Глава 27

В три часа утра Кристина без сна лежала в постели. В доме было тихо. В одной комнате тихонько жужжал разговор. Но теперь Кристина воспринимала его как зудение комара.

Она смутно сознавала, что голодна, но навалившаяся апатия мешала подняться и поесть. Сон не шел. Когда ей наскучило смотреть в потолок, она села и зажгла лампу у кровати. На столике лежала книга. Она рассеянно взяла ее и перелистала. Трактат об акушерстве на французском. Ей захотелось рассмеяться. Книга упала на пол. Кристина не стала поднимать ее. Вскоре послышался стук в приоткрытую дверь.

– Можно войти? – В комнате появился дед Адриана. Он держал в руках поднос с супом и чаем. – Это для вас. – Он смиренно ожидал позволения отдать ей поднос.

Кристина взяла угощение. Француз широко улыбнулся. Он подвинул к кровати кресло, словно, приняв поднос, Кристина согласилась принять и его общество. Тяжелое кресло с высокой спинкой доставило ему немало хлопот. Когда старик наконец уселся, то буквально утонул в нем.

Кристина поставила чай и суп на стол. Филипп де Лафонтен, подавшись вперед, подвинул еду ближе к ней, давая понять, что нужно поесть. Потом снова исчез в кресле, только голова торчала над коленями. Он поднял книгу с пола и подал Кристине. По контрасту со скованными движениями старика его глаза небесной голубизны были удивительно живые, взгляд – прямой и решительный.

Кристина не изобразила даже притворной вежливости. Старик положил книгу на постель. Потом откинулся на спинку кресла, словно обессилев.

– Поскольку обстоятельства не позволили представиться… Я Жан-Шарль Жозеф Франсуа Филипп де Лафонтен. – У старика был сильный акцент, но он охотно говорил на английском и явно имел способности к этому языку.

– Я знаю, кто вы.

Дед Адриана улыбнулся, изогнув сжатые губы. В его глазах светилось неприкрытое любопытство.

– Вы его Кристина?

– Да, меня зовут Кристина. – Она откинулась на подушки. – Кто-то закрыл шторы. Вы их не раздвинете, уходя?

Старик коротко рассмеялся, потом с разочарованием спросил:

– Я должен уйти?

Кристина взглядом показала, что именно это он и должен сделать.

Лафонтен снова засмеялся.

– А я думал, что Адриан всех запугал и превратил в жеманных жаб. – Он поднялся, но замялся и развел руками. – Я всем надоел. – Он явно просил сочувствия. – Мне не нравятся эти люди. Англичане лезут не в свое дело. Кроме того, я ошеломлен. Я хочу, – он заколебался, подыскивая правильное слово и правильную интонацию, – видеть Адриана. Я хотел бы побыть с кем-нибудь, с кем у меня есть хоть что-то общее.

Кристина не ответила.

Француз счел ее молчание согласием и сел. Кристина съела суп, выпила чай, потом снова откинулась на подушки. Месье Лафонтен вскоре затих, уснув в кресле.

Ближе к рассвету в соседней комнате зашумели. Шуршали шаги, звякали шпоры, разговор стал громче. Задремавшая Кристина проснулась от этих звуков.

Филипп де Лафонтен уже проснулся. Приподняв брови, он задумчиво смотрел на нее. Он пробормотал что-то по-французски, потом перевел:

– Что-то происходит?

Кристина потерла глаза, отгоняя сон. Спустив ноги с кровати и обхватив живот, она неуклюже села.

– Вы думали, что он женится на вас?

Она удивленно посмотрела на старика.

– Вы забеременели, думая, что он женится на вас? – пояснил Лафонтен.

– Нет. – Нахмурившись, Кристина наклонилась, чтобы найти тапочки. – Я была уверена, что не забеременею.

– Это удивительно. И вы освоились с мыслью о ребенке?

– Более или менее.

– Адриан, кажется, очень рад. – Лафонтен кивком указал на лежавшую на кровати книгу. – Я помогал ему достать ее для вас.

– Спасибо. – Кристина не знала, что еще сказать.

Старик улыбнулся:

– Он пытался подкупить меня этим ребенком. Говорил, что я смогу навещать его, когда пожелаю, увижу, как он растет.

Кристина нахмурилась, потом отвела глаза из страха, что старик поймет ее намерения: ни он, ни Адриан не увидят, как растет ребенок.

– Я вам не нравлюсь? – вздохнул Лафонтен.

– Ну почему же?

– Не будьте слишком суровы к нему. И к ребенку. Адриан хороший отец. И рад этому ребенку. Это видно по его лицу, когда он говорит о нем. Адриан действительно имеет определенные права. И обязанности.

– Тот, кто покрыл корову?

Старик скривился:

– Простите меня за это. Но…

Кристина покачала головой. В дверях появился Сэм Ролфман. Хлопнула входная дверь. Кристина видела в окно, как группа людей в тяжелых башмаках шла по снегу.

– Ему бы уже пора приехать. – Это была прощальная фраза. Сэм надевал шляпу. – Ле Сент останется с вами. Мы все пойдем за ним.

У Кристины засосало под ложечкой. Сэм, неунывающий оптимист, выглядел усталым и измученным.

– Наверное, вам следовало немного подождать…

Сэм покачал головой:

– И так долго ждали. – Он пытался казаться беззаботным, но у него не получалось. Сэм через силу засмеялся. – Если Адриан придет, а нас не будет, он разозлится, что мы нарушили его план. Прочтите ему хорошую нотацию, такую, чтобы я порадовался. Кто-нибудь через день вернется проверить, появился ли он. – Сэм умолк. Нетерпеливый голос окликнул его с улицы. Сэм посмотрел на Кристину. – Берегите себя. Мы дадим вам знать… – Он искал подходящие слова, потом оставил эту затею.

Кристина пошла за ним к двери и долго стояла, прислонившись к ней.

– У него всегда неприятности. В этом он преуспел. – Лафонтен вышел в коридор. – Адриан родился, когда мне было пятьдесят. Пятьдесят лет покоя и здравомыслия. А потом хаос. Тридцать пять лет я живу в страхе, ожидая, что он еще натворит. Может быть, пойдем в гостиную? Там тепло.

– Вы расскажете мне о его жене?

Это покоробило старика.

– Нет! – отрезал он, но передумал и уже мягче сказал: – Может быть… Рассказывать почти нечего, – сказал Лафонтен, сев в кресло у камина. Кристина устроилась напротив. – Адриан женился на своей кузине. Ему было девятнадцать, ей семнадцать. Когда ему было двадцать четыре, они разъехались.

– Развелись, – сказала Кристина.

– Это был английский развод. Не хочу обижать вас, милая, но вы имеете дело с женатым мужчиной, – с вежливой улыбкой поправил ее старик.

Кристина смотрела в огонь.

– Почему они разъехались?

– Кто знает? – Старик состроил гримасу. Он не хотел это обсуждать. – Я вырастил его. Вы это знаете? – Приняв ее молчание за поощрение, Лафонтен откинулся в кресле. – Отец отправил его ко мне после смерти матери. Адриан был очень милый, ласковый мальчик, не по годам развитой. – Он смотрел на свои руки, мнущие ткань брюк. – Моя жена умерла, мы остались вдвоем. – И он был… как это по-английски? зеницей моего ока. Когда умер его отец, Адриану было одиннадцать. Дядя отправил его в закрытую английскую школу. – Лафонтен вздохнул. – Это можно понять: английское образование для английского лорда. Я не мог возражать, тем более что дядя был его официальным опекуном, а я – всего лишь старый родственник-иностранец. Я скучал по Адриану. – Старик нахмурился. – Мне не нравилась эта школа. Очень суровое место. Он оттуда сбегал. Его отвратительное поведение равнялось их суровости. Его выгнали.

– Почему?

– За плохую репутацию и неисправимость. – Лафонтен усмехнулся. – Я это знал. Я редко наказывал его. – На его лице появилось задумчивое выражение, – Возможно, отсюда все неприятности Адриана. Но я думаю, не в этом дело. Когда я его бил, он приходил в ярость. Меня всегда восхищало, какое чувство собственного достоинства у этого ребенка. Мы с его отцом привыкли шутить на эту тему: единственный ребенок в Англии и Франции, который избежал розог, поскольку просто был выше этого. Хотя, подозреваю, его отец всегда тайно жалел, что не порол Адриана. – Вздохнув, Лафонтен покачал головой. – Дядя это уладил. Но на английский манер. – На лице старика мелькнуло неодобрительное выражение. – Английское образование вколачивают тростью. – Он фыркнул и многозначительно поднял палец. – Там Адриан узнал, что такое сила, и какое несчастье ее не иметь. Образование для высшего общества! Учителя наказывают мальчиков, а те растут, тренируясь друг на друге. С тех пор его как подменили. Он уже никогда не был прежним. Хотя кто может сказать? – Старик, казалось, пытался скрыть свои чувства. – Но не это я начал рассказывать, – нахмурился он. – Ах да. Я растил его. Я его потерял. – Лафонтен улыбнулся. – Я получил его назад. Его выгнали из одной школы, потом из другой, третьей. Его английский дядюшка опустил руки. Когда Адриан вернулся, ему было семнадцать. Он был на голову выше меня, сильно раздался в плечах, в отличие от всех мужчин в нашей семье. Он напоминал мне своего английского дядюшку… И этот Адриан, – продолжал француз, – перевернул вверх дном весь дом. Своенравный. Эгоцентричный. Трудный. И слишком умный. Он делал только то, что хотел. И Мари-Маделин, его кузина, с первого взгляда решила, что встретила самого красивого, самого умного, самого храброго юношу на свете…

Старик поднялся подбросить дров в огонь. Он помешивал угли, словно воспоминания.

И вдруг они услышали звук. Слабый, будто кто-то намеренно тихо подкрадывался к дому по снегу.

Кристина посмотрела на своего единственного союзника, худенького восьмидесятипятилетнего француза. Потом выбралась из кресла и взяла кочергу.

Перевалив через гребень холма, Адриан увидел свет. Когда он подходил к дому, огонек казался не столько теплым и успокаивающим, сколько… нереальным, невозможным. Он так долго шел в темноте, в снегу, так замерз. Огонек, светившийся в маленьком домике, больше походил на лучи чужого солнца, освещавшего другую планету. Адриан подошел к двери. Она распахнулась. Он вошел и… замер.

Его приветствовала размахивающая кочергой Кристина. Он рассмеялся. По сравнению с огромным животом ее ноги казались совсем тоненькими. Но она с такой решимостью сжимала в руке кочергу, что вздулись вены на тонком запястье. Это была реальная опасность. Кристина угрожала ему с удивительной подвижностью, несмотря на мешавший живот.

Она посмотрела ему в глаза. Было мало возможностей узнать Адриана, поскольку он с головы до ног был замотан в лохмотья. Кристина шагнула ближе, пристально посмотрела на него и нахмурилась. Потом подошла еще ближе. Неуверенное узнавание мелькнуло на ее лице. Кочерга немного опустилась.

А его вдруг захлестнули пустые, тщеславные мысли. Оцепеневший от холода, едва избежавший удара по голове кочергой, он мог думать только о том, как ужасно выглядит и как отвратительно от него пахнет. Он был весь в грязи и благоухал помойкой. До глаз замотанный в лохмотья, он походил на запеленатую мумию, пахнущую задворками Парижа.

– Осторожнее, Кристина. – Адриан поднял руки, чтобы она ненароком не ударила его. – Это будет скверная шутка после такого тяжелого дня.

Кочерга со звоном упала на пол.

– Адриан!

Она обняла его, срывая с лица лохмотья.

– Не надо, ты вся перемажешься.

Ему хотелось прижать Кристину к себе, но зная, какое зловоние распространит грязь в теплой комнате, он понимал, что нужно отстранить ее от себя.

Не обращая внимания на его усилия, она, захлебываясь, тараторила:

– …они отправились за тобой… все думали… где ты был? – У нее тряслись руки. – Ах ты, глупый! – плакала она. – Что ты наделал?! Мы тут все до смерти перепугались!

Ему нравились ее суета, ее забота. Кристина сорвала с его лица последние лоскуты и радостно застонала, окончательно уверившись, что это он. Она трогала его небритые щеки, обеими ладонями лаская его.

Взяв Кристину за локти, Адриан отстранил ее.

– Я же сказал, ты испачкаешься. – Он вдруг понял, что не может смотреть на нее, настолько острые чувства это вызывало. И Адриан укрылся за обыденным разговором. – У меня есть какая-нибудь одежда?

– Да, в спальне.

– Ты принесешь? Я хочу вымыться. – Он указал на кухню, но не смог удержаться и взглянул на Кристину. – Как ты?

Она рассмеялась.

– Все в порядке. Только чуть сознание не потеряла от радости. Я принесу тебе одежду.

Тут Адриан заметил маленькую неподвижную фигуру в кресле-качалке. Дед смотрел на него с нескрываемым интересом.

– Tu es vivant, Grand-perе?[13]

– Мне следовало бы спросить об этом тебя, молодой человек.

– Просто я думал, что увижу тебя таким тихим только в могиле.

Дед поднял бровь.

– Это еще вопрос, mon petit,[14] кто кого в могиле увидит.

Адриан, вздохнув, отвел глаза. Он не был готов к этому. Двоих, старика и женщину, ему не одолеть.

Но прежде всего нужно сжечь эти лохмотья. Потом вымыться… поесть… тут где-то была бутылка вина…

Он стал срывать с себя тряпье. Огонь затрещал, распространяя отвратительный запах. Адриану казалось, что он целую вечность будет распутывать лохмотья. Он весь день накручивал на себя любую тряпку, которую удавалось найти, лишь бы хоть немного защититься от холода. Потом с трудом стал разматывать обмотки, заменявшие теплую обувь.

– Она очень милая. Мне она нравится.

– Кто?

– Эта женщина. Кристина. Или Кристин?

Адриан пожал плечами и сделал вид, что очень занят.

– Я зову ее и так и так.

– Она не похожа на твоих прежних пассий.

– Нет.

– Почему?

Адриан разорвал промороженную веревку. Когда он рискнул поднять взгляд, то увидел в глазах деда ожидание.

– Откуда я знаю, почему она не похожа на моих прежних пассий? – с раздражением ответил Адриан.

Казалось, это не сбило старика с толку. Он начал клацать зубным протезом.

– Тебе же говорили, что нельзя так делать. Десны натрешь, – сердито сказал Адриан.

Старик стал напевать себе под нос. Его хорошее настроение раздражало Адриана.

Пришла Кристина с тазом воды.

– В кухне огня нет. Ле Сент ушел спать. Тут тебе будет теплее. – Она сложила чистую одежду.

Адриан вдруг застеснялся раздеваться перед ними. Но Кристина, конечно, права. От огня идет такое чудесное тепло. Адриан присел на край стола, чтобы снять рубашку. Потом намылил грудь. Кристина намылила ему спину.

– Где все?

– Ты разминулся с ними на пару часов. Они пошли искать тебя.

– И когда вернутся? – нахмурился Адриан.

– Через день или два.

Ему это явно не понравилось.

– Прекрасно. Опять отсрочка. Вот болваны!

– Это ты слишком задержался…

– Все дороги блокировали национальная гвардия и жандармы. – Поймав ее встревоженный взгляд, Адриан попытался перевести все в шутку. – Очень мило с их стороны, я почувствовал себя такой важной персоной.

Кристина лила воду ему на голову, на лицо. Он на ощупь искал полотенце.

– Пойду принесу еще воды. – Кристина вышла.

Адриан поверх полотенца взглянул прямо в лицо деду.

– Что ты так самодовольно улыбаешься? Я ожидал от тебя целую лавину оскорблений.

– Я подожду своего часа, – пожал плечами старик. – И понаблюдаю. Думаю, что смогу кое-чему научиться у этой женщины.

Сидя в кресле-качалке, Адриан держал на коленях уснувшую Кристину и тихо разговаривал с дедом. Время от времени он касался губами ее волос, щеки, виска. Он ласкал ее рассеянно, почти не замечая этого. Тема разговора была старой и избитой. Его дед не хотел покидать Францию.

Позже Адриан отнес Кристину в спальню и вернулся. Борьба разгорелась с новой силой. Когда он пошел спать, был уже день. Адриан толком не спал несколько ночей и, почувствовав под собой уютную постель, впал в глубокий сон. Но Кристина разбудила его, поинтересовавшись, как уладились дела с дедом.

– И хорошо, и плохо. Я еще ниже пал в его глазах, но добился чего хотел. Он поедет с нами. И будет жить в Гемпшире. Ты не возражаешь?

Пауза.

– Это твой дом.

– Дед тебе понравился?

– Да. Почему он передумал?

– Он решил, что в очередной раз выручит меня. Это его любимое дело. Он обожает распутывать мои проблемы.

– И что на этот раз?

– Поместье в Гемпшире. Мои дела в Лондоне.

– Ах, эти дела. – Кристина фыркнула. – Ты беспардонно наврал ему.

– Не в первый раз. Я произнес пламенную речь о том, что дом – это люди, а не место, что остальные члены его семьи или умерли, или вне опасности. Дед заколебался, но нужно было что-то более существенное. И я признался, что в Лондоне дела вышли из-под контроля. Судя по письмам управляющего, в Гемпшире пустуют участки, которые надо бы сдать в аренду. Ну, ты понимаешь. Я продолжал в том же духе довольно долго, льстя ему и все приукрашивая, а потом пожелал доброй ночи. Ты знаешь, как важно для меня то, что он поедет с нами? Впутать его во что-то, что может убить его…

– Почему ты не сказал ему этого?

– Я сказал, что он умрет, если останется.

– А почему бы не сказать по-другому? Если его смерть будет на твоей совести, это тебя убьет.

Адриан был ошеломлен. Кристина нашла слова, которые могли повлиять на упрямого старика. Для Адриана это было новым и непривычным: сказать человеку, которого любишь, правду о своих чувствах.

Глава 28

Кристина снова завтракала наедине с Филиппом Лафонтеном. Ле Сента отправили с каким-то поручением. Адриан спал. Филипп хотел не только выпить крепкого кофе в обществе Кристины, но и поговорить на интересующую ее тему.

– К тому времени она с отцом переехала ко мне. – Кристина и Филипп сидели друг против друга за столом на кухне. – Их дом пострадал при большом пожаре, и они уже полгода жили у меня, когда прибыл Адриан. Она и Адриан знали друг друга с… я уж теперь и не припомню… словом, с самого раннего детства. – Передернув плечами, дед Адриана обмакнул сухарик в кофе. Это была его привычка, как и пристрастие к очень крепкому сладкому кофе с большим количеством молока. – О-ля-ля, я был такой нерасторопный, – продолжал он. – Мне понадобилось несколько недель, чтобы понять, в чем дело. Они всегда довольно настороженно относились друг к другу, ничто не предвещало любви. Но я не принял в расчет юность, смятение чувств… Я застал их в кладовой на половине слуг. Вы должны понимать, что у него уже была какая-то близость с женщинами. Адриан был очень красив. И настоящий денди. В школе он приобрел привычку хорошо одеваться. Это не совсем по-английски, но в Англии бывает много французов, и многие англичане крутят романы с француженками. Еще он приобрел нечто вроде вежливого упорства. До сих пор помню, как я вглядывался однажды в конец темного коридора и задавался вопросом: кто это? Кто этот мужчина, что любезничает, как мне тогда показалось, с нашей маленькой служанкой и подталкивает к двери кладовой? Потом я, конечно, сообразил… И разогнал их. Что мне было делать? Если Джеффри, ее отец, узнает… Адриан молчал… но кипел. В нем проснулся мужчина. Полуребенок с пылом мужчины, стремящегося к женщине.

Мое нормандское происхождение бунтовало. У нас в Нормандии это считается делом мужа и жены, а не детской игрой.

Я взорвался. И обрушился главным образом на Адриана. Он старше. Он ее родственник, кузен. Он должен защищать ее. Я читал им нотацию в холле, держа за руки, как нашкодивших детей. Но я все видел. Маделин реагировала как ребенок. Адриан же – нет. Его молчание меня пугало. Он был слишком независим и не отступал от своих намерений. Я переселил Маделин к друзьям. Объяснил, что она должна жить там: «Девочке нужна женская компания». Я рассказал ее отцу, хотя он и сам начал догадываться. Невозможно было не сообразить.

Для Маделин и Адриана это был ужасный год. Они встречались только в больших компаниях, но когда они смотрели друг на друга, никого вокруг не видели.

В день пятнадцатилетия дочери Джеффри устроил большой праздник, настоящий бал, в надежде привлечь конкурентов надоедливого кузена. Но с таким же успехом он мог никого не приглашать, поскольку она танцевала только с Адрианом. И потом они исчезли, словно мы сами спровоцировали это своими страхами, опекой и беспокойством.

Когда они вернулись… Боже мой, что тут началось! Джеффри возмущался. Адриан дерзил и перечил ему. Джеффри был оскорблен. Сначала он требовал, чтобы Адриан женился на ней. Потом, когда спор разгорелся, кричал, что лучше отдаст дочь в монастырь, чем замуж за такого, как Адриан.

Но увы, оказалось, что Адриан действительно хочет на ней жениться. И причина для женитьбы была самая опасная: юношеская страсть. Но для этого союза были и хорошие причины. Джеффри истратил на бал огромные деньги, он хотел представить дочь всем своим друзьям в надежде, что Маделин получит ответные приглашения. Он мечтал выдать ее за богатого. И неожиданно получил то, что хотел. А именно: английский титул, земли и богатство, которыми, достигнув совершеннолетия, станет распоряжаться Адриан. Свадьбу устроили на следующий год, с грандиозным подарком отцу невесты и без всякого приданого. Адриана до свадьбы отправили подальше от Маделин.

Казалось, это прекрасное решение. Адриан перестал кутить и сосредоточил все интересы на жене. Маделин считала, что она вышла замуж сразу за короля Англии и Франции. У нее были две беременности, как судачили, слишком уж быстрые. Они потеряли близнецов. Потом она снова забеременела двойней, дети родились слабенькие. Но казалось, все у них будет хорошо. Адриан держал себя в узде, дядя в ответ на это был к нему добр. Маделин снова забеременела, но у нее случился выкидыш. После этого ее письма все стали несчастными. Я навестил молодую чету. Мне Маделин показалась немного подавленной. Хотя они не ссорились, чувствовалось напряжение в их отношениях. Но я думал, что они это преодолеют. Потом я получил письмо. Адриан переехал в Лондон. Не было слов, чтобы описать его поведение там. Я не мог этого постичь. Внезапно появилась Маделин, размахивая свидетельством о разводе. Я приехал к ним. В доме все болели, близнецы умерли за три дня. Маделин с бумагами о разводе чувствовала себя триумфатором. Потом ее жизнь превратилась в кошмар.