Паша. Личность. Не боится быть искренней. Разве не нужны вам личности?

Постников. Пожалуй, вы правы.

Паша. Я был уверен, что вы не сделаете ошибки. Знаете, чем отличается умный человек от мудрого?

Постников. Чем?

Паша. Умный всегда находит способ исправить ошибку, а мудрый ее не делает.

Постников. Недурно сказано.

Паша. Нас так немного, надо помогать друг другу.

Постников заходит к Серафимову. Паша идет за ним.

Постников (Лене). Извините, мы заставили вас ждать. Собственно, думаю, мы должны поблагодарить вас – что вы пришли, что согласились нам почитать. Должен сказать откровенно, что вы производите хорошее впечатление: вы миловидны, это для актрисы не последнее дело, вы скромно держитесь… Ну, что еще… Обаятельны – по-своему. По-видимому, очень нервны, восприимчивы, это тоже, как говорится, туда. Ну, а что текст немного позабыли, так это бывает. У всех, даже великих, бывали конфузы. Я вот в молодости играл в одной пьесе, уж сейчас и названия даже ее не помню. Чекиста играл. Я врывался в ресторан, где сидели контры, и громовым голосом кричал: «Встать! Руки вверх!» Большая роль. И представляете, на первом же спектакле – начисто. Ни слова – из всех трех. Контры смотрят на меня, не знают, что делать. Не сдаваться же ни с того ни с сего. Тогда я им ручкой так сделал – мол, подъем, братцы. (Смеется.) Вот видите, какие казусы бывают. Так что не огорчайтесь, идите домой, передайте привет родителю, Серафимов с вами свяжется.

Лена кивает, улыбается, делает книксен и выходит в приемную. Постников смотрит на Серафимова.

Значит, так. Декорации – через неделю.

Серафимов. Геннадий Сергеевич, для отцовской любви нет невозможного. Поверьте бездетному Серафимову.

Постников (как бы сам себе). Между прочим, в ней действительно что-то есть, в этой девочке. (Кивнув всем, уходит к себе.)

Серафимов (выходит к Лене). Что же это ты, милая? Мы с коллегой стараемся, а ты…

Паша (подходит). Огорчаешь, старуха.

Лена. Понимаете, я это… очень людей стесняюсь. Незнакомых. Просто – ни слова не могу. Мама говорит, это наследственное. Она тоже такая была в молодости. Папа над ней даже издевается всегда, говорит, что она замуж за него вышла, потому что постеснялась отказать. Папа говорит, у меня мамины гены доминируют и у меня из-за них трагедия в личной жизни будет. Как у мамы. Но это неправда, на самом деле они с папой… (Замолчала.)

Папа. Что – они с папой?

Лена судорожно вздыхает и убегает.

Серафимов (Паше). Ну и семейка у вашего шефа. (Протягивает Паше конверт.) Письмо. Папе.

Паша прячет его в карман.

Мы в расчете?

Паша. А главная роль?

Серафимов. Будем работать. (Возвращается к себе.)

В приемную входит Катя. Увидала Пашу, изумилась.

Катя. Вы?

Паша. Вам разве не передали?

Катя. Я думала, это шутка.

Паша. Когда вам скажут, что вы назначены на главную роль, не подумайте, что это тоже шутка.

Катя. Вы серьезно? Кто вам сказал?

Паша. Допустим, Постников.

Катя. Вы же незнакомы.

Выходит Постников, кивает Кате, пожимает Паше руку и, задержав ее в своей, доверительно наклоняется к нему.

Постников. Между прочим…

Паша. А я…

Постников. Да, да…

Паш а. Ну так…

Постников улыбается ему и стремительно уходит.

Катя (изумленно). Знаете, с вами начинает казаться, что все возможно.

Паша. А кто сказал – нет? Я ж говорил – учите роль.

Катя. Спасибо, Паша, но боюсь… Эта роль не для меня.

Паша. Позвольте, но вы же мечтали!

Катя. Да, о той – в пьесе. А эта… Роль по протекции, в обмен на чью-то услугу?… Нет, это не для меня.

Паша. Зачем же вы тогда пришли в этот прекрасный мир? Ждать милостей от природы? Вы как наш общий друг – он тоже все ждет. Мы все слабые люди, но надо прикидываться сильным. Прикиньтесь. Система Станиславского – так, кажется?

Катя. Вы начитанны.

Паша. Я наслышан. Мы же все так – представляемся кем-нибудь. У нас в цехе есть один: приходит утром на работу и представляет себе и нам, что он умный и деловой человек. И ведет себя – соответственно. С девяти до шести. Пять дней в неделю. А в субботу и воскресенье – лежит, отдыхает. Очень устает от напряжения.

Катя. А вы? Вы тоже?

Паша. В данный момент – нет. В данный момент у меня антракт. Я расслабился, я беззащитен, меня можно брать голыми руками.

Катя. Это намек?

Паша. Это предложение. Пока не прозвенел звонок…

Катя. Но я в антрактах люблю быть одна. И смотреть в окно, в небо. Чтоб никаких лиц – только звезды.

Паша. Звезды? Мы любим звезды? В чем дело – любые: Кассиопея, Орион, Центавра… Завернуть или так возьмете?

Катя. Прямо днем?

Паша. Ночью – любой сможет. Для вас, герцогиня, я над небосклоном опущу занавес. Идемте… Я только по дороге позвоню.

Затемнение.

Паша на авансцене – у автомата, набирает номер.

(Измененным голосом.) Магазин?… Телевидение, Петров… Он самый… Голос? Так с экрана он всегда другой. Вечером он государственный, а днем, так сказать, частный. Вот что хотел спросить вас, милая… Вас как зовут?… Прекрасное имя. Так вот, милая Люба, я хотел узнать насчет обоев… Вы гений, Люба, как вы догадались, что именно эти… Слушайте, вас надо взять в нашу передачу. Зачем, алло, искать таланты, когда я его уже, алло, нашел… Договорились. К вам мой шофер заедет… Ну, до встречи в эфире… (Нажимает на рычаг, снова набирает, ждет, потом в сердцах вешает трубку.)

Планетарий. Катя и Паша сидят в полупустом зале. Начинается сеанс. Гаснет свет, над головой вспыхивает звездное небо. Звучит музыка. Небосвод вращается над ними.

Катя. Как красиво… Небо – как настоящее… Как на юге… Уберите руку.

Паша. Вы же сказали – как на юге.

Катя. Сколько звезд… Как их только астрономы помнят и не путают.

Паша. Вы же на улице знакомых узнаете.

Катя. Как раз путаю всегда. Особенно если долго не виделись. Помнишь человека одного, каким он был когда-то, а встречаешь фактически уже другого. Вроде он, да уже не он. Правда ведь? С этим новым я вроде уже и не знакома.

Паша. Здесь тоже так – в некотором смысле. Видите… Вон – созвездие Ориона… Посреди неба как раз. Видите?… Как бы охотник – справа щит, а над головой палица. Этот Орион, говорят, ничего был охотник, не слабый. Вроде даже не браконьерствовал. Хотя разве можно доверять мифам…

Катя. Ну…

Паша. А внизу, вон где его нога, – видите – яркая голубая звезда? Ригель называется… Свет от нее идет шестьсот лет. Значит, мы видим его сейчас, каким он был шесть веков назад…

Катя. Паша, откуда вы все это знаете? Вы что – астрономией занимались?

Паша. Что вы, Катюша, что за мысли? В наше суровое время, когда надо смотреть под ноги, ходить, задрав голову? Никогда, жамэ.

Катя. Но откуда же – про Ригель, Орион?…

Паша. Когда я устаю рассматривать в микроскоп наши отдельные недостатки, для отдыха – заглядываю в телескопчик…

Катя (недоверчиво). У вас есть телескоп?

Паша. Катя, вы меня удивляете. В наше время буквально у каждого культурного человека есть свой телескоп. Вопрос в том, куда он в него смотрит: на небо или в окна к соседям.

Катя. Вы – в небо?

Паша. В субботу, после баньки… два пива… в душе невесомость… Так и тянет прильнуть к окулярчику и пошарить на периферии Вселенной… Как там моя маленькая Бетельгейзе? Моя рыхленькая пульсирующая Бетельгейзе…

Катя. Бетельгейзе – какое красивое название…

Паша. Одна из самых крупных звезд, в несколько сот раз больше Солнца. А весит – всего ничего, пушинка. Ничтожная плотность. Обманная звезда. Колосс на глиняных ногах.

Катя. Паша, вы все-таки удивительный человек. Я не подозревала, что вы…

Паша. Что я…

Катя. Вы часто бываете здесь?

Паша. Стараюсь – пореже.

Катя. Стараетесь? Значит, тянет?

Паша. Как преступника – на место преступления.

Катя. Значит, вы все-таки занимались этим раньше?

Паша. Не придумывайте, Катюша, а то вы и меня не узнаете в следующий раз. Все мы преступники – перед собой, своей юностью, мечтами. Мы предаем их с такой же легкостью, с какой клялись их осуществить. И это нормально. Зачем миру столько космонавтов, пожарных, актеров – о чем еще мечтают в детстве? Кто бы подавал нам обед в столовой или плавил чугун?

Катя. Но есть же – кто пронес через всю жизнь…

Паша. Это эгоизм – следовать мечтам. Есть реальность, она трехмерна. Ось желаний, ось необходимости, ось случайности. Треугольник сил – как лебедь, рак и щука – каждый в свою сторону.

Музыка кончилась, раздался голос лектора: «Над вами вечернее небо…» Паша потянул Катю из зала. Они вышли на авансцену.

Катя. Смотрите, совсем другое небо. То и не то. Тусклое. И холодное.

Паша. А разве ваши герои, которых вы играете, – точная копия нас? Тоже ведь поярче.

Катя. Вы сегодня философски настроены, Паша.

Паша. Ага, четверг. Привычка. День политучебы. Куда мы пойдем, альфа драмтеатра?

Катя. Альфа?

Паша. Так называют самую яркую звезду в созвездии.

Катя. Не смешите меня, Паша, я даже не заслуженная.

Паша. Ну и что? Бетельгейзе тоже не самая яркая, хотя и названа была когда-то альфой Ориона. Не в звании дело. Для меня вы альфа, и в нашей галактике, и в соседних. Вы самая яркая, ослепительно яркая, на вас нельзя смотреть без светофильтра.

Катя. Перестаньте, Паша, я начну смущаться.

Паша. Смущающаяся звезда… Кто видел такую? Я стану первооткрывателем. Сбудется мечта детства. Обо мне напишут в астрономическом журнале, школьники будут ходить в планетарий на мои лекции – «Смущающаяся звезда»…

Катя. Наденьте шапку, сумасшедший, вы простудитесь.

Паша. Я? Никогда. Жамэ. Во мне кипят термоядерные страсти. Энергия распада… личности. Если я надену, шапка загорится. Потрогайте – миллион градусов.

Катя (проводит рукой по его лицу). Тридцать шесть и шесть. Симулянт.

Паша. Это по Цельсию. Надо жить в другой системе отсчета – там теплее.

Катя. Вы думаете?

Паша. Увидите сами. (Берет ее за руку.) Поехали.

Катя. Куда?

Паша. В другую систему.

Катя. А далеко она?

Паша. Буквально рядом. Не торгуйтесь перед лицом вечности. Я только позвоню. (Подходит к автомату, набирает номер, говорит приглушенно, оглядываясь, – не слышит ли Катя.) Маленький, привет… Я. Слушай, разводи крахмал, мажь стены… Можешь получить свои обои. Спросишь Люду, скажешь – от Петрова… Маленький, к чему слова, мы ж люди дела. Кстати, о деле – нужна хата. Как там, не вернулись еще?… Ну где я цветы поливал… Так я могу захватить лейку?… Маленький, ты большой человек. Привет от знатного мелиоратора… (Кладет трубку, набирает еще один номер.) Люсик?… Что делаешь?… Нет, я задержусь немного. Политзанятия… В прачечную не успел – завтра. Позвоню еще… А куда?… Поздно будешь?… Ну, гуляй, целую.

Берет Катю за руку и уводит ее.

Чья-то квартира. Видно, что в ней сейчас никто не живет. На столе составлены горшки с цветами – довольно много. Входят Паша и Катя. Паша зажигает свет.

Паша Вот… Пустыня… Засохшая земля… Потрескавшиеся кактусы… Горячее дыхание самума…

Катя (оглядываясь). Подпольная квартира?

Паша. Друзей. Уехали на юг, просили вот цветы поливать. (Пробует землю в горшке.) Сплошной Каракум. У меня уже пересохло в горле. (Достает из чемоданчика шампанское, из буфета – два бокала.) Садитесь, будьте как дома.

Катя. У ваших друзей? После звезд – тернии?…

Паша. Катюша, это тропа судьбы. Скромный оазис в безводной пустыне. Приют усталого путешественника, После звезд и одиночества – кров над головой… (Хочет обнять ее, Катя отстраняется.)

Катя. Маленький, в чем дело?

Паша. Катя…

Катя. Вы банальны, Коперник. И не очень чистоплотны. (Смотрит на свои руки.) Здесь такая грязь… Можно руки помыть?

Паша. Конечно. (Провожает ее в ванную.)

Слышен шум льющейся воды. Паша возвращается с лейкой, поливает цветы. Выходит в другую комнату. Входит Люся, его жена. Увидала свет в комнате, удивилась.

Люся. Странно… Неужели я свет оставила? (Прислушалась.) И воду…

Паша (входя). Вы мне? (Увидав Люсю, замер.)

Вода из лейки льется на пол.

Люсик?!

Люся. Ты?!

Паша. Я… А ты что тут делаешь?

Люся. Как что – цветы вот пришла полить. А ты что?

Паша. И я. Вот… (Показывает на лейку.)

Люся. А как ты сюда попал?

Паша. Как, как… Через дверь.

Люся. А откуда у тебя ключи?

Паша. Какие ключи?

Люся. От этой квартиры.

Паша. Как откуда? Друг дал. Уехал отдыхать и… вот, попросил цветы поливать.

Люся. Друг?

Паша. В школе вместе учились.

Люся. Понятно. И я его, конечно, знаю?

Паша. Ты?

Люся. Ну да, да, я. Твоя жена.

Паша. Да нет вроде бы… По-моему, вы не виделись. Может, говорил когда.

Люся. А как его зовут?

Паша. Кого?

Люся. Друга твоего. О котором ты мне говорил.

Паша. А ты разве сама не знаешь, что спрашиваешь?

Люся. Почему не знаю, знаю. Я просто тебя проверяю.

Паша. Меня? Проверять? Обижать недоверием?

Люся. На твоем месте я бы не стала говорить о доверии.

Паша. А я ничего и не говорю. Вот полил цветы – и пошел. Кончил дело, гуляй смело. (Идет к выходу.) Пойдем погуляем?

Люся. Действительно смело, ничего не скажешь.

Паша (подталкивая ее к выходу). Пойдем, пойдем, я уже все сделал.

Люся. Надо воду закрыть. (Хочет пойти в ванную.)

Паша (хватает ее за руку). Ни в коем случае. Пусть льется. Пусть воздух увлажняется. Цветам полезно. Он просил.

Люся. Кто просил?

Паша. Друг.

Люся. А-а… И что – целый месяц чтоб так и лилось?

Паша (нервничает, тянет ее к двери). Нет, почему же. Мама придет скоро и закроет.

Люся. Кто?

Паша. Мама его. Она звонила. Сказала, скоро придет. У нее астма, ей сухой воздух вреден. Задыхается она от него.

Люся. Да?

Паша. Ужасно. (Показывает – как. Хрипит.)

Люся. Но она умерла.

Паша. Кто?

Люся. Мама его. И не от астмы.

Паша. Да? А, да, действительно… Это не его мама, я спутал, это ее мама, его теща. А тещи, они ведь знаешь, они все от чего-нибудь задыхаются.

Люся. Не хами.

Паша. Я не о своей. Ну идем же.

Люся. У тебя есть мелкие деньги? Там такси ждет, у него сдачи нет.

Паша. Конечно, в чем дело… (Лихорадочно шарит по карманам, протягивает ей) На вот.

Люся. Ты поди расплатись тогда, я пока руки помою.

Паша. Нет, нет, это неудобно!

Люся. Что неудобно? Руки помыть?

Паша. Мне идти. Что он подумает – таксист?

Люся. Что он подумает?

Паша. Ну… Приехала одна, за тебя кто-то платит… Тайное свидание… Лучше сама.

Люся. Ах вот как. Тебя волнует, что он подумает?

Паша. Конечно. Твоя репутация.

Люся. А что я подумаю – тебя не волнует?

Паша. Почему не волнует? Еще как волнует. Смотри, пульс какой…

Шум воды в ванной смолк.

Люся. Что это?

Паша. Что?

Люся. Вода.

Паша (подталкивает ее к выходу). А… Отключили, наверное.

Люся (хочет пойти в ванную). Надо закрыть. А то…

Паша. Я сам закрою, ты не сможешь. Иди. А то он там нервничает. Что за манера – всех заставлять волноваться. (Почти выталкивает ее.)

Люся. Интересно, тебе когда-нибудь бывает стыдно? (Чуть помедлив, уходит.)

Из ванной, приглаживая волосы, выходит Катя. Достала из сумки флакончик с духами, подушилась.

Катя. С кем это вы?

Паша. Что?

Катя. Кто-то был? Вы говорили с кем-то.

Паша. Нет. С чего это вы взяли?

Катя. Мне послышался голос. И дверь хлопнула.

Паша. Это сквозняк.

Катя. Странный дом. Голоса, сквозняки… Миражи«

Паша. Катя.,. Я должен вам сказать.,,

Катя. Стоит ли?

Паша. Катя, я обдумал все и решил, что вы правы… Этот вертеп… Этот притон и вы… Я подлец. Вы не должны здесь находиться ни минуты.

Катя (удивленно). Что с вами, Паша?

Паша (выглядывает в окно). Вы не должны даже дышать этим воздухом. Уходите!

Катя (опешила). Как – уходите?

Паша. Немедленно! Иначе…

Катя. Что иначе?

Паша. Я за себя не отвечаю! Наедине с вами… Условный рефлекс… Потом смотреть вам в глаза… Уходите, пока не поздно! (Выглядывает в окно.) Пока во мне не проснулся зверь.

Катя. Вы что – больны?

Паша. Катя! Я вас предупредил! (Начинает раздеваться.)

Катя. Вы сошли с ума! Ну вас к черту! (Собирает сумку.)

Паша. Вы мне потом еще скажете спасибо.

Катя. Зачем же ждать? Спасибо! (Уходит, хлопнув дверью.)

Паша сидит некоторое время оцепенев. Потом наливает себе шампанского, пьет. Входит Люся.

Люся. По-моему, духами пахнет.

Паша (безразлично). Какими духами?

Люся. По-моему, французскими.

Паша (вяло). Откуда?

Люся. Вот это я и хочу выяснить. Может, теперь скажешь наконец, что ты тут делаешь?

Паша (устало). Я же сказал – цветы поливаю.

Люся. Шампанским? Из двух бокалов? Это что-то новое в цветоводстве.

Паша. Я тебе потом все объясню.

Люся. А зачем? Стоит ли, Паша. Всему приходит конец, и моему терпению в том числе.

Паша (машинально). Люсик, что за дела? Кто говорит о конце?

Люся. Я, Паша, я. Я устала от всего этого. От цветов твоих, от твоей суеты, от твоих «маленьких» – по-пустому все, мимо жизни. Ты остановись хоть на минуту, оглянись – где ты, с кем? Ты же давно уже не понимаешь, куда бежишь. Тебе все равно куда, лишь бы вперед. Но это уже не прямая, это круг – без выхода, без начала и конца. И ты, как цирковая лошадь, – срываешь аплодисменты доверчивых зрителей. Мне самой это когда-то нравилось – столько огня. Но только огонь твой – бенгальский: он слепит, но никого не греет. Даже меня… (Идет к двери.)

Паша. Люсик, куда ты?

Люся. К маме перееду.

Паша. Опять? Ты совсем ее не бережешь.

Люся. На этот раз, Паша, я не вернусь. (Уходит.)

Паша (после некоторой растерянности, оглядевшись.) Ничего себе – оазис…

Затемнение.

(Говорит по телефону-автомату.) Привет, маленький, привет… Какие обои? Можешь их себе наклеить… А то – будешь свидетелем на разводе, распишись в повестке. Что за логово ты мне подсунул, что за притон?… Ничего особенного, если не считать, что туда заявилась моя собственная жена… Вот так… Чья это хата?… Умереть, она же ее подруга. Полный обвал. А я, как последний идиот, – из леечки… Считай, что эти цветы – венок на мою семейную жизнь… Маленький, я тебя ни в чем не упрекаю, ты ж не виноват, что тебя в детстве уронили… А то, что не продавай билет на икебану, если там на самом деле зоопарк. Предупреждать надо…

Катина квартира. Поздний вечер. Катя уже в халате, собирается спать. Звонок в дверь, она открывает. Входит Паша.

Катя (холодно). Вы? В чем дело?…

Паша (волнуясь). Извините, что я так поздно, Катя… Я хочу сказать правду. Я тогда был не один. Там, в пустыне. Это не сквозняк был. Это моя жена.

Катя. Кто?

Паша. Моя жена.

Катя. Вы разве женаты?

Паша. Не похоже? И тем не менее. И я вел себя… Но что я мог сделать?… Посудите сами. Она пришла неожиданно, а вы… Мы…

Катя. Так это, значит, ваша квартира?

Паша. Да нет, как раз нет. В этом-то и дело. Это сложно объяснить…

Катя. А главное, и не надо. Избавьте меня от вашего вранья. Звезды, пустыня, жена…

Паша (с отчаянием). Но это все правда! Как ни смешно, это все правда – и звезды, и цветы, и жена…

Катя. Оставьте!

Паша. Но я клянусь! Ну хотите – паспорт вот! (Протягивает паспорт.) Вот смотрите – Людмила Ивановна. Вот…

Катя (смотрит). Уходите.

Паша. Но почему? Я же не врал, значит. Значит, была жена!

Катя. Тем более. При жене…

Паша. Но ее ведь уже нету!

Катя. Что значит – уже?

Паша. Мы разошлись.

Катя (устало). Опять вы за свое.

Паша. Но я правду говорю!

Катя. Только что вы говорили правду – что она есть. Теперь вы говорите, что ее нет, и это тоже правда?

Паша. Да, да! Я ушел из дому! (Выбегает в коридор, возвращается с чемоданом.) Вот! (Открывает чемодан, выбрасывает на пол свои вещи – рубашки, трусы, майки, галстуки.)

Катя. Что вы делаете?! Вы с ума сошли!

Паша (ложится на разбросанные вещи). Я не уйду отсюда, пока вы не простите меня.

Катя. Перестаньте хулиганить! Я милицию вызову.

Паша. Милицию? Пожалуйста… (Не вставая с пола, тянется к телефону, набирает «02».) Дежурный?… Пришлите срочно наряд, тут хулиган ворвался… Да нет, мы ждать не можем. Слушай, дежурный, а что – Емцов работает сегодня?… Друг его один… Ага, записывай: Петров переулок, семь, квартира два. Корниенко… Спасибо, привет Емцову. (Вешает трубку.) Прокурора пригласить? Я без его санкции все равно не уйду.

Катя. Послушайте! Что вы себе позволяете? Врываетесь ночью в чужую квартиру, впутываете меня в ваши сомнительные семейные дела, теперь еще в уголовное дело втягиваете! Кто вам дал право?!

Паша. Вы.

Катя. Я?

Паша. Вы. Поймите, Катя, это не рядовая встреча, для меня не рядовая, не интрижка. Это шок, на полном ходу – из седла, колесо, лопнувшее на восьмидесяти. Вроде жив, но зовут нотариуса. Да погодите вы… И когда приходишь в себя, все, что было раньше, – мизер, никчемность, дальше все по-иному должно, это знак, рубеж, веха, отсюда – новый счет, новый календарь… Я не знаю, может, это только я так вижу, может, вы меня пошлете – обратно, в ту – до вашу – эру, но я уже не смогу так, я уже перешел Рубикон, мне уже некуда назад, корабли сожжены, вместе с прошлым. Я, как колобок, от всех ушел – от бабки, от дедки… К вам ушел. Я люблю вас…

Катя. Господи, откуда вы взялись?… У меня голова кругом…

Паша. А у меня?… Сколько раз, запрокинув ее, искал… Думал – там. А оказывается – тут… Просто свет от вас шел ко мне годы – как от настоящей звезды.

Катя. А я уже другая?

Паша. Нет – я. Я – другой, хотя кажусь еще тем, прежним.

Катя. Безумный человек.

Паша. Да, я без ума. Сказать от кого? (Деловито смотрит на часы.) Слушай, значит, программа будет такая… Завтра – на развод. В субботу помолвка. Через две недели – свадьба. Я люблю тебя.

Катя. Сумасшедший.

Паша. Закатим бал – город на сутки будет парализован. Лучшие люди – за столом. Неприглашенные будут умирать от зависти, стреляться, оставляя записки, выживших будут освобождать от работы ввиду несоответствия занимаемой должности. Но мы будем разборчивы, как отдел кадров. (Достает записную книжку.) Так…, «А». Аборты. Главврач роддома – нужен?

Катя. Нет.

Паша. Автосервис. У Юлика на яме – цвет интеллигенции.

Катя. Нет.

Паша. «Б». Брючник Леопольд. Построим брюки? Из марли, очень модно.

Катя. А где же друзья?

Паша. А это кто?

Катя. Это нужники.

Паша. Пардон?…

Катя. Так у нас в театре называют нужных людей – нужники. А где же друзья? Друзья детства?

Паша. Детства?… Будут. Все будет, Катюша, все, сбудутся все наши мечты. О чем ты мечтала в детстве?

Катя. В детстве? Не помню.

Паша. Вспомни. Достану.

Катя. Забраться с ногами в дедушкино вольтеровское кресло. А бабушка не пускала.

Паша. Будет кресло.

Катя. Не надо ничего доставать, Паша.

Паша. Надо. Ты много видела счастливых людей? Я лично – нет. Счастье – дефицит. Значит, его надо доставать. И я его достану. Для тебя. (Целует ее.)

Катя пытается вырваться. Неожиданно раздается громкий стук в дверь. Катя испуганно вскакивает, идет открывать. Входит милиционер с дружинником.

Милиционер. Корниенко?

Катя. Да.

Милиционер (оглядев разбросанные вещи и Пашу, лежащего на полу). Что тут у вас происходит?

Паша. Мы это… Мы репетируем.

Милиционер. Что репетируете?

Паша. Сцены семейной жизни.

Милиционер (Кате). А этот гражданин кто?

Катя. Этот?… Это мой муж.

Затемнение.