Это было чертовски близко к самоубийству. Ошибись Хильда в расчетах на какие-то несколько метров, и она реинверсировала бы точно в точку, где находился перехватчик, погибнув вместе с ним. Ошибка в другую сторону – и она уничтожила бы меня или то, что осталось от корабля Рекса.

Но мне некогда было ни ругать ее за неподчинение приказу, ни благодарить. Истребитель болезненно дернулся, снова ударив меня о экзоскелет. «Попадание в левый борт». Телеметрия гласила: еще одно попадание, и от меня с кораблем останутся только радиация и облачко газа.

«Соз…» Мысль Рекса донеслась до меня слабо, но внятно.

«Он жив! Жив». Я подавила желание рассмеяться, потом заплакать.

Неожиданно Жабо включил двигатели – и мы отпрянули от луча аннигилятора ПРЕЖДЕ, чем перехватчик успел выстрелить в нас.

«Счастливчик, Демон». Мысль пронзила мой мозг – жадная, голодная, скользкая как масло.

По моим вискам стекал пот. Уже не первый раз Жабо предугадывал выстрел неприятельского корабля. Купцы знали нашу слабость – то, что боевой режим делает наши ускоренные сознания уязвимее. Они играли на этом, угрожая, издеваясь, пытаясь вывести нас из равновесия. Но любой пилот, сконцентрировавший свои помыслы на Демоне в боевом режиме – особенно если этот Демон обладает моим опытом и пси-способностями, – рискует выдать ему одновременно и самые сокровенные свои намерения, включая готовность открыть огонь.

«Золотой, немедленно лети на базу, – приказала я. – Ты слышала, Хильда, НЕМЕДЛЕННО! Никаких больше подвигов! Возможно, ты одна сможешь доложить об этом».

«Лечу», – ответила Хильда.

И робот, попавший в меня, и промахнувшийся перехватчик находились теперь вне пределов нашей досягаемости. Это мало что меняло. Мне все равно нечем стрелять. Если верить приборам, это последние корабли купцов. Таас преследовал робота. С планеты взлетал еще один перехватчик, на этот раз без УРСов. Я не сомневалась, что он намеревается повторить Хильдин фокус с инверсией. Простейший расчет показывал, что идеальной мишенью для этого будет истребитель Рекса, беспомощно висевший в космосе.

«Перехват, – подумала я. – Взять его, Жабо!»

Мы ринулись за кораблем купцов. Жабо швырнул меня в стазис. И еще. И еще. Меня тошнило от беспрерывных перерывов в сознании. Горло пересохло.

Из шлема с щелчком высунулся шланг и в рот брызнула струйка воды.

Я облизнула губы. «Перекачай позитронное топливо в аннигилятор».

«Аннигиляторы выведены из строя», – напомнил Жабо.

«Тогда перекачай в оболочку из какого угодно поля и заряди в пусковую установку Тау».

Жабо прикинул цифры. «Поле не сможет удерживать топливо долго».

«Этого и не потребуется».

«Перехватчик наберет необходимую для инверсии скорость через 3, 1 секунды».

«Следуй за ним».

Потом я отключила блоки.

Я распахнула сознание, всасывая мысли вражеского пилота; он устремился туда водоворотом едкой кислоты: «Мучься, Демон. Мучься, бойся. Умри…»

Мы инверсировали. Жабо подключился через мое сознание к пилоту перехватчика. Мы молча неслись по сверхсветовому пространству следом за перехватчиком, возвращавшимся к Тамсу.

«Входим в планетную систему Тамса», – сообщил Жабо.

«Реинверсия», – подумала я.

Нам удалось вынырнуть из инверсии на долю секунды раньше перехватчика, но я не имела возможности уничтожить его струей своих дюз. Едва перехватчик реинверсировал, как я скомандовала: «Стреляй точно в его пусковую установку Тау и уноси нас отсюда».

В то мгновение, когда мой импровизированный снаряд ударил в люк тау-установки купца, тот вышел из стазиса и выстрелил. Позитронный снаряд и Тау столкнулись, и перехватчик исчез в ослепительной вспышке.

Я судорожно всхлипнула.

«С дневной стороны планеты к нам приближаются десять планетарных роботов», – сообщил Жабо.

ДЕСЯТЬ? Боже! «Как скоро они подойдут к нам на выстрел?»

«Через четыре минуты, – ответил Жабо. – И воздуха в баллонах аварийного жизнеобеспечения секондери Блекстоуна осталось на три минуты».

«Зеленый, доложи свое состояние!»

«Моему роботу хана», – довольно ответил Таас.

«Таас, ты должен доставить повстанцам ПИИ. У тебя четыре минуты на то, чтобы спуститься как можно ниже, сбросить груз и убраться».

«Понял», – откликнулся Таас.

«Не валяй дурака, Соз, – донесся до моего сознания слабый голос Рекса.

– Спускайся ты, а Зеленый пусть прикрывает тебя».

Я приблизилась к кораблю Рекса, маневрируя так осторожно, как только позволял мой поврежденный истребитель. Мне надо было подойти ближе, еще ближе, практически коснуться его бортом. «Выдвинуть переходник, скомандовала я. Соединиться с Красным».

«Выполняю», – отозвался Жабо.

«Соз, – снова услышала я Рекса. – Тамс важнее одного-единственного стареющего Демона. Лети с Таасом. Ему одному не справиться».

«Тебе надо бы больше ему доверять».

Из моего шлюза выдвинулась гармошка переходника и с шипением присосалась к обшивке истребителя Рекса. «Давление воздуха внутри корабля Красного нулевое. Я задраиваю твой скафандр. В баллонах Блекстоуна осталось воздуха на одну целую две десятых минуты».

«Рекс, лезь в переходник», – подумала я.

«Я не могу пошевелиться», – откликнулся Рекс.

«Жабо, открой люк Красного. Потом освободи меня с пилотского кресла».

«Открыл и освободил». Экзоскелет расстегнулся и отодвинулся от меня, псифоны выдернулись из моего тела. Я выбралась из кресла и нырнула в мембрану, отделявшую кокпит от каюты. Потом ринулась к выходу.

Жабо распахнул оба шлюзовых люка – внутренний и внешний. Я проскользнула в них, проплыла по прозрачному туннелю переходника и влетела в Красный корабль – прямо в хаос.

Повсюду плавало в невесомости разбитое оборудование, через которое мне пришлось буквально протискиваться. Одна из секций внутренней оболочки прогнулась внутрь. Ворвавшись в пилотский отсек, я застала Рекса пытающимся выбраться из кресла. Оно было мертво; экзоскелет бессильно висел, сковывая его движения. Он уцепился за мою руку, и тогда мне удалось высвободить его. Но даже когда он выбрался из кресла, его ноги беспомощно волочились. Я попыталась связаться с ним по рации скафандра, но ответа не получала.

– У Блекстоуна кончился воздух в баллонах аварийного жизнеобеспечения, – объяснил вслух Жабо.

Я увидела сквозь стекло шлема задыхающегося Рекса. Он оттолкнулся, швырнул себя через всю каюту к шлюзу и влетел в мой корабль; я – за ним.

Жабо задраил внешний люк, и Рекс сполз по стенке шлюза.

«Жабо, воздух!»Я схватила Рекса и потащила его в каюту.

Наконец мне удалось стащить с него шлем. Инерция швырнула нас о стену каюты; я сняла свой шлем и зацепилась ногами за медицинский модуль, выдвинувшийся из стены. Схватив Рекса за голову, я зажала ему ноздри и изо всех сил выдохнула ему в рот. Мы снова ударились о стену. Вдох. Выдох.

Вдох. Выдох. «Черт, Рекс, да дыши же!» Вдох. Выдох…

«Приближающиеся аппараты через сорок пять секунд окажутся в радиусе выстрела», – доложил Жабо.

Вдох. Выдох…

Рекс сделал судорожный вдох. Я отпустила его нос, он открыл глаза и посмотрел на меня. Лицо его в холодном освещении кабины казалось белее мела.

«Позаботься о Рексе». Я могла и не говорить этого: медицинский модуль уже охватил его своими щупальцами.

«Тридцать две секунды до открытия огня, – доложил Жабо. – Они нас засекли».

Я рванулась в пилотский отсек и скользнула в кресло. Стоило мне подключиться к системам, я послала по пси-связи приказ Таасу: «Уноси ноги!

Быстро!»

Ответа не последовало.

«Роботы открывают огонь», – объявил Жабо, но наш корабль уже набирал ход…

Задыхаясь, я отходила от шока, вызванного слишком долгим пребыванием в стазисе. Останавливать движение молекул человеческого организма надолго опасно, поскольку, освободившись, ему приходится адаптироваться к условиям нового окружения. И если это окружение изменилось слишком радикально, катастрофические флюктуации перенастраивающейся системы могут разорвать человека на кусочки – атом за атомом.

Моим молекулам удалось удержаться вместе, но чувствовала я себя кошмарно. Зрение помутилось настолько, что я не могла разобрать цифры телеметрии, хотя псиберпейзаж сказал мне все, что я хотела знать: Жабо инверсировал нас в один прием, погрузив на все это время в стазис.

«Гринжабо, отзовись», – подумала я. Подождав немного, я послала еще одну мысль: «Таас?»

Тишина.

«Я не могу связаться с Зеленым», – доложил Жабо.

«Золотой?»

«Нет связи», – ответил Жабо.

Я всхлипнула. Ни Хильда, ни Таас не уйдут со связи по своей воле.

Хильда могла посадить корабль, но с учетом повреждений могла с таким же успехом разбить его.

«Как Рекс?»– спросила я.

«Его жизненные процессы затухают».

«Так помоги же ему!»

«Он нуждается в помощи, оказать которую я не в состоянии».

«НЕТ!» Неужели я устроила всю эту безумную гонку только для того, чтобы погубить весь мой отряд? Нет. Только не сейчас, после всего, что мы пережили.

Я глубоко вздохнула. «Жабо, введи нас в стазис. – Рексу уже не страшны ни растяжение времени, ни другие релятивистские эффекты. Все, что имеет значение, – это сколько он будет еще лишен помощи на борту моего истребителя. – И не выводи нас из него, пока мы не окажемся на месте».

«И ты, и коммандер Блекстоун можете не пережить еще одного…»

«Есть у Блекстоуна шанс выжить, если ты не введешь его в стазис?»

«Нет. Но у тебя есть».

«Вводи нас в стазис, Жабо. А потом побей все рекорды перемещения во времени, чтобы доставить нас в госпиталь».

Это была моя последняя мысль перед тем, как включилась стазисная катушка. 7. ПОСЛЕ БОЯ

Когда мы вышли из стазиса, меня вырвало. Стерилизаторы в моем скафандре поспешно убирали следы.

Мы летели через Дьешанскую планетную систему, минуя кольцо за кольцом оборонительные системы, передавая им по Сети мой пароль. Стояла глубокая ночь, когда я опускала Жабо на залитую светом прожекторов крышу госпиталя.

Рекс неподвижно лежал в объятиях медицинского модуля, опутанный паутиной трубок для внутривенного вливания.

Открыв шлюз, я увидела бегущих к нам по крыше людей. Не прошло и несколько секунд, как Рекс уже лежал на аэроносилках. Я бежала следом, стараясь держаться поближе к носилкам, а врачи пытались снять показания относительно моего собственного самочувствия.

Все произошло слишком быстро. Только что мы бежали по ярко освещенному коридору к дверям хирургического отделения, и вот я уже сижу в круглом помещении с белыми стенами, белым потолком, белым полом, окруженная толпой врачей в белых комбинезонах. Врач пытается удержать меня, я сопротивляюсь.

Когда он не отпустил меня, я нагнулась и швырнула его через спину. Он шмякнулся оземь с гулким шлепком; его комбинезон слегка треснул по швам.

Трое других – две женщины и мужчина – схватили меня за руки. Тот, которого я повалила, уже встал на ноги, а медсестра пыталась прижать к моей руке пневмошприц.

– Нет! – Я отдернула руку от шприца с успокоительным. Я хотела оставаться в сознании, чтобы знать, как там Рекс.

– Праймери Валдория, пожалуйста! – Женщина со шприцом откинула с глаз спутанную седую прядь. – Вам нужна помощь…

– Уберите этот чертов шприц, – сказала я. – Или я закатаю вас в тюрьму за насилие над наследницей Имперского престола.

Женщина побледнела и опустила шприц. Впрочем, этим она и ограничилась.

Остальные четверо пытались усадить меня в кресло, несмотря на все мои ругательства.

– Сядьте, – упрашивала меня женщина со шприцом. – Попробуйте расслабиться.

Она что, с ума сошла? Рекс умирает, а эти придурки хотят, чтобы я расслабилась? Я сделала еще одну попытку вырваться, но они держали меня крепко.

– Соз. – Чья-то тяжелая рука опустилась мне на плечо.

Я обернулась, чуть не уронив при этом врачей.

Хильда.

Я зажмурилась, потом снова открыла глаза, чтобы убедиться, что это в самом деле она. Значит, я не всех их убила.

– Ты все рассказала? – спросила я.

– Йа. – Она замялась. – Таас?

– Он не отозвался, когда я приказала ему улетать оттуда.

– Жаль, – вздохнула она.

– Мне тоже, – тихо произнесла я. «Жаль»– не то слово.

Хильда махнула рукой в сторону полукруглого белого диванчика у стены.

– Подождешь со мной?

Я кивнула и вырвала руки у медиков, наконец отпустивших меня. Мы с Хильдой сели на диван. Нервоплексовая поверхность дрожала под моим весом, безнадежно пытаясь расслабить мои напряженные мышцы.

А потом мы просто ждали.

Ждали и ждали.

Мы сидели там восемь часов. Кто-то входил и задавал мне вопросы, потом выходил. Все эти долгие часы я заново переживала бой, мгновения, когда я отдавала приказы Таасу или Рексу. Я проигрывала в уме другие действия, другие приказы, которые могли привести совсем к другому исходу, дав им и Тамсу шанс выжить.

Я пыталась выключить свою память. И все равно продолжала слышать крик того мальчика-пилота, заглушаемый зловещим шепотом аристо, едва не уничтоживших Жабо. Они так жаждали моей смерти! И эта жажда держалась у меня во рту омерзительным привкусом, от которого я никогда не смогу избавиться, как бы я ни полоскала рот. Этот привкус наслаивался на те, что остались от всех боев, которые я вела с ними последние двадцать пять с лишним лет.

Было уже раннее утро, когда я задремала. Голова моя склонилась на спинку дивана, но стоило только коснуться нервоплексовой обшивки, как я проснулась и села. Потом снова откинулась на спинку и закрыла глаза.

– Кофе хотите? – раздался чей-то голос.

Я открыла глаза. Голос был мне знаком.

– Праймери Валдория? Я думал, чашечка кофе не…

– Таас! – Я вскочила на ноги.

Он ухмыльнулся и протянул мне пластмассовую чашку с тем кошмарным напитком, которым земляне заполонили наши магазины. На нем до сих пор был скафандр. Я стиснула его в объятиях, а за мной – Хильда, чуть не сбившая его с ног. Кофе выплеснулся прямо на нас.

– Эй! – голос его звучал глухо из-под обширного Хильдиного бюста. – Так и задушить недолго.

Хильда отпустила его.

– Жаль будет, если теперь, вернувшись с того света, ты погибнешь от удушья, а?

– С того света? – не понял он.

Я неуверенно улыбнулась:

– Когда ты не вышел на связь, я решила, что ты погиб.

– В меня попал робот. Уже на взлете, – сказал Таас. – Поэтому я и не мог выйти на связь.

Я уставилась на него. Единственное, что могло нарушить пси-связь, – это серьезное повреждение Искусственного Интеллекта.

– Ты выбрался оттуда без помощи компьютера?

Таас улыбнулся:

– Это оказалось не так уж страшно. Мне просто пришлось посчитать немного в уме.

«В уме?»

– Должно быть, у тебя фантастический ум. – Впрочем, я знала это и раньше – ведь не случайно я отобрала к себе в отряд именно его. – Ты доставил ПИИ на Тамс?

Он кивнул:

– Только не знаю, помогло ли это. Я еще не слушал последних сообщений.

– Соз. – Хильда дотронулась до моей руки.

Я оглянулась на нее, и она кивнула в сторону двери. В комнату вошел врач и остановился передо мной.

– Праймери Валдория?

Я сжалась:

– Да?

– Мы закончили операцию.

– И что? – Скажите мне, что он будет жить, подумала я. Скажите, что все будет хорошо.

Врач взъерошил волосы рукой.

– У него ушибы, переломы, внутреннее кровотечение. Это все, в общем, пустяки.

Но? Это «но» висело в воздухе.

– Что у него с ногами?

– Не в ногах дело, – вздохнул врач. – Вся проблема в гнезде псифона, имплантированном в позвоночник у поясницы. Он вырвался из тела, частично порвав нервные волокна.

Я потерла лоб, словно это могло помочь.

– Объясните.

– В общем, псифон перерезал ему спинной мозг.

– Но вы же можете исправить это, разве не так?

Врач снова вздохнул:

– В нормальных условиях мы можем регенерировать даже нейроны, заставляя их поверить, будто они находятся в эмбриональном состоянии. Мы пытались регенерировать его нервы и спинной мозг. Но у нас ничего не получилось.

Потом мы попытались сделать три независимые операции с целью связать разъединенные участки спинного мозга биооптикой. Его организм отторгает биооптику.

– Но вы ведь сможете исправить это потом, да? Как только он окажется в состоянии поддержать вас своим сознанием?

Он замялся.

– Будь это нормальный случай, я сказал бы «да». К несчастью, биомеханические системы, особенно такие сложные, как те, что вживлены к вам в тело, дают неожиданные побочные эффекты. Мы пока плохо разбираемся в этом. В общем, нервная система и биомеханическая сеть секондери Блекстоуна получили столько повреждений, что он выработал токсическую реакцию на вещества, с помощью которых мы пытались стимулировать регенерацию. И если мы продолжим попытки вторгаться в его биомеханическую систему и дальше, его организм может отторгнуть ее полностью.

Я смотрела на него, так ничего и не понимая.

– Что вы такое мне говорите?

– Секондери Блекстоун парализован ниже пояса, – тихо ответил врач. – Возможно, он никогда не сможет владеть своими ногами.

– Нет… – Это невозможно. Они хотят убедить меня в том, что Рекс превратился в калеку в тот самый день, когда собирался подать в отставку!

И что все это сделала с ним биомеханическая система – символ того единственного, что стояло между нами и купцами! Нет, этого не может быть!

– Когда вы разрешите нам повидаться с ним? – тихо спросила Хильда.

– Сейчас он спит. Мы дадим вам знать, когда ему можно будет принимать посетителей. – Врач покосился на меня. – Праймери…

Я знала, что за этим последует. Меня будут жалеть. Этого я не вынесу.

Не сейчас. Я смерила его холодным взглядом.

– Что?

– Мне сказали, что, судя по показаниям корабельной аппаратуры, вы не спали больше пятидесяти часов. – Он помолчал. – По предварительным данным, у вас сломаны два ребра, множественные ушибы, а также повреждения внутренних тканей от слишком долгого пребывания в стазисе. Вам необходимы медицинская помощь и сон.

Сон? Я была слишком возбуждена, чтобы даже сидеть на месте.

– Я в порядке.

– Мэм, вы не в порядке. Вы на грани обморока. – Я попробовала возразить, но он поднял руку. – Мы можем уложить вас спать где-нибудь здесь.

Я нахмурилась:

– Я не хочу спать.

Яркий образ из его сознания прорезал мои мысли, образ того, какой я ему представляюсь: раненым оленем, прекрасным диким животным, пугливо шарахающимся в сторону, а он, врач, успокаивает оленя, пытаясь подойти, чтобы исцелить раны. Образ был таким неожиданным, что я просто стояла, глупо моргая. Как бы сказали земляне, мои воображаемые паруса лишились воображаемого ветра. Впрочем, если подумать, метафора довольно глупая, тем более что я представлялась ему оленем, а не кораблем.

Я вздохнула. Пожалуй, я устала сильнее, чем мне кажется, слишком устала даже для того, чтобы мыслить здраво.

– Ладно, – сказала я. – Я отдохну. Немного.

Шторы задерживали большую часть жара яростного дьешанского солнца, пропуская в комнату ровно столько света, чтобы в комнате было светло. Я лежала в этом приятном тепле, медленно отходя от сна, удивляясь, почему у меня болит все тело.

Потом я вспомнила.

Костоломка.

Когда я сплю, мое сознание ослабляет барьеры; иногда я даже могу принять сигнал, который наверняка заблокировала бы днем. Иногда мои сны показывают возможные варианты будущего – почти ясновидение. В этих снах со мною происходят события, которые имели или могли бы иметь место в действительности. Чем сильнее эмоции вовлеченных в них людей, тем яснее сон.

Но слишком часто сильные эмоции связаны с несчастьем. Ненавижу эти сны.

Вместо того чтобы проснуться отдохнувшей, я открываю глаза в отчаянии от того, что меня или кого-то из дорогих мне людей ждет беда. Я называю эти сны костоломками – после них я чувствую себя так, словно на меня обрушилась каменная стена.

Сегодня я проснулась в костоломку.

Стряхнув сон, я ощутила присутствие в комнате кого-то еще. Я повернула голову.

Гость стоял у кровати – огромный мужчина, более двух метров ростом, с мощной мускулатурой, какую вряд ли можно развить на планете с нормальной гравитацией. Он казался не живым человеком, а металлическим изваянием.

Кожа его блестела, словно ее изготовили из сплава эпидермиса с золотом.

Хотя его глаза были открыты, внутренние веки прикрывали их сияющей золотой скорлупой, непрозрачной снаружи. Я знала, что он прекрасно видит сквозь эту скорлупу, но остальным его глаза представлялись непроницаемыми. Его лицо могло бы быть красивым, не будь оно таким жестким, похожим на золотую маску. Он был одет просто: бежевые брюки и свитер без украшений или вензелей – только золотые ленты на рукавах, шире моих нашивок праймери.

Проведать меня пришел Император Сколии.

Я села, зажмурившись от боли в спине. Потом отсалютовала, согнув руки в локтях и перекрестив на уровне лица, правую поверх левой.

Кердж кивнул. Даже после стольких лет знакомства мне плохо верилось в то, что мы с ним родственники, и близкие. Хотя мать у нас одна, мы с ним совсем непохожи. Кердж пошел в деда, а я – в бабку.

Цветом кожи он обязан предкам нашего деда, адаптировавшимся к колонизованному ими миру со слишком ярким солнцем. Металлический блеск кожи и волос отражал солнечный жар, а внутренние веки защищали глаза. Его внешность только подчеркивала истину: он был настолько же машиной, насколько человеком, с биомеханической системой, превосходившей возможностями даже мою. Его внешность сделалась символом. Стальной Кулак Сколии, бронированный император, лишенный человеческих слабостей, которыми могли бы воспользоваться купцы.

Кердж смотрел на меня своими непроницаемыми глазами.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. – Я потерла бандаж, удерживающий мои сломанные ребра. Я совершенно не помнила, как мне его накладывали. Ну да, конечно же, меня напичкали какой-то дрянью, чтобы лечить без помех.

Я огляделась. На стенах, на полу, на потолке переливались отсветы радуги киберзамка, заключившего нас в оболочку защитного поля. Радуги были ярче тех, что я видела вокруг Джейбриола на Делосе: киберзамок Керджа настроен на смертельную интенсивность.

– Врачи сообщили мне про Рекса Блекстоуна, – сказал Кердж.

– Вы его видели?

– Он еще не пришел в сознание.

Мне хотелось спросить, что ему еще известно. Но почему-то я не могла задать вопрос вслух.

Вместо этого я спросила:

– ПИИ, сброшенные Таасом, помогли?

– Немного. Когда подоспела наша флотилия, эскадра Куокса уже затопила планету. Мы не обнаружили на поверхности живых. Но нам удалось защитить корабли, успевшие взлететь.

Я страшилась слов, которые он не произнес.

– Сколько погибло?

– Две трети населения.

Две трети. Слова падали как камни. Две трети. На Тамсе проживало шестьсот миллионов человек. Интересно, что теперь думает Джейбриол о своем отце?

– Я ознакомился с твоим рапортом насчет аристо, – сказал Кердж.

И все. «Я ознакомился с твоим рапортом». Это означало, что он знает правду. У Ура Куокса есть наследник.

Ничего удивительного, что Куокс не развелся с женой. Она-то знала, что ее «сын» рожден другой женщиной. Возможно, она считала, что у Куокса любовница из хайтонов. Может быть, он несколько месяцев держал жену взаперти, прежде чем объявить ей о ребенке? Если бы она открыто отказалась от Джейбриола, это могло бы привести к тщательному обследованию наследника, чего Куокс боялся больше всего. Странно еще, что он вообще не убил ее. Может, прав Таас и Ур Куокс действительно любит свою жену? Или просто не уверен, что ему удастся расправиться с ней безнаказанно? У нее ведь свое окружение, своя политическая машина, ненамного уступающая по влиятельности Куоксу. Должно быть, она дорого запросила, чтобы молчать, сохраняя титул.

Было время, когда я пыталась убедить себя, что женщины-аристо нежнее, чем их мужчины. Они не занимались военными делами, поэтому мы почти не встречались с ними. Они казались нам даже загадочными. Однако три недели на вилле Тарка избавили меня от иллюзий. У аристо нет слабого пола.

Женщины не уступают в жестокости мужчинам. Ни рост, ни облик, ни пол в этом смысле ничего не значат.

Кердж не сводил с меня глаз.

– Администрация Делоса прислала нам рапорт о твоих похождениях в особняке хайтона. Не могу сказать, чтобы ты вела себя слишком деликатно.

– Вы накажете меня, сир?

– Нет.

Ничего удивительного. В системе ценностей Керджа деликатность не относится к главным достоинствам.

– Я поручил подготовить приказ о награждении эскадрильи Жабо, – продолжал он. – Мы будем транслировать церемонию в программе новостей головидения.

Так. Значит, из нас сделают героев. В логике Керджу не откажешь. Это позволит выставить КИКС в выгодном свете. Вот только я сама что-то не слишком ощущаю себя героиней.

Моего сознания коснулась мысль Керджа: «Каждый раз, уходя на задание, вы рискуете жизнью. Ты знала это. Твоя эскадрилья знала это. – Он сделал паузу. – Блекстоун тоже знал это».

«Да, сир». Большую часть своих мыслей я заблокировала, оставив при себе. Что я могла еще ответить? От того, что Рекс осознавал грозившую ему опасность, легче не становилось.

– Соз, – его голос чуть смягчился. – Ты заслужила награду.

Один из трех браслетов на левом запястье Керджа засветился. Он носил браслеты на обеих руках – металлические полосы, имплантированные прямо в кожу. Он дотронулся до браслета пальцем, и в комнате раздался мужской голос.

– Медсестра ждет разрешения войти, сир. Ее личный код проверен.

Безопасна.

– Пусть войдет.

Поле киберзамка померкло, открывая доступ извне. В стене образовалось отверстие, быстро превратившееся в овал от пола до потолка. В комнату вошли два Демона. Я знала обоих – двое из четверых личных охранников Керджа.

Следом за ними вошла женщина, точнее, совсем еще девочка. Лицо пылает, глаза опущены. Настоящая красавица. Вьющиеся золотые волосы шелковым покрывалом опускались до пояса. Кудряшки окружали лицо, нежное золотое лицо, от красоты которого захватывало дух: Она удивительно напоминала мне мать, какой та, возможно, была в молодости. Правда, ей недоставало неуловимых, но существенных черт матери: той ослепительной уверенности в себе и своей красоте, которая влекла к ней людей словно горящая лампа – мотыльков. Девочка казалась куда более хрупкой.

– Свободны, – кивнул Кердж охране.

Стена за ними сомкнулась, и на ней снова вспыхнула радуга киберзамка, оставив девочку наедине с нами. Вокруг меня сгустился ужас. Я ощущала себя бабочкой, накрытой стеклянным стаканом. Я не могла пошевелиться, не могла дышать…

«Блок!»– подумала я. Страх отпустил, и мои мышцы расслабились. Но девочка так и стояла, уставившись в пол. Она не осмеливалась даже поздороваться с Керджем, что вообще-то каралось тюрьмой, хотя Кердж мог изменить наказание по своему разумению, вплоть до смертной казни. Спорить с ним никто бы не посмел. Впрочем, мне показалось, что сейчас он не обращал на это никакого внимания.

– Подойди сюда, – обратился он к девушке.

Сначала она не шелохнулась. Потом решилась и шагнула вперед, так и не поднимая глаз. Она остановилась перед ним и опустилась на колени, сначала на одно, потом – не услышав от него разрешения встать, – на оба. Ее плечи вздрагивали, а кружевная отделка белого больничного платья сползла вперед, открывая грудь на обозрение каждому, кто смотрел на нее стоя.

Некоторое время Кердж смотрел на нее. Потом сказал:

– Ты и есть та девушка, которую я видел в детском отделении?

– Д-да, сир.

– Как тебя зовут?

– Шарисса Дейдр.

– Ты должна была передать мне что-то?

– Д-да, сир, – голос у нее тоже был нежный-нежный.

– Так что?

– В-ваш охранник… Демон… тот, что повыше. Он мне сказал… он сказал… что вы приказали. Чтобы… чтобы я известила вас, когда… – она перевела дух, – когда начнется передача, которую вы хотели посмотреть.

– Ну и что, начинается?

– Да, сир.

Передача? Что это с Керджем? Если он хочет посмотреть любую передачу, ему достаточно включить монитор в моей палате. Какой смысл звать для этого сестру из детского отделения? Хотя нет, смысл есть. Некоторые приглашают интересующую их женщину на обед. У Керджа просто другие методы.

– Встань, – разрешил Кердж.

Так и не поднимая глаз, девочка встала. Она годилась ему во внучки, даже в правнучки: при том, что он отличался отменным здоровьем и выглядел на сорок, в действительности ему исполнилось девяносто. Он возвышался над ней больше чем на полметра, так что ростом она приходилась ему по грудь.

– Посмотри на меня, – приказал он.

Она подняла на него огромные глаза – прекрасные, карие с золотыми прожилками глаза. Она зарделась еще сильнее. Кердж взял ее левой рукой за подбородок, проведя большим пальцем по щеке. Его рука была так огромна, что ее лицо утонуло в ней. Другой рукой он дотронулся до одного из имплантированных браслетов.

– Да, сир? – послышался голос охранника.

– Девушка готова идти, – сказал Кердж.

Киберзамок отворился еще раз, и в комнату снова вошли два Демона. Не обращая на них внимания, Кердж продолжал смотреть на Шариссу. Она глядела на него как застенчивая газель, загипнотизированная светом фонаря в руках охотника.

Кердж наклонился и не спеша поцеловал ее. Потом выпрямился и покосился на охранников.

– Пусть ее отвезут во дворец.

– Да, сир, – ответил охранник.

Шарисса молча, не глядя на них, позволила увести себя. Когда они вышли, я села, сцепив руки под одеялом.