Таас оторвался от книги:
– Настроили?
Я кивнула:
– Я передаю им свою информацию по аристо. —» Комтрейс, ввести данные в М – 86, Д – 4427, Ф – 1 «.
» Данные переведены «.
» Переключаю псифон. Не прерывайте связи «.
» Понято «.
Я отключила штекер и протянула его Рексу.
– Теперь ты.
Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы перекачать свою информацию. За ним это проделала Хильда, потом Таас. Когда они закончили, я снова подключилась к компьютеру.» Комтрейс, выдать визуальный образ объекта, основанный на наших воспоминаниях «.
» Выполняю «. Вспыхнул голоэкран, над ним в воздухе соткалось изображение аристо, которого мы видели в баре, ростом примерно двадцать пять сантиметров. Он стоял на столике как живой, глядя на нас.
– На деле он был не такой резкий, – заметил Рекс.
Компьютер молчал; голоизображение не изменилось.
» Комтрейс, – подумала я. – Удостоверьтесь в подлинности голосов трех лиц, внесенных в досье моего отряда, и внесите в изображение исправления с учетом их устных поправок «.
– Блекстоун, Рекс – удостоверяю. Бьорстад, Хильдагаард – удостоверяю.
Морото, Тааско-Мар – удостоверяю. Вношу исправления Блекстоуна.
Слышать их имена было все равно что смотреть на звездную карту Сколии.
Фамилия Рекса – осовремененный вариант древнего имени с планеты Рейликон, такого же темного и мощного как сам Рейликон. Фамилия Хильды – сколийская транскрипция земной; ее родители эмигрировали с Земли на одну из сколийских колоний. Имя Тааса – сложная смесь: часть его предков происходила с Рейликона, часть – со старых колоний, обнаруженных нами после того, как мы заново открыли межзвездное сообщение, часть – с островов на древней Земле, носивших название» Япония «. Мое имя – Валдория Сколия – тоже смесь. Хотя моя прабабка по материнской линии родилась в генетической лаборатории, ее истоки восходят к династии, правившей когда-то на Рейликоне. Мои отец и дед с материнской стороны родом из вновь открытых колоний, но, судя по наличию генов ронов, они тоже скорее всего потомки этой династии.
– Вношу изменения в соответствии с замечаниями Блекстоуна.
Черты лица аристо смягчились, сделав его на вид не старше шестнадцати лет.
– Слишком молод, – сказал Таас. Комтрейс состарил портрет на три года.
– Все равно молод, – сказала Хильда. Комтрейс добавил еще три года.
– Волосы длиннее, – заметила Хильда. Комтрейс удлинил их на несколько дюймов.
Некоторое время они изучали результат.
– Похоже на правду, – произнес наконец Рекс. Таас и Хильда согласно кивнули.
– Комтрейс, произвести идентификацию изображения, – скомандовала я. – Проверить все досье касты хайтонов.
– Выполняю. – Помолчав немного, Комтрейс ответил:
– На лицо с такими внешними данными информация отсутствует.
Я нахмурилась:
– Вы проверили всех живущих ныне хайтонов?
– Да.
– Может, не на всех имеются досье? – предположил Таас.
– Мы были уверены, что на всех, – ответила я. – Их всего несколько сотен.
– Возможно, мы не правильно определили класс, – сказала Хильда.
Возможно ли это? Хотя хайтоны являются высшими из эйюбиан, кроме них в рамках касты аристо существовали и другие классы, доводившие численность аристо до нескольких тысяч.
– Комтрейс, насколько точно определение данного аристо как хайтона?
– Выполняю.
Я покосилась на Рекса, потом махнула в сторону голографического изображения аристо.
– Что-то в нем кажется мне знакомым. Никак не могу понять, что именно.
– Мне тоже так показалось, – кивнул Рекс.
Однако Хильда и Таас покачали головами.
– Он похож на аристо, и все тут, – заявила Хильда. – Ничего больше не заметила.
» Проверку закончил, – сообщил Комтрейс. – Основываясь на ваших воспоминаниях о его внешности, поведении и речи, устанавливаю вероятность девяносто восемь процентов того, что он принадлежит к классу хайтонов. На основании вашего разговора с ним, Демон первого ранга Валдория, допускаю вероятность ошибки восемь процентов «.
Рекс присвистнул:
– Да это просто смешно.
– Но эти восемь процентов зависят исключительно от моих воспоминаний, – возразила я. – Мое восприятие могло быть и искажено.
– Зная тебя, – сказал Рекс, – я ни за что не поверю, чтобы твое восприятие исказилось в сторону уменьшения опасности.
– Мой анализ основан на ваших докладах с учетом ваших предыдущих докладов о других аристо, сравнения этих докладов с другими донесениями о тех же аристо, всех докладов об аристо, сделанных другими офицерами, и их сопоставлении друг с другом. На основании этого я оцениваю достоверность ваших наблюдений как девяносто пять процентов.
Я улыбнулась:
– Этот компьютер времени даром не терял.
– А он может просчитать, что этот аристо здесь делает? – спросил Таас.
– Вероятность один к двум, что он ищет необычного Источника, – ответил Комтрейс. – Вероятность один к трем, что он интересуется Делосом; один к одиннадцати, что он шпионит за землянами; один к шестнадцати, что он чинит здесь свой корабль.
– А что, если он пытался уговорить меня пойти с ним? – спросила я.
– Вероятность один к четыремстам пятидесяти. Ваш военный статус совершенно очевиден. Поверить, что вы поймаетесь на такой трюк, было бы для аристо невероятной наивностью.
– Может ли быть такое, чтобы он говорил мне правду, чтобы он просто хотел встретиться со мной?
» Вероятность один к семистам, Комтрейс сделал паузу. Если он ищет Источников, вероятность девяносто три процента, что он пытал счастья с вами «.
– Почему столь низка вероятность того, что он просто шпион? – спросил Рекс, склонясь над пультом.
– Заниматься тайными операциями лично считается зазорным для хайтона, если только такие операции не связаны напрямую с достижением политической власти. С учетом близости Делоса к региону Тамса, а также нынешней политической ситуации на Тамсе, аристо из хайтонов может прибыть сюда для выяснения причастности Союза Миров Земли к кризису.
Вот так. Ирония судьбы: Тамс, крошечная колония шахтеров, играет столь важную роль в межзвездных интригах. Там проживало всего шестьсот миллионов человек: потомки рейликонских колонистов, они упорно цеплялись за независимость от кого угодно: от нас, от купцов или от землян. Пятнадцать лет назад планету захватили эйюбиане. Им удалось сманипулировать политической ситуацией так, что любое прямое противодействие с нашей стороны нарушило бы столь необходимое нам тогда хрупкое перемирие.
– Какова последняя информация о Тамсе? – спросила я.
– Имраз сообщает о захвате повстанцами наземных баз колонизаторов.
Я ожидала этого. У нас имелись каналы оказания помощи повстанцам, так что захват» неподготовленными» лидерами тамских повстанцев изощренной системы наземной обороны эйюбианцев нельзя было списывать на простое везенье.
– Какова реакция купцов? – спросила я.
– Эйюбианские саботажники уничтожили заводы Ред-Хилла и склады в горняцком, докерском и металлургическом районах. Они вывели из строя двигатели и биомехпилотов всех космических кораблей в обоих космопортах Тамса.
– Эффективно, – сплюнул Рекс.
– Почему? – спросил Таас. – Что это за заводы Ред-Хилла?
– Это единственные заводы на Тамсе, которые могли выпускать запасные, детали к инверсионным двигателям звездолетов. Должно быть, на складах хранились уже изготовленные детали.
– Если повстанцы контролируют наземные системы обороны, – сказала Хильда, – они могут вызвать на подмогу корабли с новыми пилотами и запчастями.
– Только если купцы не контролируют орбитальные системы обороны, – возразил Рекс. – У них сейчас равновесие сил.
– Какова официальная позиция купцов по этому вопросу? – спросила я.
– Согласно официальной позиции, сопротивления на Тамсе не существует.
– Интересно, и почему это совсем меня не удивляет? – заметила Хильда.
– У нас имеется запись последней речи Ур Куокса. Включить?
Я поморщилась. У меня не было желания слушать очередную речь Куокса.
Хотя мы произносили его имя как Ур Куокс – иногда Ур Кокс – по-настоящему оно звучало как У'джжр Куокс; апостроф обозначал его принадлежность к хайтонам. Высший хайтон. Император. Впрочем, как бы я ни относилась к Императору купцов, нам стоило знать, что он говорит.
– Да, – согласилась я. – Включите запись.
Изображение загадочного аристо исчезло, и на его месте появился высокий человек, вещавший со стеклянной трибуны. Ему было около пятидесяти лет; как и положено аристо, он имел блестящие черные волосы и красные глаза.
Его хайтонское произношение было до омерзения безупречным. Тарк тоже принадлежал к хайтонам – с такими же идеальными внешностью и речью.
Большую часть речи Куокс посвятил восхвалению армии купцов. Он охарактеризовал повстанцев как выродков, а своих солдат как героев. Как и следовало ожидать, во всей речи не оказалось ни капли полезной информации.
Он вещал и вещал, прославляя могущество Империи Эйюбы, аристо, себя самого и своего великого отца.
– По крайней мере его отец мертв, – пробормотал Рекс.
По крайней мере. Предыдущий Император был куда хуже нынешнего.
Император Дж'бриол Куокс, которого мы звали просто Джейбриол, за время своего правления покорил почти тысячу миров. И он ненавидел мою семью.
Боги, как он нас ненавидел! Судя по всему, особенно его бесило то, что мы, идеальные Источники, не только не покорились ему, но и имели наглость построить цивилизацию, соперничавшую с его собственной.
В английском языке Дж'бриол Куокс трансформировалось в Гэбриел Кокс, однако союзники Земли чаще пользовались нашей транскрипцией. Я спросила как-то секретаршу посольства Земли, почему они избегают произносить это имя по-своему. Она ответила, что имя Гэбриел происходит от более древнего имени «Гавриил» из их священных книг, что так звали архангела, приносившего добрые вести, и что имя это означало «В Боге моя сила». Она считала, что Дж'бриолу Куоксу более пристало имя «Люцифер»в честь падшего ангела, попавшего из рая прямиком в ад. Меня это объяснение вполне удовлетворило.
– Все-таки этот Куокс компенсирует качества своего отца, – заметил Таас.
– Он окончательно скомпенсирует их, только оказавшись в гробу, – фыркнула Хильда.
– У него нет наследника, – напомнил Таас. – Двадцать пять лет брака – и ни одного ребенка.
Рекс кивнул:
– Ты считаешь, что ему следует развестись с Императрицей и жениться на ком-то более плодородном?
– Зачем? – пожал плечами Таас. – Все, что для этого требуется хайтонам, – это ее яйцеклетки и его сперма. Она может оставаться при этом бесплодной.
– Им все равно запрещено разводиться, – заявила Хильда.
– На самом деле он имеет право развестись с ней, если она отказывается подарить ему наследника, – возразила я. – Полное бесплодие может служить поводом для расторжения королевского брака. Единственным поводом.
– Ты считаешь, что он действительно любит ее? – любопытствовал Таас.
– Я что, одета в балетную пачку? – удивилась Хильда.
– Я не прочь посмотреть на такое зрелище, – ухмыльнулся Рекс. – В розовую пачку.
Хильда скрестила руки, от чего ее бицепсы еще рельефнее обрисовались под свитером.
– Фу!
Я улыбнулась:
– Ну, это его проблемы, хайтоны – настоящие фанатики в том, что касается чистоты расы. Ни один ребенок не может быть признан хайтоном, пока происхождение его от родителей не будет подтверждено генетическими тестами, проведенными тремя независимыми экспертами. И в случае Куокса контроль должен быть еще строже. Если Ур Куокс в ближайшие годы не произведет на свет наследника, он рискует утратить имперский престол.
– Слава Богу, нам не надо думать обо всем этом, – заявил Таас.
– Не надо? – переспросила я.
– Ассамблея и Сколи-Сеть не зависят от наследственности.
– Ассамблея – нет. Сколи-Сеть – да.
Таас выпучил глаза:
– Правда?
– Имперские наследники обязаны быть псионами, более того – ронами, – объяснила я.
Почему Рекс так побледнел? Он знал, конечно, что наши дети никогда не смогут претендовать на престол. Ведь знал же? Я и сама чувствовала себя дурно, словно меня двинули в живот.
– Я никогда не думал, что кровь ронов так важна для Имперской семьи, – осторожно произнес Рекс.
Мне захотелось ударить себя. Я не подумала, что он знает меня лучше, чем ему полагалось. Почему он так беспокоится об этом? Моя семья никогда не выставляла свою слабость напоказ. Мы почти не обращали внимания на личную жизнь, к тому же у нас было достаточно власти, чтобы то, что мы Бог знает как калечим свои жизни, не разносилось по всей Галактике.
«Блок – Морото и Бьорстад!»– подумала я. Отделавшись от эмоций Хильды и Тааса, я попыталась прощупать Рекса, но он заблокировался от меня.
Поэтому мне пришлось говорить вслух:
– Мы не печемся о чистоте крови. Нам необходимо расширять наш генофонд.
– Слова «инцест уничтожит нас» вертелись у меня на языке. Вместо этого я произнесла:
– Если мы будем продолжать инбридинг, последствия могут быть катастрофическими. С генами ронов связано слишком много летальных рецессивов.
– Но если это так, – сказал Таас, – почему мы…
– Я совсем забыла, Таас, – перебила его Хильда. – Мы не проверили наши счета.
– Вроде проверяли… – недоверчиво покосился на нее Таас.
– Нет, кажется, забыли. Надо сходить проверить.
– Ладно, – пожал он плечами.
Когда они вышли, я с усилием улыбнулась Рексу:
– Она никогда не отличалась излишней деликатностью.
– Мы годами развивали друг в друге псибер-свойства, – ответил он. – Ничего удивительного, что она уловила напряженность.
– Прости, Рекс. – Я подошла к нему поближе.
– Я так и думал, – его голос звучал ровно, словно он блокировал свои слова так же, как блокировал мысли. – Я метил слишком высоко.
– Я не знаю человека более достойного стать моим консортом.
В его голосе просачивалась злость, словно вода, прорывающая запруду:
– Но наши дети не достойны имени Сколия?
Это привело меня в замешательство.
– Разумеется, достойны. Будь на то моя воля, они бы остались наследниками. Но члены семьи Императора должны быть ронами. У нас нет выбора.
Его эмоции прорвали выставленные им барьеры и волнами накатывали на меня: смесь злости и стыда.
– Я не знал, что для тебя генетика значит больше, чем кровные узы.
В номере с шумоизолирующими стенами и толстым ковром на полу царила мертвая тишина.
– Сколийская Империя охватывает больше тысячи миров. Если Ассамблея и роны не защитят их от купцов, кто еще сделает это? Земляне? Ур Куокс съест их на завтрак. Если мы утратим способность задействовать Сколи-Сеть, купцы прихлопнут нас как мух.
– Нет, наши дети не смогут задействовать Сеть, – сказал Рекс. – Какое, черт возьми, отношение это имеет к их способности вести за собой?
– Они могут сделаться членами Ассамблеи.
Его голос напрягся.
– Это не одно и то же.
– Без полного, свойственного ронам доступа в псиберсеть они не смогут исполнять свой долг как члены Триады, – произнесла я немного спокойнее. – Наши дети не будут ронами, но они будут эмпатами, сильными эмпатами. Это ведь тоже укрепит власть ронов. – Я судорожно сглотнула. – Если Сколия покорится Ур Куоксу, ты, я и все дети, что у нас будут – все станут Источниками. Навеки.
Жилка у него под глазом дернулась.
– Этого не случится. Мы не позволим этому случиться.
– Нет. Не случится.
Он продолжал блокировать меня, хотя не так жестко, как раньше. Я не возражала. Я хотела, чтобы он разобрался в чувствах, чтобы не сорваться на том, на чем разрушились две мои предыдущие попытки создать семью.
– Прости меня, Рекс.
– Мне надо подумать. – Он дотронулся до моей щеки. – Увидимся утром.
И вышел.
4. НАСЛЕДИЕ ЛЮЦИФЕРА
Живописный закат наконец-то сменился нормальной ночью, оставив единственным освещением Афин и Аркады фонари и головывески, а я так и не могла уснуть. Делосские сутки никак не согласовывались с моими внутренними часами.
Интересно, лег ли Рекс? Что он скажет мне утром, в рассветные часы, когда местное население уже выходит на работу? Я лежала голышом в огромной кровати, утопая в невесомых синих одеялах и шелковых простынях. Потом повернулась. И еще. И еще. В конце концов я так запуталась ногами в одеяле, что почти не могла пошевелиться. Я скинула одеяла и повернулась лицом к пульту компьютера. На нем светилась синим светом кнопка размером с пуговицу. Я надавила на нее.
– Да?
– Соз? – послышался из динамика голос Рекса.
Напрягшиеся было мышцы плеч расслабились.
– Хейя.
– Ты спала?
– Нет. Просто лежу.
– Помнишь Джо Сантис? Ну, офицера, с которой ты жила во время переподготовки пару лет назад?
– Смутно. – С чего это он задает такие дурацкие вопросы? – А что?
– Она рассказывала о тебе кое-что. Я тут все думаю об этом.
Это мне не нравилось. Что, клянусь космическим шлемом, я такого делала, что почти не знакомая мне женщина могла рассказать Рексу, что бы он помнил это даже через несколько лет?
– Ну и что она говорила?
– Если верить ей, ты спишь в голом виде. – Я почти видела его ехидную улыбку. – Это правда?
Ах, вот оно что. Я потянулась.
– Возможно, – я чуть не добавила: почему бы тебе самому не зайти проверить? Все же слова эти почему-то не сорвались с моего языка. Вслух я произнесла совсем другое. – Спала в детстве, когда было жарко, – и правда, у нас дома не было даже вентиляторов.
– Соз…
– Что?
– Я как-нибудь справлюсь с проблемами наследования. Просто это застало меня врасплох.
Я вздохнула:
– Мне надо было поговорить с тобой об этом раньше. Я просто дура.
– Дура? Никогда! – он усмехнулся. – Упрямая как черт-те кто – это да.
Но не дура.
– Эй, – улыбнулась я. – Я пока еще твой командир, не забывай.
– По мне так лучше жена.
– По мне тоже. – Выйдя в отставку, ему придется получить согласие моей семьи на наш брак. Но он его получит. Даже мне было видно, как мы подходим друг другу.
– Ты тоже хочешь жену? – ехидно переспросил Рекс.
– Нет, – рассмеялась я. – Тебя. Мужа.
Его голос смягчился.
– До завтра, Соз.
– Спокойной ночи.
Я отключила связь, но сон так и не шел ко мне. Теперь мне в голову почему-то лезли его тесные штанины. Черт, этак я никогда не усну. В конце концов я села и включила свет. Синий плафон залил кровать неярким светом.
Книга, которую подарил мне Тиллер, лежала на столике у компьютера. Я раскрыла ее на первой странице. «СТИХИ НА СТЕКЛЕ». Рисунок пером изображал покрытое зимними узорами окно. За ним угадывался неясный силуэт. Стоявший на улице – кто бы это ни был – писал что-то пальцем на замерзшем стекле.
Я перелистала книгу. Одна из страниц была заложена клочком бумаги – билетом какого-то заведения с Аркады. На странице имелись стихотворение и еще один рисунок замерзшего окна. Тот, кто стоял за окном, теперь ушел.
Окно было разбито; на острых кусках битого стекла лежал снег.
Стихотворение было на английском, но мой центр перевел его.
Зеркальное стекло
В каменной раме
Застыло ледяной слезой.
Я бью кулаком
По зеркальной глади стекла;
Лед обжигает мне плоть,
Пальцы ранят осколки
Твоих замерзших слез.
Я вижу тебя за спиной:
В ожиданьи всегда,
В наблюденьи всегда,
Всегда в недовольстве глухом…
От взглядов, что ранят меня,
Спрятано сердце мое
В панцирь из синего льда.
– Бред какой-то. – Я захлопнула книгу. – Странные какие-то стихи. – Я уронила книгу на столик и снова легла. Что делает сейчас Рекс? Спит?
Интересно, а он спит одетый? Неясные образы, навеянные стихотворением, смешивались у меня в голове с Рексом, почему-то без формы.
В конце концов я встала, оделась и вышла прогуляться. Выбор был невелик: прогулка или холодный душ.
От толп народа, разгуливавшего по Аркаде вечером, не осталось и следа.
Я прошла южную часть Афин, потом трусцой пробежалась по шоссе, ведущему через вырубки к космопорту Делоса. Добравшись до первого терминала, я поднялась на верхний уровень, где располагались секторы прилета-отлета.
Место отличал уникальный, присущий только космопортам дух: здесь никогда не гаснет свет, а стены залов отделаны хромом и зеркалами. Я шла по ярко освещенным пустым коридорам словно убийца в черных башмаках.
Коридор вывел меня к одному из постов безопасности – арке метра два высотой. В отличие от древних систем, реагировавших только на металл, эта арка регистрировала множество параметров, начиная с магнитных полей и кончая химическим составом костей. Компьютер обрабатывал эти данные и анализировал поведение пассажиров.
На посту дежурили двое, мужчина и женщина. Через арку тянулась цепочка усталых ночных пассажиров. Я стала в очередь – просто так, это место было не хуже и не лучше любого другого. Все лучше, чем возвращаться в гостиницу, где у меня не будет другого занятия, кроме как читать заумные стихи про спрятанные сердца, что бы там ни имел в виду их автор.
Пока очередь двигалась к арке, все больше полусонных людей пристраивались за мной. Когда настал мой черед, я шагнула сквозь арку и повергла дежурных в шок. Сразу же замигали тревожные огни и взвыли сирены.
В общем, шума было вполне достаточно, чтобы разбудить всех находившихся в радиусе километра.
Охранники заступили мне дорогу. Женщина бросила взгляд на мои нашивки, потом обратилась ко мне по-английски:
– Простите меня, праймери. Мы не можем пропустить вас, пока не разберемся, в чем дело.
Я кивнула. Хотя сколийские законы и разрешали Демонам проносить оружие в зоны посадки космопортов, земные законы были строже. Поэтому мы довольствовались компромиссом: все время, пока мы находились в зоне, наше оружие оставалось у охранников.
Я вытащила из подошвы выкидной нож, и охранники тут же взяли лазеры на изготовку. Я протянула нож женщине. Она оцепенело уставилась на него, потом спрятала свой лазер в кобуру и взяла у меня нож. Потом я сдала ей духовую трубку, спрятанную у меня в рукаве, и маленький игломет из-под пояса. Она держала весь этот арсенал, будто не зная, что с ним делать.
– Это все? – спросила она.
– Да, – кивнула я.
Мужчина посмотрел на экран детектора и указал на металл в моей куртке.
– Это обязательно включит сигнализацию.
Я сняла куртку и протянула ему. Под курткой у меня была Нижняя Форменная Одежда тип 3, класс отделки 6 – другими словами, простой черный пуловер. Однако когда мужчина обнаружил защитную металлическую чешую еще и на моем нижнем белье, его я снимать отказалась наотрез.
Он покраснел:
– Я не имел в виду… конечно, нет.
Я провела рукой по своему торсу, потом по голове, потом по бедрам.
– У меня там еще биомеханическая система.
Он присвистнул:
– Ладно. Попробуйте еще раз. Посмотрим, что получится.
Я обошла арку и сделала еще один заход. Сирены взвыли так же громко, как в первый раз. Охранники вежливо, но решительно обыскали меня на предмет спрятанного оружия. Так же вежливо они заставили меня пройти через детектор еще три раза и только после этого поверили, что сигнализация срабатывает на металл в моей одежде и на биомеханическую сеть в организме.
Тем временем очередь за мной все росла и росла.
– Чисто, – сказала наконец женщина.
Мужчина кивнул:
– Олл райт. Можете проходить, праймери.
Кто-то в очереди зааплодировал. Я рассмеялась – и половина людей подпрыгнула. Должно быть, они насмотрелись фильмов про обезумевших Демонов.
Миновав пост безопасности, я и понятия не имела, куда мне идти дальше.
Я просто шла и шла куда глаза глядят. В конце концов я оказалась у запертого выхода на посадочный перрон. Я стояла у стеклянной двери, глядя на собственное отражение в стекле.
– Собираешься в отставку? – спросила я у женщины, глядевшей на меня.
Возможно, и правда мне пора уйти, отдохнуть, стряхнуть груз лишних воспоминаний.
У меня за спиной послышались чьи-то шажки. Детский голос спросил что-то по-английски. Я прислушалась.
– У тебя есть мотоцикл?
Я обернулась. Девочка лет пяти вытаращила на меня огромные глаза. Я улыбнулась и еще раз испытала свои познания в английском:
– Что такое «муттер-пси-кал»?
– Это вроде большого велосипеда, – улыбнулась она в ответ.
– О! – Что такое «ло-пси-бед», я тоже не знала. – А у тебя самой есть этот пси-кал?
Она тряхнула головой:
– Трехколесный, красный. У него в колесе дырка.
Колесо? Ах, вот что. Она имеет в виду «циклы». Разумеется.
– Мне очень жаль, что там дырка.
– Ничего, – сказала она. – Мне папа все починил. Из шины вышел весь воздух, а он ее снова накачал.
Что-то в белиберде, которую она говорила, было для меня отчаянно важно, но я не могла понять, что именно. Потом я увидела мужчину, спешившего к нам по коридору.
– Кимберли, не приставай к тете-солдату!
– Ничего, – улыбнулась я. – Мне нравится.
Он уставился на меня, и я поймала всплеск его мыслей: удивление по поводу того, что я реагирую как нормальный человек.
– Пока, – помахала мне Кимберли.
– Пока, – откликнулась я.
И тут до меня дошло, что в ее словах было такого важного. Ничего. Из нее вышел весь воздух, а он ее снова накачал. Так вот что не так в этом аристо. Он не был пуст. Ему не требовалось никого, чтобы заполнить пустоту.
Из опыта общения с Тарком я хорошо знала, что ощущает аристо. Он как пустая оболочка. Но аристо из бара нельзя было назвать пустой оболочкой. Я не права: с ним не «что-то не так»; с ним как раз все в порядке.
– Он не аристо, – произнесла я, обращаясь к запертой двери. – Мне плевать, как он выглядит, как говорит, как двигается. Он не аристо.
Но в свете всего этого инцидент в баре выглядел еще более странным. Его охрана, люди в баре, даже весь мой отряд приняли его за хайтона. Только хорошо подготовленный псибернавт, которому к тому же довелось побывать Источником, смог бы распознать подделку.
Как он смог сделать это? Насколько мне известно, жесткая кастовая система купцов не допускает исключений. Все дети аристо проходят генетические тесты, подтверждающие, что их родители – аристо. Его права на наследство должны иметь надежнейшие подтверждения – иначе хайтоны не признали бы его своим. Тесты ДНК проводятся эйюбианскими больницами, персонал которых теоретически невозможно подкупить, хотя я имела на этот счет некоторые сомнения. Все же предположить, что даже хайтон может подкупить сразу трех независимых экспертов, не могла даже я.
И с чего им это делать? Сама процедура генетических экспертиз существует благодаря стремлению аристо сохранить чистоту генофонда своей касты.
Нет, в этом решительно не видно было никакого смысла. Происходило что-то странное, а во всем, во что вовлечены купцы, я не любила ничего странного. Самое время узнать, зачем они на Делосе.
Я вернулась к посту безопасности за оружием и отправилась обратно в гостиницу – только захватить дезинтегратор. Я носила его в кобуре у пояса, дополнительно пристегнутой ремнем к ноге. Дезинтеграторы – не самое компактное оружие, поскольку основной их деталью является ускоритель частиц. При всем этом они неожиданно легки, ибо в отличие от другого ручного оружия сделаны не из более дешевых, но тяжелых сплавов, а из композитных материалов.
Топливом моему дезинтегратору служили абитоны – частицы, противоположные битонам, крошечным кирпичикам, из которых строится материя, открытым в двадцать первом веке. Битоны – еще их называют вимпонами – являются наименьшими из всех известных, почти не взаимодействующими друг с другом элементарными частицами, связанными тем не менее с электромагнитными полями. Процент образования устойчивых пар у них минимальный и подобно кваркам их почти невозможно найти в свободном виде. Собственно, электроны состоят из битонов – сотен тысяч битонов.
Когда я нажимаю на спуск дезинтегратора, абитоны попадают в ускоритель и разгоняются по сужающейся спирали, пока не вырываются из ствола узким лучом. Соединяясь с битонами, абитоны аннигилируют, высвобождая фотоны, то есть луч дезинтегратора превращает электроны в свет. И если даже малая часть составляющих электрон битонов аннигилирует, электрон становится столь нестабильным, что распадается.
При прохождении через воздух количество взаимодействующих абитонов и битонов сравнительно невелико, то есть луч дезинтегратора проходит ограниченное расстояние в воздушной среде почти без потерь. Другое дело твердые тела. Как только луч начинает пожирать электроны твердого вещества, нестабильность задетых электронов и энергия аннигиляции приводят к тому, что материал фактически взрывается.
Я не имела намерения убивать аристо; что бы там ни думали про нас люди, Демоны вовсе не убийцы по натуре. Кроме того, убийство аристо, даже поддельного, не даст ничего, кроме затруднения и без того безнадежных переговоров, которые мы время от времени пытаемся вести с купцами. Мне нужна была только информация, и дезинтегратор мог послужить отличным средством, чтобы убедить его выдать информацию мне.
Разумеется, после моего ухода он может обратиться в полицию. Но земляне не питают к аристо особой любви. Я рассчитывала на то, что, если я всего только задам ему несколько вопросов, они просто не дадут делу ход.