Комбата третьего я застал в траншее на высотке, которую удерживала рота лейтенанта Сибирцева. Немцы около десятка раз атаковали ее, но взять не могли. Интерес противника к этой высотке был не случаен. С нее обозревалась и обстреливалась вся долина перед обороной батальона. Комбат, прочитав приказ, заключил:

– Поздновато решили. Немцы готовятся к очередной атаке. Отобьем ее и тогда отходить начнем.

Я было направился назад в штаб полка; Лейтенант Сибирцев остановил меня:

– Сейчас немцы начнут атаку, тебе лучше переждать. Я пытался доказать, что сумею пробраться в штаб, но лейтенант был неумолим. Он грубо оборвал меня и сказал:

– Ты здесь полезнее будешь. Вот займи место там. Твой автомат сейчас в самый раз пригодится. Сибирцев показал кивком головы на соседнюю ячейку рядом с ячейкой, где находились два бойца с ручным пулеметом.

Я не стал возражать и приготовился к бою. Оглядел склон высоты. Он был усеян трупами немецких солдат. И, поднявшись из-за кустарника, к высотке направилась цепь гитлеровцев.

– Без команды огонь не открывать. Берегите патроны, – пронеслась команда Сибирцева.

Как только немцы подошли к подножию высотки и торопливо устремились вперед, бойцы роты открыли огонь. Высокий офицер, который вел в атаку цепь, вздрогнул, покачнулся и свалился на землю. Атакующие залегли, а затем стали медленно отползать назад. По высотке ударили минометы. Большинство мин падало в, цель, выводило из строя бойцов. Осколком ранило и Сибирцева. Сержант из его роты предложил командиру направиться в тыл. Сибирцев оборвал его:

– Никаких тылов. Перевязывай здесь.

Как только смолк разрыв мин, немцы снова стали штурмовать высотку. Во время обстрела к ним подошло подкрепление. Цепи были гуще. Сибирцев скомандовал: „Огонь!“ Но пулеметы молчали. Пулеметчик в ячейке рядом со мной был убит. Второго номера не оказалось на месте. Я отодвинул убитого и, зарядив новый диск, стал поливать наступающих длинными очередями. Через несколько минут заговорил станковый пулемет слева. Стрелял Сибирцев, а ленты заправлял тот сержант, что перевязывал ему руку. Немцы, несмотря на большие потери и плотный огонь, упорно лезли вперед по склону высотки. Сибирцев скомандовал: „Приготовить гранаты!“ Немцы, приблизившись к нашим траншеям на тридцать шагов, стали срывать с ремней гранаты. Но рота Сибирцева опередила их. Плотная стена взрывов, а за ней другая остановили противника. Фашисты дрогнули и покатились назад. Наши вслед поливали их из пулемета и автоматов.

– Ну а теперь сразу не подымутся, передышка потребуется, – сказал Сибирцев. Убедившись, что соседи покинули свои рубежи, он решил отводить роту.

– С нами пойдешь или в полк? – спросил он меня.

– В полк.

– Ну, смотри, – Сибирцев покачал головой и с каким-то сочувствием посмотрел на меня.

Там, где находился штаб полка, никого не было. Мне стало жутко. Вначале я подумал, что заблудился. Но, приглядевшись, понял, что вышел правильно. Повернувшись на восток, стал прислушиваться. В том направлении, куда, показалось мне, уходила рота Сибирцева, доносился треск немецких автоматов, а направо, где, как я предполагал, должен быть поселок и разъезд, через который мы проходили ночью, слышались винтовочные выстрелы вперемешку с очередями немецких автоматов. Я побежал к станции, чтобы присоединиться к своим. Тишина здесь, где был штаб, нагоняла больше страху, чем сам бой. Я несся что есть сил туда, где стреляют, и минут через пятнадцать был уже на станции. Упав под кусты, стал наблюдать, что здесь делается. В нескольких местах горели вагоны. На уровне колес мелькали ноги, то там, то тут слышался треск автоматов, винтовочные выстрелы и виделись вспышки огня. Мне надо было определить, где наши, а где немцы, и принять решение для дальнейших действий. Около ближайших вагонов я увидел группу бойцов. Они залегли и изредка постреливали в ответ на автоматные очереди, которые слышались со стороны скопления вагонов в середине станции. По силуэтам и теням, которые трепетали в отсветах пламени горящих вагонов, можно было понять, что немцы надеются отрезать бойцам путь к дамбе, единственной дороге на тот берег. Оценив обстановку, я по-пластунски подполз к бойцам.

– Патроны в дисках есть? – спросил бойца с ручным пулеметом.

Тот посмотрел на меня удивленно, дескать, откуда ты взялся.

– Пара заряженных дисков есть, да вот полдиска осталось, – сказал он.

– Как поднимутся те, что спрятались за крайним вагоном, садани по ним погуще. А мы этих заставим прилечь и сразу же броском – на дамбу.

– Ладно, – ответил пулеметчик, уже не глядя на меня.

Как только немцы справа попытались продвинуться вперед, чтобы отсечь нам путь к дамбе, пулеметчик выпустил по ним длинную очередь. Немцы залегли и стали отползать назад, огрызаясь короткими автоматными очередями. Трое из них остались неподвижно лежать там, где скосил их пулемет. Одновременно короткими перебежками к нам приближалась группа из десятка немцев. Возглавлял ее длинноногий немец, видимо офицер. Мой сосед со снайперской винтовкой тут же сразил этого немца, как только он приподнялся, и, согнувшись, побежал в нашем направлении. Немец выпрямился во весь рост, покачнулся и упал. Остальных я полоснул тремя короткими очередями. Потеряв офицера и трех солдат, оставшиеся от группы опрометью бросились бежать и укрылись в ближайшей канаве.

– Ребята, к дамбе! – крикнул я.

Мы стрелой бросились туда, где земляной вал терялся во тьме. Замешательство и растерянность атакующих длились не больше минуты. Но мы успели добежать до места, которое не освещалось огнем горевших вагонов, и сразу же залегли. Опомнившись, немцы открыли огонь из автоматов и пулеметов. Но для нас этот огонь сейчас не был страшен, поскольку мы находились в канаве, которая проходила вдоль дамбы. Пули свистели выше нас и в стороне. Мы не отвечали немцам огнем, а они не решались сунуться в темноту.

Едва успев отдышаться, мы увидели, как немцы, постреливая в сторону дамбы, приближались к ней. Они поняли, что на самом разъезде уже нет наших, а поэтому вели себя смелее. Собирались группами, о чем-то советовались и показывали в сторону дамбы. Мы прекрасно видели немцев, поскольку весь разъезд хорошо освещался горящими вагонами. Где находились мы, немцы не знали. Вероятнее всего, они думали: те, кому пришлось оторваться, не задержались на дамбе. Мы приготовились было перейти на тот берег, но немцы решили прочесать дамбу огнем. Нам ничего не оставалось, как принять бой. Заняв хорошие позиции в углублениях и колдобинах на дамбе, мы поджидали врагов. Преимущество наше состояло в том, что немцы, освещенные пожаром, были словно на ладони, по ним можно было вести прицельный огонь, а мы спрятаны тьмой. Я предложил бойцу с двумя автоматами один отдать снайперу и поделиться дисками, а всем, кто имел гранаты, подготовить их к бою на случай, если немцы пойдут в атаку.

Едва только фашисты подошли к нам метров на 70, мы открыли огонь. Это для немцев оказалось настолько неожиданным, что они сразу же бросились назад и, добежав до вагонов, спрятались в тех кустах, где я около часа назад пытался разобраться в происходящей на разъезде суматохе. Поскольку другого случая оторваться от немцев не предвиделось, мы бегом бросились по дамбе на тот берег пруда. Правее дамбы слышались пулеметные очереди. Я понял, что над теми, кто обороняется там, нависла опасность. Немцы могут по плотине выйти им в тыл. Я приказал своим спутникам занять оборону на конце дамбы, а сам отправился выяснить, какое подразделение ведет бой и какова его задача. Метрах в двухстах от дамбы занял оборону пулеметный взвод во главе с младшим лейтенантом Борисовым. Оборона перегораживала узкую полоску в сотню метров между рекой и болотом. Борисов был удивлен, что сзади него находилась дамба, по которой немцы могут выйти в тыл. Взвод попал на этот берег по мосту, находившемуся в двух километрах ниже дамбы. О перестрелке на разъезде пулеметчики тоже ничего не знали, ибо сами вели бой с наступающими немцами.

– Давай-ка, сержант, веди меня к этой дамбе. Там надо оборону наладить, а то и в самом деле в капкан попадем, – потащил меня за рукав Борисов.

Я подвел его к месту, где заняли оборону трое бойцов. Борисов в помощь нашим направил бойца с ручным пулеметом и попросил своих поделиться с ним дисками. Пулеметчики выделили для ручного два полных диска и по паре дисков на автомат.

Взвод Борисова отбил еще три атаки. На дамбе было спокойно, потому что немцы, по-видимому, не знали, какими силами располагали здесь мы, и ждали утра. Посмотрев на часы со светящимся циферблатом, Борисов сказал своему помощнику, что взвод выполнил задачу. За это время батальон оторвался от противника не менее чем на десять километров.

– Пора рвать когти и нам. Аввакумов, снимай свой заслон. Пойдем вместе напрямую через болото. Надо использовать темноту, – сказал Борисов.

Сам первый с шестом направился налево в топь. Не прошло и пяти минут, в том месте, где взвод держал оборону, началась бешеная стрельба из немецких автоматов и пулеметов. Нам не известно, что там произошло. Вероятнее всего, немцы атаковали оборону взвода и, не обнаружив противника, начали обстрел по сторонам. Но это нас мало тревожило, мы знали, что в болото сейчас они не сунутся да к тому же, наверное, до рассвета не узнают, в каком направлении ушел взвод. Через полтора часа мы вышли на сухую лужайку. Подумали, что это уже берег. Но, осмотревшись, поняли, что это лишь островок в болоте.

– Привал на двадцать минут. Можно закурить, – скомандовал Борисов и сам повалился на спину, раскинув руки. Минут через пять он поднялся. Приказал утопить пулемет, у которого пробит кожух, а первому и второму номерам, освободившимся от этого груза, приказал в походе подменять тех, кто нес на носилках раненого сержанта. Затем, сверив свое местонахождение по звездам и компасу, лейтенант снова повел нас по болоту.

Уже начало светать. Впереди, чуть левее направления, по которому мы шли, раздалось петушиное пение. У нас, измотанных переходом по болоту, появились надежда и силы. Взвод, если им можно считать 11 бойцов и нас, четверых, что выбрались из разъезда, прибавил шаг. И так же неожиданно, как пение петуха, лес и болото оборвались. Мы вышли на берег, который полого уходил вверх, и там виднелись строения, колодец. Это был не то хутор, не то окраина деревни. В предрассветных сумерках трудно понять.

Борисов приказал мне и двум бойцам разведать, куда же мы вышли и где наши. Я взял ручной пулемет. Лейтенант предложил мне залечь за забором, откуда хорошо просматривалась дорога, ведущая к хутору. Как нам удалось разглядеть, под прицел отсюда можно взять все здешние строения. Лейтенант и бойцы подошли к колодцу. Хотели набрать воду, но не оказалось бадьи.

К изгороди подошла женщина.

– Почему сняты цепь и бадья в колодце? – спросил Борисов.

Женщина угодливо ответила, что хозяин все поснимал, чтобы этим не воспользовались захватчики. А сейчас его нет дома. Вернется только вечером. Она же ничем помочь не может.

Выслушав ее, лейтенант выругался и махнул рукой сержанту, который был с оставшимися на берегу болота. Ребята, связав ремни и прицепив к одному концу котелок, набрали во фляги воды и напились. Меня лейтенант послал разведать, куда ведет дорога с хутора. Примерно метрах в пятистах от колодца дорога выходила на проселок, с которого был свороток под прямым углом, полузаросший травой. Лейтенант Борисов, поразмыслив, решил идти этой дорогой. Я ему пытался доказать, что наш полк проходил проселком. Именно на нем остались свежие следы техники. Лейтенант сказал, что самый прямой путь – нехоженый.

– Хорошо, вы идите проселком, а взвод пойдет дорогой. Посмотрим, кто раньше догонит полк, – сказал Борисов.

Я с тремя бойцами, с которыми встретился на разъезде, пошел по большаку. Мы познакомились и узнали многое друг о друге. Трое моих спутников оказались бойцами первого взвода шестой роты второго батальона. Задача взвода состояла в том, чтобы не допустить немцев к разъезду через мост, дать возможность первому и второму батальонам отойти через дамбу. Поэтому же мосту прошел и взвод Борисова, в задачу которого входило оборонять полосу между рекой и болотом. Полк сравнительно быстро прошел через разъезд. Взводу предстояло сняться с места через полчаса, как пройдет дамбу последнее подразделение полка. Все шло по намеченному. Но на машинах к мосту подъехала группа гитлеровцев. Преодолеть им мост на машине взвод не дал. Прямо на мосту гранатами были подорваны и сожжены две автомашины, которые преградили путь другим. Когда начался бой, было еще светло. Немцы, видимо, по рации связались со своими минометчиками и довольно грамотно корректировали огонь. Так что уже в первые минуты боя взвод понес большие потеря и отошел от моста к разъезду. Раздобыв плавсредства, немцы переправились через реку и стали наступать, оттесняя взвод к месту, где скопились вагоны. Боясь зацепить своих, вражеские минометчики прекратили огонь, и в это время сюда подоспел я.

Мы медленно шли по проселочной дороге. Ночной переход, усталость и ночной бой сказывались и на нас, молодых бойцах. Казалось, час-другой, и мы обессилим. Шли мы, не соблюдая той осторожности, с которой подбирались к хутору. Вокруг стояла гнетущая и усыпляющая тишина, мы слышали только похрустывание размятого гусеницами песка под ногами.

Вдруг сзади послышался шум моторов. Это словно встряхнуло нас. Я с товарищами стремительно бросился вправо, к опушке, в густой кустарник, и мы залегли. Шум приближался, и метрах в пятистах мы увидели, как из леса выехали четыре танка – наши „тридцатьчетверки“. Мы вышли из укрытия и на всякий случай помахали в надежде, что танкисты возьмут нас.

Первый танк остановился, за ним другие, и из открытого люка высунулся по пояс танкист. Из расстегнутого комбинезона виднелась гимнастерка с одной шпалой на петлице.

– Товарищ капитан, возьмите нас, – обратился я к нему.

– Садись, пехота, только крепче держитесь, – сказал он. Увидев у нас ручной пулемет и автоматы, он спросил, есть ли у нас боеприпасы. Я ответил, что в бою почти все израсходовали. Он посетовал, что для автоматов у них ничего нет, а вот для ручного пулемета могут поделиться патронами. И дал нам цинковый ящик с патронами, которыми мы тут же зарядили четыре диска. Пока мы возились с дисками, капитан исчез в танке и через несколько минут вылез с парой дисков.

– Поделимся и этим, к своим, наверное, без боя не прорваться.

Танки, проехав пару километров по проселку, вырвались на прямой большак и прибавили скорость. Через полчаса мы были перед переправой через небольшую речку. Капитан-танкист вылез наполовину из люка и сказал:

– Не могу понять, что это за речка. На карте ее нет.

Тут появился полковник Терещенко в сопровождении пехотного капитана. Он подошел к головному танку.

– Поворачивай танки к опушке, маскируйте машины и будете прикрывать переправу, – кричал он капитану-танкисту.

– У меня приказ, – ответил капитан и опустился в-башню, закрыл люк.

Я дал отмашку ребятам, и мы как горох посыпались с брони. Головная машина тронула, за ней другие.

– Стой, расстреляю! – бешено кричал полковник, вытаскивая из кобуры пистолет.

Затем он выстрелил по броне. Танки круто развернулись и помчались в северном направлении.

– Командира танкистов под суд! – в бессильном гневе кричал Терещенко капитану, который сопровождал его. Но сам он понимал, что ничего не сделает с непослушным капитаном в этой обстановке.

На берегу скопилось более сотни автомашин, много орудий на конной тяге и пароконных повозок. А транспорт все подходил и подходил. С последних прибывших машин сообщили, что. приближаются немцы. Но чувствовалось, что Терещенко больше опасался не этого, а налета немецкой авиации. О результатах ее удара свидетельствовали десятки искореженных и дымящихся машин.

Терещенко снова обрел спокойствие и своими действиями навел относительный порядок. Он из разрозненных, отставших от частей бойцов создал три роты, которые объединил в батальон. Задача этого батальона состояла в том, чтобы обеспечить оборону переправы. Командиром батальона назначили молодого майора Березкина. Я со своими спутниками попал во вторую роту. Ей следовало держать оборону по центру, то есть напротив дороги, по которой двигался противник. Кроме того, требовалось прикрыть балку, по которой должен выходить батальон после окончания переправы.

Майор Березкин, выстроив заслон, поставил перед нами боевую задачу. Подразделению предстояло укрепиться на холмах западнее переправы и продержаться два-три часа, пока техника и основные части дивизии не минуют низину и переправятся на восточный берег реки.

Подразделения, обороняющие переправу, заняли свои рубежи и стали сразу же вкапываться в землю. Несмотря на то что оборона протянулась на полтора километра, Березкин несколько раз обошел ее, подсказывая командирам, как лучше выбрать позицию.

С запада подходили отдельные машины и группы бойцов, отставших от своих подразделений. Машины направляли на переправу, а бойцов оставляли для прикрытия, вливая их в роты, занявшие оборону. Вскоре подход наших прекратился.

Меня назначили командиром отделения, в которое вошли Ушаков, Ивонин, Елкин и саперы, оставшиеся от взвода соседнего полка. Командовал нашим взводом лейтенант Федоров. Посмотрев, как окапывалось отделение, Федоров похвалил нас. Грунт был песчаный, и отделение быстро справилось с задачей. За каких-то сорок минут мы сделали две короткие траншеи и пару гнезд для ручных пулеметов, замаскировали бруствер свежим дерном.

Поскольку мы располагались на холмике по левую сторону дороги, Федоров поставил задачу разорвать колонну противника.

Через пару часов из-за дальних высот донесся до нас шум моторов. Спустя несколько минут на горку выкатилось боевое охранение. Пять мотоциклистов ехали треугольником по всей ширине дороги. Въехав на высотку, мотоциклы остановились. Немец, сидевший в коляске на первом мотоцикле, выпустил очередь по кустам, что были справа и впереди. Спереди по охранению полоснули два ручных пулемета. Стрелявший из коляски немец выпустил из рук автомат, откинулся на спинку сиденья и замотал головой. Водитель кубарем скатился на дорогу, стремительно, на четвереньках, бросился к канаве. Мотоцикл остался чадить на месте. Другие из боевого охранения начали разворачивать машины назад, но длинные очереди пулеметов Ивонина и Ушакова не дали уйти фашистам. Два мотоцикла задымились, два уткнулись в канаву. На дороге остались лежать четыре немца. Один бросился бежать, но покачнулся и упал на дорогу.

Как только боевое охранение немцев заметалось в панике, навстречу поднялась еще группа мотоциклистов, а за ней несколько автомашин с пехотой. Увидев разбитые машины, мечущихся солдат, колонна остановилась и выбросила сигнальные ракеты. Из перелеска раздались, выстрелы наших орудий. Они прямой наводкой били по немцам. „Мерседес“ вспыхнул ярким пламенем. Одна автомашина, уткнувшись в кювет, загорелась. Пехотинцы повыскакивали из других машин и рассыпались по склону высотки. Они отползали назад, беспорядочно отстреливаясь.

Не прошло и четверти часа, как над обороной пропели прицелочные снаряды. Они разорвались между линией обороны и переправой.

Весь пологий западный склон высотки был усеян трупами немецких солдат. Но и наши потери тоже были немалы. Половина ячеек пустовала. Недавно прибывший лейтенант Сибирцев метался от одного фланга обороны к другому, расставляя бойцов так, чтобы в линии обороны не было разрыва. Немцы подтягивали резервы. Бойцы, наблюдая за опушкой, из которой выходила дорога, различали в сумерках большое скопление противника, готовившегося к решительной атаке.

– Сейчас они нас сомнут, – вполголоса сказал Ушаков.

– Я сам тебя сомну! Не сей панику! – прикрикнул на него откуда-то появившийся Сибирцев с перевязанной рукой. Глаза командира были уже не озорные, а горели злым огоньком. Зная, что у бойцов патроны на исходе, он подал команду приготовить гранаты и сделать в окопах заступы, чтобы сойтись врукопашную. Сзади нас послышался шум моторов. К кустарнику подъехали четыре легких танка. Капитан Березкин подбежал к танкистам, поговорил с их командиром и направился в нашу роту. Он поставил перед комроты задачу – во что бы то ни стало отразить атаку.

– Продержаться как можно дольше, чтобы обеспечить отход первой и второй роте, – сказал он.

– Попробуем, – недовольно пробормотал Сибирцев.

Немцы, обстреляв полосу обороны, перенесли огонь на переправу и остервенело били по ней. Но там, где ложились мины и снаряды, уже никого не было. Началась атака. Немцы шли тремя густыми цепями в полный рост, на ходу поливая оборону из автоматов. В сумерках их автоматы не приносили нам особого вреда. Наша оборона встретила их редкими залпами. Лейтенант Сибирцев посылал в немцев короткие очереди, между которыми сыпал отборнейший мат, призывая бойцов дать больше огня. Однако от его ругани пользы не было. У многих вышли патроны, других убило или ранило. Но вот навстречу немцам вышли танки и на ходу стали срезать противника из пулеметов и бить по цепям из орудий. Немцы не ожидали такого поворота, замерли на несколько секунд и бросились бежать.

Особенно досталось врагам от машины, действовавшей на левом фланге. Танк давил немцев, а пулемет беспрерывно изрыгал красные огоньки. Видя, как противник в панике бежит, бойцы в окопах дружно крикнули „Ура!“, хотя в контратаку никто не поднялся. Загнав немцев в лес, танки повернули назад. Только один из них остался догорать на поле боя.

В это время первая и третья роты снялись с обороны и за холмом спускались к балке. Бойцы несли носилки с ранеными, поддерживали тех, кто мог идти сам. Взвалив на себя стволы и станки, пулеметчики осторожно, цепочкой, спускались по склону и терялись в кустарнике балки.

Наша рота оставалась на позиции на случай прикрытия отхода, хотя и было видно, что немцы до утра не будут нас атаковать. Вот подошел и наш черед. Один за другим мы оставляли свои окопы и собирались в балке. Последним пришел Сибирцев. Повязка на его руке была красной от просочившейся крови. Это уже второе ранение в ту же руку, но лейтенант не обращал на него внимания. Его больше интересовала судьба роты.

– Что-то нас маловато стало, – сказал он, сверкнув разъяренными глазами, и повел роту балкой. Преодолев болото и речку, мы вышли на опушку большого леса. Там нас поджидало пять автомашин, хотя для оставшихся хватило бы и трех. Немцы продолжали обстреливать переправу, не зная, что там никого нет и заслон давно покинул оборону. Через час мы догнали колонну, в которой находились первая и третья роты, но до утра не могли догнать колонну дивизии. Видно, на какой-то из множества развилок мы свернули не на ту дорогу.

Ехали всю ночь. Дорога была пуста. На рассвете, проезжая поля, мы увидели слева небольшую деревню, расположенную на возвышенности. Майор Березкин, посоветовавшись с командирами и замполитом Неустроевым, решил не заезжать в этот населенный пункт. По предположению командиров, дорога вот-вот должна вывести к Вилии, но позади оставались километры, а реки так и не было видно. Майор Березкин, который с замполитом ехал в кузове нашей машины, постоянно заглядывал в карту, закрепленную на его планшете, и, недоумевая, пожимал плечами.

Наконец-то дорогу прервала река. Она оказалась намного шире, чем мы предполагали. Вилия нам перерезала дорогу, так как мост через нее был основательно' разрушен. Повыскакивав из машин, бойцы и командиры устремились к реке. Майор Березкин растерянно смотрел на торчащие из воды сваи, наклонившиеся в разные стороны. Картина, представшая перед нами, свидетельствовала о том, что те, кто рушил мост, делали это так, чтобы не оставалось никакой надежды восстановить его.

– А может, попытаемся наладить здесь переправу? – как бы для себя сказал Березкин.

– Чем мы будем ее налаживать? Инструмента у нас нет. Да и был бы, понадобилось бы немало времени. А немец, поди, где-то на хвост наступает. Может, он здесь через пару часов появится.

– Предлагаю сжечь машины и идти вверх по берегу, – возражал Неустроев.

– Тебе хорошо, а я отвечаю за сохранность машин, – стоял на своем Березкин.

– Я так же отвечаю за сохранность машин и людей, как и ты. В этой ситуации всякое другое решение – гибель людей и машин, – был тверд Неустроев.

Березкин сдался. Разведчики, посланные для того, чтобы выяснить, нет ли поблизости подходящего места для переправы, ничего хорошего сообщить не могли. Они пришли с хозяином соседнего хутора, который назвался Артурасом Юранайтисом. Березкин попросил старика помочь найти плавсредства, чтобы переправить на другой берег раненых. Хозяин хутора предложил свою лодку. Он ушел и через полчаса появился. Мы увидели, как он греб к берегу. Лодка могла взять не больше четырех человек. Так что старику пришлось курсировать через Вилию более десятка раз.

– Далеко ли германец от хутора? – спросил Артурас Юранайтис.

– Если сегодня не будет, то завтра обязательно появится в этих местах, – ответил ему Березкин.

– Ой, это нехорошо. Я уж знаю этих германцев. От них добра не жди, как-то сникнув, сказал старик.

Березкин, покопавшись в нагрудном кармане, вытащил сторублевку.

– Вы лучше возвращайтесь скорее, а деньги вам еще пригодятся, замахал руками хозяин хутора и, попрощавшись с нами, медленно пошел к себе. Чувствовалось, что он был глубоко огорчен тем, что и на его хутор могут прийти немцы.

Майор Березкин приказал поджечь машины. Мы отошли в сторону, наблюдая, как горит техника. Когда стали рваться бензобаки, мы тронулись в путь вниз по берегам Вилии. С ранеными по другому берегу шла группа во главе с майором Неустроевым. Все, способные носить оружие, кроме санинструкторов и санитаров, остались с майором Березкиным. Сначала мы видели друг друга. Но те, кто был с ранеными, передвигались медленнее нас, и вскоре мы потеряли из вида группу майора Неустроева. Наша задача состояла в том, что-бы добраться до первой переправы, перебраться на другой берег и, дождавшись Неустроева с ранеными, двинуться на восток, чтобы соединиться со своей или с любой другой частью, следующей в глубь страны. Всю дорогу до нас доносились разрывы бомб. Чем дальше шли, тем они были слышнее. Бойцы догадывались, что где-то впереди идет бой за переправу.