Программы партий естественным образом касаются прежде всего стратегии завоевания власти, то есть содержат критику существующей власти и описывают непосредственные меры, необходимые для прихода к власти. Основную слабость отечественных партий я вижу в отсутствии программных установлений, описывающих меры, которые следовало бы предпринять после прихода к власти. Конечно, больше всего здесь надо говорить о необходимых изменениях политической системы, об ожидаемом превращении ее в демократическое правовое государство, об изменениях в экономической системе и внешнеполитической ориентации страны. Я бы уделил некоторое внимание тем сегментам переходного периода, о которых говорят меньше и о которых партийные программы, как правило, умалчивают. Предмет своего рассуждения я называю «комплексом ЮНЕСКО», без его развития не может быть реального продвижения на пути настоящей модернизации общества. Это политика в области образования, науки и культуры.
      Начнем с образования, так как без образованных граждан не может быть ни демократии, ни развития. «После хлеба народ более всего нуждается в просвещении», – говорил Дантон в Конвенте. В нашей стране образование уже давно помещено на самую дальнюю полку, вынесено на поля государственного бюджета и заботы власти. Ему отведена функция социального контроля над молодежью (усвоение коллективистской ценностной ориентации и действующих политических авторитетов, т. е. массовое воспроизводство конформистской личности) и механизма для замалчивания скрытой (и реальной) безработицы среди молодежи. Степень образованности наших граждан не соответствует потребностям демократического общества. В последнее десятилетие ХХ века СРЮ вступила с крайне неблагоприятной ситуацией в сфере образования: около 10% граждан были без образования вообще, около 50% населения имели только начальное школьное образование (иногда даже неоконченное), 32% окончили среднюю школу, 3,8% имеют среднее профессиональное образование и только 5% – высшее. В странах ЕС (за исключением Португалии) процент населения со средним образованием колеблется от 75 до 95% от общего числа образованных граждан. В Югославии каждая десятая женщина неграмотная (точнее, 11,1% всех женщин). Каждая пятая женщина, проживающая в сельской местности, неграмотная. О дискриминации по отношению к женщинам говорит и следующий факт: из десяти неграмотных в СРЮ – восемь женщин. В некоторых общинах количество неграмотных превышает 20% (Гаджин Хан, Бойник и т. д.). Из общего числа учащихся начальной школы 10% получают неоконченное начальное образование и только 40% соответствующей возрастной группы оканчивают среднюю школу. Из возрастной группы 20–24 года только 16,5% в начале 90-х годов получили среднее профессиональное и высшее образование. Сегодня этот процент еще меньше. Очень мало детей посещают дошкольные учреждения, не только из-за их нехватки, но и потому, что большинство родителей не в состоянии оплатить расходы по пребыванию там своего ребенка. Более половины безработных (а три четверти составляет молодежь до 30 лет) должны получить дополнительную или новую квалификацию, чтобы их приняли на работу. По уровню специального образования сегодня рабочая сила отстает от среднестатистического уровня в бывшей СФРЮ. Ситуацию усугубляет еще и отсутствие системы неформального образования (среднее или профессиональное образование взрослых, постоянное образование по специальности – на всех уровнях, образование на предприятиях, образование посредством СМИ, ознакомление с новшествами и т. д.). Современной экономике нужны высококвалифицированные работники, она основывается на знании, инновациях и информационной революции. Уже давно Ребекка Вест отметила, что «современная жизнь – это гонка между образованием и катастрофой». А главным в образовании является научить осваивать нововведения, ведь XXI век – век инноваций. Если вы не принимаете инновации, вы либо потеряетесь, либо станете дешевым довеском чужой экономики. При существующей образовательной структуре страна не является конкурентоспособной на мировом рынке знаний и труда, то есть не совместима с развитыми странами. Сейчас мы получаем образование наугад, в соответствии с сомнительными оценками (если они вообще существуют), а не с реальными, заявленными потребностями общества и экономики. Нет такой организации, которая могла бы ответить на вопросы: сколько, где, что, кто и для кого – когда речь идет об образовании. О запущенности образовательной системы говорят и следующие данные. Треть школьных зданий в Сербии не подключена к водопроводу. В трехстах небольших сельских школах нет электричества. Две трети школьных зданий находятся в таком плачевном состоянии, что требуется капитальная реконструкция. В свое время даже в большинстве школ Нового Белграда протекали крыши (см. «Политика», 24 февраля 1995). Только в 12% школ есть паркет. Физкультурные залы есть в 20% школ, а библиотеки – в четверти школ. О компьютерах в школах и вузах даже и говорить нечего! В белградских средних школах в классе бывает по 50 учащихся. При таких переполненных классах ученики еще и перегружены учебными часами – 30–32 обязательных часов в неделю и еще 4 часа занятий по факультативным предметам. Еще одна тема – слишком большой объем и консервативность учебных программ, а существование обязательного для всех учебника (при отсутствии альтернативных учебников и педагогической автономии учителя) говорит о персональной и политической монополии Министерства просвещения и его издательства («Завод за уџбенике и наставна средства»), растущей как опухоль в нашем школьном образовании.
      В 1996 г. на просвещение было направлено только 3% ВВП, и эта цифра не изменилась до конца десятилетия. В то же время Европейский союз в 1995 г. тратил на просвещение 5,2%, а некоторые страны, входящие в него, тратили даже больше (Дания – 8%, Швеция – 7,8%, Финляндия – 7,3%). В детских садах, школах и вузах работает около 126 тыс. человек, что составляет 5,2% от общего числа работающих в Югославии. Это самая образованная и самая низкооплачиваемая профессиональная категория в нашем обществе. Если в 1990 г. зарплата преподавателей была на 30% выше среднестатистической по стране, то в 1997 г. эта разница составила лишь 4%. В последующие годы зарплаты преподавателей продолжали уменьшаться. Принимая во внимание высокую квалификацию преподавательского состава по сравнению с остальным населением, это суровый показатель негативной оценки труда. Если представители других профессий в кризисные времена работали не каждый день (многие предприятия работали всего на 10% мощности – «Вискоза», «Застава» и т. д.), то работники просвещения, по словам доктора Ивана Ивича, эксперта в области образования, постоянно и усердно выполняли свою каждодневную работу в полном объеме. Когда нищета и голод постучались и в их дома, они тоже решились на забастовки (после врачей, судей, шахтеров, актеров, музыкантов) и вышли на улицы. Были и такие школы, в которых в течение трех лет выполнялся обязательный по закону минимум, а уроки длились по 30 минут в качестве разновидности легальной забастовки.
      Режим Слободана Милошевича преследовал всеми возможными средствами вновь образованные независимые профсоюзы работников просвещения, включая увольнение профсоюзных активистов с работы. Низкие заработные платы в сфере просвещения (в среднем 65 марок) заставили уйти из профессии всех, кто только мог. Забастовки не прекращаются и по сегодняшний день.
      Сильная централизация и строгая административная иерархия в школьной системе являются препятствием к ее серьезной демократизации. Во времена Милошевича выбор и назначение директора школы производились по критериям правящей партии, то есть политической принадлежности министра образования. Это еще больше способствовало нехорошей политизации образования, навязывался менталитет покорной преемственности, работники просвещения не должны были задаваться вопросами ни о политике приема в школу, ни о школьной программе, ни о делах самой школы как организации. Труд и знания преподавателей недооценивались, уничтожался их критический дух, а поощрялась слепая покорность и приверженность правящей партии. В школах преобладала система «своих людей», которые без возражений голосовали за решения директора, что привело к длительной негативной селекции кадров в школах. Из школы уходили самые лучшие и способные преподаватели (и не только из-за зарплаты), а приходили те, для кого другие пути были закрыты. Школа, таким образом, перестала быть центральным учреждением, создающим и сохраняющим общий корпус социальных и прежде всего моральных ценностей.
      О положении вузов я не стал бы рассуждать, принимая во внимание то, что отдельный, очень хороший номер этого журнала в 1998 г. был посвящен теме «Вузы в Сербии». Вузы разделили тяжелую судьбу всего образования, подвергшись острым политическим и иным репрессиям правящей коалиции партий супругов из Дедине и сербских радикалов. Очень небольшой процент населения страны имеет высшее образование, при неодинаковом распределении по регионам (в основном в Белграде и Воеводине). Ощущается недостаток кадров с высшим образованием, прежде всего в южных и западных регионах Сербии. Появилась тенденция к уменьшению числа студентов, получающих дипломы (по сравнению с количеством поступивших в вуз в течение года дипломы защищают только 6,4% от запланированного на этот срок количества студентов). Долгий, неэффективный процесс обучения, не обремененный модернизацией, новыми технологиями и компьютерной революцией, является последствием общего невнимания к образованию и уровню знания в стране и политического подозрения по отношению к автономии просветительских учреждений и к молодому поколению в целом. Срочной мерой должен стать новый, реформаторский закон о высшем образовании, который вернет полную автономию вузам и будет разработан в соответствии с нормами европейского академического сообщества.
      Что нужно сделать после Милошевича в этой области? Основное требование – отказаться от доминирующей государственной модели образования, ее пагубного политического и идеологического гнета. Необходимо отменить бюджетную, кадровую, программную, законодательную монополию так называемой государственной школы. Плюралистическому, демократическому обществу нужна полная автономия образовательной системы на всех уровнях, свобода создания гражданами (работниками просвещения и родителями учащихся, самими школьниками и студентами) таких форм и содержания образования, которые будут соответствовать потребностям нового времени, новой экономики, новых гражданских свобод. Децентрализация этой системы с учетом местной общественности, потребностей региона, этнических и других различий; в организационном и программном плане – освобождение от авторитарных наслоений политического прагматизма и идеологического фанатизма и утилитарности; освобождение от иерархического подчинения, делающего личность пассивной в образовательном процессе; возвращение педагогической автономии как предпосылки для того, чтобы школа стала инициатором модернизации, гражданского воспитания и ответственности за свою работу и за цивилизационный статус общества, – это только некоторые условия для выздоровления образования здесь и сейчас. Нужно увеличить участие образования в национальном доходе, вывести работников просвещения из нищеты, избавиться от коррупции и коммерциализации в школьных учреждениях, уравнять положение и ответственность общественного и частного сектора в образовании, ввести стандарты и нормативы Европейского союза в школьную систему, привнести в школы достижения компьютерной революции, открыть пути новым, альтернативным педагогическим теориям и проектам и т. д. Но прежде всего нужно, чтобы новая политическая элита вернула престиж образованию как фундаменту демократии и развития.
      Что касается положения науки и политики по отношению к ней в сегодняшней Югославии, то и здесь очень много проблем. Министерство науки в Сербии в 1998 г. потратило 0,35% бюджетных средств. Часть ВВП Югославии, выделяемая на науку и развитие, уже давно составляет менее 1% (в 2000 г. – 0,22%), тогда как, например, в Швеции выделяется 3,8%, в Финляндии – 2,8%, в Германии – 2,3% и т. д. (данные за 1997 г.). В обнищавшей, изолированной, уничтоженной войной стране со страдающей аутизмом политической элитой лучшего быть и не могло. Вопрос в том, смогут ли пикантные лозунги Джинджича (например, «Вместо сливовицы – компьютеры») быстро вывести нас из этой блокады развития. При этом нужно иметь в виду, что в развитых странах около 70% роста производства приписывается технологическим новшествам, а остальные 30% – рабочей силе и капиталу. Здесь же ни политика, ни экономика не являются изобретательными, что уж говорить о науке и технологиях. Специалисты Центра по исследованию развития науки и технологии, входящего в состав НИИ имени Михайло Пупина, говорят о тяжелой болезни науки и технологии в Сербии и о гибели сербской научно-исследовательской традиции. Для выздоровления необходимо прежде всего упразднить существующее Министерство науки и технологии. Это пресловутое министерство годами ставило свой сектор непосредственно на службу узких партийных интересов коалиции СПС–ЮЛ (особенно три последних министра: С. Ункович, Д. Каназир и Б. Ивкович), делая невозможными усилия общественности по разработке в стране современной, критичной и реальной стратегии развития науки и технологии. В уже развитый процесс глобализации мы вступаем, пренебрегая ключевыми ресурсами развития: образованием, исследованиями, инновациями и технологиями. Уже давно Кан предупреждал, что «технологическое развитие таково, что в течение следующих пятидесяти лет мы будем заняты тем, что сегодня еще серьезно не принимается во внимание». В нашей политике все еще преобладает традиционное, магическое и интуитивное, основанное на «здравом смысле» поведение и сознание, в противовес неудержимой волне все большей аккумуляции и использования научных и технологических знаний в постиндустриальном обществе. Ключевые системы индустриальной цивилизации – транспорт, электроснабжение, сельское хозяйство, фармацевтика – здесь находятся в состоянии коллапса и не удовлетворяют элементарных потребностей населения. В них в течение десяти лет ничего не инвестировалось, а национальные приоритеты были или другими, или же непрозрачными идеологическими фикциями. Равнодушие к самой жизни стало знаком нигилизма нашей бывшей политической элиты. Дворцы спорта (за которыми стоят министерства профессионального спорта) строились быстрее и с большим размахом, чем школы, библиотеки, лаборатории, заводы. В стране, где промышленность функционирует на 20–30%, где оборудование изношено, технологии по большей части устарели, продукция неконкурентоспособна, где рабочий класс разорен, а население находится на грани нищеты, естественным образом происходит массовая эмиграция молодежи, специалистов, ученых. Из НИИ Винча в период с 1991 по 2000 г. ушли почти 400 сотрудников, а из НИИ им. Михайло Пупина – 410 сотрудников. Так называемая утечка мозгов из Сербии приобрела размеры национальной катастрофы. Сегодня большая часть исследовательских учреждений в Сербии пополняет свой бюджет за счет чего угодно, но только не научной работы. В течение последних трех лет (1998–2000) из бюджета Сербии в Министерство науки и технологии направлялось одинаковое количество денежных средств (по 800 млн. динаров в год), но даже эти деньги не были полностью потрачены за последние два года! Начиная с 1991 г. постоянно сокращается число исследователей в технико-технологических, биотехнических и естественных науках. Структура нашей научно-исследовательской системы прямо противоположна модели, существующей в развитых странах. Если в странах ОЕЦД в среднем 65% исследователей работают на производстве, 25% в вузах и остальные в так называемых государственных НИИ, то в Сербии 7% работают на производстве, 66% – в вузах и 27% в НИИ. Это значит, что наука в нашей системе во многом отделена от производства или же не знает его потребностей.
      Что нужно сделать после Милошевича в этой области? Если мы хотим достичь скорейшей стабилизации экономики, ее выздоровления и дальнейшего развития, прежде всего новое правительство должно полностью отказаться от унаследованной политики и существующих институциональных решений. Думаю, что специалисты Центра по исследованию развития науки и технологии НИИ им. Михайло Пупина в своем послании правительству предложили соответствующие решения, платформу для новой, ответственной политики научного и технологического развития. Я выделил бы лишь несколько моментов из этой программы. Научно-исследовательский потенциал Сербии должен сохраняться и развиваться, для этого необходимы следующие меры: адекватное финансирование с использованием иностранных источников; открытость для международного сотрудничества в области науки и технологии; трансформация существующих НИИ и вузов в ключевые компоненты инновационной системы Сербии; возвращение кадров из эмиграции; реструктуризация некоторых групп промышленных предприятий, важных для экономики Сербии как носители стратегической технологической политики; разработка программы развития национальной инновационной системы; защита национальных интересов в процессе приватизации – в особенности от всемогущего лобби монополистов, как это было в случае с приватизацией Телекома Сербии и появлением на рынке телекоммуникаций неизвестной компании «БК трейд» из Москвы, не говоря уже о том, что даже НИИ Винча был кем-то поставлен в список на приватизацию! Необходима также защита прямых иностранных инвестиций и трансфера иностранных технологий с учетом научно-исследовательского, производительного, кадрового потенциала, а также экологических требований и норм и т. д. Далее необходима разработка политики научного и технического развития на будущий период (хотя бы до 2010 года), которая обеспечила бы более реальное планирование развития предприятий, общин, регионов, промышленных ветвей и других экономических секторов с ясными приоритетами и механизмами адаптации к меняющимся условиям и макротенденциям в мире. Обязательна также реорганизация управления научно-техническим развитием в стране на уровне министерств, правительства и других подразделений, а также подготовка кадров по всем перечисленным направлениям, особенно для работы с международными организациями в этой области и для участия в процессе глобального развития. Срочно требуется реформа высшей школы с учетом потребности в научно-технологических исследованиях, отвечающих запросам науки, экономики и общества в целом, и с целью адаптации норм и критериев организации и эффективности высшей школы, действующих в развитых европейских странах. Наука, образование и производство должны стать одной непрерывной цепочкой, поэтому наука должна вернуться в высшую школу. Необходимо установить систему объективной общественной оценки компетентности научно-исследовательской системы, отдельно взятых специалистов и программ, а также следить за использованием бюджетных средств и средств из других источников, поступающих на нужды научно-технического развития страны; такая система должна соответствовать системе и деятельности Европейского союза. Конечно, это лишь некоторые шаги, необходимые для возвращения ключевой роли науки и технологии в общественном, экономическом, культурном и цивилизационном развитии нашего общества. К сожалению, в программах наших политических партий вы об этих шагах не найдете ни слова или же в лучшем случае прочтете какую-нибудь общую фразу, больше напоминающую предвыборный лозунг, чем пункт обоснованной политической программы.
      Культура разделила судьбу образования и науки. Государство через свои органы и кадры проводило культурную политику, которая отвечала только официальным потребностям и запросам, то есть духу так называемого партийного государства, существовавшего здесь десятилетиями. Все министры культуры (особенно Милан Ранкович, Миодраг Джукич, Джока Стоичич, Нада Перишич и Желько Симич) прежде всего заботились об интересах партийной верхушки и партии, членами которой являлись. Идеологические предрассудки и политический прагматизм являлись доминирующими критериями финансирования и продвижения культурных организаций и программ. У министерства, в духе строгого централизма и этатизма, была монополия на законодательную инициативу, финансовые средства (бюджет), кадры (назначение директоров и руководителей культурных организаций), программы, инспекционные службы, международное сотрудничество. Программы у министерства либо не было, либо она осталась недоступной общественности. А учитывая все, что с нами происходило за прошедшее десятилетие, программа была необходима. Вот проблемы, с которыми мы столкнулись: кризис политической модели, потребность в новом определении сербского культурного пространства (прежде всего по отношению к сербам, оказавшимся за пределами Сербии), определение новой культурной политики в условиях политического и экономического плюрализма, переоценка культурного самосознания и традиций, соотношение светской и церковной культур, преодоление изоляции от международного культурного сообщества, новое определение языка сербского народа и лингвистическая нормализация в ареале бывшего сербохорватского языка, появление сильного частного сектора в сфере культуры, новые СМИ и культура и т. д. Вместо объективных критериев и рациональной культурной политики была путаница, невежество и плохое распределение кадров в министерствах и парламентских комитетах по «культуре и средствам массовой информации» с процветавшим под патронатом правящей олигархии ярко выраженным стремлением выделять своих людей. Типичными примерами являются: издательский дом «Политика» (см. список сотрудников культурного приложения к газете «Политика»), ежедневная газета «Борба» с ее культурной рубрикой, Радиотелевидение Сербии, издательство Verzal Press, издательство «Просвета», издательство BMG, большинство так называемых национальных культурных учреждений, возглавлявшихся членами СПС или ЮЛ (Музей современного искусства, Национальный театр, Национальный музей, ректорат Университета искусств, ректорат Белградского университета и т. д.), журнал «Књижевне новине», Союз писателей Сербии (в последние годы), Матица сербов и эмигрантов из Сербии (под руководством Браны Црнчевича), союзное Министерство по международному культурному и научному сотрудничеству, Культурно-просветительное общество Сербии и Белграда, ТВ-Палма, ТВ-Пинк, БК Телевидение, Югославский фонд европейской интеграции, издательство «Завод за уџбенике и наставна средства» и т. д. Вместо морального, интеллектуального и политического обновления после многолетней монополии СКЮ (Союз коммунистов Югославии) мы получили грубейшую политическую приватизацию и манипуляцию в сфере культуры, не допускавшую критики и современных тенденций.