И Джордж, не доверяя ни Индженеску, ни самому себе, все-таки вошел в скиммер. Они поднялись в воздух, прежде чем он успел передумать.
      «Это, наверное, важная птица, – вдруг сообразил он. – Полицейский говорил с ним очень почтительно».
      Только теперь он вспомнил, что приехал в Сан-Франциско вовсе не ради Тревельяна, а с целью найти достаточно влиятельного человека, который мог бы добиться переоценки его способностей.
      А вдруг этот Индженеску именно тот, кто ему нужен? И его даже не придется искать!
      Как знать, не сложилось ли все на редкость удачно… удачно… Но Джордж напрасно убеждал себя. На душе у него было по-прежнему тревожно.
      Во время недолгого полета на скиммере Индженеску поддерживал разговор, любезно указывая на достопримечательности города и рассказывая о других Олимпиадах, на которых ему доводилось бывать. Джордж слушал его рассеянно, издавал невнятное хмыканье, когда Индженеску замолкал, а сам с волнением следил за направлением полета.
      Вдруг они поднимутся к отверстию в защитном куполе и покинут город?
      Но скиммер снижался, и Джордж тихонько вздохнул с облегчением. В городе он чувствовал себя в большей безопасности.
      Скиммер опустился на крышу какого-то отеля, прямо у верхней двери, и, когда они вышли, Индженеску спросил:
      – Вы не откажетесь пообедать со мной в моем номере?
      – С удовольствием, – ответил Джордж и улыбнулся вполне искренне. Время второго завтрака давно прошло, и у него начало сосать под ложечкой.
      Они ели молча. Наступили сумерки, и автоматически засветились стены. («Вот уже почти сутки, как я на свободе», – подумал Джордж.)
      За кофе Индженеску наконец заговорил.
      – Вы вели себя так, словно подозревали меня в дурных намерениях, – сказал он.
      Джордж покраснел и, поставив чашку, попытался что-то возразить, но его собеседник рассмеялся и покачал головой.
      – Это так. Я внимательно наблюдал за вами с того момента, как впервые вас увидел, и, мне кажется, теперь я знаю о вас очень многое.
      Джордж в ужасе приподнялся с места.
      – Сядьте, – сказал Индженеску. – Я ведь только хочу помочь вам.
      Джордж сел, но в его голове вихрем неслись мысли. Если старик знал, кто он, то почему он помешал полицейскому? Да и вообще, с какой стати он решил ему помогать?
      – Вам хочется знать, почему я захотел помочь вам? – спросил Индженеску. – О, не пугайтесь, я не умею читать мысли. Видите ли, просто моя профессия позволяет мне по самой незначительной внешней реакции судить о мыслях человека. Вам это понятно?
      Джордж отрицательно покачал головой.
      – Представьте себе, каким я увидел вас, – сказал Индженеску. – Вы стояли в очереди, чтобы посмотреть Олимпиаду, но ваши микрореакции не соответствовали тому, что вы делали. У вас было не то выражение лица, не те движения рук. Отсюда следовало, что у вас какая-то беда, но, что самое интересное, необычная, не лежащая на поверхности. Быть может, вы сами не сознаете, что с вами, решил я. И, не удержавшись, последовал за вами, даже сел рядом. После окончания состязания я опять пошел за вами и подслушал ваш разговор с вашим знакомым. Ну, а уж к этому времени вы превратились в такой интересный объект для изучения – простите, если это звучит бессердечно, – что я просто не мог допустить, чтобы вас забрали в полицию… Скажите же, что вас тревожит?
      Джордж мучился, не зная, на что решиться. Если это ловушка, то зачем нужно действовать таким окольным путем? Ему же действительно нужна помощь. Ради этого он сюда и приехал. А тут помощь ему прямо предлагают. Пожалуй, именно это его и смущало. Что-то все получается уж очень просто.
      – Разумеется, то, что вы сообщите мне как социологу, становится профессиональной тайной, – сказал Индженеску. – Вы понимаете, что это значит?
      – Нет, сэр.
      – Это значит, что с моей стороны будет бесчестным, если я расскажу о том, что узнаю от вас, с какой бы целью я это ни сделал. Более того, никто не имеет права заставить меня рассказать об этом.
      – А я думал, вы историк, – подозрительно сказал Джордж.
      – Это верно.
      – Но вы же только сейчас сказали, что вы социолог.
      Индженеску расхохотался.
      – Не сердитесь, молодой человек, – извинился он, когда был в состоянии говорить. – Но право же, я смеялся не над вами. Я смеялся над Землей, над тем, какое большое значение она придает точным наукам, и над некоторыми практическими следствиями этого увлечения. Держу пари, что вы можете перечислить все разделы строительной технологии или прикладной механики и в то же время даже не слышали о социологии.
      – Ну, а что же такое социология?
      – Социология – это наука, которая занимается изучением человеческого общества и отдельных его ячеек и делится на множество специализированных отраслей, так же как, например, зоология. Так, существуют культурологи, изучающие культуру, ее рост, развитие и упадок. Культура, – добавил он, предупреждая вопрос Джорджа, – это совокупность всех сторон жизни. К культуре относится, например, то, каким путем мы зарабатываем себе на жизнь, от чего получаем удовольствие, во что верим, наши представления о хорошем и плохом и так далее. Вам это понятно?
      – Кажется, да.
      – Экономист – не специалист по экономической статистике, а именно экономист – специализируется на изучении того, каким образом культура удовлетворяет физические потребности каждого члена общества. Психолог изучает отдельных членов общества и то влияние, которое это общество на них оказывает. Прогнозист планирует будущий путь развития общества, а историк… Это уже по моей части.
      – Да, сэр?
      – Историк специализируется на изучении развития нашего общества в прошлом, а также обществ с другими культурами.
      Джорджу стало интересно.
      – А разве в прошлом что-то было по-другому?
      – Еще бы! Тысячу лет назад не было образования, то есть образования, как мы понимаем его теперь.
      – Знаю, – произнес Джордж. – Люди учились по книгам, собирая знания по крупицам.
      – Откуда вы это знаете?
      – Слыхал, – осторожно ответил Джордж и добавил: А какой смысл думать о том, что происходило в далеком прошлом? Я хочу сказать, что ведь со всем этим уже покончено, не правда ли?
      – С прошлым никогда не бывает покончено, мой друг. Оно объясняет настоящее. Почему, например, у нас существует именно такая система образования?
      Джордж беспокойно заерзал. Слишком уж настойчиво его собеседник возвращался к этой теме.
      – Потому что она самая лучшая, – отрезал он.
      – Да. Но почему она самая лучшая? Послушайте меня минутку, и я попытаюсь объяснить. А потом вы мне скажете, есть ли смысл в изучении истории. Даже до того, как начались межзвездные полеты… – Он внезапно умолк, заметив на лице Джорджа выражение глубочайшего изумления. – Неужели вы считали, что так было всегда?
      – Я никогда не задумывался над этим, сэр.
      – Вполне естественно. Однако четыре-пять тысяч лет назад человечество было приковано к Земле. Но и тогда уже техника достигла высокого уровня развития, а численность населения увеличилась настолько, но любое торможение техники привело бы к массовому голоду и эпидемиям. Для того чтобы уровень техники не снижался и соответствовал росту населения, нужно было готовить все больше инженеров и ученых. Однако по мере развития науки на их обучение требовалось все больше и больше времени. Когда же впервые были открыты способы межпланетных, а затем и межзвездных полетов, эта проблема стала еще острее. Собственно говоря, из-за недостатка специалистов человечество в течение почти полутора тысяч лет не могло по-настоящему колонизировать планеты, находящиеся за пределами Солнечной системы. Перелом наступил, когда был установлен механизм хранения знаний в человеческом мозгу. Как только это было сделано, появилась возможность создать образовательные ленты на основе этого механизма таким образом, чтобы сразу вкладывать в мозг определенное количество, так сказать, готовых знаний. Впрочем, это-то вы знаете. Это позволило выпускать тысячи и миллионы специалистов, и мы смогли приступить к тому, что впоследствии назвали «заполнением Вселенной». Сейчас в Галактике уже существует полторы тысячи населенных планет, и число их будет возрастать до бесконечности.
      Вы понимаете, что из этого следует? Земля экспортирует образовательные ленты, предназначенные для подготовки специалистов низкой квалификации, и это обеспечивает единство культуры для всей Галактики. Так, например, благодаря лентам чтения мы все говорим на одном языке… Не удивляйтесь. Могут быть и иные языки, и в прошлом люди на них говорили. Их были сотни. Земля, кроме того, экспортирует высококвалифицированных специалистов, и численность ее населения не превышает допустимого уровня. Поскольку при вывозе специалистов соблюдается равновесие полов, они образуют самовоспроизводящиеся ячейки, и это способствует росту населения на тех планетах, где в этом есть необходимость. Более того, за ленты и специалистов платят сырьем, в котором мы очень нуждаемся и от которого зависит наша экономика. Теперь вы поняли, почему наша система образования действительно самая лучшая?
      – Да, сэр.
      – И вам легче понять это, зная, что без нее в течение полутора тысяч лет было невозможно колонизировать планеты других солнечных систем?
      – Да, сэр.
      – Значит, вы видите, в чем польза истории? – Историк улыбнулся. – А теперь скажите, догадались ли вы, почему я вами интересуюсь?
      Джордж мгновенно вернулся из пространства и времени назад к действительности. Видимо, Индженеску неспроста завел этот разговор. Вся его лекция была направлена на то, чтобы атаковать его неожиданно.
      – Почему же? – неуверенно спросил он, снова насторожившись.
      – Социологи изучают общество, а общество состоит из людей.
      – Ясно.
      – Но люди не машины. Специалисты в области точных наук работают с машинами. А машина требует строго определенного количества знаний, и эти специалисты знают о ней все. Более того, все машины данного рода почти одинаковы, так что индивидуальные особенности машины не представляют для них интереса. Но люди… О, они так сложны и так отличаются друг от друга, что социолог никогда не знает о них все или хотя бы значительную часть того, что можно о них знать. Чтобы не утратить квалификации, он должен постоянно изучать людей, особенно необычные экземпляры.
      – Вроде меня, – глухо произнес Джордж.
      – Конечно, называть вас экземпляром невежливо, но вы человек необычный. Вы не стоите того, чтобы вами заняться, и, если вы разрешите мне это, я в свою очередь по мере моих возможностей помогу вам в вашей беде.
      В мозгу Джорджа кружился смерч. Весь этот разговор о людях и о колонизации, ставшей возможной благодаря образованию… Как будто кто-то разбивал и дробил заскорузлую, спекшуюся корку мыслей.
      – Дайте мне подумать, – произнес он, зажав руками уши.
      Потом он опустил руки и сказал историку:
      – Вы можете оказать мне услугу, сэр?
      – Если она в моих силах, – любезно ответил историк.
      – Все, что я говорю в этой комнате, – профессиональная тайна? Вы так сказали.
      – Так оно и есть.
      – Тогда устройте мне свидание с каким-нибудь должностным лицом другой планеты, например с… с новианином.
      Индженеску был, по-видимому, крайне удивлен.
      – Право же…
      – Вы можете сделать это, – убежденно произнес Джордж. – Вы ведь важное должностное лицо. Я видел, какой вид был у полицейского, когда вы показали ему свое удостоверение. Если вы откажетесь сделать это, я… я не позволю вам изучать меня.
      Самому Джорджу эта угроза показалась глупой и бессильной. Однако на Индженеску она, очевидно, произвела большое впечатление.
      – Ваше условие невыполнимо, – сказал он. – Новианин в месяц Олимпиады…
      – Ну, хорошо, тогда свяжите меня с каким-нибудь новианином по видеофону, и я сам договорюсь с ним о встрече.
      – Вы думаете, вам это удастся?
      – Я в этом уверен. Вот увидите.
      Индженеску задумчиво посмотрел на Джорджа и протянул руку к видеофону.
      Джордж ждал, опьяненный новым осмыслением всей проблемы и тем ощущением силы, которое оно давало. Он не может потерпеть неудачу. Не может. Он все-таки станет новианином. Он покинет Землю победителем вопреки Антонелли и всей компании дураков из приюта (он чуть было не расхохотался вслух) для слабоумных.
      Джордж впился взглядом в засветившийся экран, который должен был распахнуть окно в комнату новиан, окно в перенесенный на Землю уголок Новии. И он добился этого за какие-нибудь сутки!
      Когда экран прояснился, раздался взрыв смеха, но на нем не появилось ни одного лица, лишь быстро мелькали тени мужчин и женщин. Послышался чей-то голос, отчетливо прозвучавший на фоне общего гомона.
      – Индженеску? Спрашивает меня?
      И вот на экране появился он. Новианин. Настоящий новианин. (Джордж ни на секунду не усомнился. В нем было что-то совершенно внеземное, нечто такое, что невозможно было точно определить или хоть на миг спутать с чем-либо иным.)
      Он был смугл, и его темные волнистые волосы были зачесаны со лба. Он носил танине черные усики и остроконечную бородку, которая только-только закрывала узкий подбородок. Но его щеки были такими гладкими, словно с них навсегда была удалена растительность.
      Он улыбался.
      – Ладислас, это уже слишком. Мы не протестуем, чтобы за нами, пока мы на Земле, следили – в разумных пределах, конечно. Но чтение мыслей в условие не входит!
      – Чтение мыслей, достопочтенный?
      – Сознайтесь-ка! Вы ведь знали, что я собирался позвонить вам сегодня. Вы знали, что я думал только допить вот эту рюмку. – На экране появилась его рука, и он посмотрел сквозь рюмку, наполненную бледно-сиреневой жидкостью. – К сожалению, я не могу угостить вас.
      Новианин не видел Джорджа, находившегося вне поля зрения видеофона. И Джордж обрадовался передышке. Ему необходимо было время, чтобы прийти в себя. Он словно превратился в сплошные беспокойные пальцы, которые непрерывно отбивали нервную дробь…
      Но он все-таки был прав. Он не ошибся. Индженеску действительно занимает важное положение. Новианин называет его по имени.
      Отлично! Все устраивается наилучшим образом. То, что Джордж потерял из-за Антонелли, он возместит с лихвой, используя Индженеску. И когда-нибудь он, став наконец самостоятельным, вернется на Землю таким же могущественным новианином, как этот, что небрежно шутит с Индженеску, называя его по имени, а сам оставаясь «достопочтенным», – вот тогда он сведет счеты с Антонелли. Он отплатит ему за эти полтора года, и он…
      Увлекшись этими соблазнительными грезами, он чуть не забыл обо всем на свете, но, внезапно спохватившись, заметил, что перестал следить за происходящим, и вернулся к действительности.
      – …не убедительно, – говорил новианин. – Новианская цивилизация так же сложна и так же высокоразвита, как цивилизация Земли. Новия – это все-таки не Зестон. И нам приходится прилетать сюда за отдельными специалистами – это же просто смешно!
      – О, только за новыми моделями, – примирительным тоном сказал Индженеску. – А новые модели не всегда находят применение. На приобретение образовательных лент вы потратили бы столько же, сколько вам пришлось бы заплатить за тысячу специалистов, а откуда вы знаете, что вам будет нужно именно такое количество?
      Новианин залпом допил свое вино и расхохотался. (Джорджа покоробило легкомыслие новианина. Он смущенно подумал, что тому следовало бы обойтись без этой рюмки и даже без двух или трех предыдущих.)
      – Это же типичное ханжество, Ладислас, – сказал новианин. – Вы прекрасно знаете, что у нас найдется дело для всех последних моделей специалистов, которые нам удастся достать. Сегодня я раздобыл пять металлургов…
      – Знаю, – сказал Индженеску. – Я был там.
      – Следили за мной! Шпионили! – вскричал новианин. – Ну, так слушайте! Эта новая модель металлурга отличается от предыдущих только тем, что умеет обращаться со спектрографом Бимена. Ленты не были модифицированы ни на вот столечко (он показал самый кончик пальца) по сравнению с прошлогодними. Вы выпускаете новые модели только для того, чтобы мы приезжали сюда с протянутой рукой и тратились на их приобретение.
      – Мы не заставляем вас их приобретать.
      – О, конечно! Только вы продаете специалистов последней модели на Лондонум, а мы ведь не можем отставать. Вы втянули нас в заколдованный круг, вы лицемерные земляне. Но берегитесь, может быть, где-нибудь есть из него выход. – Его смех прозвучал не слишком естественно и резко оборвался.
      – От всей души надеюсь, что он существует, – сказал Индженеску. – Ну, а позвонил я потому…
      – Да, конечно, ведь это вы мне позвонили. Что ж, я уже высказал свое мнение. Наверное, в будущем году все равно появится новая модель металлурга, чтобы нам было за что платить. И она будет отличаться от нынешней только умением обращаться с каким-нибудь новым приспособлением для анализа ниобия, а еще через год… Но продолжайте. Почему вы позвонили?
      – У меня здесь находится один молодой человек, и я бы хотел, чтобы вы с ним побеседовали.
      – Что? – Видимо, новианина это не слишком обрадовало. – На какую тему?
      – Не знаю. Он мне не сказал. По правде говоря, он даже не назвал мне ни своего имени, ни профессии.
      Новианин нахмурился.
      – Тогда зачем же отнимать у меня время?
      – Он, по-видимому, не сомневается, что вас заинтересует то, что он собирается сообщить вам.
      – О, конечно!
      – И этим вы сделаете одолжение мне, – сказал Индженеску.
      Новианин пожал плечами.
      – Давайте его сюда, но предупредите, чтобы он говорил покороче.
      Индженеску отступил в сторону и шепнул Джорджу:
      – Называйте его «достопочтенным».
      Джордж с трудом проглотил слюну. Вот оно!
      Джордж почувствовал, что весь вспотел. Хотя эта мысль пришла ему в голову совсем недавно, он был убежден в своей правоте. Она возникла во время разговора с Тревельяном, потом под болтовню Индженеску перебродила и оформилась, а теперь слова новианина, казалось, поставили все на свои места.
      – Достопочтенный, я хочу показать вам выход из заколдованного круга, – начал Джордж, используя метафору новианина.
      Новианин смерил его взглядом.
      – Из какого это заколдованного круга?
      – Вы сами упомянули о нем, достопочтенный. Из того заколдованного круга, в который попадает Новия, когда вы прилетаете на Землю за… за специалистами. (Он не в силах был справиться со своими зубами, которые стучали, но не от страха, а от волнения.)
      – Вы хотите сказать, что знаете способ, как нам обойтись без земного интеллектуального рынка? Я правильно вас понял?
      – Да, сэр. Вы можете создать свою собственную систему образования.
      – Гм. Без лент?
      – Д-да, достопочтенный.
      – Индженеску, подойдите, чтобы я видел и вас, – не спуская глаз с Джорджа, позвал новианин.
      Историк встал за плечом Джорджа.
      – В чем дело? – спросил новианин. – Не понимаю.
      – Даю вам слово, достопочтенный, что бы это ни было, молодой человек поступает так по собственной инициативе. Я ему ничего не поручал. Я не имею к этому никакого отношения.
      – Тогда кем он вам приходится? Почему вы звоните мне по его просьбе?
      – Я его изучаю, достопочтенный. Он представляет для меня определенную ценность, и я исполняю некоторые его прихоти.
      – В чем же его ценность?
      – Это трудно объяснить. Чисто профессиональный момент.
      Новианин усмехнулся.
      – Что ж, у каждого своя профессия.
      Он кивнул невидимому зрителю или зрителям за экраном.
      – Некий молодой человек, по-видимому, протеже Индженеску, собирается объяснить нам, как получать образование, не пользуясь лентами.
      Он щелкнул пальцами, и в его руке появилась новая рюмка с бледно-сиреневым напитком.
      – Ну, говорите, молодой человек.
      На экране теперь появилось множество лиц. Мужчины и женщины отталкивали друг друга, чтобы поглядеть на Джорджа. На их лицах отражались самые разнообразные оттенки веселья и любопытства.
      Джордж попытался принять независимый вид. Все они, и новиане, и землянин, каждый по-своему изучали его, словно жука, насаженного на булавку. Индженеску теперь сидел в углу и не спускал с него пристального взгляда.
      «Какие же вы все идиоты», – напряженно подумал он. Но они должны понять. Он заставит их понять.
      – Я был сегодня на Олимпиаде металлургов, – сказал он.
      – Как, и вы тоже? – вежливо спросил новианин. – По-видимому, там присутствовала вся Земля.
      – Нет, достопочтенный, но я там был. В состязании участвовал мой друг, и ему очень не повезло, потому что вы дали участникам состязания прибор Бимена, а он получил специализацию по Хенслеру, – очевидно, уже устаревшая модель. Вы же сами сказали, что различие очень незначительно. – Джордж показал кончик пальца, повторяя недавний жест своего собеседника. – И мой друг знал заранее, что потребуется знакомство с прибором Бимена.
      – И что же из этого следует?
      – Мой друг всю жизнь мечтал попасть на Новию. Он уже знал прибор Хенслера. Он знал, что ему нужно ознакомиться с прибором Бимена, чтобы попасть к вам. А для этого ему следовало усвоить всего лишь несколько дополнительных сведений и, быть может, чуточку попрактиковаться. Если учесть, что на чашу весов была поставлена цель всей его жизни, он мог бы с этим справиться…
      – А где бы он достал ленту с дополнительной информацией? Или образование здесь, на Земле, превратилось в частное домашнее обучение?
      Лица на заднем плане расплылись в улыбках, которых, по-видимому, от них и ожидали.
      – Поэтому-то он и не стал доучиваться, достопочтенный. Он считал, что ему для этого нужна лента. А без нее он и не пытался учиться, как ни заманчива была награда. Он и слышать не хотел, что без ленты можно чему-то научиться.
      – Да неужели? Так он, пожалуй, даже не захочет летать без скиммера? – Раздался новый взрыв хохота, и новианин слегка улыбнулся. – А он забавен, – сказал он. – Продолжайте. Даю вам еще несколько минут.
      – Не думайте, что это шутка, – сказал Джордж горячо. – Ленты попросту вредны. Они учат слишком многому и слишком легко. Человек, который получает знания с их помощью, не представляет, как можно учиться по-другому. Он способен заниматься только той профессией, которой его зарядили. А если бы, вместо того чтобы пичкать человека лентами, его заставили с самого начала учиться, так сказать вручную, он привык бы учиться самостоятельно и продолжал бы учиться дальше. Разве это не разумно? А когда эта привычка достаточно укрепится, человеку можно будет прививать небольшое количество знаний с помощью лент, чтобы заполнить пробелы или закрепить кое-какие детали. После этого он сможет учиться дальше самостоятельно. Таким способом вы могли бы научить металлургов, знающих спектрограф Хенслера, пользоваться спектрографом Бимена, и вам не пришлось бы прилетать на Землю за новыми моделями.
      Новианин кивнул и отхлебнул из рюмки.
      – А откуда можно получить знания помимо лент? Из межзвездного пространства?
      – Из книг. Непосредственно изучая приборы. Думая.
      – Из книг? Как же можно понять книги, не получив образования?
      – Книги состоят из слов, а большую часть слов можно понять. Специальные же термины могут объяснить специалисты, которых вы уже имеете.
      – А как быть с чтением? Для этого вы допускаете использование лент?
      – По-видимому, ими можно пользоваться, хотя не вижу причины, почему нельзя научиться читать и старым способом. По крайней мере частично.
      – Чтобы с самого начала выработать хорошие привычки? – спросил новианин.
      – Да, да, – подтвердил Джордж, радуясь, что собеседник уже начал понимать его.
      – А как быть с математикой?
      – Это легче всего, сэр… достопочтенный. Математика отличается от других технических дисциплин. Она начинается с некоторых простых принципов и лишь постепенно усложняется. Можно приступить к изучению математики, ничего о ней не зная. Она практически и предназначена для этого. А познакомившись с соответствующими разделами математики, уже нетрудно разобраться в книгах по технике. Особенно если начать с легких.
      – А разве есть легкие книги?
      – Безусловно. Но если бы их и не было, специалисты, которых вы уже имеете, могут написать их. Наверное, некоторые из них сумеют выразить свои знания с помощью слов и символов.
      – Боже мой! – сказал новианин, обращаясь к сгрудившимся вокруг него людям. – У этого чертенка на все есть ответ.
      – Да, да! – вскричал Джордж. – Спрашивайте!
      – А сами-то вы пробовали учиться по книгам? Или это только ваша теория?
      Джордж быстро оглянулся на Индженеску, но историк сохранял полную невозмутимость. Его лицо выражало только легкий интерес.
      – Да, – сказал Джордж.
      – И вы считаете, что из этого что-нибудь получается?
      – Да, достопочтенный, – заверил Джордж. – Возьмите меня с собой на Новию. Я могу составить программу и руководить…
      – Погодите, у меня есть еще несколько вопросов. Как вы думаете, сколько вам понадобится времени, чтобы стать металлургом, умеющим обращаться со спектрографом Бимена, если предположить, что вы начнете учиться, не имея никаких знаний, и не будете пользоваться образовательными лентами?
      Джордж заколебался.
      – Ну… может быть, несколько лет.
      – Два года? Пять? Десять?
      – Еще не знаю, достопочтенный.
      – Итак, на самый главный вопрос у вас не нашлось ответа. Ну, скажем, пять лет. Вас устраивает этот срок?
      – Думаю, что да.
      – Отлично. Итак, в течение пяти лет человек изучает металлургию по вашему методу. Вы не можете не согласиться, что все это время он для нас абсолютно бесполезен, но его нужно кормить, обеспечить жильем и платить ему.
      – Но…
      – Дайте мне кончить. К тому времени, когда он будет готов и сможет пользоваться спектрографом Бимена, пройдет пять лет. Вам не кажется, что тогда у нас уже появятся усовершенствованные модели этого прибора, с которыми он не сумеет обращаться?
      – Но ведь к тому времени он станет опытным учеником и усвоение новых деталей будет для него вопросом дней.
      – По-вашему, это так. Ладно, предположим, что этот ваш друг, например, сумел самостоятельно изучить прибор Бимена; сможет ли сравниться его умение с умением участника состязания, который получил его посредством лент?
      – Может быть, и нет… – начал Джордж.
      – То-то же, – сказал новианин.
      – Погодите, дайте кончить мне. Даже если он знает кое-что хуже, чем тот, другой, в данном случае важно то, что он может учиться дальше. Он сможет придумывать новое, на что не способен ни один человек, получивший образование с лент. У вас будет запас людей, способных к самостоятельному мышлению…
      – А вы в процессе своей учебы придумали что-нибудь новое? – спросил новианин.
      – Нет, но ведь я один, и я не так уж долго учился…
      – Да… Ну-с, дамы и господа, мы достаточно позабавились?
      – Постойте! – внезапно испугавшись, крикнул Джордж. – Я хочу договориться с вами о личной встрече. Есть вещи, которые я не могу объяснить по видеофону. Ряд деталей…
      Новианин уже не смотрел на Джорджа.
      – Индженеску! По-моему, я исполнил вашу просьбу. Право же, завтра у меня очень напряженный день. Всего хорошего.
      Экран погас.
      Руки Джорджа взметнулись к экрану в бессмысленной попытке вновь его оживить.
      – Он не поверил мне! Не поверил!
      – Да, Джордж, не поверил. Неужели вы серьезно думали, что он поверит? – сказал Индженеску.
      Но Джордж не слушал.
      – Почему же? Ведь это правда. Это так для него выгодно. Никакого риска. Только я и еще несколько… Обучение десятка людей в течение даже многих лет обошлось бы дешевле, чем один готовый специалист… Он был пьян! Пьян! Он не был способен понять.
      Задыхаясь, Джордж оглянулся.
      – Как мне с ним увидеться? Это необходимо. Все получилось не так, как нужно. Я не должен был говорить с ним по видеофону. Мне нужно время. И чтобы лично. Как мне…
      – Он откажется принять вас, Джордж, – сказал Индженеску. – А если и согласится, то все равно вам не поверит.
      – Нет, поверит, уверяю вас. Когда он будет трезв, он… – Джордж повернулся к историку, и глаза его широко раскрылись. – Почему вы называете меня Джорджем?
      – А разве это не ваше имя? Джордж Плейтен?
      – Вы знаете, кто я?
      – Я знаю о вас все.
      Джордж замер, и только его грудь тяжело вздымалась.
      – Я хочу помочь вам, Джордж, – сказал Индженеску. – Я уже говорил вам об этом. Я давно изучаю вас и хочу вам помочь.
      – Мне не нужна помощь! – крикнул Джордж. – Я не слабоумный! Весь мир выжил из ума, но не я!
      Он стремительно повернулся и бросился к двери.
      За ней стояли два полицейских, которые его немедленно схватили.
      Как Джордж ни вырывался, шприц коснулся его шеи под подбородком. И все кончилось. Последнее, что осталось в его памяти, было лицо Индженеску, который с легкой тревогой наблюдал за происходящим.
      Когда Джордж открыл глаза, он увидел белый потолок. Он помнил, что произошло. Но помнил, как сквозь туман, словно это произошло с кем-то другим. Он смотрел на потолок до тех пор, пока не наполнился его белизной, казалось, освобождавшей его мозг для новых идей, для иных путей мышления.
      Он не знал, как долго лежал так, прислушиваясь к течению своих мыслей.
      – Ты проснулся? – раздался чей-то голос.
      И Джордж впервые услышал свой собственный стон. Неужели он стонал? Он попытался повернуть голову.
      – Тебе больно, Джордж? – спросил голос.
      – Смешно, – прошептал Джордж. – Я так хотел покинуть Землю. Я же ничего не понимал.
      – Ты знаешь, где ты?
      – Снова в… в приюте. – Джорджу удалось повернуться. Голос принадлежал Омани.
      – Смешно, как я ничего не понимал, – сказал Джордж.
      Омани ласково улыбнулся.
      – Поспи еще…
      Джордж заснул.
      И снова проснулся. Сознание его прояснилось.
      У кровати сидел Омани и читал, но, как только Джордж открыл глаза, он отложил книгу.