. Я проверил положение окружающих нас звезд самыми примитивными методами: телескопическим наблюдением, фотографией и ручным измерением. Эта работа заняла у меня целый день и ничего не дала.
      – Я не совсем понимаю…
      – Я обнаружил две чудовищные ошибки, но оказалось, что они в моих расчетах.
      Я сам ошибся. Я выправил расчеты и ввел их в компьютер, чтобы увидеть, придет ли он к тем же результатам. Он обработал их и оказалось, что мои цифры правильны, и что компьютер не может ошибаться. Вообще-то, компьютер может быть надменным, как сын Мула, но наш экземпляр еще более надменен.
      Пилорат вздохнул.
      – Ну, вот и хорошо.
      – Да, конечно. Так что я позволил ему сделать остальные двадцать восемь прыжков.
      – Все сразу. Но…
      – Не все сразу. Не боитесь. Я еще не настолько безрассуден. Он будет делать один за другим, и после каждого будет проверять окружение, и если все окажется в допустимых пределах, только тогда сделает следующий прыжок. Если обнаружится значительная ошибка, произойдет остановка и пересчет остальных прыжков.
      – И когда он начнет?
      – Да прямо сейчас. Я вижу, вы работаете со своими каталогом?
      – О, наконец-то мне выдался случай сделать это, Голан. Я собирался не один год, но всегда что-нибудь мешало.
      – Я не возражаю. Занимайтесь им и не огорчайтесь. Сосредоточьтесь на каталоге, а я позабочусь обо всем остальном. Пилорат отрицательно покачал головой.
      – Бросьте. Я не могу расслабиться, пока все это не будет позади. Я напряжен от страха.
      – Мне, вообще-то, не следовало вам об этом говорить, но я должен с кем-нибудь поделиться, а здесь, кроме вас, никого нет. Разрешите мне высказаться откровенно. Всегда существует возможность, что мы окажемся как раз в том месте пространства, где будет метеорит или черная мини-дыра.
      Корабль разрушится, а мы умрем. Теоретически такое может случиться, хотя вероятность этого ничтожна. В сущности, мы можем сидеть дома, заниматься своими делами, или спать, а метеорит пролетит сквозь атмосферу Терминуса и угодит вам прямо в голову. Но это очень маловероятно.
      Шанс оказаться в одном месте с чем-то роковым так же чрезвычайно мал, потому что компьютер знает об этом, когда делает прыжок, этот шанс даже меньше, чем попадание метеорита в ваш дом за всю историю гиперпространственных путешествий такого случая не было. А другие типы риска – вроде того, чтобы очутиться в середине звезды – еще менее вероятны.
      – Тогда зачем вы говорите все это мне, Голан? – Тревиз пожал плечами.
      – Сам не знаю. Наверное, вот почему, как ни малы шансы, катастрофа все-таки может произойти и, если это произойдет, то все закончится мгновенно. Хотя я и уверен, что ничего неправильного не сделал, что-то во мне говорит. «А вдруг случится?», и я чувствую себя виноватым. Янов, если что-нибудь произойдет не так, простите меня!
      – Ну, дорогой мой Голан, если что-нибудь произойдет не так, мы умрем мгновенно. Ни я не успею простить вас, ни вы – получить мое прощение.
      – Я понимаю, поэтому простите меня сейчас, ладно? – Пилорат улыбнулся.
      – Не знаю почему, но меня это утешает. В этом есть что-то приятное, юмористическое. Конечно, я прощу вас, Голан, в мировой литературе куча мифов о потусторонней жизни, и если случится, что мы угодим в черную мини-дыру или еще куда-нибудь – мы оба окажемся в одном месте, и я засвидетельствую, что вы честно сделали все, что смогли, и что моя смерть не на вашей совести.
      – Спасибо! Теперь и я спокоен Я готов рисковать, но меня не радовала мысль, что вместе со мной рискуете и вы.
      Пилорат протянул Тревизу руку:
      – Вы знаете, Голан, я знаком с вами меньше недели и полагаю, что не следовало бы делать поспешных суждений, но я думаю, что вы отличный товарищ. А теперь давайте, делайте, что надо, и покончим с этим.
      – Отлично! Мне всего и дела, что коснуться этого маленького контакта.
      Компьютер имеет инструкцию и ждет только, когда я скажу: «Старт!» Может, вы сами хотите.
      – Ни в коем случае! Это ваш компьютер.
      – Прекрасно. И он под моей ответственностью. Следите за экраном!
      Улыбнувшись абсолютно искренне, Тревиз твердой рукой нажал контакт.
      Секундная пауза – и звездное поле изменилось – и еще, и еще раз. Звезды стали плотнее и ярче.
      Пилорат отсчитывал каждый со вздохом. На пятнадцатом произошла заминка, словно заело какую-то деталь аппарата. Пилорат прошептал, явно опасаясь, что резкий звук может роковым образом повлиять на механизм.
      – Что-то не так? Что случилось?
      – Я думаю, что перерасчет. Какой-нибудь объект в космосе добавил заметное возмущение к общей форме гравитационного поля, объект неучтенный – не отмеченный на картах карлик или блуждающая планета…
      – Это опасно?
      – Поскольку мы еще живы, почти наверняка нет. Планета может быть за сто миллионов миль позади, но, все-таки, вносить достаточно ощутимую гравитационную модификацию, которая требует перерасчета. Звезда-карлик может быть в десяти миллиардах километров…
      Экран снова изменился, и Тревиз замолчал. Снова изменение, еще – и когда, наконец, Пилорат произнес, «Двадцать восемь», движение прекратилось.
      Тревиз поглядел на компьютер.
      – Приехали, – сказал он.
      – Я считал первый прыжок за «1» и эту серию начал с двойки, – сказал Пилорат. – Все вместе составляет двадцать восемь прыжков. А вы говорили, что их будет двадцать девять.
      – Перерасчет пятнадцатого прыжка сэкономил нам один прыжок. Я смогу проверить на компьютере, если хотите, но это, в сущности, ни к чему. Мы вблизи Сейшл. Так утверждает компьютер, и я не сомневаюсь в этом. Если я точно сориентирую экран, мы увидим приятное яркое солнце, но нет смысла напрягать отражательные способности экрана. Планета Сейшл – четвертая, а мы около третьей. От нашего теперешнего местоположения два миллиона километров назад – и мы подойдем к завершающему прыжку. Мы будем на месте через три дня, даже через два, если поспешим. – Тревиз глубоко вздохнул, пытаясь снять напряжение. – Вы понимаете, что это означает, Янов? Все корабли, на которых я бывал или о которых я слышал, сделали бы эти прыжки с интервалом, по крайней мере, в сутки для тщательного расчета и перепроверки, даже с компьютером. Путешествие заняло бы почти месяц. Может, три недели, если бы люди торопились. А мы его совершили за полчаса. Когда все корабли будут снабжены такими компьютерами…
      – Я вот все думаю, – перебил его Пилорат, – почему мэр дала нам такой корабль? Он ведь, наверное, страшно дорогой.
      – Он экспериментальный, – сухо ответил Тревиз. – Видимо, эта очаровательная женщина очень хотела, чтобы мы его опробовали и увидели, какие недостатки в нем обнаружатся.
      – Вы это серьезно?
      – Не переживайте. В конце концов, печалиться не о чем. Мы не обнаружили никаких недостатков. Но это не ее заслуга. Если бы что-нибудь и было, ее чувство человечности не пострадало бы. К тому же, она не дала нам оружия, а это заметно снизило стоимость корабля.
      – Я думаю насчет компьютера, – задумчиво признался Пилорат – Он очень хорошо пригнан к вам… Со мной он вряд ли стал бы работать.
      – Для нас хорошо, что он хоть с кем-то сработался.
      – Да, но разве это может быть случайностью?
      – Что вы этим хотите сказать?
      – Мэр наверняка хорошо знала вас.
      – Думаю, да.
      – Не могла она заказать компьютер специально для вас?
      – Зачем?
      – Мне вдруг пришло на ум, могли бы мы отказаться идти туда, куда компьютер хочет нас доставить?
      Тревиз оторопел.
      – Вы хотите сказать, что в то время, когда я связан с компьютером, управляет он, а не я?
      – У меня мелькнула такая мысль.
      – Это же нелепо! Парадоксально! Бросьте, Янов – Тревиз повернулся спиной к компьютеру, чтобы сфокусировать на экране Сейшл-планету и начертить курс к ней в нормальном пространстве.

      Прошло два дня, и Джиндибел заметил, что он не столько удручен, сколько зол. Не было никаких причин, почему бы не провести немедленное слушание.
      Даже если он не подготовлен и ему нужно время, они должны были настаивать на немедленном суде, в этом он был уверен.
      Но поскольку перед Вторым Основанием не стояло больше ничего, кроме величайшего кризиса со времен Мула, они тратили время только на то, чтобы злить Джиндибела.
      Они действительно знали его, и, черт побери, это сделает его контрудар тяжелее. И он решился на него.
      Советник оглянулся вокруг. Приемная была пуста. Уже два дня. Он был отмечен, все знали, что Оратор скоро потеряет свое положение – случай беспрецедентный за всю историю Второго Основания. Он будет понижен в звании до положения члена Второго Основания, просто и ясно.
      Одно дело, и очень почетное – быть в рядах Второго Основания, особенно если иметь респектабельное звание – это Джиндибел смог бы иметь даже после осуждения – и совсем другое дело быть Оратором, а потом быть пониженным.
      Этого не должно произойти, думал Джиндибел, хотя его уже избегают два дня.
      Только Сара Нови относилась к нему как прежде, но она была слишком наивна, чтобы понимать ситуацию, для нее Джиндибел все еще был «Мастером».
      Джиндибел видел в этом определенное удобство, и это его раздражало. Он сам себя стыдился, когда замечал, что ее почтительный взгляд вызывает в нем душевный подъем. Неужели он теперь благодарен даже за такие ничтожные дары?
      Появился клерк из Палаты и сообщил, что Совет ждет Джиндибела, и он прошествовал туда. Советник был знаком с клерком – этот человек знал до тонкости, какой степени вежливости заслуживает каждый Оратор. В данный момент по отношению к Джиндибелу эта степень была ужасающе низкой. Даже клерк считал его виновным.
      Все чинно сидели вокруг стола, одетые в черные судейские мантии. Оратор Шандисс выглядел чуточку стесненным, но не позволил себе выразить хоть какое-нибудь дружелюбие.
      Деларме – одна из трех женщин-Ораторов – даже не взглянула на Джиндибела.
      Первый Оратор произнес.
      – Оратор Стор Джиндибел, вы обвиняетесь в несоответствующем званию Оратора поведении. Вы перед всеми нами обвинили Совет – неопределенно и без каких-либо доказательств – в измене и покушении на убийство. Вы предложили, чтобы все члены Второго Основания, подверглись ментальному анализу, для выяснения, кому из нас нельзя доверять. Такое поведение нарушает общественные связи, без которых Второе Основание не может управлять сложной и потенциально враждебной Галактикой и не может с уверенностью строить жизнеспособную Вторую Империю.
      Поскольку все мы были свидетелями этих оскорблений, мы отказываемся от официального судебного разбирательства. Итак, перейдем непосредственно к следующей стадии. Оратор Джиндибел, что вы можете сказать в свою защиту?
      Деларме, по-прежнему не глядя на Джиндибела, позволила себе кошачью улыбочку.
      Джиндибел сказал.
      – Если правду можно рассматривать как защиту, я ее имею. Здесь есть почва для подозрения, брешь в безопасности. Эта брешь может включать ментальный контроль над одним или несколькими членами Второго Основания – исключая присутствующих здесь – и это представляет опасность для Второго Основания.
      Если вы действительно спешили с этим судом, потому что не могли тратить попусту время, вы, возможно, смутно осознали опасность кризиса, но, в таком случае, зачем вы потратили два дня после того, как я официально потребовал от вас немедленного суда? Я утверждаю, что именно этот страшный кризис вынудил меня сказать то, что я сказал. Я вел себя не как приличествует Оратору – но иначе я не мог.
      – Он просто повторяет свои оскорбления, Первый Оратор, – мягко заметила Деларме.
      Кресло Джиндибела было отодвинуто от стола дальше, чем другие – явное понижение в звании. Джиндибел отодвинул его еще дальше, словно ничуть не был задет, и встал.
      – Вы осудите меня сразу, в нарушение закона, или я могу представить свою защиту в деталях?
      Первый Оратор ответил:
      – Здесь не беззаконное сборище, Оратор. Не имея прецедентов, мы будем склоняться в вашем направлении, сознавая, что если наши общечеловеческие слабости могут отклонить нас от абсолютной справедливости, то лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного. Следовательно, хотя это дело настолько серьезно, что мы не можем отнестись к вам снисходительно, мы разрешаем вам вести свою защиту в той манере, в какой вы желаете, и время для вас будет ограничено только в том случае, если будет решено единогласно, включая и мой голос, – он возвысил голос при этой фразе, – что выслушано достаточно.
      Джиндибел начал:
      – Тогда позвольте мне начать с того, что Голан Тревиз, член Первого Основания, который был изгнан с Терминуса и которого Первый Оратор и я считаем режущим краем надвигающегося кризиса – улетел внезапно и в неожиданном направлении.
      – Не много информации, – мягко заметила Деларме, – Кстати, откуда Оратор (интонация ясно показывала, что это слово уже не главное) знает это?
      – Я узнал об этом от Первого Оратора, – ответил Джиндибел, – но готов подкрепить и собственными сведениями. Однако, учитывая мои подозрения относительно Палаты безопасности, я позволю себе сохранить в тайне источник моей информации.
      – Я прерву суд на этом, – вмешался Первый Оратор – Давайте продолжать без этого пункта информации, но если в суде Совета информация понадобится, Оратор Джиндибел выдаст ее.
      Деларме подвела итог.
      – Если Оратор не выдал информацию сразу, то справедливо заметить я предполагаю, что у него есть агент, нанятый частным образом и совершенно неответственный перед Советом Мы не можем быть уверены, что такой агент следует правилам поведения, требующимся от персонала Второго Основания.
      Первый Оратор сказал с некоторым неудовольствием.
      – Я знаю все положения, Оратор Деларме. Нет нужды напоминать мне о них.
      – Я просто упомянула об этом для протокола, Первый Оратор, потому что это усиливает степень оскорбления, а этот параграф не был внесен в обвинение, кстати сказать, и не был зачитан полностью. Я хотела бы, чтобы этот параграф был добавлен.
      – Клерк добавит параграф, – сказал Первый Оратор, – и точная формулировка будет сделана в свое время. Оратор Джиндибел, ваша защита и в самом деле сделала шаг назад. Продолжайте.
      И Джиндибел продолжил:
      – Этот Тревиз не только ушел в неожиданном направлении, но и с беспрецедентной скоростью. По моей информации, которой Первый Оратор еще не имеет, он прошел меньше чем за час почти десять тысяч парсеков.
      – За один прыжок? – недоверчиво спросил один из Ораторов.
      – За две с лишним дюжины прыжков, один за другим, без заметных интервалов, – ответил Джиндибел – Это еще труднее представить! Даже если его теперь обнаружат, нужно время, чтобы последовать за ним, а если он заметит нас и имеет реальные возможности уйти от преследования, мы не сможем его перехватить. А вы тратите время на игру в обвинение, да еще пропустили два дня, чтобы посмаковать его.
      Первый Оратор сумел скрыть свою боль.
      – Пожалуйста, скажите нам, Оратор Джиндибел, что вы думаете о значении этого?
      – Это указание, Первый Оратор, на технологическое продвижение Первого Основания, оно стало куда мощнее, чем во времена Прима Палвера. Нам не выстоять против них, если они найдут нас и будут свободно действовать.