2. СТАНЦИЯ ТАМС

Город Афины простирается на север и юг от Аркады. Не знаю, почему земляне назвали его Афинами: он был настолько же уродлив, насколько его древний тезка на Земле считался прекрасным. Он был разбит на квадратные кварталы улицами, мощенными нервоплексом и освещенными невысокими фонарями. Мимо нас с Рексом проплывали с жужжанием аэромобили, воздушные подушки которых вздымали с мостовой клочья нервоплекса. Возможно, кому-то и нравится эта картина; меня же от нее мутило.

Полицейский участок располагался в одноэтажном здании, выкрашенном в синий и серебряный цвета афинской полиции. Мы вошли в вестибюль со стойкой у дальней стены. Все наши движения фиксировались голокамерой, висевшей в углу под потолком.

Из-за стойки нас приветствовала дама с седеющими волосами.

– Боро на сас воетесо? – спросила она.

«Перевод», – подумала я.

«Греческий, – сообщил центр. – Дословный перевод: могу ли я вам чем-либо помочь?»

Дама переводила взгляд с Рекса на меня и обратно. Наши черные формы, несомненно, нервировали ее. Она повторила свой вопрос еще раз, более высоким тоном. Что нам нужно здесь в этих пугающих мундирах…

«Блок», – подумала я. Псимвол вспыхнул, и я перестала ощущать себя преступником.

«Переведи:» Нам нужно сделать заявление «.

Центр перевел фразу, и я произнесла ее вслух, стараясь не ошибиться в произношении. Однако у меня получилось не совсем то, что диктовал центр.

– Ти? – переспросила женщина. Центр услужливо перевел:» Что?«

Я провела рукой по волосам:

– Сколийский?

Она покачала головой:

– Охи сколиан.

» Не знаю сколийского «, – перевел центр.

– Английский?

– Охи инглиш.

» Как сказать по-гречески «переводчик»?«– подумала я.

» Диэрменеас «, – ответил центр.

– Диэрменеас? – обратилась я к женщине. – Сколиан. Диэрменеас.

– Эфаналабете? – спросила она. Центр перевел это как» Повторите еще раз?«

Я сделала еще попытку:

– Диэрменеас.

– А… – Морщины на ее лбу разгладились, и она махнула рукой, приглашая нас следовать за ней.

Она отвела нас в маленькую комнату с единственным столом, окруженным нервоплексовыми креслами. Три стены были гладкими, на четвертой виднелась большая панель из матового стекла. Я решила, что панель прозрачна, если смотреть на нее с другой стороны. Одним словом, комната для допросов.

Женщина вышла. Рекс поморщился, глядя на кресла.

– Тебе не нравится обстановка? – улыбнулась я.

Тут дай Бог справиться с эмоциями людей, не говоря уже об усиливающей их этой штуке…

Я потрогала пальцем нервоплексовую спинку ближайшего сиденья, и она мягко толкнула меня в ответ. На самом деле нервоплекс всего только реагирует на напряжение наших мышц. Однако эмпаты взаимодействуют с нервоплексом: напрягаются, когда он пытается расслабить их мускулы. Так что в конце концов он усиливает наши собственные эмоции. Беда в том, что Демоны впитывают эмоции как губки; ощущения других людей все равно что наши собственные. Даже самым дисциплинированным и закаленным из нас доводится испытывать кратковременные сокращения мышц при воздействии чужих эмоций.

Отворилась дверь и в комнату вошел юноша. Он направился прямо к Рексу и с улыбкой протянул ему руку.

– Привет, – произнес он на безупречном сколийском. – Меня зовут Тиллер Смит.

Рекс выпучился на него, потом покосился на меня.

» Возьми его руку и покачай вверх-вниз «, – подумала я.

Рекс схватил его руку и энергично потряс.

– Грациас, – произнес он одно из немногих известных ему земных слов.

Тиллер зажмурился и с усилием освободил руку из стальной клешни Рекса.

– Миссис Карпозилос сказала, что вы хотели заявить о преступлении.

» Кой черт он обращается ко мне? – подумал Рекс. – Скажи ты ему, пусть знает, что ты старше меня по званию!«

» Может, он не разбирается в наших знаках отличия «.

Вслух же я сказала:

– Не о преступлении. Мы надеемся предотвратить его.

Тиллер посмотрел на меня, покраснел и отвернулся. Он покосился на рукав куртки Рекса, потом на мой рукав, потом снова на Рекса.

– Простите… – произнес он наконец. – Я… я никогда еще не работал переводчиком. Я здесь просто посыльный. Я… у меня нет опыта. – Он беспомощно развел руками. – Я даже не посмотрел на ваши нашивки…

Я взглянула на свой рукав. На черной ткани выделялись серебряные полоски и золотая лента на манжете. Куртка Рекса почти ничем не отличалась от моей, только золотых лент у него было две и потоньше.

– Я Соскони Валдория, праймери, – я кивнула на Рекса:

– Рекс Блекстоун, секондери.

Тиллер ошалело посмотрел на меня:

– Так вы Имперский адмирал?

– Я праймери. Это не совсем одно и то же.

– Но разве звание праймери не равно званию адмирала?

– Звание равное, – ответила я. – Но это не одно и то же. Ранг праймери присваивают Демонам, и только Демонам.

– Кибервоины! – восхищенно выдохнул Тиллер. – Телепатические компьютеры, да? Я читал об этом… О! – Он хлопнул себя по лбу. – Ну и дурак я! Вы пришли сюда вовсе не отвечать на мои дурацкие вопросы.

Простите меня.

– Ничего страшного, – сказала я. И правда, даже приятно было встретить кого-то, кто не жаждал, чтобы мы убрались как можно быстрее.

Мы с Рексом переглянулись. Ни он, ни я не испытывали желания сесть.

Подумав, Тиллер предложил:

– Есть идея. Почему бы нам не пройти ко мне в кабинет? У меня там классные кресла. – Он покосился на нервоплекс. – С нормальной, матерчатой обивкой.

– Идет, – кивнула я.

» Кабинет» Тиллера представлял собой что-то среднее между комнатой для отдыха и кладовкой. Стены были уставлены полками с голокнигами и старомодными печатными фолиантами. Повсюду валялось оборудование: оптические приборы, разобранные голоэкраны, детали компьютерных блоков, провода с разъемами и датчиками для интерфейсов «человек/компьютер», даже детали боевых лазеров. Картину довершали мотки проводов, свисавшие со всего, что хоть отдаленно напоминало крючок. Обещанные кресла были погребены под коробками голофильмов.

– Вот. – Тиллер скинул хлам с трех кресел, подвинув их к такому же заваленному столу.

Я выбрала кресло с кожаной обивкой, приятно заскрипевшей под моим весом. Рекс угнездился в зеленом кресле. Тиллер уселся в третье, достал из кармана тонкий стержень и похлопал им по колену. Стержень зажужжал и развернулся в гибкий экран, над ним зависли в воздухе темные буквы. В углу экрана светился символ, по которому я предположила, что наш разговор записывается.

– О'кей. – По мере того как Тиллер говорил, слова его выстраивались на экране. – Расскажите мне, что случилось.

– По Аркаде разгуливает купец. Аристо, – сказала я.

Тиллер застыл:

– Ну и что?

С минуту я оценивающе глядела на него.

– Вам известно, почему мы зовем эйюбиан купцами?

Он кивнул:

– Да, знаю… Я дружу… дружил с человеком, находившимся на борту корабля, захваченного эйюбианским крейсером. Его семья скоро уже шесть лет как ищет его. По официальной версии его продали аристо.

– Извините. – Я-то знала, что шансы освободить его друга равнялись нулю. – Мы боимся, что аристо прибыл сюда именно за этим. Ищет Источников.

Руки Тиллера судорожно вцепились в подлокотники, и мои пальцы сразу же заныли.

– Вы считаете, он намерен похитить кого-то?

Рекс помассировал пальцы.

– Это вполне возможно.

– Я все-таки не понимаю, – признался Тиллер. – Зачем аристо лететь за этим на Делос?

– Поставщики – это эмпаты, – объяснил Рекс. – А эмпаты – большая редкость, особенно среди купцов. Возможно, он надеется, что найти их здесь легче.

– Эмпаты? – переспросил Тиллер. – Согласно официальной позиции Союза Миров их просто не существует.

– Это уже ваши проблемы, – пожал плечами Рекс.

Тиллер поднял руки:

– Я же не говорю, что мы все так считаем. Скажем так: эксперты пока не нашли подтверждений их существования.

Интересно, насколько официальное заключение отличается от неофициального.

– На самом деле существуют самые разные категории эмпатов: начиная с тех, кто просто воспринимает основные эмоции, и кончая теми, кто способен читать мысли.

Меня захлестнула исходящая от Тиллера волна восторга. И тут же он осекся.

– Вы имеете в виду телепатию, да? А вы сами… Я ничего такого не хочу сказать, просто никогда еще не встречался с настоящими телепатами. То есть вы же должны… Раз вы Демоны?

Я не могла сдержать улыбку. Тиллер нравился мне все больше. Большинство людей стараются держаться от нас подальше: вдруг мы залезем к ним в мысли?

Мне приходилось слышать о Демонах что угодно, от передвигания гор до изменения будущего. На самом деле все, что мы можем, – это улавливать особо интенсивные мысли, да и то с трудом, если только их Источник сам не является сильным эмпатом.

– Демон должен иметь не меньше пяти баллов по шкале, – сказал Рекс.

– Шкале? Какой шкале? – не понял Тиллер.

– Эмпатической шкале Кайла, характеризующей способность к восприятию и излучению эмоций, – объяснила я. – Обычно ее называют пси-шкалой. По ней измеряются эмпатические способности. Высшие баллы по этой шкале редки.

Девяносто девять процентов людей находятся между нулем и двумя баллами.

Только один на сто тысяч имеет больше пяти баллов. Те, кого большинство людей считают телепатами, имеют больше шести.

Тиллер переводил взгляд с Рекса на меня и обратно.

– А у вас по шесть?

Ни Рекс, ни я не ответили.

– Что-то не так? – смутился Тиллер.

– А вы бы как себя чувствовали, – спросила я, – если бы я поинтересовалась у вас, сколько раз вы занимались любовью прошлой ночью?

Он покраснел, и меня захлестнула волна стыда, будто я подглядывала за ним в спальне.

– Простите, – промямлил он. – Я не знал, что это так интимно.

– У меня десять баллов, – произнес Рекс.

Я удивленно покосилась на него. Что дернуло его открыть это? Я знала данные всех членов моего отряда: Таас – семь, Хильда – шесть баллов. Рекс со своими десятью баллами являлся одним телепатом на десять миллиардов человек. Впрочем, знать их данные входило в мои обязанности как командира отряда. Я сомневалась, что Рекс открыл свой уровень даже Хильде, не говоря уж о Таасе.

Тиллер посмотрел на меня – и я все поняла. Ретрансляция. Он отослал мне мое собственное удивление.

«Ты тоже заметила? – подумал Рекс. – Я пытаюсь его расшевелить».

«Ты мог бы прямо спросить его», – подумала я.

«Слишком личное».

«Я думаю, он рад будет узнать. И ему будет спокойнее, если он узнает все от тебя».

Рекс обдумал это. Потом обратился к Тиллеру:

– Вы давно знаете, что вы эмпат?

– Что? – вспыхнул Тиллер. – Я никогда не…

– Вы сейчас как большое зеркало. Принимаете наши эмоции и возвращаете их нам.

Тиллер смотрел на нас, почти лишившись дара речи.

– Вы шутите.

– Ни капельки, – возразила я. – Так вы не знали этого?

– Конечно, нет. – Он помолчал. – Ну… я подозревал, я думал об этом.

Но ты же не будешь признаваться в этом всем подряд. Над тобой просто будут смеяться.

Теперь я ощущала странную смесь страха и надежды. Ощущение было даже слегка приятным, хотя совершенно чужим. В это время Тиллер говорил:

– Так вы, правда, думаете, что я эмпат?

Рекс улыбнулся; к уголкам его глаз сбежались морщинки.

– Вам стоило бы пройти тесты.

– Я уже думал об этом. Собственно, из-за этого я и тратил столько времени, изучая сколийский. Но я не могу получить визу в миры Сколии. – Он жалобно посмотрел на нас. – Нет, я скорее всего зря надеюсь. Я хочу сказать, я не вижу никаких доказательств того, что я не как все.

– Этого и не увидишь, – ответил Рекс. – Это скрыто в мозгу.

– С моим мозгом что-то не в порядке?

– Все в порядке, – утешила я его, хотя на самом деле это еще как посмотреть. – Просто ваш мозг имеет на два органа больше.

– Это в моем-то черепе? – усмехнулся Тиллер. – Да там нет места.

Я улыбнулась:

– Они микроскопические. Многие имеют их, даже не догадываясь об этом.

Излучающее Тело Кайла и Принимающее Тело Кайла. НТК излучает импульс, а ПТК принимает его.

– Какой импульс?

– Когда вы думаете, нейроны в вашем мозгу подают сигналы, – объяснил Рекс. – Мое ПТК улавливает их.

– Как? Откуда оно знает, что это за сигналы?

– Молекулы вашего мозга характеризуются величиной квантовой вероятности…

– Постойте. – Тиллер поднял руку, останавливая его. – Я все равно не знаю ничего о квантах.

– Представьте себе в центре вашего мозга невидимый холм. Это вероятностное распределение. Подножия этого холма распространяются во все стороны, сходя на нет по мере удаления от вас. Чем меньше расстояние между нами, тем сильнее воспринимает их мой мозг. Ваши мысли изменяют очертания этих холмов, и мое ПТК улавливает это.

– Тогда почему этот квантовый холм не улавливается всеми?

– Он и улавливается, – ответил Рекс. – Только лишенный ПТК человек этого не осознает. Чем интенсивнее ваши эмоции, тем больше молекул стимулируют они в моем ПТК. А ПТК, в свою очередь, посылает сигнал нервным структурам в моем мозгу, называемым парацентрами. Они тоже имеются только у эмпатов. Мои парацентры опознают эти сигналы как ваши эмоции.

– А что делает НТК? – спросил Тиллер.

– Усилитель, – объяснила я. – Он увеличивает интенсивность и радиус действия сигнала, посылаемого вами другим эмпатам, так что они даже могут распознавать по нему ваши мысли. ИТК – передатчик, ПТК – приемник.

– Тогда ясно, чего я такой нерасторопный, – улыбнулся Тиллер. – Вся эта дребедень просто не оставляет времени на мысли.

Рекс рассмеялся:

– На самом деле дополнительное количество клеток мозга может помочь вам стать умнее большинства людей.

– Только не меня. Во всяком случае, не по сравнению с моими родными.

Моя сестра – шахматный гений, а брат – философ.

– Не недооценивайте себя, – произнес Рекс. – Эти свойства передаются по наследству.

– Это-то и странно. – Тиллер развел руками. – Мои родители ничем таким не отличались. Они не меньше других поражались успехам своих детей.

– Эти гены рецессивны, – объяснила я. – Возможно, у каждого из них они не находили необходимой пары. Бывает же голубоглазый ребенок у кареглазых родителей. Нам ведь известно теперь, что свойства псионов определяются сотнями генов.

– Но если вы знаете природу этого, почему бы тогда не вывести расу супертелепатов?

– Это уже пытались осуществить – моя бабушка «родилась» именно таким образом. Но эти гены связаны с другими, летальными. Даже если эмбрион выживает, мозг часто оказывается совершенно ненормальным. Сколийская Конвенция подписывалась с целью предостеречь правительства от выведения псионов.

Тиллер тряхнул головой:

– А мне казалось, ее подписывали в знак протеста против образования правительства аристо.

По моей шее пробежала струйка пота.

– В общем-то да.

– Аристо возникли как результат проекта рона, – пояснил Рекс. – Рон пытался создать людей с высокой устойчивостью к боли. Другой целью этого проекта был отбор эмпатов.

– Рон? – Тиллер уселся поудобнее. – Это звучит словно сколийское правительство.

– Вовсе нет, – возразил Рекс.

– Но разве рон – это не название вашего правительства?

«Соз? – уловила я мысль Рекса. – Хочешь, чтобы я остановился?»

Я попробовала расслабиться.

«Нет. Валяй дальше».

– Наше правительство называется Ассамблеей, – продолжал Рекс. – Это Совет глав основных миров Сколии.

– Тогда что такое Рон?

– Жил такой генетик. Но слово используется теперь также применительно к немногим сохранившимся потомкам династии, правившей на планете Рейликон пять тысяч лет назад.

– И эта династия предшествовала вашему нынешнему правительству?

– Вы правы, – ответила я. – Шесть тысяч лет назад неизвестная нам раса переселила людей из земной Мезоамерики на Рейликон, а затем исчезла.

– Но зачем?

Я пожала плечами.

– Этого мы пока не знаем, – не думаю, чтобы земляне уже оправились от шока. Когда в двадцать первом веке они послали первые экспедиции к звездам, их ждал там приятный сюрприз. Там уже были мы. Наша и земная культуры быстро ассимилировались; то же случилось и с нашими ДНК, и теперь, всего два века спустя, трудно поверить в то, что мы черт знает сколько времени жили раздельно. Однако различия все же сохранились, хотя и не на поверхности. Так или иначе, мы не скоро перестанем относиться друг к другу с подозрением.

Рекс подался вперед.

– Люди, жившие на Рейликоне, создали межзвездные корабли и отправились искать Землю. Но так и не нашли. Их хрупкая цивилизация достигла расцвета – и сразу же рухнула – пока вы жили в каменном веке, – он помолчал. – И только четыре столетия назад мы снова начали летать к звездам. Как раз тогда развернул свои эксперименты Рон. Он работал с потомками династии рейликонцев, пытаясь воссоздать их давно утраченные легендарные свойства.

Вот почему немногих живущих в наши дни рейликонцев зовут ронами. Все определяется их пси-баллами. Под конец экспериментов Рона их уровень был слишком высок, чтобы его можно было сосчитать.

– Мне всегда казалось, что «Роны»– это фамилия, – признался Тиллер.

Рекс покачал головой:

– По-настоящему их фамилия – Сколия. Вот почему Империя носит название сколийской, – он покосился на меня. – Хотя не все Сколия пользуются своей фамилией в повседневной жизни.

Тиллер подумал немного:

– Выходит, Рон искал эмпатию и получил сколийцев, а в поисках устойчивости к боли получил аристо? Я все еще не до конца понимаю: зачем аристо ищут эмпатов?

– У аристо есть ПТК, но отсутствуют ИТК и парацентры, – ответила я, – и их ПТК ненормальны. Они улавливают только эмоции, вызванные болью. Но они не могут перевести эти импульсы. Их гипоталамус пытается повысить чувствительность, подавая сигнал в центры наслаждения головного мозга.

Это, в свою очередь, вызывает оргазм, – я скрипнула зубами. – Аристо – банда садистов. Они получают наслаждение, пытая людей.

– Но почему именно эмпатов? – не понимал Тиллер.

Где-то у потолка включился вентилятор, и я вздрогнула. Я дышала с трудом.

– Мы посылаем более сильные сигналы. – Я уже не могла говорить спокойно. – Мы… мы для них только Источники. Источники их проклятых наслаждений. Чем сильнее эмпат – тем сильнее сигнал, – тем больше наслаждения получает аристо… – Мои руки сжались в кулаки, а голос оборвался.

Тиллер ждал. Но ни Рекс, ни я не могли продолжать. Тиллер беспокойно поерзал в кресле. В конце концов он посмотрел на свой экран и ткнул пальцем в крылатый символ в углу.

– Я пошлю копию вашего заявления своему начальству. – Он неуверенно посмотрел на меня. – Но пока этот аристо не нарушил закон, мы мало что можем.

Я кивнула. Их дело, как реагировать на предупреждение. Мы свое дело сделали.

Выйдя из кабинета Тиллера, мы направились к выходу из участка, но, не пройдя и нескольких метров, я остановилась:

– Рекс, я догоню тебя. Встретимся в гостинице.

– Что случилось?

– Ничего. Просто я забыла сказать Тиллеру одну вещь.

Он дотронулся до моей щеки:

– Соз…

– Со мной все в порядке. Честное слово.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

Он откинул прядь волос с моих глаз.

– Увидимся позже, ладно? – негромко сказал он.

Почему он смотрит на меня с такой странной нежностью?

– Конечно, увидимся, – можно подумать, я отправляюсь невесть куда.

Дверь в кабинет Тиллера все еще была открыта. Он сидел на краю стола и читал одну из своих древних книг.

– Тиллер? – окликнула я.

Он поднял глаза, и его радостное удивление коснулось моего сознания как дуновение свежего ветра в знойный день.

– Вы что-то забыли?

– Нет. – Я подошла вплотную к нему. – Просто мне казалось, что вы хотите, чтобы я вернулась.

– Неужели мои мысли так легко читать?

– Только другому эмпату, – улыбнулась я.

– Я вот думал, – его голос звучал совсем тихо. – Вам ведь вовсе не просто было прийти сюда вот так?

– Мы ведь ничего не делали, только говорили.

– Что-то больно задело вас, когда наша беседа оборвалась.

Я замерла.

– Все в порядке.

– Я хотел только поблагодарить вас. – Тиллер ткнул пальцем в компьютер на кресле. – И за это тоже. С записью двух высокопоставленных Имперских офицеров, утверждающих, что я эмпат, мне, быть может, удастся убедить университетскую комиссию по грантам отнестись ко мне серьезно. Возможно, даже спонсировать мои тесты.

– Ну что ж, хорошо. – Я не знала, что еще сказать. Я привыкла к тому, что обычно люди стараются держаться от меня подальше. Поэтому не очень привыкла к словам благодарности.

– Вот. – Тиллер протянул мне свою книгу.

Я взяла ее с опаской, не зная, что мне с ней делать. Книга была древняя, с переплетом, обтянутым мягкой материей цвета слоновой кости, под которым вместо обычного голоэкрана находились бумажные страницы. Мой компьютер перевел название книги как «СТИХИ НА СТЕКЛЕ». Английский язык.

– Очень красиво, – сказала я.

– Возьмите, – улыбнулся он. – Подарок в знак благодарности.

Подарок? Землянин, который и не знает меня толком, делает мне подарок только за то, что я поговорила с ним? Ни с того ни с сего мне на глаза навернулись слезы. «Блок!»– подумала я. Но псимвол почему-то не загорелся.

Ночь уже окутывала город своей прохладной темнотой, когда я наконец возвращалась в гостиницу. Избегая нервоплекса, я старалась по возможности пользоваться движущимися тротуарами. Я не хотела знать, что этот чертов нервоплекс расскажет мне обо мне самой. Я соврала и Рексу, и Тиллеру. Со мной не все в порядке. Моя память снова вернулась к сцене, которую я столько лет пыталась забыть, которая столько лет возвращается ко мне в кошмарных видениях.