– А чем ты занимался это время? – спросила Шарон бодрым голосом, стараясь отвлечь его. – У вас там погода гораздо лучше, чем здесь. Здесь целый день идет дождь и так холодно.
Мальчик хмыкнул:
– Все равно мне хотелось бы находиться с тобой. Эстель сказала, что ты собираешься выступать по телевидению. А ты встретишься с мистером Ирвином?
Постараюсь избежать этого, решила она про себя, но вслух сказала:
– Вряд ли. Думаю, он очень занят.
Наверное, помимо нее, портит жизнь еще кому-нибудь, мрачно подумала она.
– Если бы я поехал с тобой, он мог бы показать мне телевизионную компанию, – с обидой в голосе сказал Майкл, – он ведь обещал, когда я приеду в Глазго. Почему ты не взяла меня? Неужели никто не хотел бы пообщаться со мной?
– Конечно, это не так, – проговорила мать, стараясь подбирать слова, чтобы не обидеть сына, – но тебе здесь не очень понравилось бы. Ведь я живу в гостинице, и это страшно скучно.
– Да нет же.
Майк продолжал настаивать, но Шарон не сдавалась. По договору с фирмой Дугласа «Ай-Би ти-ви» она могла держать сына подальше от корреспондентов. Характерно, что всю грязную работу Дуглас проделывал чужими руками. Она совершенно потрясена была визитом какой-то незнакомой девушки, которая явилась к ней через несколько дней после его отъезда.
– В любом случае, я скоро буду дома и обо всем расскажу тебе. А сейчас, любимый, передай трубку Эстель. Мне нужно поговорить с ней.
– А ты уже была на студии? – не отставал Майк, и мать тяжело вздохнула:
– Очень недолго. Они ведут съемки программы с моим участием, которая будет в эфире на следующей неделе. А до тех пор буквально держат меня в плену. Ну, теперь будь хорошим сыночком, дай мне поговорить с Эстель.
– Я бы тоже хотел, чтобы меня показывали по телевидению, – заявил мальчик, не обращая внимания на ее просьбу, – потом люди могли бы узнавать меня на улице. Так здорово!
– Вовсе не здорово, поверь мне. – Шарон уже начала жалеть, что позвонила. Она чувствовала себя истощенной, и морально и физически, жила на нервах, и перегрузка уже начала сказываться.
– Но ведь ты была так знаменита, мам. Софи заявила, что слыхала, как об этом говорили ее мама и папа. Они утверждали, что ты являлась одной из самых знаменитых кинозвезд в мире.
О Боже, простонала Шарон.
– Ну, родители Софи все преувеличивали, – старалась она убедить сына, – а теперь дай трубку Эстель, пока я не рассердилась!
После разговора с Майком говорить со служанкой практически было уже не о чем. Ей хотелось узнать, какой интерес у местных жителей вызвал ее отъезд в Англию, ведь, уезжая, Шарон вынуждена была в какой-то степени довериться Эстель и ее мужу. Но они вряд ли долго хранили все это в себе.
Теперь, конечно, уже поздно о чем-то беспокоиться. Сценарий написан, и надо продолжать работать. Поскорее бы все кончилось. Господь свидетель, она ждала этого.
А сейчас ей нужно занять хоть чем-нибудь свободный вечер. Ричард Мэрфи пригласил Шарон к себе на обед, но она отказалась. В фойе ее караулили репортеры, поэтому, пока программа не выйдет в эфир, ей предстоит сидеть взаперти.
Ну и что же изменилось в жизни? – с болью подумала она, окидывая взглядом огромную гостиную шикарного люкса. Пожалуй, большую часть сознательной жизни она потратила на то, чтобы прятаться от чего-то или от кого-то. Неужели и дальше так будет?
Неожиданно зазвонил телефон, и нервы Шарон натянулись, как струна. Кто это? Наверное, из телевизионной студии. Администрация гостиницы знала, как оберегать важных клиентов от посторонних звонков, экс-актрису предупредили, чтобы она разговаривала только с персоналом отеля.
Голос телефонистки показался ей хорошо знакомым.
– Миссис Лэнг? – спросила та.
– Да.
Чтобы не привлекать к себе особого внимания, Шарон настояла на регистрации в гостинице под этой фамилией.
– Извините, миссис Лэнг, к вам посетитель. Некий мистер Мэрфи. Говорит, что он из телекомпании «Ай-Би ти-ви». Вы можете принять его?
Мэрфи? Господи! Неужели он пришел, чтобы узнать, почему она отказалась принять его приглашение на обед? И даже, может быть, сопроводить ее? Но ведь она уже дала ответ!
Ну что еще она могла сказать ему? Это ведь босс Дугласа, это его идея создать телепрограмму, которую они готовили о ее жизни. Именно он направил Дугласа на Сан-Педро. Как бы ей хотелось свернуть ему шею!
А Дуглас...
– Минут через пять я смогу принять его, – наконец согласилась она, понимая, что нужно переодеться. Мягкие тапочки и свободная рубашка очень удобны для дома, но принимать президента телекомпании в таком виде неприлично. Перед ним она должна предстать элегантной и изысканной, как на утренней передаче.
Она вздохнула. Правда, ей самой тогда было противно глядеть на себя. Часы ушли на ее прическу, макияж. Она уже давно отвыкла от того, чтобы из нее делали куклу. Бог мой! Да не станет она переодеваться, пусть Мэрфи видит ее такой, какая она есть.
Единственное, что она сделала, так это зачесала назад волосы и завязала их шарфом. Когда она готовилась к выходу на экран, парикмахер предложил ей обрезать их, чтобы легче было делать прическу, но она решительно отказалась. Тогда он зачесал ей волосы назад и заплел в косу, да так туго, что ей стало больно. Сукин сын!
Стук в дверь не застал ее врасплох. Кроме того, она знала, что в конце коридора дежурил охранник, и поэтому совершенно безбоязненно открыла дверь. Конечно, если бы она не забыла, что ее окружает реальный мир, то предварительно посмотрела бы в дверной глазок. Но она этого не сделала. И к тому времени, когда до нее дошло, что Дуглас обманул ее, было поздно. Он поставил ногу в проем, не давая закрыть дверь.
Это был единственно возможный способ увидеть ее. Ничего другого Дуглас придумать не мог. Он это понял сразу же, когда увидел ее на телевизионном экране. Она ни за что не пожелает встретиться с ним, так как считает виноватым в том, что ее вынудили приехать сюда. Хотя в этой затее он не принимал участия.
Он должен обязательно увидеть ее и убедиться в обоснованности своих подозрений. Конечно, Дуглас знал, что выглядит не лучшим образом: происшедшее повергло его почти в шок. Неудивительно, что Шарон испугалась, когда он приехал на виллу и увидел Майкла. Наверное, задрожала как осиновый листок. Ведь он мог понять, кто такой ее сын. Увы, Дуглас настолько был занят спорами с Шарон, что ничего не видел вокруг.
Но именно Мэрфи открыл ему глаза. Он начал рассуждать о том, кто мог являться отцом ребенка, в связи с тем, что согласился не упоминать о сыне Шарон во время передачи о ней. Но самолюбие Дугласа не даст покоя, пока он не выяснит все до конца. Слава Богу, Мэрфи ничего не знал о его роли в этом деле и не обратил внимания на явную отрешенность Дугласа при обсуждении этой темы. Конечно, он обвинил Дугласа во лжи и фактически выгнал его. Но что же он такое при этом сказал, что сразу улучшило настроение Дугласа? Всего несколько слов, которые могли совершенно изменить всю его жизнь: мальчику было не восемь или девять лет, как он сначала подумал, а десять.
Шарон уже была беременна, прежде чем рассталась с жизнью кинозвезды!
– Я закричу!
Ее слова прозвучали так дико, что Дуглас в недоумении уставился на нее.
– Давай кричи, – тихо сказал он. – А я отправляюсь к ближайшему репортеру и сообщаю ему все, что мне известно. Например, для начала, почему ты согласилась приехать сюда. Тебе очень не хотелось, чтобы начали уточнять, кто является отцом Майкла, не так ли?
Шарон судорожно передернулась. Дуглас увидел, как напряглось ее лицо. Да, ей сейчас нелегко! Что она за женщина? И какое ему до нее дело?
– Ты этого не сделаешь, – проговорила она, невольно отступая от двери. Дуглас воспользовался этим и перешагнул через порог. Не обращая внимания на ее протестующие жесты, закрыл дверь.
– Не сделаю? – сказал он, опираясь плечом о косяк двери и складывая руки на груди. Он с трудом подавил в себе желание поиздеваться над ней.
– Твой босс может кое-что сказать тебе по этому поводу, – сказала она, поправляя шарф, скреплявший волосы, – он внизу и сейчас поднимется сюда. Поэтому, я думаю, тебе не следует запугивать меня.
– Внизу? – голос его звучал язвительно, и сердце ее упало.
– Неужели ты...
– Да, я Ричард Мэрфи. Это мой псевдоним на сегодняшний вечер. Сожалею, что разочаровал тебя, но это истинная правда.
Шарон вскрикнула и бросилась, как Дуглас и предполагал, в ванную, чтобы укрыться там от него. Он опередил ее. И, несмотря на выпитое, умудрился схватить за волосы, причинив ей сильную боль.
– Не торопись, – грубо остановил он ее. – Нам нужно поговорить. Садись!
Лицо Шарон искривилось, когда она почувствовала исходивший от него сильный запах алкоголя.
– Ты же пьян, – бросила она с отвращением, – иначе ты бы не осмелился прийти сюда!
– Отчего же? – лицо его исказилось. – Мне особой храбрости не нужно для того, чтобы поговорить с такой обманщицей, как ты! Садись, или я сверну твою нежную шею.
– Ты напугал меня до смерти, – воскликнула она, делая вид, что ей совсем не страшно. Лучший способ защиты, подумала она, это нападение. – После того... что ты сделал, я не понимаю, как ты смеешь появляться здесь!
– После того, что я сделал? – Дуглас признал, что она великолепно держится. – И ты еще в чем-то обвиняешь меня?
– Ах, ты не понимаешь? – прервала она его. – Кто-то еще воспользовался тем, что у тебя не выдержали нервы?
Дуглас сердито уставился на нее. Что это она такое говорит? Или просто старается выиграть время? Неужели она думает, что он имеет какое-то отношение к ее вынужденному приезду? Если бы она присутствовала при его разговоре с Ричардом, у нее не возникло бы сомнений на этот счет.
– Послушай, – начал он, но тут же понял, что ведет себя совершенно неправильно: не следует переходить к обороне. Ведь это Шарон испортила ему жизнь. Эгоистка, самовлюбленная женщина. Он презирал ее!
Но внутренний голос лукаво уверял, что это совершенно не так. Когда Шарон находилась рядом, вся злость куда-то исчезала и самым сильным его желанием было обнять ее. Она невероятно притягивала его к себе.
– А теперь послушай меня, – ее взволнованный голос прервал мысли Дугласа, и он изо всех сил попытался подавить обуревавшие его предательские желания, – если ты уйдешь сию минуту, я постараюсь забыть о твоем визите и ничего не скажу мистеру Мэрфи. Только уберись отсюда!
Кровь бросилась Дугласу в голову.
– Ты с ума сошла! Мы даже еще не начали разговор, Шари. А теперь, будь хорошей девочкой и принеси мне чего-нибудь выпить.
Шарон холодно посмотрела на него.
– Я не твоя девочка!
– И совсем не хорошая девочка, – добавил он, – но какое мне до этого дело? Я знаю, что в люксах подобного типа полно бесплатной выпивки. Поэтому найди для меня бутылку виски, пока я окончательно не вышел из себя.
– Ты уже и так достаточно выпил.
Но Дуглас не обратил никакого внимания на ее замечание и сердито бросил:
– Нет, совсем недостаточно, иначе ты не выглядела бы так хорошо! Или ты боишься, что не сможешь выступить в телепрограмме? По-моему, раньше такой проблемы не возникало.
Шарон вспыхнула:
– Ты просто отвратителен!
– Мое терпение лопается, – прорычал Дуглас, – ради Бога, дай выпить! Иначе я за себя не отвечаю!
– Господи, как же ты мне надоел! – уже спокойнее проговорила Шарон и, чувствуя, что другого выхода нет, указала на горку у двери: – Возьми там.
Дуглас сначала хотел заставить ее подать бутылку, но потом передумал, хотя после тех страданий, которые она ему причинила, ее следовало бы как-то наказать. Но это еще успеется.
Со стаканом виски в руке Дуглас почувствовал себя увереннее, хотя нервное напряжение еще не совсем спало. Стоило ему посмотреть на точеную фигуру женщины, вырисовывающуюся под плотно облегавшими брюками, как волна возбуждения пробегала по всему его телу. Господи, когда же ему удастся избавиться от этого наваждения?
Наконец Шарон решила сесть. Обхватив колени руками, она свернулась клубочком в углу стоящего у окна дивана. Неужели она не представляла себе, насколько соблазнительной была эта поза?
Глядя на нее, Дуглас на некоторое время застыл на месте. Шарон его взгляд не понравился.
– Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, – нервно сказала она, инстинктивно напрягаясь при его приближении, – но в твоих упреках нет смысла, я не по своему желанию приехала сюда.
– Но я в этом тоже не виноват, – возразил Дуглас, делая глоток виски и внимательно наблюдая за ней. Затем он подошел к дивану и, несмотря на протесты женщины, уселся рядом, – из-за тебя я потерял работу.
Шарон удивленно посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– То, что у меня нет работы. Я стал безработным...
– Я спрашиваю, как это случилось? Мне казалось, мистер Мэрфи хотел, чтобы ты убедил меня приехать сюда.
– Да, он этого добивался, – Дуглас откинулся на спинку дивана и посмотрел на нее поверх стакана, – только я ничего не сказал. Я притворился, что не нашел тебя. И Рич вышвырнул меня.
Шарон уставилась на него:
– Как это?
– Он не поверил мне, – тихо сказал Дуглас и сморщился, – и, полагаю, мне нечего обижаться на него. Я действовал непрофессионально. Но с тобой ему было гораздо проще, не правда ли? Ты же такая умная. Мне кажется, ты с самого начала знала, что нужно делать.
– Еще бы, – процедила Шарон сквозь зубы, – поэтому-то я здесь!
Дуглас улыбнулся:
– Нет, это наша с тобой общая ошибка. Старина Мэрфи оказался гораздо хитрее, чем мы думали. Его шпионы находились на острове еще до того, как я спустился с парома. Он все тщательно продумал.
Шарон удивленно заморгала глазами:
– Шпионы?
– Молодая парочка в гостинице, – ответил Дуглас устало и, видя, что она ничего не понимает, добавил: – В гостинице проживали двое молодых людей, притворявшихся, что проводят на острове медовый месяц. Когда я приехал, они уже находились там. Ну кто обращает внимание на влюбленных?
– Значит, Тара Бартон, посетившая меня вслед за твоим отъездом, работала не на тебя? – поразилась Шарон, и Дуглас отрицательно покачал головой.
– Она работает на Рича. Теперь я уверен, что это она обыскала мою комнату, а не ты.
– Но зачем? – удивленно спросила Шарон.
– Я ведь говорил тебе, что Мэрфи подстраховывал меня. У него случился прокол с Сэмом Гродином. Больше рисковать он не мог.
– Тогда зачем он вообще посылал тебя?
– Потому что я знал тебя лично. И, прежде чем предпринимать что-либо, он хотел удостовериться, что это именно ты. Если бы я точно следовал указаниям босса, то все было бы в порядке. Но он предполагал, что у меня сохранилась совесть, – и не ошибся.
– О Дуглас! – поведение женщины резко изменилось. Взгляд ее смягчился, и она посмотрела на собеседника так доброжелательно, что у того что-то перевернулось внутри. – И из-за меня ты потерял работу! – воскликнула она, положив руку ему на колено. – Теперь я понимаю, как ты себя должен чувствовать. Мне так жаль. Я не имела никакого представления об этом.
Дуглас выпрямился и жадными глазами уставился на ее тонкие загорелые пальцы. Они как будто обжигали его колено или, может быть, это от него исходил нестерпимый жар? Боже милостивый, она жалела его! И это звучало так искренне. Как же это у нее так получалось? Конечно, он мог сбросить ее руку с ноги и высказать ей все, что он думал о ее двуличии, сказать, что она вела себя с ним хуже, чем Ричард Мэрфи.
Но ее прикосновение вызывало невероятно сильные эмоции, и ему так захотелось воспользоваться ее – пусть минутной – слабостью. Может, это глупо, подумал он, отставив в сторону стакан и накрывая ее пальцы рукой. Но почему он должен жалеть ее и отказывать себе в желании? И потом, он получит большее удовлетворение, если скажет ей все, что знает, после того как овладеет ею. Или когда будет в ней...
– Дуг...
Но добиться ее не так легко, подумал Дуглас, когда Шарон убрала руку, которую он пытался удержать. Как бы ни жалела она его сейчас, она, конечно, не забыла их последней встречи.
– Шари, – отозвался он, – ты можешь простить меня?
Он с удовлетворением отметил, что Шарон искренне поверила в то, что он сожалеет о таком развитии ситуации и о том, как ворвался к ней в гостиницу. Чувствовалось, что постепенно ее недоверие ослабевает.
– О Дуг, – дыхание Шарон участилось, когда он поднес ее руку к губам и стал нежно целовать пальцы, – конечно, я прощаю тебя. Но это, наверное, не очень разумно, ты согласен?
– Отчего же?
– Да потому, – в ее голосе послышалось беспокойство, – что мы ведь договорились: с прошлым покончено.
– С того момента, как я назвал тебя сукой? – пробормотал он, покусывая ее большой палец, и продолжил, когда она убрала руку: – Тогда я вел себя ужасно глупо, не правда ли?
– Ну, не то чтобы очень глупо. Ты... просто ты был очень сердит.
– Да, тогда я страшно злился, – мрачно подтвердил Дуглас. Потом мягко добавил: – Я очень хотел тебя...
– Дуг, пожалуйста...
Шарон была взволнована, и Дуглас подумал, а как она поступит, когда поймет, что он вовсе не собирается отказаться от желания обладать ею. Дыхание ее участилось, грудь высоко вздымалась под рубашкой.
– Расслабься, – хрипло произнес Дуглас, – я уже давно не мальчик, Шари. Я все понимаю. И мог бы даже удивить тебя...
– Прекрати!
Сказано это было очень строго, но губы Дугласа расплылись в улыбке:
– Ты же сама хочешь этого. Разве тебе не интересно узнать, что сейчас между нами произойдет?
– Нет!
Шарон растерялась, и Дуглас решил воспользоваться моментом.
– Конечно, ты хочешь этого, – продолжал настаивать он, запуская руку в широкий вырез ее рубашки, – разреши мне расстегнуть пуговицы?
– Не смей! – воскликнула женщина, пытаясь свободной рукой удержать ворот рубашки. – Дуг, пожалей меня...
– Пожалеть тебя, – повторил он и, не обращая внимания на мольбы, расстегнул перламутровую пуговицу на вороте рубашки, – а ты меня жалеешь, Шари?
– Я жалела...
– Ради Бога, Шарон!
– Не вынуждай меня ненавидеть тебя, – возмущенно вскрикнула она.
– Нет, этого я не хочу, – согласился он, расстегивая последнюю пуговицу, – у меня совершенно иные намерения.
– Если ты принудишь меня заниматься с тобой любовью...
– Эй! – Дуглас внимательно взглянул ей в глаза, распахивая ворот рубашки. – Кто кого принуждает! Ну и сюрприз, да у тебя тут бюстгальтер! Раньше ты их не носила.
– Отпусти меня!
– Обязательно, – нащупав крючок, он расстегнул его, – ну вот, так тебе должно быть гораздо легче.
Шарон вздрогнула, почувствовав сильные пальцы на коже, но скрыть волнение от прикосновения не смогла. Дуглас заметил, что грудь ее оставалась такой же полной, упругой и прекрасной, как когда-то.
Пальцы его дрожали, когда он отодвигал в сторону атласный бюстгальтер с кружевной отделкой. Какое-то время Дуглас еще сдерживал себя, но, не утерпев, обнял податливое тело и приник губами к ее рту.
Позднее он уверял ее, что во всем виноват алкоголь, но вряд ли это было правдой. Его охватило неудержимое желание владеть ею, и что бы она ни предпринимала, он уже не мог выпустить Шарон из объятий.
И ее сдавленные крики о том, что так нельзя, что она этого не хочет, что утром он обо всем пожалеет, уже не имели для него никакого значения. Все заглушала обида на ее внезапный отъезд десять лет назад, на то, что она скрыла от него. Он не должен был любить ее, но ему так сильно, до боли, хотелось обладать ею! В голове Дугласа проносились мысли, слова, воспоминания, которые ассоциировались с этой женщиной, ее прошлым. Он пытался не забывать о том, что сейчас поступал с ней так, чтобы наказать Шарон, что чувства, которые вновь вспыхнули в нем, сиюминутны. А где правда, истина их отношений? С самого начала она лгала ему. И продолжала лгать сейчас.
Но в данную минуту не имели значения ни ложь, ни слухи, вообще ничего. Целуя ее губы, раздвигая их языком и проникая в нежную глубину ее рта, Дуглас ни о чем другом думать не мог. Свободной рукой он вырвал свою рубашку из брюк, с удовлетворением услышав звук разлетевшихся по всей комнате пуговиц, и почувствовал тепло ее нежной груди на своем теле.
– Боже, о Боже...
Он не мог понять, кто из них произнес эти слова. Они прозвучали так тихо. Запустив руки в ее волосы, Дуглас прижал женщину к подушкам дивана, подавляя весом все ее попытки освободиться. Коленом он раздвинул ноги Шарон, и она почувствовала его возбужденную плоть...
– Боже, Шари...
На этот раз он точно знал, что сам произнес ее имя. Его грубый, хриплый голос красноречиво выражал те чувства, которые он испытывал. И которые никогда не мог отрицать, мысленно признал Дуглас. У него не было сил противостоять ее власти над ним, но то же самое относилось и к Шарон, и ее руки судорожно обхватили его шею.
– Дуг... – скорее простонала, чем проговорила она, не в силах противиться охватившей ее страсти. Дуглас припал губами к ложбинке, разделявшей ее груди, оставляя небритыми щеками на нежной коже розовые царапинки. Затем он ухватил губами набухший сосок и начал ласкать его языком. Он не оставлял его в покое до тех пор, пока Шарон не начала всхлипывать от наслаждения, судорожно хватая его за волосы.
Дуглас чувствовал, как тело женщины извивается под ним, приводя его самого в экстаз. Быстро расстегнув ее брюки, он стянул их. Кружевные трусики уже почти ничего больше не могли скрыть от его ждущего взгляда. Ухватив зубами краешек, он начал стаскивать их, ощущая влекущий запах разгоряченного женского тела.
– Пожалуйста...
Руки Шарон приподняли его лицо, и он посмотрел в ее затуманенные страстью глаза.
– Да! – произнес он срывающимся голосом, расстегивая ремень и срывая с себя дрожащими от напряжения руками брюки. – Да! – повторил он, встречая в глазах женщины такую же страсть. И, проникая возбужденной плотью в ее сладостное лоно, он снова воскликнул: – О да!
Все куда-то провалилось, и только страсть уносила его все дальше и дальше, только пульсирующая кровь доказывала реальность происходящего. Это было чудесно, но одновременно и ужасно. Чудесно потому, что он занимался любовью с женщиной, чей образ преследовал его в течение долгих десяти лет, а ужасно потому, что это не могло длиться вечно.
Он не мог больше сдерживаться и только невероятным усилием воли оттягивал окончательный взрыв.
– Шари, – простонал он, чувствуя, как сдерживаемый им порыв совпадает с оргазмом женщины. Она крепко обхватила его ногами, ускоряя встречное движение своего тела, и, когда оно в экстазе задрожало, Дуглас еще одним усилием вошел в нее...
Глава 12
Шарон паковала чемодан с тяжелым сердцем. Примерно через десять часов она покинет Глазго и вылетит домой. Она должна была испытывать чувство радости. И всего несколько дней тому назад так оно и было бы, но сейчас, хотя ей и не терпелось увидеть сына, ей совсем расхотелось уезжать.
Казалось, ей следовало бы радоваться. Позавчерашняя часовая телепрограмма прошла очень успешно. Правда, было несколько вопросов относительно отца Майкла, но к ним она подготовилась заранее. В целом Шарон даже не ожидала, что все пройдет так гладко.
Большая часть публики в студии желала знать, чем она сейчас занимается, и ответ вполне удовлетворил ее. В конце концов, и другие киноактрисы уходили из кино и занимались чем-нибудь иным. Когда же стал известен псевдоним Шарон – Лэнг, то вопросов о ее прошлом стало гораздо меньше.
Возможно, на этом дело не закончилось. Когда-нибудь репортер-ищейка может пожелать узнать о ней еще что-нибудь. Но пока все обошлось благополучно. И слава Богу, в жизни существовало много чего более интересного, чем ушедшая из кино актриса, даже если ее продолжали любить почитатели.
Однако появление Дугласа в номере гостиницы все изменило. И хотя она догадывалась, что он пришел лишь затем, чтобы причинить ей боль, Шарон поняла, что в ней вновь вспыхнули прежние чувства. Но правильно ли здесь применять слово «вспыхнули»? Ведь, по правде говоря, они никогда и не затухали. Просто рождение ребенка послужило причиной разрыва. Но ведь так не должно продолжаться вечно. У Майкла будет своя жизнь.
И его отец должен узнать о том, что у него есть сын. Разве она не обещала Майклу, что наступит день, когда она поведает ему всю правду? А тот, в свою очередь, может обо всем рассказать Дугласу. Так почему же она не воспользовалась случаем и не сообщила Дугласу о том, что у него есть сын?
Потому что испугалась, честно призналась себе Шарон. Она хотела убедить себя, что больше не любит этого мужчину, но это оказалось неправдой. Ведь всего лишь три дня назад она в этом не сомневалась. Теперь же он доказал ей обратное.
Но этого не должно быть, опять заволновалась она и начала нервно утрамбовывать вещи в чемодане. Возможно, Дуглас пришел к ней, чтобы излить душу, пыталась она найти ему оправдание. И когда он обнял ее, она сразу потеряла голову.
Может, он и не собирался соблазнять ее. Или Дуглас таким образом хотел наказать Шарон за то, как она поступила с ним? Правды она не узнала. Когда она проснулась, он уже ушел.
Возможно, ее разбудил стук закрывавшейся за ним двери. Она плохо спала с тех пор, как приехала в Глазго. А Дуглас истощил ее силы. Боже, как же хорошо было вновь оказаться в его объятиях! Ни один мужчина не доставлял ей столько удовольствия! Эх! Будь он хоть немножко постарше, не сыном сэра Ирвина! Все тогда сложилось бы совершенно иначе. Она не побоится никакой огласки!
Стук в дверь заставил Шарон вздрогнуть. Ей вдруг померещилось, что ее мысли чудесным образом вернули его. Но что же она ему скажет? Чего бы это ни стоило ей, она скажет всю правду!
Шарон мельком взглянула на себя в зеркало, поморщилась при виде раскрытого чемодана и пошла открывать дверь.
На пороге стояла Фелисия.
Удивление и разочарование боролись в Шарон, и она смотрела на мать Дугласа, как будто видела ее впервые.
А леди Ирвин совсем не изменилась. Каштановые волосы по-прежнему отливали золотом, а фигура оставалась такой же элегантной, как когда-то.
С минуту женщины молча разглядывали друг друга. Помнит ли Фелисия о том, как они когда-то дружили, подумала Шарон. Раньше было невозможно, чтобы Шарон приехала в Глазго и не навестила Фелисию. А теперь... Но ведь не Фелисия же виновата в их разрыве. Ей нужно все объяснить...
Но тут Фелисия воскликнула:
– О Шарон! – и заключила ее в объятия. В течение нескольких минут они никак не могли успокоиться. Впервые за многие годы в такой ситуации по щекам Шарон текли слезы. Все это время ей не с кем было поделиться своими мыслями, бедами. Доверить самое сокровенное. К счастью, никто не проходил по коридору и не стал свидетелем их бурных эмоций. Наконец Шарон успокоилась и пригласила подругу в комнату.
– Мне очень неудобно за беспорядок, – произнесла она взволнованно, – но я так рада видеть вас!
– Я тоже, – твердо сказала Фелисия, но в ее взгляде Шарон заметила некоторую настороженность. Казалось, она сожалела, что так открыто проявила чувства, и улыбка на лице, похоже, явно натянута. Она оглядела освещенную ярким светом комнату: – Здесь очень мило.
– Очень дорогой номер, но, к счастью, мне не приходится платить за него, – заметила Шарон, – может, вы присядете? Принести чего-нибудь выпить?
– Спасибо, не нужно, – вежливо отказалась леди Ирвин, усаживаясь в красивое резное кресло. Подождав, пока Шарон займет место напротив, она продолжала: – Вчера я видела тебя по телевизору. Ты была очень хороша и замечательно отвечала.
– Спасибо.
Неужели она пришла к ней только из-за этого, подумала Шарон, рассказать о впечатлениях и возобновить старую дружбу?
Конечно, она понимала, что поступила невежливо, не сообщив Фелисии о приезде.
– Ну... – Фелисия положила руки на подлокотники кресла, – ты выглядишь чудесно. Как всегда!
– А мне кажется, я ужасна, – быстро проговорила Шарон, ощущая, как покраснели щеки. Комплимент матери Дуга показался неискренним и немного холодным.
– Не скромничай, – Фелисия провела пальцем по обивке кресла, – ты же совершенно уверена в своих силах. У тебя либо нет сомнений, либо совести...
Шарон глубоко вздохнула:
– Извините меня...
Выражение лица Фелисии смягчилось:
– И меня тоже. Я ведь пришла сюда не для того, чтобы обижать тебя, дорогая, поверь мне. Но ведь кто-то же должен поговорить с тобой до твоего отъезда из страны. Раз Дуглас не готов, я возьму это на себя.
Шарон вздрогнула.
– С Дугласом ничего не случилось? – спросила она, не зная, как вывернуться из этого положения. Дама настороженно взглянула на нее.
– Ну, это зависит от того, как на это посмотреть, – с чувством произнесла она, – но прежде, чем ты скажешь еще что-нибудь, я бы хотела кое-что тебе показать.
Она вынула из кармана фотографию и подала Шарон. Это было черно-белое фото, и можно было подумать, что на ней изображен Майк, если бы вересковые заросли и болото на заднем плане не говорили о том, что фото сделано в Шотландии. Конечно же, это был одетый в школьную форму Дуг. Он смотрел прямо в объектив фотоаппарата.
Рука Шарон, державшая фото, задрожала, а Фелисия прерывающимся голосом спросила:
– Ты, безусловно, узнала, кто это?
– Да, это Дуглас.
– Верно, – Фелисия протянула руку и вынула фото из ослабевших пальцев подруги, – сын сфотографирован восемнадцать лет назад. Когда он нашел эту фотографию, то упал в обморок...
– Упал в обморок? – Шарон в растерянности вскочила с кресла, но Фелисия поспешила успокоить ее:
– Не волнуйся. Он слишком много выпил. Позже нам удалось кое-что вытянуть из него. Получается, твой ребенок – это его сын, правда?