12

"01:00" – зажглось на табло электронных часов, что стояли на прикроватном столике. Карен сидела в кресле, подтянув к груди колени, а Хики лежал на застланной окровавленными простынями кровати. Раненая нога на возвышении из подушек, бутылка бурбона и револьвер Уилла – сантиметрах в пяти от правой руки. Глаза будто приклеились к экрану телевизора, где мелькали титры к "Часам отчаяния" с Хамфри Богартом и Фредериком Марчем. Хвала небесам, он не разобрался, что телевизор в спальне подключен к спутниковой антенне, не то живо нашел бы "Синемакс" и набрался новых идей из порнофильмов, которые всю ночь крутят на этом канале.

– Боуги – молодец! – Хики растягивал слова и, судя по всему, был под градусом. – Но самый талантливый из них – Митчум. Никакой игры и притворства, вот кто по-настоящему вживался в роль.

Карен молчала. Еще никогда время не тянулось так медленно; даже схватки, при которых она умоляла дочку не мучить ее и поскорее родиться, прошли быстрее. Казалось, Земля перестала вращаться только ради того, чтобы причинить боль семье Дженнингсов. Карен будто в безвременье попала... Есть на свете места, где оно царствует безраздельно, о некоторых мать Эбби знала лишь понаслышке: тюрьмы, монастыри; другие – поближе: приемные больниц напоминали огромные пузыри безвременья, в них попадали целые семьи, терпеливо ожидая, спасет ли шунтирование дедушкино сердце, а пересадка костного мозга – жизнь ребенка-инвалида. Сейчас такой пузырь образовался в спальне, только вот ребенок Карен не на операционном столе, а в лапах негодяя.

– Эй, ты жива? – позвал Хики.

– Едва-едва, – прошептала она, не сводя глаз с Фредерика Марча. Актер страшно напоминал отца – столько достоинства, сдержанности, чувствуется: за ним как за каменной стеной. А "Лучшие годы нашей жизни", где Марч исполняет роль парня, который, потеряв на войне руки, учится играть на рояле, она вообще без слез не могла смотреть и каждый раз...

– Спрашиваю, ты жива?

– Да!

– Значит, должна радоваться!

Похоже, Хики ищет повод поругаться. Ну уж нет, помогать ему она не будет...

– Знаешь, скольким людям бы еще жить да жить, а они умерли?

Карен удивленно вскинула брови: интересно, кого имеет в виду Джо?

– Да, знаю.

– Черта с два ты знаешь!

– Я же говорила, что была медсестрой...

– И гордишься этим? – вскипел похититель. – Люди в агонии бьются, а сестры, вместо того чтобы вколоть обезболивающее, красят гребаные ногти и смотрят на часы, дожидаясь, когда смена кончится!

Нет, этого она не потерпит!

– Да, я горжусь, что была медсестрой! Знаю, в больницах всякое случается, но медсестры делают только то, что скажет доктор. Нарушишь распоряжение – тут же увольняют.

Нахмурившись, Джо прильнул к широкому горлышку бутылки.

– О докторах лучше не напоминай!

Так, он ведь говорил: во всех предыдущих похищениях фигурировали семьи докторов. Заелись, мол, дорогие игрушки собирают... Но не только поэтому Джо избрал их в качестве жертвы! Дорогие вещи коллекционируют многие. Значит, каким-то образом врачи заставили его страдать, нанесли кровную обиду...

– Когда умерла твоя мать? – спросила Карен.

Повернув голову, Хики свирепо взглянул на пленницу:

– Тебе какое дело, черт подери?!

– Сам же только что напомнил: я человек. А еще пытаюсь разобраться, из-за чего ты злишься, да так сильно, что заставляешь страдать посторонних.

– Ты не разобраться хочешь, – погрозил пальцем Хики, – а корчишь добродетель, чтобы я растаял и девчонку твою пожалел.

– Неправда!

– Неужели?! – Бросив на женщину испепеляющий взгляд, Хики снова прильнул к бутылке. – Ладно, солнышко, раскрою секрет: вы мне не посторонние!

– Что?

Тонкие губы Джо тронула садистская улыбка.

– Ну, есть идеи?

Перед глазами будто мелькнула какая-то тень, и смутное подозрение заставило Карен содрогнуться.

– О чем это ты?

– Твой благоверный в университетской клинике работает?

– Вообще-то он сразу с несколькими сотрудничает.

Так оно и было, но именно на базе университета Уилл создавал и исследовал новые препараты. А еще числился штатным преподавателем и нередко читал лекции по анестезиологии.

Хики только отмахнулся.

– Но в университетской клинике тоже работает?

– Да, там мы и познакомились.

– Надо же, как романтично! А вот у меня эта клиника вызывает совсем другие чувства: в ней умерла моя мать.

Безотчетный страх, тот самый, что минуту назад заставил дрожать, ледяными щупальцами сжал сердце Карен.

– У мамы был рак гортани, – без всякого выражения проговорил Джо. – Ее до этого уже несколько раз резали, так что, казалось, ничего особенного. Однако во время той операции ей должны были надеть не то чулки, не то колготки специальные... ГКК, что ли?

– ГКТ, – поправила Карен. – Госпитальный компрессионный трикотаж. Когда пациент находится под анестезией, его применяют для стимуляции кровоснабжения ног.

– Наверное, – кивнул Хики. – Так или иначе, чертовы колготки не надели, и у мамы образовался тромб. Как бишь его, название на "пинбол" похоже...

– Эмбол...

– Да, точно.

– Уилл давал ей анестезию?

– Он самый, черт подери! Мама прямо на столе умерла, а они сказали: ничего нельзя было сделать. Но я вернулся и потолковал с хирургом. Он мне и объяснил: гребаный газовщик должен был проследить, чтобы на пациента надели чулки.

– Неправда! – вскричала Карен. – Анестезиолог за это не отвечает!

– Неужели?! Что еще скажешь?

– Это обязанность операционной медсестры, и то при условии, что хирург даст соответствующие указания. Сам доктор должен был проверить, надели чулки или нет.

– Тот мясник сказал: чулки хранятся в специальном ящике под столом, и за них отвечает газовщик.

– Да ты его, наверное, до смерти напугал, вот он и старался вину на другого переложить...

– Еще бы не испугался! – приподнявшись на локте, зло ухмыльнулся Хики. – Не беспокойся, говнюк тоже заплатил. Сполна...

– Ты подал на него в суд за преступную халатность?

– В суд? – гоготал Джо. – Нет, говорю же: он сполна расплатился.

– О чем это ты?

– А по-твоему, о чем я?

– Ты его убил?

– Р-раз и готово! – щелкнул пальцами Хики. – Представляешь, сколько людей я спас, замочив того мясника?

Стараясь не показывать страх, Карен попыталась вспомнить, не рассказывал ли Уилл о происшествии, похожем на то, что описал похититель. В голову ничего не приходило. Неудивительно... Горечь и обида за несостоявшуюся карьеру мешали слушать, когда супруг рассказывал о работе.

– Когда именно это случилось? Когда умерла твоя мама? Мой муж...

– Она не умерла, ясно тебе? – Хики трясся от негодования. – Ее убили! Доктора, которым плевать на чужую жизнь! Когда ей стало плохо, твоего Уилла даже в операционной не было. Он только в самом начале зашел и под занавес, когда все закончилось, остальное время там какая-то практикантка торчала.

"Медсестра-анестезиолог", – догадалась Карен, чувствуя, как сжимается сердце. В обычных плановых операциях медсестер-анестезиологов используют все чаще – это снижает стоимость и разгружает доктора, позволяя сосредоточиться на более сложных случаях. Карен нововведение не слишком нравилось: разве для медика одна операция может быть важнее другой?

– Думаю, наш доктор с биржевым маклером беседовал, – язвительно предположил Хики, снова опускаясь на подушки, – по гребаному мобильнику трещал, когда мама хрипела... В общем, он ее убил. Именно поэтому, детка, и состоялось наше свидание. Пора платить по счетам!

Убедить бы его, что Уилл не виноват... Наверняка бесполезно, Джо уже все решил! Карен тряхнула головой, пытаясь отрешиться от тревожных мыслей. Теперь шансы Эбби представлялись иными. До последней минуты похищение казалось ударом судьбы, ужасным, но нанесенным вслепую, вроде автобуса, который сбивает ни в чем не повинного пешехода. На самом деле все было гораздо хуже. Потому что преступление – с самого начала, когда оно зародилось в воспаленном мозгу Хики, и до скрытого во мраке завершения – пропитано злобой, вдохновлено ненавистью и нацелено на месть.

– Как долго все это планировалось? – тихо спросила Карен. – Ну ты же говорил, что и с другими докторами такое проделывал. Они все твою маму лечили?

– Не-е, я их по особым признакам выбирал. Ну ты знаешь – дорогие игрушки, постоянные встречи-собрания. Все так странно сложилось... Твой муж фигурировал в списке еще до того, как убил маму, но потом сразу стал кандидатом номер один.

Карен плотнее прижала к себе колени, однако Хики уже переключил свое внимание на фильм. Похоже, его как магнитом притягивают ненависть и безумие, что колючими волнами излучает герой Хамфри Богарта, и тупая звериная злость, жертвой которой стала семья Фредерика Марча. Причем по нелепой случайности: при нормальном стечении обстоятельств персонаж Боуги не должен был и близко подходить к этим людям.

Неожиданно вспомнилось, как Джо рассказывал о смерти отца. Надо же, приказал двоюродному брату убить человека, который произвел его на свет! И Хьюи послушался! Совершивший такое способен на что угодно.

– Тебе ведь только деньги нужны? – спросила Карен, пристально наблюдая за освещенным голубоватым светом лицом.

Хики тут же отвернулся от экрана:

– Что?

– Спрашиваю, тебе ведь только деньги нужны, верно?

– Конечно, – улыбнулся он, но в темных глазах не было ни тепла, ни света. – Что же еще?

Ни один мускул не дрогнул на лице Карен. Эбби не пережить похищение. Пока жена Джо не получит деньги, ее не тронут, а потом р-раз – и она превратится в маленький трупик, который когда-нибудь найдут в грязной канаве. Другие жертвы выжили, но на этот раз все по-другому. На этот раз дело не только в деньгах.

"Джо хочет наказать Уилла, именно поэтому и пытался меня изнасиловать. Потом бы убил, а во время вскрытия патологоанатом обнаружил бы семя Хики..."

Трудно поверить, что простая цепочка мыслей способна вывести человека из строя, но Карен чувствовала, как отказывают мозг и жизнеобеспечивающие органы, будто похититель ударил по виску молотком. Так нельзя, нужно жить, бояться за собственную жизнь некогда. Хики решил убить Эбби – вот что сейчас важнее всего, вот что с этой самой минуты должно управлять ее мыслями и действиями! Нужно срочно предупредить Уилла. Он должен знать: заплатив выкуп, дочку они обратно не получат. Как известить мужа, Карен еще не решила, зато твердо поняла другое: если к рассвету они не приблизятся к освобождению Эбби, ей придется убить Хики. Не будет приказа – тот великан в лесу может просто-напросто дрогнуть, не выдержав жестокости задания...

Но для начала нужно выбраться из спальни.

Одной.

Уилл лежал на диванчике в гостиной люкса, накрыв лицо горячим полотенцем. Он устал смотреть на бюстгальтер Шерил, устал слушать примитивный анализ своей семейной жизни и сложившейся ситуации. Пытаясь сжечь бешеную энергию, порожденную неспособностью помочь Эбби, он прошагал по толстому ковру добрых три километра. Ходьба и недавняя схватка с Шерил усилили боль в суставах настолько, что пришлось принять сильное, припасенное для критических ситуаций болеутоляющее. Лекарство и горячее полотенце притупили боль, зато голова пульсировала, словно перегруженная электроцепь. Из спальни, где, растянувшись на кровати, пила свой приторный коктейль Шерил, доносилась безостановочная трескотня "Телешопа".

Мысли текли как-то странно, напоминая быструю смену кадров, когда Уилл щелкал пультом дистанционного управления, переключая каналы – музыка, новости, кино... Он представлял, как войдет в спальню, отнимет пистолет, приставит к виску красотки и заставит сказать, где Эбби. Прямо Клинт Иствуд! Но Шерил уже разъяснила, что к чему, причем более чем доходчиво: это не кино; пока девочка в лапах Джо, доктор может ей все кости переломать – и ничего не добьется. Ровно через тридцать минут, после очередного созвона, Эбби заплатит за любую его вспышку если не жизнью, то страданиями.

Уилл попытался взглянуть на проблему со стороны, как на логическую шахматную задачу. Этакий этюд с шестью фигурами. Ставки столь высоки, что он не может решиться на следующий ход, более того, не представляет, как ходить. Шерил якобы понятия не имеет, где держат Эбби – Дженнингс не особенно ей верил, – но даже если бы знала и он каким-то образом заставил рассказать, по ее же собственным словам, за тридцать минут полиция туда не доберется. Совершенно правильно – с точки зрения Хики, конечно, – и согласуется с версией Карен. Итак, для спасения Эбби необходимо, чтобы Шерил не только призналась, где держат девочку, но и врала Хики, пока полиция или ФБР спешит на помощь.

Как же склонить ее на свою сторону? Запугать? Вряд ли получится... Физическая боль, которую он способен причинить, меркнет по сравнению с тем, что, по мнению девушки, может сделать Джои. Подкупить? Это, конечно, вариант, но тут нужно действовать предельно осторожно. Другие отцы наверняка пробовали – и потерпели неудачу. Почему? Почему Шерил хранит верность Хики – человеку, который, как она призналась, распускает руки? Какая сумма разрушит эту безумную верность? Миллион? Миллион наличными собрать реально, хотя потребуется несколько дней. Однозначно не подходит! Деньги на взятку должны попасть к нему раньше, чем будет выплачен выкуп, или одновременно. Завтра утром Карен сделает перевод в один из банков побережья. Отделения "Магнолии-федерал" – крупнейшего банка Миссисипи, в Билокси и Галфпорте на каждом шагу. По всей вероятности, одно из них и выберет Хики: ему ведь нужно без лишнего шума получить крупную сумму. Большая часть сбережений Уилла вложена в акции, хотя есть и депозитные сертификаты "Магнолии-федерал", тысяч на сто пятьдесят. Хватит ли ста пятидесяти тысяч плюс двести тысяч выкупа, чтобы настроить Шерил против мужа? Вряд ли... Других отцов небось тоже недостаток ликвидности подвел!

Полотенце остыло, Уилл поднялся, прошел в ванную и, открыв горячий кран, снова его намочил. Неужели это он в зеркале? Не человек, а лабораторная крыса, которую, загнав в лабиринт, заставляют прыгать через обручи. Зверек скалится, а укусить некого – противника даже не видно!

Тщательно отжав полотенце, Уилл вернулся в гостиную и положил его на лицо. Перед глазами встала Эбби, и он затряс головой, будто от наваждения избавиться пытался. Ну почему похитители избрали его семью? Неужели решающим фактором стали картины? Все жертвы Хики предположительно были докторами, которые что-то собирали и время от времени уезжали из дома более чем на сорок восемь часов. Шерил не сказала, откуда ее сообщники узнавали о поездках; скорее всего в одной из клиник у Джо имелся информатор. Медсестра или кто-то из сиделок, которая подслушивала разговоры в операционных, кафетериях, лабораториях... Сейчас это уже не важно, сейчас его семья в самом сердце урагана, и положение критическое. Уилл повидал достаточно родителей, которые потеряли детей, и знал, что горе делает с семьей. В эмоциональном плане смерть ребенка подобна трагедии Хиросимы, оставляющей за собой гулкую пустоту. Мир превращается в безликую тень, браки распадаются, а самоубийство кажется избавлением, дорогой туда, куда ушел несчастный малыш.

Как доктор, Дженнингс не раз думал, какая болезнь самая страшная. Рак? Болезнь Шарко? Точно так же солдаты рассуждают о ранах: что ужаснее, обезображенное лицо или если яйца выпрыгивающей миной оторвет? На самом деле самой страшной болезни или самой ужасной раны не существует. Самая страшная – болезнь, которой страдаешь ты.

Но Дженнингс знал: среди всего существующего на свете зла есть самое ужасное, для него оно олицетворялось в конкретный образ: ребенок, бредущий в темноте, страдающий от боли и одиночества, зовущий на помощь, которой неоткуда ждать. У него тысяча лиц, наклеенных на доске объявлений у входа в "Уол-март", напечатанных на пакетах молока и флаерах, что приносят с почтой: "Разыскивается ребенок". Брошенный... Похищенный... Сбежавший от жестокого обращения... А еще страшнее участи рыдающего в темноте ребенка – быть его родителем. Ежесекундно казнить себя за то, что не проследил за ним в супермаркете или отпустил на загородную экскурсию, представлять чудовищные зверства, снова и снова переживать их в нескончаемой пытке самобичевания.

Лежа на диване в элегантной гостиной Кипарисового люкса, Уилл понимал, что находится в одном шаге от этого ужаса. Естественно, он не мог знать, что некий Джо Хики затаился и ждет конференции медиков, чтобы отнять самое дорогое. И все-таки на каком-то подсознательном уровне он знал, всегда знал. "Везде разгром. И равновесья нет..."[6] – много лет назад писал Йитс, отдавая дань хаосу, который правит медленно двигающейся к холодной смерти Вселенной. Ничего не изменишь: рядом с теми, кто строит, создает, генерирует новые идеи и движется вперед, всегда будут существовать приспешники хаоса: воры, убийцы, разрушители. Мировоззрение параноика? Да, но в глубине души Уилл всегда был параноиком. Только в последнее время расслабился, успокоился, позволил материальному благополучию усыпить бдительность. И вот результат: в его жизнь ураганом ворвался хаос.

Необходимо что-то предпринять, и немедленно. Доктор никогда не верил, что если пустить проблемы на самотек, они решатся сами собой. Так думают фаталисты, привыкшие покоряться ударам судьбы и называть жизнь участью, таким образом расписываясь в собственном бессилии. Уилл Дженнингс не из пассивных, он привык бороться за свое счастье. Горький опыт отца научил: иначе просто нельзя.

Нужно каким-то образом абстрагироваться от происходящего. Карен всегда говорила: интуиция – самое сильное его оружие. С другой стороны, интуиция неразрывно связана с эмоциями, а эмоциями такую проблему не решить. Здесь требуются логика и здравый смысл.

Конечно, существуют ситуации, в которых разумнее ничего не делать, любой доктор может это подтвердить. Но доктора выбирают бездействие, как правило, для того, чтобы не мешать иммунной системе, что совершенствовалась на протяжении миллионов лет. А для Уилла бездействовать этой ночью означало отдаться на милость Джо Хики – человека, совершенно незнакомого, который тем не менее питал к нему глубокую ненависть. Несмотря на заверения Шерил: мол, стоит переждать ночь, и Эбби вернется, Дженнингс ничуть не сомневался, что этого не случится. Подсказывала безошибочная интуиция.

Полотенце снова остыло. Из спальни донесся голос диктора "Телешопа", настоятельно советовавшего заказать "искусственные сапфиры" и прочую ерунду. Швырнув полотенце на пол, Дженнингс сел. Нужно собрать побольше фактов. Шерил сказала: по плану аналогичное всем предыдущим, это похищение неуловимо от них отличается. Чем именно? Похоже, девушка сама не знает или не подозревает, что знает.

Застонав от боли, Уилл встал и решительно направился в спальню.

В полицейском управлении Джексона доктор Джеймс Макдилл просматривал фотоархив, старательно разделяя слипшиеся страницы альбомов. Гнетущая обстановка комнаты для допросов действовала на нервы, и они с Маргарет перешли в общий зал, где дежурила ночная смена. Агент Чалмерз изучал базу Национального центра криминальной информации, пока безрезультатно. Число "Джо", совершивших преступление в южных штатах, поражало воображение, и у большинства были двойные имена. Специальный агент показывал Маргарет фото бесконечных Джо-Бобов, Джо-Эдов, Джо-Джимми, Джо-Фрэнков, Джо-Уилли и даже Джо-Ди Маджио Смита. Увы, ни один из них знакомым не показался. Макдилл предложил жене прилечь на дерматиновый диван у стены, но она не захотела. Сидя за свободным столом, Маргарет упорно листала альбом за альбомом. В светло-карих глазах появился странный блеск, и доктор обрадовался. Может, после целого года в чистилище жена наконец возвращается в мир живых?

Глотнув остывшего кофе, Макдилл взглянул на лежащий перед ним альбом. Бесконечные лица преступниц в безжалостно ярком освещении. Самодовольные ухмылки мошенниц... Мертвые глаза и бледная кожа наркоманок... По привлекательности они той Шерил в подметки не годятся! Насколько он помнил, у девушки, что заставила его просидеть всю ночь в номере "Бо риваж", была модельная внешность. Доктор понимал, что, возможно, преувеличивает ее красоту, но за год образ почти не потускнел. Впрочем, он не сомневался: если Шерил притаилась в одном из этих альбомов, узнать ее не составит труда – розу с сорняками не спутаешь.

Потерев покрасневшие глаза, кардиохирург перевернул страницу, однако сосредоточиться на очередной порции лиц помешал голос Чалмерза. Специальный агент рассказывал темнокожему детективу по фамилии Вашингтон о страшной трагедии Макдиллов. Слава Богу, у Чалмерза хватило такта не упоминать об изнасиловании Маргарет, зато план похитителей его искренне восхищал.

– Во-первых, нет передачи выкупа, по крайней мере в классическом смысле, понимаешь? Сумма сравнительно небольшая и как следствие ликвидная – сообщник получит ее без особых проблем. Во-вторых, когда все происходит, главы семейства дома не оказывается. Ребенок исчезает – пф-ф! – и мать вынуждена провести целую ночь тет-а-тет с главарем. Его сообщница сторожит отца в прибрежном отеле, а номер третий – ребенка в неизвестном месте. С самого начала операции регулярные, с получасовым интервалом, созвоны действуют наподобие сети. Видишь, ничего общего с классической моделью, в том смысле, что риска практически никакого. Наутро жена отправляется в банк и посылает перевод на имя собственного мужа. Та-да-да-дам! Все, деньги на руках!

Детектив Вашингтон задумчиво кивнул.

– Этот сукин сын просто гений! Что будешь делать, когда установишь личность? Созвоны загоняют в железные рамки. Малейшая оплошность, и заложника убьют раньше, чем ты выяснишь, где его удерживают.

– Надеюсь, техника поможет. Если подтвердится, что ребята снова взялись за старое, Фрэнк Цвик к утру раздобудет вертолет, приемники глобальной системы позиционирования, жучки и так далее.

– Думаешь, они не успокоились? – спросил Вашингтон.

Чалмерз покачал головой:

– Ни разу не слышал, чтобы преступники бросали то, что хорошо получается. Пока не будет прокола, не остановятся. По-другому они просто не могут.

– Да уж, тут ты прав...

– Немного удачи нам явно не помешает. Если не установим личность преступников к завтрашнему утру, когда в банк Билокси поступит перевод...

Закрыв глаза, Макдилл старался не обращать внимания на этот разговор. В голосе Чалмерза ему слышалась уверенность человека, считающего, что он может навязывать миру свою волю. Доктор понимал, как обманчива эта уверенность. Каждый день он проникал в грудную полость человека и знал, до чего трудно навязать свою волю хотя бы одной мышце. А когда от твоих действий зависит жизнь многих людей, проконтролировать каждого из которых невозможно, остается только молиться, чтобы никто не погиб. Доктор был во Вьетнаме армейским санитаром, и трагедий, произошедших из-за благих намерений людей вроде агента Чалмерза, помнил больше, чем хотелось бы. Чалмерз – настоящий лейтенант: молодой, жадный до впечатлений, активный. Всепоглощающая вера в технический прогресс тоже вызывала неприятную аналогию с Вьетнамом. Хоть бы старший агент Цвик поопытнее оказался!

Открыв глаза, Макдилл взглянул на снимки незнакомых женщин и перевернул страницу. Горло судорожно сжалось: с фотографии смотрело личико Шерил, невинное, как у школьницы.

– Агент Чалмерз, вот она!

Прервав Вашингтона на полуслове, фэбээровец обернулся:

– Вы уверены?

– Абсолютно!

В следующую секунду Чалмерз уже рассматривал снимок, на который показывал Макдилл.

– Как ее фамилия?

Специальный агент вытащил фотографию из пластикового кармашка и прочитал надпись на обороте:

– Тилли, Шерил Линн Тилли. Черт подери, она пользовалась настоящим именем! Ее сообщник, вероятно, тоже. Интересно, почему этой красавицы не нашлось в базе Национального центра?

Он подошел к компьютеру и ввел полное имя девушки. Сложив руки на груди, за ним наблюдал детектив Вашингтон. Мгновение – и на экране появилась информация из столицы.

– У нее несколько приводов, – объявил Чалмерз. – Сплошная мелочь... Подделка чеков, мошенничество. Один арест за проституцию... Тридцать дней в окружной тюрьме... Ничего связанного с насилием. Уверены, что это она?