«Этнический конфликт» – основное определение кризиса в Косове. Между тем современный кризис в Косове разразился не как следствие проблемы межэтнических отношений косовских сербов и албанцев. Кризис начался в марте 1981 г., когда албанцы в массовом порядке вышли на улицы Приштины и других косовских городов, демонстративно выкрикивая лозунг: «Косово – республика!». Этот лозунг не был ни оригинальным, ни новым. Впервые его можно было услышать еще на массовых демонстрациях 1968 г., когда албанцы требовали изменения своего политического и национального статуса в составе СФРЮ. Демонстрации косовских албанцев 1968 г. принесли плоды: по Конституции 1974 г. край Косово получил атрибуты квазигосударственности, схожие с теми, которые были у республик. Опираясь на этот опыт, косовские албанцы в марте 1981 г. потребовали максимум государственности, придания краю Косово статуса седьмой югославской республики. С этого начался серьезный политический кризис на уровне всего федерального государства – СФРЮ.
      Однако эти радикальные политические требования демонстрантов только отчасти можно было приписать отважности косовских албанцев. Обстоятельства на отечественной и международной сцене создавали идеальный «политический климат» для их выступлений. Показательно, что албанцы в 1981 г., как, впрочем, и в 1968-м, вышли на демонстрации после ухода с политической сцены авторитарных личностей. В 1968 г. ушел в отставку Александр Ранкович, а в 1980-м умер Иосип Броз Тито. Оба раза албанцы справедливо рассчитывали на то, что неожиданный (или ожидаемый) уход этих людей приведет к перераспределению сил между федеральными единицами (республиками) и можно ожидать ослабления позиций сербского руководства. Оба эти обстоятельства открывали возможность для увеличения влияния косовских албанцев в федеральных органах. Далее, соседняя Албания постоянно побуждала к сецессии и объединению в албанское национальное государство, тогда как на международной сцене неудержимо росло влияние «исламского фактора». Все эти обстоятельства привели к усилению коллективной уверенности и национального самосознания косовских албанцев, до этого обремененных историческим комплексом «маргинального присутствия» внутри югославского государства. Наконец, политическая платформа «Косово – республика» представляла собой комбинацию бюрократически-корпоративного интереса албанской политической элиты в получении полной власти над Косово и национальных/националистических притязаний значительной части косовских албанцев.
      С другой стороны, коммунистический режим не мог позволить представителям самого многочисленного национального меньшинства Югославии показать «плохой пример» другим югославским народам и народностям, у которых могли быть схожие политико-национальные притязания. Поэтому было принято решение прекратить выступления косовских албанцев применением репрессивных мер. Югославская армия и полиция достаточно быстро разогнали демонстрантов. 1 апреля 1981 г. Президиумы СФРЮ и СКЮ объявили о кризисной ситуации в Косове и ввели «особые меры». Были запрещены массовые собрания и перемещения населения, введен комендантский час. Демонстрации косовских албанцев были объявлены югославскими властями идеологически неприемлемыми, «контрреволюционными». Коммунистическая партия начала проводить политику так называемой дифференциации – проверки «морально-политической пригодности» косовских албанцев. В местных органах власти, образовательных учреждениях и в СМИ прошли кадровые чистки. «Непригодных» албанцев, скомпрометировавших себя участием в демонстрациях или их поддержкой, увольняли. Некоторые участники демонстраций были арестованы и осуждены на многолетнее тюремное заключение.
       Оккупация Косово Албанией. 1941–1944 годы
 
      Применение репрессивных мер облегчалось тем обстоятельством, что среди самих албанцев в начале 80-х гг. еще не было единства насчет выдвигаемых демонстрантами требований. Более того, в первое время сами албанцы, следуя примеру властей, были склонны к внутриэтнической «изоляции». Применялась обычная модель – избегать контактов с семьями участников демонстраций. В то время осуждали, сажали в тюрьмы и даже издевались над албанскими политическими заключенными в Косове в основном их соотечественники – албанцы, лояльные к Югославии.
      Хотя косовский кризис в начале 80-х гг. был интерпретирован как внутриполитический и идеологический, он довольно быстро перерос в этнический конфликт между косовскими албанцами и сербами/черногорцами. В марте 1982 г., через год после первых массовых демонстраций, косовские албанцы, несмотря на суровые наказания, подняли новую волну массовых выступлений. Теперь ситуация приняла более серьезный оборот, так как выступления албанцев были направлены против их соседей – косовских сербов и черногорцев. Албанцы стали применять меры прямого (и косвенного) давления и насилия по отношению к сербам. Дискриминация сербов и черногорцев обусловила массовые переселения славян с территории Косова и Метохии .
      Со временем косовские сербы и черногорцы самоорганизовались и потребовали от югославского политического истеблишмента более эффективной защиты их семей и домов от нападений албанцев . Оказавшись лицом к лицу с восставшим «народом», демонстративно собиравшимся перед кабинетами чиновников посреди Белграда, коммунистическое руководство ощутило, что теряет контроль над косовским кризисом. Испугавшись за свои позиции в югославском общественном мнении (и общественном мнении своих «родных» республик), высшие коммунистические чиновники вступили в острые дискуссии по поводу возможностей разрешения кризиса в Косове.
      Самые ожесточенные споры по этому вопросу возникли внутри сербского руководства, чего и следовало ожидать. В октябре 1987 г. на Восьмом заседании СК Сербии победила фракция под руководством Слободана Милошевича. Символично, что победа Милошевича привела к заметному повороту в управлении косовским кризисом. Новое сербское руководство на федеральном уровне выхлопотало новое его определение. Теперь он рассматривался как проблема дискриминации косовского национального меньшинства (сербов/черногорцев) со стороны большинства (албанцев). Такое понимание косовского кризиса обусловило и применение более решительных мер по его управлению, суть которых выражалась в одной фразе: «Никто не смеет вас бить!» . Впервые был ясно и громко сформулирован ключевой механизм управления существующим этническим конфликтом в Косове – защита жертв нападения.
      Испугавшись отчасти открытого вооруженного столкновения между албанцами и сербами/черногорцами в Косове, а отчасти – за свою власть, югославские коммунисты приняли решение применить новые сдерживающие меры. В октябре 1987 г. в Косове были введены чрезвычайные меры безопасности. По решению Президиума СФРЮ, 25 октября 1987 г. был сформирован так называемый Объединенный отряд Союзного Секретариата внутренних дел (полиции), состоявший из восьми батальонов – по одному от каждой республики и автономного края. Объединенный отряд, который, как оказалось позднее, являлся своеобразным югославским предшественником международных сил КФОР, был направлен в Косово с целью «предотвращения массовых демонстраций и других форм нарушения общественного порядка и спокойствия».
      Хотя Объединенный отряд и представлял собой убедительную гарантию безопасности для косовских сербов и черногорцев, он все-таки не мог решить ключевую проблему и способствовать улучшению межнациональных отношений между сербами/черногорцами и албанцами. Стало очевидно, что согласие по вопросу о применении репрессивных мер, символично выраженное в формировании Объединенного отряда полицейских сил, не сможет стать эффективным средством в управлении этническим столкновением, если одновременно не будет согласия внутри политической элиты. Однако югославские политики стали перестраиваться именно по национальным/этническим линиям.
      Вслед за сербским произошла смена воеводинского, косовского и, наконец, черногорского руководства. Под давлением массовых демонстраций, организованных в 1988–1989 гг. сербами и черногорцами и обвинявших тогдашнее руководство в недееспособности и предательстве национальных интересов в косовском вопросе, – руководство ушло в коллективную отставку. В то же время и албанцы демонстративно отрекались от своих соотечественников-коммунистов, занимавших руководящие посты . Таким образом, так называемая антибюрократическая революция была на самом деле движением с двумя участниками и двумя платформами. Это была массовая этническая мобилизация и сплочение как сербского, так и албанского населения, причем на основе двух взаимоисключающих национально-политических платформ. Сербов и черногорцев объединила концепция «единой Сербии», а албанцев – «независимого Косова». Обе стороны, таким образом, были подготовлены к крайнему «решению» косовского кризиса – открытому этническому столкновению.
      В конце 80-х гг. косовские албанцы сделали свою стратегию массового протеста более радикальной, руководствуясь примером палестинской интифады, применяя ограниченное насилие в комбинации со всеобъемлющим гражданским неповиновением (Линдхолм, 1994: 17). В отечественных и иностранных СМИ появилось множество описаний уличных беспорядков, в которых главными реквизитами массовых демонстраций являлись дубинки и слезоточивый газ со стороны полиции и камни с албанской стороны. Серия забастовок, организованных косовскими албанцами, полностью парализовала экономику Косова.
      Их конечной политической целью являлось объединение с соседним родственным государством и провозглашение Великой Албании. Так спустя десять лет с начала косовского кризиса албанское массовое движение переросло в национальное «ирредентистское»/»сепаратистское», как охарактеризовали его югославские власти.
      Хотя косовский кризис был определен в новых терминах, югославский режим продолжал применять все тот же старый метод разрешения проблемы – репрессивные меры, но теперь более жесткие из-за эскалации мятежа косовских албанцев. После объявления всеобщей забастовки албанцев на всей территории Косова в марте 1989 г. Президиум СФРЮ ввел в Косове «особые меры». В ключевых хозяйственных организациях были введены трудовые обязательства. Для обеспечения общественной безопасности в край были направлены новые части союзной милиции. Но это еще не означало введения там «чрезвычайного положения». Демонстрации же не ослабевали. Наоборот, число жертв столкновений полиции и демонстрантов продолжало расти. С албанской стороны имелись десятки убитых и раненых. Множество албанцев было арестовано и осуждено .
      Албанцы не отступили и продолжили массовые протесты, продлившиеся до января 1990 г. 30 января 1990 г. произошли первые непосредственные столкновения между албанцами и сербами в деревне Косовска Витина. Этот инцидент мог бы стать своеобразным «спусковым крючком» для открытого этнического столкновения. Однако последовала быстрая и решительная реакция федеральных органов. Президиум СФРЮ 31 января 1990 г. приказал применить «специальные меры» в целях прекращения насилия в Косове. Уже на следующий день, 1 февраля 1990 г., войска федеральной армии (ЮНА) были впервые размещены в Косове. 20 февраля 1990 г. Президиум СФРЮ одобрил все действия ЮНА, нужные для восстановления статус-кво в Косове. В Приштине был введен комендантский час.
      Эти меры, которые, впрочем, были предусмотрены в законодательствах всех югославских республик, ограничивали право передвижения лиц, подозреваемых в том, что они представляли угрозу общественному порядку и спокойствию. Важно отметить, что меры были введены в соответствии со статьей 4 Международного пакта о гражданских и политических правах и что югославские власти уведомили о введении мер Генерального секретаря ООН Переса де Куэльера. Но, хотя введение репрессивных мер имело оправдание и в отечественных, и в международных правовых актах, оно вызвало осуждение как югославской, так и международной общественности – правда, по разным причинам.
      Коммунистическое руководство прочих югославских республик было напугано тем, что «феномен Косова» мог угрожать и их политическим позициям. Поэтому в начале 90-х гг. руководства всех республик во главе со Словенией и Хорватией начали политику бегства от косовской проблемы, которую не считали ни словенской, ни хорватской, ни даже общеюгославской, а только исключительно сербской. Весной 1990 г. Словения и Хорватия, а затем и Македония приняли решение о выводе своего контингента из состава Объединенного отряда милиции, присутствовавшего в Косове неполные три года. Это стало окончательным поражением общеюгославских «миротворческих сил» в Косове. Вскоре все республиканские руководства согласились, чтобы Секретариат внутренних дел СР Сербии принял на себя полномочия федерального министерства по обеспечению безопасности в этом регионе. Решение вступило в силу 17 апреля 1990 г. Избегая собственной ответственности за общее безуспешное управление косовским кризисом, северные республики добровольно предоставили решение проблемы Сербии.
      Так в начале 90-х гг. был дан окончательный ответ на ключевой политический вопрос, который никто достаточно ясно не сформулировал в течение 80-х: является ли Косово общеюгославской или исключительно сербской проблемой? В любом случае, Косово стало самым большим поражением для югославских коммунистов. Высшим федеральным чиновникам не удалось сформулировать и привести в действие какую-либо эффективную общеюгославскую политическую платформу для решения проблемы Косова, да и внутри самого Косова такая мультиэтническая платформа не была сформулирована. Югославские коммунисты не смогли сформировать команду политиков и активистов различного национального/этнического происхождения, которая своими выступлениями смогла бы снять этническую напряженность и способствовать диалогу.
      Важно отметить, что в начале 90-х гг. и «мировое сообщество» все еще соблюдало большую дистанцию в отношении косовской проблемы. Хотя в течение 80-х гг. иностранные политики были более или менее в курсе событий в Косове и применения югославскими властями репрессивных мер по отношению к косовским албанцам, ситуация в Косове не вызывала острого осуждения со стороны «международного общественного мнения». Причин такого игнорирования и незаинтересованности много. В условиях холодной войны и политики, и общественность, как на Востоке, так и на Западе, «подразумевали» тот факт, что некоторые коммунистические страны в целях соблюдения интересов «социалистической революции» прибегали к применению репрессивных мер по отношению к населению. Как, например, это было в Польше в декабре 1981 г., когда было введено военное положение.
      Таким образом, репрессии в Косове, проводившиеся югославскими властями в 80-х гг., не переходили границы терпимости политиков и общественности иностранных государств. Более того, тогда кризис в Косове рассматривался как внутренний вопрос Югославии, в решение которого международные силы не хотели вмешиваться скорее по идеологическим, нежели по геостратегическим причинам. Дело в том, что югославские коммунисты пользовались на Западе доверием и поддержкой, как среди левых, так и среди правых. Левые с пониманием относились к Югославии, так как она, в отличие от СССР, Китая, Камбоджи и Албании, практиковавших жестокие репрессивные методы, была примером «социализма с человеческим лицом». Западные правые поддерживали Югославию прежде всего за ее противостояние Советскому Союзу. И те и другие без радости восприняли плохие новости из Югославии и не хотели, чтобы новости о событиях в Косове распространялись среди общественности. Далее, крайне одиозное отношение Запада к Албании, считавшейся последним оплотом сталинизма в Европе, негативно повлияло и на «имидж» косовских албанцев, и на возможность поддержки их национально-политических требований по объединению с этим государством. Наконец, на Западе была заметна и большая цивилизационно-культурная дистанция в отношении косовских албанцев. По свидетельствам активистов международных правозащитных организаций, была очевидна разница в реакции общественности, СМИ и политиков Запада на нарушение прав человека в Югославии в зависимости от этнической принадлежности жертв .
      Хотя проблема Косова и представляла значительную угрозу для региональной стабильности и спокойствия, она, по приведенным выше причинам, долгие годы не «актуализировалась» на Западе ни политиками, ни общественным мнением. Только в начале 90-х Западная Европа более явно определила свою позицию в отношении косовской проблемы, считая ее все-таки исключительно внутриполитическим вопросом защиты прав человека. Одним из ключевых условий, поставленных Европейским союзом перед югославскими властями ввиду развития контактов и сотрудничества с ЕС в начале 90-х гг., было «полное уважение прав человека, прежде всего в Косове, при решении конфликтных ситуаций между отдельными людьми, группами, нациями и национальными меньшинствами» (Керим, 1991: 2). Однако заинтересованность мощных западных стран, государств – членов ЕС свелась, по крайней мере со стороны общественности, к моральной поддержке исключительно албанцев, символически выраженной в присуждении престижной премии имени Сахарова Адему Демачи, зачинателю современного националистического движения косовских албанцев . Вручение этой премии представляло большую моральную поддержку косовских албанцев. Однако долгие годы Запад публично продолжал ограничивать открытую политическую поддержку их сепаратистских требований. Косовским албанцам пришлось до конца 90-х гг. терпеливо ждать своей очереди в геостратегической повестке дня ведущих западных государств – чтобы после войн в Словении, Хорватии и Боснии, пришел черед разжечь косовский очаг войны. А в течение 90-х гг. Запад использовал косовский вопрос как средство сильного политического давления на Сербию, чтобы добиться от нее сочувственной позиции в отношении методов «решения» кризисных ситуаций в Словении, Хорватии и Боснии.

      Вопреки ожиданиям, что косовский кризис в начале 90-х перерастет в вооруженное этническое столкновение между албанцами и сербами, события в этом южном крае оставались в глубокой тени гражданской войны, полыхавшей на территории северо-западных республик, Словении и Хорватии, а затем и Боснии. До конца 90-х гг. сербско-албанское столкновение не пошло дальше конституционно-правового путча. С одной стороны, косовские албанцы провозгласили Косово независимой республикой путем принятия незаконной Качаникской конституции в сентябре 1990 г. С другой стороны, сербские власти одновременно приняли новую сербскую конституцию, по которой Косово, наряду с северным сербским краем Воеводиной, в политическом, правовом и административно-территориальном плане еще теснее стало связано с политической системой и территорией Республики Сербии .
      Эти противоположные конституционные изменения привели к политически патовой позиции. Стало очевидно, что для победы одной из этих двух конституционно-политических концепций должно быть применено крайнее средство – сила оружия. Однако в начале 90-х обе стороны, и албанская, и сербская, отказывались от употребления оружия по причинам, коренившимся не в Косове, а скорее во внешнем окружении. А именно, косовские албанцы были поставлены перед фактом, что Словения и Хорватия использовали их в целях проведения собственного сепаратистского курса, но больше не могут и не хотят заниматься защитой их интересов ни перед югославскими участниками событий, прежде всего Сербией, ни перед международными посредниками, прежде всего Европейским союзом. Потеряв отечественных «защитников», косовские албанцы, не обретя новых покровителей, никак не могли сами вступить в открытую конфронтацию с Сербией. Со своей стороны, Сербия столкнулась с новыми очагами кризиса в Словении, Хорватии и Боснии, и ей не нужна была эскалация конфликта на ее же собственной территории, в Косове. Поэтому и албанская, и сербская стороны старались «заморозить» кризис на долгие годы.
      Так, в начале 90-х гг. ситуация в Косове внезапно изменилась. Весной 1990 г. у косовских албанцев появилось новое руководство – партия Демократический союз Косова и Ибрахим Ругова. Он радикально изменил стратегию косовских албанцев. Всего за несколько месяцев Ругове удалось провести массовую демобилизацию своих соотечественников и уговорить их оставить стратегию интифады и принять метод «мирного сопротивления» Ганди. Начав массовое бойкотирование институтов сербского государства, албанцы стали создавать параллельную систему этнически «чистых» албанских институтов в сферах просвещения, массовой информации, культуры, здравоохранения, экономики, а прежде всего – политические институты власти. Это включало в себя и организацию выборов, и формирование парламента и правительства, которые действовали полулегально в Косове и в западноевропейских государствах. С другой стороны, сербский режим старался дисциплинировать косовских албанцев. Албанских работников, организовывавших забастовки на рабочих местах, увольняли. Из-за несоблюдения норм закона при составлении учебных планов сербские власти приостановили работу албанских школ и вузов. Затем средства массовой информации на албанском языке также получили запрет на работу из-за увеличения антигосударственной пропаганды и т. д. Такие меры вызвали острые негативные реакции со стороны мирового сообщества по отношению к сербскому режиму, тогда как косовским албанцам удалось заполучить симпатии и поддержку общественного мнения, особенно на Западе, который «видел» в них немощных жертв «сербской репрессии» .
      Однако с точки зрения управления косовским кризисом, значимым фактом являлось существование все это время в Косове кондоминиума сербско-албанской власти. В Косове функционировала система параллельной власти, институтов и раздельной жизни албанского населения, с одной стороны, и сербского и черногорского – с другой. Обе стороны молчаливо выбрали политику этнической сегрегации в качестве долгосрочного модуса вивенди. Хотя то и дело происходили спорадические инциденты, обе стороны поддерживали состояние мирного конфликта и терпели относительно невысокий уровень обоюдных притеснений, дискриминации и нетерпимости. Будучи противниками, сербский режим во главе с Милошевичем и албанское руководство во главе с Ибрахимом Руговой смогли годами (почти целое десятилетие – 90-е годы) управлять, контролировать и поддерживать состояние мирного конфликта в Косове и Метохии.
      Однако все это время «висел в воздухе» факт, что Косово с почти двухмиллионным большинством албанского населения представляло собой политический и демографический corpus separatum в рамках Республики Сербии и соответственно Югославии. Этот corpus separatum не мог, да и не хотел реинтегрироваться путем применения конституционных, законных, политических, экономических, а тем более репрессивных мер. Одновременно стало очевидно, что никакие политические, экономические и законные меры не смогут помешать сербам и черногорцам, спасавшимся от давления своих албанских соседей, искать убежища на территории центральной Сербии. Хотя сербскому режиму удавалось удержать Косово и Метохию под своим политико-полицейским контролем, было очевидно, что в демографическом плане Сербия постепенно теряла этот край: количество сербов и черногорцев в Косове неудержимо уменьшалось . Такой ситуацией были недовольны и косовские албанцы, и косовские сербы и черногорцы, и сербский режим.
      Опасаясь открытого вооруженного столкновения, в начале 90-х гг. сербская и албанская стороны попробовали в управлении косовским кризисом прибегнуть к единому механизму, который полностью игнорировался в 80-е гг.