, 2000:297). Конечно, не может быть однозначной аналогии между двумя этими примерами, но в целом понятно, что установившиеся неформальные институциональные механизмы тормозят экономический рост и модернизацию, а подавляющую часть населения ставят в зависимость от прямого натурального производства и обмена. В нарастании и институционализации неформальной экономики и складывании нелегальной экономики настает момент, когда распад экономической системы и политического порядка, который его легитимизирует, в основном зависит только от количества ресурсов в конкуренции и степени развитости социокультурного капитала в этом обществе. Отсюда можно сделать вывод, что долгосрочная автономность системы неформальной экономики невозможна и зависима от институций формальной экономики, зачастую в том, что определенная общественная группа может монопольно контролировать и перераспределять ресурсы и тем самым навязать «правила игры» неформальному сектору. В силу этого мы вправе говорить о неформальной экономике только как о парасистеме.
      Предыдущий анализ подводит дальнейшую аналитическую разработку к проблеме общественной структуры. А именно, объем, интенсивность и устойчивость неформальной экономики определяются социокультурными характеристиками носителей неформальной экономической деятельности. Можно предположить, что группы, стоящие на верхней ступени общественной лестницы, решительнее направляют проток ресурсов в этой области (если они действующие) и больше увеличивают совокупный объем неформальной экономики. Однако, дабы не концентрировать внимание только на материальной стороне вопроса, необходимо еще раз подчеркнуть значение контроля над потоком информации и создания доминантной системы ценностей как важного элемента СКК. Отдельные личности и группы, для которых деятельность в этой области является постоянным источником доходов и способом подъема по общественной лестнице, являются не только основными творцами, но и косвенными профитерами в неформальной экономике. Но структурная дифференциация не принадлежащих к элите членов общества не менее важна и, конечно, гораздо более доступна научному измерению. В этом отношении самым наглядным примером является различие в целях, ради которых низшие и средние слои общества уходят в теневые сферы деятельности – для первых это чаще всего средство существования, а для вторых поддержание стиля жизни. Кроме того, количество экономического и социального капитала, которым располагает каждый теневой предприниматель, может повлиять на репродуктивную скорость парасистемы неформальной экономики и тем самым подчеркнуть специфическое динамическое значение данного предпринимателя для функционирования неформальной экономики. Говоря конкретнее, хотя любое соглашение о неформальном обороте товаров или услуг подразумевает две договаривающиеся стороны – предоставляющую и заказывающую услуги, лицо с более низким общественным положением (с меньшим общим количеством аккумулированного капитала) чаще всего может выступать в качестве лишь одной из этих двух сторон (скажем, как поставщик услуг или, работая на дому/на приусадебном участке, как производитель части товаров/продуктов питания для потребления в хозяйстве), в то время как лицо с более высоким общественным положением нередко является и заказчиком, и поставщиком услуг (например, на неформальном рынке труда) , то есть в данном случае сеть деловых контактов гораздо шире и оборот капитала больше. Следовательно, можно сказать, что чем выше уровень общественной иерархии, на котором концентрируются неформальная деятельность и производство, тем ярче выражены дисфункциональность формальной экономической системы и кризис институций.
      Оценка эффективности теневой экономики также сложна и требует дифференцированного анализа. В исследовании роли «второй экономики» в транзиции венгерской экономической системы И. Габор (I. G?bor, 1997) высказал несогласие с гипотезой о преобладании благотворных эффектов дуализации, возникшей в конце социалистического периода. Начав свои исследования в конце 1970-х гг., Габор до середины 1980-х гг. полагал, что амбивалентные, отчасти конкурентные, отчасти комплиментарные, отношения между формальной и «второй» экономикой в Венгрии приведут к маркетизации первой. После неудачи реформ его чаяния были устремлены в направлении экспансии «второй» экономики и основанного на ней рыночного механизма, однако и эта позиция изменилась после падения социализма в контексте возросшего потребительского менталитета, нежелания прилагать усилия и слаборазвитой налоговой морали венгерских хозяйств. В приведенной работе опасения Габора оправдываются: полутрудящиеся-полукоммерсанты, экономически социализированные в период социализма, тяжело свыкались с условиями рыночной экономики, а трансформационный кризис сделал этот процесс еще более трудным. Результатом были чересчур многочисленные, чересчур мелкие частные предприятия, не способствующие расширению рынка труда и с коммерческой точки зрения нацеленные в основном на третичный сектор, что ослабляло интерес инвесторов к венгерской экономике. Примеры, где бы социоструктурная концентрация неформальной экономики оказывала преимущественно позитивный эффект и способствовала бы экономическому росту, редки; как правило, они регионального масштаба и связаны с особыми общественными и историческими обстоятельствами. В Центральной Италии мелкие неформальные ремесленные мастерские горизонтально объединены в разветвленную сеть предприятий, специализирующихся на high tech и высокой моде. Такая коммерческая структура принесла региону экономический рост, уменьшила количество безработных и сгладила социальные различия. Между тем подобная форма теневой экономики основана на солидарности, проистекающей из коллективной классовой идеологии «красного» центрального региона, которую исповедуют недавние рабочие, а теперь хозяева этих мастерских. В Гонконге на сети мелких неформальных предприятий, сбывающих и кредитующих свой товар посредством специализированных импортно-экспортных фирм, выстроена успешная экспортная экономика. В ее основе лежит очень низкая суточная оплата труда, что, в свою очередь, компенсируется широким ассортиментом бесплатных или дешевых общественных услуг из области коммунального обеспечения, образования, здравоохранения и транспорта, предоставляемых правительством (Portes, Castells and Benton, 1989:302–305). К этому следует присовокупить и вопрос обособленности формальной и неформальной экономики. А именно, разрастание теневой экономической деятельности становится серьезной проблемой там, где доминирует первичная неформальная экономика (когда большинство коммерсантов действует исключительно в сфере теневого бизнеса), нежели там, где преобладает вторичная неформальная экономика (большинство предпринимателей совмещает деятельность в формальной и теневой экономике), поскольку во втором случае все же поддерживается основная формальная институциональная структура.
      Формальные институции маркируют первичные признаки неформальной экономической системы. Для предпринимателей они выглядят двояко: устанавливаются «правила игры» и обеспечивается их транспарентность, а также определяется система штрафов для тех, кто этих правил не придерживается, соответственно предоставляется защита и стимул тем, кто репродуцирует данную систему. На макроуровне эти институциональные признаки профилируются преимущественно через отношения между рынком и государством. Функция рынка – обеспечение оборота товаров, услуг и труда. Рынок образуют две составляющие – обмен в комбинации с конкуренцией, то есть рынок представляет собой конкуренцию вокруг возможности осуществления обмена (Swedberg, 1994:271–272). Концепция абсолютно свободного рынка, где оба эти элемента реализуются самостоятельно, является идеальным типом. В действительности процессы обмена и конкуренции опосредованы для уменьшения затрат, связанных с деятельностью на рынке (контроль, осуществление безопасности, информированность), а также увеличения предсказуемости исхода и возможности планирования. Таким образом, государство играет определенную роль на рынке, вопрос только в том, каково его влияние и в какой мере его интервенция представляет расходную статью для коммерсантов. Как уже говорилось выше, неформальную экономику составляют виды деятельности, направленные на избегание затрат и не подлежащие защите закона и административных правил, а основным мотивом для ухода в теневую экономику является отсутствие/недостаточность формального рынка, слишком большие затраты и риски, связанные с деятельностью на нем, и небольшие затраты/риски, связанные с деятельностью на теневом рынке. Оптимисты бы сказали относительно первого мотива, что речь идет о флексибильности и модернизации, а относительно второго – об импульсе дерегуляции рынка. Все же, как мы уже отмечали, стихийный и непредсказуемый неформальный рынок может привести к блокированию роста и невозможности планирования, так что при разросшейся теневой экономике изначально, вероятнее всего, имелся недостаток доверия и оппортунизм (слабая ограниченная солидарность). Кроме того, издержки отсутствия правовой защиты и регуляции часто превосходят выгоду от избегания затрат. В любом случае укрепление неформальной экономики должно стать сигналом для формальных институций о необходимости реформ.
      Существует еще один важный элемент интеракции рынка и государства, который может воздействовать на теневую экономику. Речь идет о мерах социальной политики, предпринимаемых в отношении тех, для кого по тем или иным причинам закрыт доступ на рынок труда. Различные «режимы государства благосостояния» (Esping-Andersen, 1990) создают разного рода условия для развития теневой экономики. Неолиберальная модель зиждется на минимальных функциях социального государства и низком социальном и налоговом обложении, что обусловливает большие ставки заработных плат и более полную занятость. Однако эта система не только способствует развитию дуализма, но и приводит к экономическому расслоению работающих, вынуждая лиц с меньшим достатком искать дополнительные источники дохода. Социал-демократическая модель предусматривает высокие налоги и социальные отчисления, а также многочисленные целевые программы социальной помощи. Между тем намерение сохранять и развивать культурный и человеческий капитал в обществе компрометируется возрастанием оппортунистических настроений, символически проявляющихся в увеличении числа молодежи, хорошо подсчитывающей социальные трансферы и льготы при формулировании собственной экономической стратегии (продление статуса безработного при наличии рабочего места в сфере неформальной экономики, скрытые внебрачные союзы вследствие предоставления бесплатного жилья для матерей-одиночек и т. д.), что в крайней степени выражения опять-таки повлечет замедление роста (Esping-Andersen, 1996; Korpi, 1985) . В консервативных, континентально-европейских режимах благосостояния содержится известная доля фамильяризма. При таком режиме меры социальной политики имитируют модель кормильца семьи. Эта концепция подразумевает присутствие традиционализма в ценностной ориентации в большей мере, чем первые две. Можно ожидать, что акцент на традиционных ценностях и внутрисемейных узах препятствует росту оппортунизма.
      Еще одним существенным аспектом проблемы неформальной экономики является преобладающий характер деятельности. Устойчивость теневой экономики в Средней Италии, Гонконге или сообществах этнических меньшинств в США связана с тем, что речь идет о замкнутом круге мелких предпринимательских общин, внутри которого происходят приобретение, производство, дистрибуция, даже инвестирование и кредитование. Парасистема, которая активирует и связывает огромное количество сетей, значительно устойчивее к импульсам, исходящим из формальных институций, чем неформальная экономика, где преобладает, скажем, спекуляция купленным товаром или какая-нибудь другая плохо «снабженная капиталом» (Mrk?i?) отрасль экономики. Одной из важных причин этого является то, что более сложно организованные неформальные парасистемы зиждутся на неписаных внутренних правилах коммерции и развитом чувстве солидарности, в результате чего их особый СКК становится более невосприимчивым к вызовам конкурентных ценностей, создаваемых формальными институциями.

3. Неформальная экономика в постсоциалистической Сербии

3.1. Культурно-ценностный контекст неформальной экономики в Сербии