– Ты ей не веришь?
– Скажем так, я готов выслушать альтернативную версию.
– Но не от меня, – покачала головой Николь, собираясь пройти мимо Райана, но тот взял ее за руку, и она невольно вздрогнула от прикосновения его прохладных пальцев.
– Не надо! – взмолилась она.
– Что – не надо? – Глаза Райана сузились, из их глубин на мгновение проглянуло скрытое в них темное чувство.
– Не трогай меня, – воскликнула она, презирая себя за то, что не может сдержать панику. – Я ничем не могу тебе помочь.
– Может, нет, а может, и да. – Большим пальцем он провел по ее запястью, где бешено пульсировала кровь. – Ты ведь не боишься меня, правда, Ники?
– Боюсь?! – От ярости голос Николь сорвался на визг. – Речь ведь сейчас не обо мне, ты не забыл?
– Нет, не забыл, – приглушенно произнес Райан. – Я ничего не забыл. Так же, как и ты. И очень жалею об этом.
– По-моему, ты слишком о себе возомнил, – отрезала Николь, подавляя желание вырвать руку. – На самом деле я считаю, что приезд сюда и встреча с тобой очень пошли мне на пользу. – Она судорожно сглотнула. – Мне это помогло посмотреть на вещи объективно. Понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – тихо сказал он, – только вот что-то верится с трудом. – Его рот скривился. – Понимаешь, о чем я?
Николь поежилась. Он над ней смеется. Повеселиться за счет матери не получилось, так он переключился на нее, и она по глупости попалась в ловушку.
– Почему ты не в постели? – спросила Николь, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие и не поддаваться на провокации. – Ты куда-нибудь выходил?
– Выходил? – чуть насмешливо переспросил Райан. – И куда же это, интересно, я мог выйти?
– Ну, например, в деревню, в паб, – отрезала Николь. – Ты, помнится, был там завсегдатаем. И если тебе стало скучно…
– Скучно? – Райан придвинулся ближе. – Кто сказал, что мне скучно?
– Вероятно, это так и есть, раз ты опустился до того, чтобы издеваться надо мной, – натянуто произнесла Николь. – В чем дело? Тебе не хватает – как ее? – Кристин?
– Не знай я, как обстоит дело в действительности, то мог бы решить, что твои слова отдают ревностью.
– Но ты же знаешь, что это не так, правда? – ахнула Николь. – Господи, иногда я просто удивляюсь, что такого я в тебе нашла! – Слова вырвались непроизвольно, и Николь пришла в ужас.
– Хочешь, я тебе напомню? – спросил Райан, обдавая ее щеку дыханием, в котором явственно ощущался запах виски.
– Нет!
Он выпил, тупо подумала Николь. В этом-то все и дело. Он выпил и, зная, что она наутро собирается уезжать, решил поразвлечься за ее счет.
– Ты уверена?
– Уверена. – Николь подняла другую руку, чтобы освободить запястье, и у нее перехватило дыхание, когда Райан завладел и этой рукой. – По-моему, тебе лучше отпустить меня.
– А если не отпущу?
– Я позову на помощь. Не сомневаюсь, что твоя мать с радостью примчится мне на выручку.
– Да уж. – Губы Райана скривились. – Пожалуй.
– А ведь ты не хочешь впасть у нее в немилость, правда? – упрямо продолжала Николь, сама не зная, зачем провоцирует его. – Особенно теперь.
– Особенно теперь? – эхом откликнулся Райан и с недоумением взглянул на нее.
– Теперь, когда она наконец станет богатой женщиной, – злорадно произнесла она и увидела, как на лице Райана появилось потрясенное выражение.
Сказать такое было более чем непростительно, к тому же и несправедливо, ибо, насколько знала Николь, Райан мало что получил от брака своей матери с ее отцом. То есть кое-что он, конечно, получил: у него всегда была еда, приличная одежда и удобная постель, но какому бы то ни было успеху в карьере он был обязан исключительно своим способностям и трудолюбию.
– Я… я не это хотела сказать, – сбивчиво пробормотала Николь, совсем смешавшись под пристальным взглядом Райана.
Он вдруг властно обхватил ее за плечи.
– А что ты хотела сказать? – хрипло спросил он. – Ты, по сути, обвинила меня в том, что я собираюсь нажиться… как бы это сказать… на неожиданном везений моей матери, и я должен поверить, что ты не это хотела сказать?
– Нет…
– А мне показалось, что именно так ты и выразилась. – Его губы изогнулись в усмешке. – Что ж, рад узнать, какого ты обо мне замечательного мнения. А раз ты уж так обо мне думаешь, – он рывком привлек ее к себе, – я могу с тем же успехом этим воспользоваться.
Груди Николь расплющились о его грудь, мощные мышцы его бедер прижались к ее ногам. Ей отчаянно хотелось сопротивляться, но при одном воспоминании о том, как возбуждалось его сильное тело, она обмякла и могла лишь слабо возражать.
– Не надо, – взмолилась Николь.
Однако им сейчас двигали негодование и разочарование, и Николь было не под силу с этим тягаться. Сначала поцелуй был грубым и гневным. Райан с силой разжал ее губы языком. Совсем не так он целовал ее много лет назад, но тогда у него было намного меньше опыта и он не хотел намеренно причинить ей боль, как сейчас. И скоро Николь почувствовала, как его гнев стал медленно отступать. Его руки скользнули по ее податливой спине к ягодицам, на мгновение остановившись, чтобы погладить чувствительный копчик, прощупывающийся сквозь одежду. Эти чуткие пальцы доставляли ей сладкую муку, от которой Николь просто таяла, ощущая, как лихорадочный жар заливает ее бедра.
Наверное, он понял, что она чувствует, словно в тумане подумала Николь, когда Райан с силой прижал ее к себе, И хочет дать ей понять, насколько возбужден. Николь ощутила твердое прикосновение к своему животу. Ее тело горело. Она уже забыла, что значит так бездумно отдаваться страсти. За исключением пары романов и брака, который был скорее деловым соглашением, чем любовным союзом, у нее почти не было сексуального опыта. Только с Райаном она когда-то познала настоящее блаженство, и, хотя ее голова отчаянно кружилась, Николь понимала, что сейчас не должна допустить, чтобы это повторилось.
Но как же это трудно – цепляться за остатки здравого смысла! Его ладонь скользнула к поясу ее брюк, приподняла свитер и стала ласкать обнаженную кожу. Внизу живота словно что-то взорвалось. Сердце бешено колотилось, и Николь тщетно пыталась успокоить это биение. Каждой частичкой своего тела она отзывалась на чувственное движение его большого пальца под ее грудью, и ей стоило отчаянных усилий не прижаться к нему животом. А хотелось ужасно! Даже понимая, что играет с огнем, Николь не смогла удержаться и, обхватив руками его затылок, погрузила пальцы в густые волосы.
Райан содрогнулся и, оторвавшись от ее рта, скользнул губами вдоль щеки.
– Господи, помоги мне, – пробормотал он, покрывая жадными горячими поцелуями изгиб ее шеи, и в его голосе прозвучала такая тоска, что Николь сразу очнулась.
– Господь тебе сейчас не поможет, – произнесла она, умудрившись придать своему голосу насмешливые нотки. – И лучше отпусти меня, Райан, пока мы не сделали того, о чем потом пожалеем.
– Кто сказал, что я об этом пожалею? – хрипло прошептал Райан. Его пальцы теперь добрались до ее груди и слегка теребили набухший сосок. – Не похоже, чтобы ты была против.
– Внешние проявления могут быть обманчивы, – сдавленно произнесла Николь. – И ты сам это прекрасно знаешь. – Она судорожно не то вздохнула, не то всхлипнула. – И потом, как же насчет… Кристин? Ты не считаешь, что должен хранить ей верность?
– Не впутывай сюда Кристин, – нахмурился Райан.
– Это не я ее впутала, а ты. – Голос Николь стал жестким. – Или ее чувства тебе так же безразличны, как когда-то мои?
На мгновение пальцы Райана впились в ее талию, однако, к своему облегчению – или воображаемому облегчению, – Николь ощутила, как он отодвинулся и сразу стал чужим.
– Какое тебе дело до чувств. Кристин?
– Никакого. – К своему стыду, Николь поняла, что так оно и есть. – Но я надеялась, что хоть так смогу обуздать твое… возбуждение. Похоже, ничего больше на тебя не действует. Даже тот факт, что я не желаю, чтобы ты до меня дотрагивался. Ни сейчас, ни вообще когда бы то ни было.
И поскольку он отпустил ее, Николь сумела оттолкнуть его и выйти из комнаты, сохранив какое-то подобие достоинства. Однако только что они были на волоске. Оба.
8
Ночью Райан снова спал плохо. Похоже, это уже входит в систему, мрачно подумал он. И головную боль, с которой он проснулся, нельзя было свалить на пару коктейлей, выпитых накануне. Естественно, Райан считал, что после такого тяжелого дня он заслужил право расслабиться. Но этим никак нельзя объяснить то ощущение депрессии, которое охватило его, стоило ему открыть глаза.
Вчерашнее столкновение с матерью и Николь явилось для него полной неожиданностью. Он ведь вышел прогуляться, чтобы немного прояснилось в голове, и по чистой случайности, пересекая холл, услышал голос матери. Что это ей вздумалось втихомолку звонить из библиотеки, когда она спокойно могла сделать это в своей комнате? И в самом ли деле она звонила подруге? Почему-то объяснение Амелии не показалось ему правдоподобным.
Ему хотелось знать, поверила ли ей Николь. Она ведь пробыла в комнате дольше его и наверняка услышала больше. Интересно, если бы он заподозрил мать во лжи, сказала бы ему Николь, что ей удалось услышать? Впрочем, теперь, после того что случилось после ухода Амелии, Райан в этом сомневался. И зачем ему вздумалось ее целовать?
Райан сердито нахмурился, глядя в тарелку с яичницей, которую поставила перед ним тетя Беатрис. Черт побери, ведь Николь прямо обвинила его, будто он бессовестно использовал ее отца, а потом прикинулась овечкой, решив, что так ей удастся его утихомирить. Беда в том, что он-то знал о завещании, обнаруженном Амелией, и сама мысль о том, что Николь может без каких бы то ни было оснований бросаться голословными обвинениями, привела его в бешенство. Ему захотелось наказать ее, поэтому он и поцеловал ее. Но стоило ему обнять Николь, как он обо всем забыл и каким-то образом утратил над собой контроль. Все, что он задумал, пошло прахом, и хуже всего пришлось ему самому.
Разумеется, он ждал, что Николь станет сопротивляться. Он этого желал хотя бы ради того, чтобы доказать ей, кто здесь хозяин. Но через несколько мгновений их близость захватила ее так же, как и его, и, когда ее губы раскрылись, он окончательно потерял голову. Кровь застучала у него в висках. Он воспламенился мгновенно и уже не мог себя контролировать…
– Ты собираешься когда-нибудь есть эту яичницу?
Более чем земной голос тети Беатрис сбросил Райана на грешную землю, и он почувствовал себя школьником, которого застали за рассматриванием порножурналов под простыней.
– Я что-то не очень хочу есть, – сказал он, отодвигая тарелку. – Но все равно спасибо.
На лице Беатрис отразилось неодобрение.
– Тебе надо есть, – строго сказала она. – Я заметила, что аппетит у тебя все время неважный. Не могу поверить, чтобы виной тому была смерть Уильяма, и не думаю, чтобы у мужчины твоей конституции были проблемы с лишним весом.
– Это комплимент? – покосился на нее Райан.
– Это правда, – твердо произнесла тетя Би. – Ты не знаешь, твоя мать собирается вставать сегодня утром? Магнус Харди сказал, что приедет в десять, а сейчас уже около десяти.
– Правда? – удивился Райан. Оказывается, он засиделся над яичницей дольше, чем полагал. – Насколько я знаю, мать собирается встретиться с Магнусом. – И нарочито небрежно спросил: – А Николь уже встала?
– Николь встала давным-давно. – Беатрис начала убирать со стола. – Она позавтракала со мной на кухне в семь утра.
– И где же она? – Голос Райана прозвучал неожиданно резко, но он ничего не мог с собой поделать. Он вдруг испугался, что Николь могла решить, что все позади, и уехать.
– Откуда мне знать? – Тетя Би не любила, когда с ней разговаривают в таком тоне. – Она ушла около часа назад. Я не спрашивала куда.
– Но вы ведь знаете. – Отодвинув стул, Райан поднялся. – Полагаю, вам известно, что Харди захочет видеть и ее тоже?
Беатрис собрала на поднос последние приборы и с вызовом посмотрела на Райана.
– По-моему, она пошла в церковь. Хотела увидеться со священником перед отъездом.
– А, – с облегчением вздохнул Райан. – Ну понятно. Так она скоро вернется?
– Вероятно, – отозвалась Беатрис. – Да, кстати, Мари сейчас начнет убираться в спальнях. Вчера я не велела ей приходить. Из-за похорон, – добавила она после паузы.
Райан кивнул. Мари приходила убирать дом несколько раз в неделю, с тех пор как Амелия и Уильям поженились.
Тетя Би удалилась с подносом на кухню, и Райан, выйдя из столовой, отправился в библиотеку проверить, хорошо ли там горит камин. Магнус боится холода. Райан знал, что, несмотря на бравый вид, старика в холодную погоду частенько мучит артрит.
Кроме того, он хотел хоть как-то отвлечься от воспоминаний о прошлом вечере. Однако, несмотря на свою решимость, он так и не смог избавиться от мыслей о Николь. Сидя за покрытым кожей столом, глядя в окно на голые деревья, снова почерневшие, после того как растаял снег, Райан отдался видениям прошлого. Он пытался вспомнить, когда впервые стал замечать, что Николь становится взрослой…
Кажется, ему было около семнадцати, когда он впервые понял, что Николь уже не ребенок. Правда, в то время она его не слишком привлекала, скорее даже мешала: вечно допытывалась, куда он идет, портила ему отношения с девочками и вообще путалась под ногами. Райан только и делал, что пытался отвязаться от Николь, впрочем он и тогда старался не обижать сводную сестру. В отличие от матери, он никогда не считал, что Николь маленькая стерва.
Наверное, ему повезло, что в то лето, когда Николь исполнилось пятнадцать, он на каникулах получил работу в соседнем городке и уехал. Работал он в кафе, находившемся поблизости от железной дороги, а в свободное время общался с ребятами, путешествовавшими автостопом. Наверное, именно тогда у него и развился интерес к подобного рода путешествиям, оказавшийся впоследствии таким прибыльным делом.
Тогда же он начал фотографировать. Сначала друзей, потом великолепные пейзажи национальных парков. Проявлять и печатать фотографии он научился позднее, когда понял, что это и есть его жизненное призвание.
Его отношения с Николь резко изменились, когда он учился в выпускном классе общеобразовательной школы Кемдена. В шестнадцать лет Николь были в полной мере присущи очарование и свежесть юной женщины, усиливавшиеся тем, что она явно не сознавала, насколько хороша собой. Поскольку она была выше своих сверстниц, то и двигалась совсем не так, как они, и Райана просто завораживали ее стройные лодыжки и длинные – прямо-таки от ушей – ноги. Разумеется, первым, что сразу бросалось в глаза, были ее волосы. Медово-золотистого цвета, они каскадом спадали до самой талии.
Как бы там ни было, но он стал ловить себя на том, что ждет Николь после школы, сидит с ней во время обеденного перерыва на скамеечке, провожает до автобуса. Поскольку ее день рождения приходился на конец учебного года – июнь, а день рождения Райана был в октябре, то есть в начале учебного года, то он учился всего на два класса старше. Ребята из этих классов часто общались между собой, так что никто не увидел ничего особенного в том, что они с Николь так много времени проводят вместе. Дома все было по-другому. Амелия была категорически против того, чтобы Райан ухаживал за Николь. Она предупредила сына, что Уильям этого ни за что не потерпит, хотя, строго говоря, тот никогда не выражал своего неодобрения вслух. Напротив, ему, похоже, было приятно, что его дочь наконец нашла общий язык с членами его новой семьи. Он ведь понятия не имел, что его жена, как и прежде, настроена против Николь.
То лето, перед тем как Райан должен был уехать учиться в университет, выдалось невероятно жарким. Температура воздуха неделями держалась на отметке тридцать градусов, и они с Николь делали все возможное, чтобы хоть как-то освежиться. Речка, протекавшая рядом с Плейн-лоджем, расширялась в небольшую запруду, и это было излюбленным местом встречи молодежи, ибо, несмотря на жару, вода здесь всегда была восхитительно прохладной, а глубина – достаточной, чтобы поплавать.
В то лето они много разговаривали обо всем и ни о чем, делились сокровенными мечтами и мыслями. Их отношения были совсем не похожи на те, что случались у Райана с другими девочками. Разумеется, Николь привлекала его, но больше своей индивидуальностью, а не физически. Ему хотелось быть рядом с ней, но никаких сексуальных порывов при этом не возникало.
Во всяком случае, так он себе говорил.
Райан нахмурился. Тогда ему было нетрудно себя обманывать. Ему было легко притворяться, что на нее приятно смотреть, потому что она затрагивала некие струны в его душе художника. Белая кожа, веснушки вокруг носика, дерзко вздернутые юные грудки придавали фотографиям, которые он делал с нее, естественную чувственность, и Райан лгал себе, что его интерес к ней носит чисто умозрительный характер, полностью свободный от грязных поползновений.
Другое дело – как сама Николь расценивала его внимание к своей персоне. Райан же был настолько слеп, что просто не видел, к чему идет дело. За это лето Николь стала его задушевным другом, и он до сих пор убеждал себя, что понятия не имел, какие опасные формы приняло ее влечение к нему.
До той ночи, когда она без зова явилась к нему в комнату…
Мысли Райана прервал шум мотора. Магнус, мрачно подумал он, ощутив некоторое облегчение оттого, что оторвался от мучающих его воспоминаний. Видит Бог, он не хотел вспоминать о том, что произошло в ту ночь между ним и Николь, ибо перед глазами слишком отчетливо вставало то, что случилось накануне.
Минуту спустя дверь распахнулась и на пороге показалась тетя Беатрис.
– Приехал поверенный, – без особых церемоний объявила она и посторонилась, давая Магнусу Харди пройти. – Мне сказать твоей матери или сам ее позовешь?
– Звать меня нет никакой необходимости, – раздался за ее спиной резкий голос Амелии. – Я уже здесь. – И, бросив на сына вызывающий взгляд, она с улыбкой повернулась к мистеру Харди. – Магнус, – в ее тоне уже не было прежней воинственности, – вы пунктуальны, как всегда.
Поверенный самодовольно напыжился.
– Да, я обычно стараюсь не опаздывать, – отозвался он, подходя к столу, из-за которого только что встал Райан. – Рад, что сегодня вам лучше, миссис Тэлбот. Какая жалость, что вчера вы не смогли к нам присоединиться.
– Да, очень жаль. – Амелия поджала губы.
– Уверен, что вы были в прострации, – сухо отозвался Харди, и у Райана зародилось подозрение, что тот не очень-то верит в болезнь Амелии. Между тем Харди поставил на стол кейс и огляделся. – Где Николь? – спросил он.
– Уже идет, – отозвалась с порога Беатрис. – Снимает сапоги. – Она оглянулась через плечо. – Она ходила в церковь.
– Понятно.
Магнус одобрил это сообщение коротким кивком, а Райан уловил на лице матери тень раздражения. Та прекрасно понимала, что в глазах старого юриста Николь по-прежнему остается здесь хозяйкой. И останется ею, подумал Райан, независимо от того, будет она здесь жить или нет.
Появление Николь в комнате создало некую напряженность. Интересно, я один это ощущаю? – подумал Райан. И мать тоже не так уж равнодушна к своей падчерице, как стремится показать? Не может же она не сочувствовать Николь! В такое время они все должны как-то поддержать друг друга.
Однако Амелия, как обычно, не обращала на падчерицу внимания, и хотя Николь, войдя в комнату, бросила на мачеху нерешительный взгляд, но тоже не сделала попытки преодолеть пропасть, которая их разделяла.
Сам Райан просто не мог глаз отвести от Николь. Сегодня она была в светлой твидовой юбке, подол которой сантиметров на десять не доходил до коленей. Райан понимал, что она не старалась намеренно подчеркнуть красоту своих ног, однако юбка открывала значительную часть стройного бедра, особенно это стало заметно, когда Николь уселась и скрестила ноги. В сочетании с блеском волос и разрумянившимися от мороза щеками это произвело на Райана убийственный эффект.
– Доброе утро, – произнесла Николь. – Извините, что заставила вас ждать. Я заболталась с отцом Мэтью и, боюсь, начисто позабыла о времени.
– Мы вас прекрасно понимаем, – тепло заверил ее Магнус, и Амелия наградила его недовольным взглядом. Он бросил взгляд в сторону двери, где на пороге по-прежнему стояла Беатрис. – Прошу вас, мисс Сэвидж, входите и садитесь. Завещание касается и вас тоже.
По виду Беатрис можно было догадаться, что она с удовольствием избежала бы этой чести, но деваться ей было некуда – пришлось войти и сесть. Убедившись, что все в сборе, Харди уселся за стол и открыл кейс.
Теперь напряжение в комнате ощущалось совершенно отчетливо. Бросив взгляд на мать, Райан увидел, что та стиснула ручки кресла так, что побелели костяшки пальцев. Даже Беатрис не могла скрыть беспокойства, и Райан подумал, что она, наверное, боится оказаться на улице, если дом достанется Амелии.
Если бы она только знала…
Старый юрист извлек из кейса конверт. Похоже, Магнус искренне наслаждается процедурой, подумал Райан. Он-то ведь должен знать, что написано в завещании, и теперь намерен но тянет время, заставляя их томиться в ожидании.
Документы, извлеченные Харди, зловеще зашелестели, и Райан просто физически ощутил, как напряглась его мать. Да успокойся ты, старушка, мысленно велел он, встретив ее безумный взгляд. Хорошо еще, что все остальные не сводят глаз с Магнуса, иначе у них были бы все основания заинтересоваться, почему это Амелия так нервничает. Поверенный прочистил горло и быстро проглядел несколько страниц, которые держал в руках. Затем начал читать монотонным голосом:
– «Я, Уильям Генри Тэлбот, будучи в здравом уме и твердой памяти»…
– Зачем читать эту тягомотину? – Нервы Амелии окончательно сдали, когда она поняла, что Харди намерен зачитать завещание полностью. Но тут же, спохватившись, что ее поведение выходит за рамки приличий, она выдавила улыбку. – Простите. Боюсь, что я не настолько окрепла, как полагала.
Харди фыркнул и обвел взглядом присутствующих.
– Ну разумеется, – произнес он. Непонятно, то ли это был ответ на вопрос Амелии, то ли подтверждение ее нездоровья. – Если никто не возражает, – продолжал он, – не вижу причин, почему бы нам не заняться делом. – Он бросил взгляд на Райана и пошелестел бумагами. – Возможно, вашей матушке не повредит глоточек виски. Мы все можем немного подождать.
– Мы предпочли бы, чтобы вы продолжили, мистер Харди, – подала голос Николь и в кои-то веки заслужила благодарный взгляд мачехи.
– Да, пожалуйста, – подхватила та. – Со мной все будет хорошо. И, покосившись на Райана, прибавила: – Я обычно не пью так рано.
– Да, но сейчас из ряда вон выходящий случай, – не отступал поверенный, и Райан нетерпеливо вздохнул.
– Прошу вас, – с трудом сохраняя спокойный тон, сказал он. – Не могли бы вы продолжить чтение, Магнус? Возможно, после того как вы закончите, нам всем понадобится выпить.
– Что? – Магнус сначала решил, что Райан говорит серьезно, но, уловив иронию в словах молодого человека, он улыбнулся, снова откашлялся и продолжал читать.
В завещании кое-какая недвижимость была отказана третьим лицам, небольшие суммы денег оставлены коллегам и знакомым, например другу семьи доктору Ирвину. Приличное обеспечение было выделено свояченице, и Беатрис вздохнула с облегчением.
– А теперь переходим к усадьбе, – очень серьезно произнес Харди. – Нам всем, естественно, интересно знать, как распорядился мистер Тэлбот своей собственностью, и я не буду держать вас в неведении дольше, чем это необходимо. Разумеется, я обязан напомнить, что завещание имеет абсолютную законную силу. Мистер Тэлбот долго и трудно размышлял, прежде чем принять решение.
– Ох, да читайте же скорее! – подала голос Беатрис.
Ее явно стало тяготить ожидание, и Райан сообразил, что тетке Николь есть что терять. Ведь если Плейн-лодж унаследует Амелия, ее положение в доме окажется под угрозой.
– Хорошо. – Если Харди и был задет резкостью Беатрис, то сумел очень хорошо это скрыть. В третий раз прочистив горло, он стал читать: – «Моей жене Амелии, – он бросил взгляд на вдову, – я оставляю в пользование половину моего дома и все мои личные вещи, за исключением драгоценностей, переданных мне моей первой супругой Норой, которые переходят моей дочери Николь в память о любви, соединявшей меня и ее мать. Я также оставляю существенную сумму денег, чтобы дать возможность моей жене продолжать жить в Плейн-лодже, если она того пожелает, при условии, что моя свояченица Беатрис Сэвидж всегда будет жить в этом доме. Если же моя жена Амелия повторно выйдет замуж: или пожелает жить в другом месте, дом поступит в полную собственность моей дочери Николь, так же, как и в случае смерти моей жены».
После того как Харди зачитал эту часть завещания, раздался отчетливый вздох, хотя Райан не понял, от кого он исходил. Возможно, от матери, хотя с ее стороны было бы крайне неосторожно демонстрировать удивление, ведь это не то завещание, которое она видела. А может быть, этот вздох издала Николь? Очевидно, и для нее завещание оказалось полной неожиданностью.
– Мне продолжать? – после паузы осведомился Магнус Харди. Он явно колебался.
Райан догадался, что поверенный ждал от его матери какой-нибудь выходки, но Амелия была слишком потрясена, чтобы вымолвить хоть слово. К счастью, ее реакция могла быть отнесена за счет шока, который она испытала, узнав, что не унаследовала Плейн-лодж целиком. Поняв, что Харди ждет, Райан мрачно взглянул на него.
– Да, пожалуйста, – сказал он и сжал губы от внезапного раздражения, когда поверенный вернулся к чтению документа.
– «Моей дочери Николь, – продолжал он, ободряюще улыбаясь девушке, – я завещаю вышеназванные драгоценности, а также все мои книги и картины. Кроме того, я завещаю ей половину дома, где мы с ней жили столько лет. Возможно, эта общая ответственность создаст взаимопонимание между моей женой и дочерью, которого никогда не было при моей жизни. Душеприказчиком я назначаю своего пасынка Райана Стоуна».
9
Несмотря на просьбы тети Беатрис, Николь покинула Плейн-лодж сразу после обеда, ибо находиться под одной крышей с Райаном было выше ее сил. Ей необходимо время и пространство, чтобы осознать все происшедшее.
Видит Бог, она не знала покоя с той минуты, как он ее поцеловал. Поэтому-то и ушла из дому с утра пораньше, надеясь обрести покой в уединении церкви, которую посещала еще ребенком. Но церковь тоже навеяла массу воспоминаний, и тогда Николь поняла, что ей остается только уехать.
Жаль, конечно, что пришлось покинуть дом при таких обстоятельствах, подумала она, подзывая такси, чтобы отправиться в гостиницу. Она ведь понятия не имела, что отец может оставить ей Плейн-лодж или какую-то его часть, и даже тот факт, что Амелия сможет жить там, сколько захочет, не мог заглушить в душе Николь гордость – дом останется в семье. В ее семье.
И семье тети Би, с благодарностью подумала Николь. Приятно сознавать, что положение ее тетки в доме осталось незыблемым.
А вот ее собственное положение было гораздо более сложным. Помимо вечной вражды с Амелией, существовала другая проблема: как она сможет проводить хоть какое-то время в Плейн-лодже, работая в Нью-Йорке? Кроме того, Амелия наверняка в ярости из-за того, что покойный муж обвел ее вокруг пальца. Николь ни минуты не сомневалась, что мачеха рассчитывала получить усадьбу целиком. Что же касается Райана… Нет, о нем она сейчас думать не станет. Райан все еще находится в Плейн-лодже, несомненно утешая мать и убеждая ее, что Николь не будет осложнять ей жизнь.
Вечер только начинался, когда Николь сняла номер и распаковала вещи. Она остановилась в одном из крупных отелей, потому что маленьких просто не знала. Однако тот, который она выбрала, был достаточно удобным и безликим, а это как раз то что надо. В конце концов, она здесь не со светским визитом. Ей просто необходимо собраться с мыслями и решить, что делать дальше. Она заказала себе легкий ужин в номер. Можно было бы пойти в ресторан, но так гораздо проще. После ужина Николь, отбросив все дурные предчувствия, позвонила тете Би, сообщила, где она, и предупредила, чтобы та никому не говорила об этом без крайней необходимости.
– Ты должна была остаться здесь, Николь, – упрекнула ее тетка. – Это ведь твой дом. И никому не позволяй утверждать обратное.
– Не позволю, – заверила Николь, вспомнив, что Амелия не сказала никому ни слова после прочтения завещания.
– Вот и позаботься об этом, – твердо заявила тетя Би. – Кто знает, что эта женщина попытается предпринять? Сейчас она в шоке, но это ненадолго. Как только она поймет, что ты сорвала ее планы, ей это очень не понравится.
– Какие планы? – настороженно спросила Николь.
– Продать Плейн-лодж, разумеется. – Беатрис прищелкнула языком. – Ради Бога, девочка, да она уже много лет спит и видит, как бы перебраться в Шербрук!
– Но я думала… – Глаза Николь расширились.
– Что же ты думала? Что у нее с твоим отцом была полная идиллия?
– Но…
– Господи, Ники, неужели он тебе не рассказывал? Мне следовало бы знать, что для этого он был слишком горд. Он и эта… уже много лет спали в разных спальнях.
Николь резко присела на край кровати. Она ведь понятия не имела, что у отца с Амелией что-то не так. Да, он показался ей неестественно жизнерадостным во время их последней встречи в Монреале, но она-то решила, что он скрывал свою болезнь. Ей и в голову не пришло, что за поведением отца кроется что-то еще.
– На что ты намекаешь, тетя Би? – выдавила она наконец, не зная, к чему та ведет, и не будучи уверена, что ей хочется это знать. Набрав побольше воздуха в легкие, Николь спросила: – У нее… есть кто-то другой? Ты это хочешь сказать?
Но тетка, похоже, не собиралась бросаться такими грозными обвинениями.
– Я просто хочу сказать, что не надо все принимать как должное, – тщательно подбирая слова, отозвалась она. – Амелия будет действовать по-своему, можешь не сомневаться.