Владелец фирмы грамзаписи «Никитин»
      Как человек стал брэндом
      ТЕКСТ: Карен Газарян
      ФОТО: Михаил Соловьянов
 
      Пять лет назад два покинувших концерн «Союз» топ-менеджера Алексей Никитин и Максим Швачко сидели и гадали, как назвать свое детище – новую фирму грамзаписи. Название не вытанцовывалось: приходившие на ум бесконечные комбинации со словом «рекордз» звучали уныло, как та самая «халва, халва», от которой, сколько не повторяй, во рту сладко не становится.
      И вдруг Максим произнес фразу, как бы к делу не относящуюся: "Мне очень нравятся конфеты «Коркунов». Он, конечно, имел в виду не только то, что ему нравятся в принципе шоколадные конфеты. И даже не только то, что из всех шоколадных конфет ему больше всего нравятся именно эти. Обаяние заключалось в имени. Чуткий Швачко подсознательно ухватил смысл и стратегическую цель этого наименования. Предлагаемый рынку продукт должен быть максимально персонализирован, тогда его выделят из всех остальных, запомнят и полюбят. Так что название для фирмы грамзаписи придумывать не пришлось. Потому что оно уже было. «Моей фамилией,– решил Швачко,– мы фирму не назовем, так что давай, Алексей, жертвуй своей». Так человек стал брэндом.
 

ИГРА В АССОЦИАЦИИ

 
      Я спрашиваю, каково это. Чисто психологически. И кто же тогда такой Микоян – сталинский нарком или вареная колбаса? Я говорю, что мне жаль маленькую девочку по имени Аленка и с прозвищем «конфетка». Ведь, становясь брэндом, человек перестает в каком-то смысле принадлежать самому себе, и у него вообще появляется другая жизнь. Я говорю все это и вижу, как сидящий передо мной Алексей Никитин, владелец одноименной фирмы грамзаписи, кивает мне.
      – Я понимаю вас,– говорит он.– Дать компании свое имя – это ответственность. Тебя автоматически начинают ассоциировать с ней, а ее – с тобой. Конечно, приятно слышать по радио собственную фамилию, которая отчасти перестала ею быть, а обозначает что-то еще. Имя бежит впереди тебя, и ты должен поспевать за ним. От тебя зависит, добрым будет это имя или нет. Даже если им названа не одна, а десять компаний, оно все равно твое и только твое. Мой друг Швачко первое время представлял меня в каких-то ситуациях так: «А вот это тот самый Никитин». Помните, был такой фильм «Тот самый Мюнхгаузен»? Это, конечно, шутка была, но шутки в сторону: ты пришел куда-то впервые, а там тебя уже вроде знают, первое впечатление уже составили. Хочется, чтоб оно всегда было если не восторженным, то благоприятным, по крайней мере. Это я сейчас лучше и отчетливее понимаю, чем тогда. А в самом начале даже хотелось, чтобы Никитиным был такой ненастоящий Никитин, седовласый, бородатый, выполняющий просто некую рекламную функцию. Но потом пришло понимание того, что емкая сухость имени весомее и выигрышнее всяких прибамбасов.
      В лице Алексея Никитина лично я не вижу никаких признаков мегаломании. Никакой напыщенности, самодовольства, сознания собственной исключительности. Я понимаю, что не тщеславие и не мучительная любовь к себе заставили его стать брэндом. И тогда я спрашиваю этого человека, сидящего передо мной в потертых джинсах и неброском свитере, почему он решился на собственный бизнес со всеми его рисками, нервами и зависимостью от этого бизнеса, невозможностью спрятаться от него, забыть о нем, уйдя с работы, как это делает любой наемный клерк. Никитин отвечает обстоятельно. Причин было две: внешняя и внутренняя. Внешняя причина заключалась в том, что концерн «Союз», где он работал, избрал стратегию расширения розничной сети. А его это мало занимало. Ему хотелось заниматься покупкой авторских прав и выпускать альбомы. Это было гораздо интереснее. Реализовать этот интерес можно было, только основав свое дело.
 

ЕСЛИ ЗВЕЗДЫ ЗАЖИГАЮТ…

 
      – А внутренней причиной был, конечно, кризис среднего возраста?
      – Естественно,– Никитин пожимает плечами,– в 32 года перед тобой дилемма: либо оставаться вечным менеджером, либо на что-то решаться.
      – А на что именно вы решились? – не отстаю я.– На маленький свечной заводик, как у отца Федора, чтобы обеспечить себе безбедную старость? Или все жебыла какая-то сверхзадача?
      – И то, и другое. Без сверхзадачи неинтересно. Поэтому изначально хотелось создать свой каталог, уникальный. А в перспективе продать его какому-нибудь мейджеру, есть такой термин для обозначения компании-гиганта, а гигантов на мировом рынке штук пять. Всегда приятно остаться в истории маленьким свечным заводиком, создавшим уникальную продукцию. Но время шло, и дело становилось все роднее.
      И сейчас я совершенно не хочу кому-либо продаваться. А уникальности как раз хочу.
      – Офис фирмы грамзаписи «Никитин» не представляет собой ничего уникального. Несколько комнат в огромном и уродливом промышленном здании на окраине Москвы, вход в которое лежит через проходную со злым советским вахтером. Мучительно трезвеющие представители рабочего класса курят на лестницах. Обычный офис обычной российской фирмы, со стендами с готовой продукцией, с кабинетами и компьютерами, с неумолкающими телефонами.
      – Почему я не выпускаю эстрадную музыку, медийно раскрученную? Туда лучше не соваться: все занято. Идущий за ней следом по степени популярности шансон сжимается в размерах. Наверное, кто-то думал, что в нашей стране, половина которой сидела, а вторая половина носила передачи, этого никогда не случится.
      Случилось. В один прекрасный день процент шансона сравняется с тем процентом, которым этот шансон представлен в той же Франции, хотя, конечно, это очень разная музыка – то, что мы называем шансоном, и то, чем он на самом деле является (смеется). Вы не подумайте, мне даже нравится Круг. И Трофим тоже нравится. Но больше всего я люблю рок-н-ролл. И больше всего издаю рок-н-ролл. Я слушаю «Наше радио», я хожу на концерты и я понимаю, что эта энергетика будет жить десятилетиями. Фабричная продукция почти на 90% зависит от технологической составляющей. Звезды действительно зажигают, надо только овладеть этой технологией, пиротехнической, что ли. Тогда эстрадного артиста можно вылепить из недорогих подручных материалов и за несколько месяцев раскрутить. А рок-н-ролльного нельзя. Если нет ничего внутри, то никакое телевидение и радио, никакие газеты, заводы, аптеки и пароходы не помогут.
      – Много ли на рок-н-ролле заработаешь?
      – Всех денег все равно не заработаешь,– философически отвечает Никитин.– Зато вместо одного попсового альбома можно купить десять рок-н-ролльных. Три из них провалятся, четыре окупят себя, но оставшиеся три принесут прибыль. Легко вычислить соотношение разочарования, удовлетворения и просто удовольствия.
 

СОБСТВЕННИК ПРАВ

 
      Мы пьем зеленый чай. Я стараюсь быть светским и хвалю Никитину чай: «Надо же, какой хороший чай, даже удивительно, а ведь не очень раскрученная марка». Он отвечает, что ему не кажется это удивительным. Чтобы не спорить и не уводить разговор в сторону, спрашиваю Никитина, доволен ли он собой и хорошо ли он себя чувствует на рынке.
      – Да, вполне. Хотя… – осекается Никитин,– окружающая нас действительность не перестает удивлять и поражать. Вот я недавно в банке был. Нехватка оборотных средств, прихожу за кредитом. Меня спрашивают, есть ли у организации недвижимость в виде залога. Нет у компании недвижимости, не заработали еще. А что у вас есть? У меня, говорю, права. Я собственник прав. Я их реализую. Меня не понимают. Я объясняю. Опять не понимают. Спрашивают, есть ли у меня какая-либо продукция. Конечно, есть: компакт-диски, кассеты, видеокассеты, DVD… Банковский служащий смотрит на меня, как на двоечника. «Это пластмасса»,– отвечает он. Пришлось в результате заложить свою личную недвижимость. Россия еще не доросла до того, чтобы считать авторские права залогом для получения кредита в банке. В нашей пиратской стране это наступит не скоро. Это же вопрос цивилизованности, внутреннего понимания какого-то, а не законов. Законы и так все уже есть. И именно потому, что нет понимания, внутренний рынок не готов к этому, а озабочен только попсой и валом, быстрыми деньгами и отбивкой. Когда Россия вступит в ВТО, такой рынок просто перестанет существовать. Придут западные монстры и купят всех артистов. И моим уделом будет продюсерский центр и поиск восходящих провинциальных звезд, которых мне надо будет заметить первым, купить, а потом выгодно продать. Не самая лучшая участь, согласитесь.
 

НАЙДИ ДЕСЯТЬ ОТЛИЧИЙ

 
      Я соглашаюсь. Давайте, говорю, Алексей, не будем о грустном. Давайте лучше о том, как вы компанией своей управляете. Что вам приходится делать самому? Все? Почти все? Или почти ничего? Может, система уже работает сама, а вы только смотрите на монитор, отслеживая на всякий случай этот механизм?
      Никитин улыбается. За пять лет – а в начале 2005 года фирме грамзаписи «Никитин» исполняется пять лет – удалось создать систему, которая работает практически сама. Но эта автоматизация – все равно инерция. Поэтому иногда надо, как говорит Никитин, «разгонять тележку», сообщать ей ускорение. Это скорее творческая работа, не физическая. Воплотил какую-то идею – и тележка покатилась быстрее. Пока катится, думаешь над следующей.
      Тут уместно было спросить про идеи. И я спросил, задав свой вопрос так, чтобы он не звучал, как попытка выведать какой-нибудь секрет. Я спросил:
      – А вот скажите, Алексей, в чем ваше ноу-хау. Чем вы отличаетесь от других?
      – Тем, что не могу предложить артисту телевизионный и медийный промоушн: не те мускулы, не те финансы. Но зато у меня есть собственная торговая структура, и благодаря ей я могу лучше продвинуть продукт на рынок. В ситуации, когда практически невозможно подписать с исполнителем долгосрочный контракт, это важно. Как сделать, чтобы человек записал второй альбом у тебя, а не у соседа? Во-первых, хорошо продать первый. Во-вторых, платить роялти, отчисления от каждой проданной пластинки. Мы платим роялти. Даже после того, как выплатили весь гонорар по контракту. Мы работаем на обоюдную уверенность, уверенность друг в друге. Все в моем бизнесе должно работать на это. Я никого никогда не обманывал, никогда не занимался и не буду заниматься пиратством.
      – То есть «Никитин» – это честное и доброе имя? – говорю я, возвращаясь к началу беседы.
      – Ну… – улыбается Алексей,– с этим вроде проблем нет. Но кроме морального капитала нужен еще и оборотный, это моя главная задача, я ее решаю и решу. Может быть, поступившись каким-то количеством акций.
      – А уверены, что решите?
      – Уверен. Инвестиции в доброе имя окупаются, может быть, не мгновенно. Но зато они могут окупиться многократно, в отличие от инвестиций в мимолетность, какой бы сладкой и сказочной она ни была.
      «БИЗНЕС», N47(17) от 22.12.04

      Владелица компании «Tasha»
      Мыльная опера
      ТЕКСТ: Анастасия Нарышкина
      ФОТО: Михаил Соловьянов
 
      Пока что доля компании Tasha на рынке мыла очень мала – около 8оо кг в месяц, примерно 5-6 тысяч кусков. Это потому, что у его хозяйки не хватает 50 тысяч долларов «оборотки». Если бы не это, ее мыло лежало бы уже в лучших столичных магазинах и торгующие организации стояли бы в очереди к ней.
 

УВЕРТЮРА. РЕЧИТАТИВ ВАРЯЖСКОГО ГОСТЯ

 
      Мыло варил еще Океании дедушка – натуральное, из свиного сала. Магазинному не доверял. Получалось не очень эстетично, зато надежно. Оксана пошла дальше дедушки. Ее забавное прозрачное мыло хочется немедленно съесть. Оксана объясняет, что мыло сварено вручную. На арендованной ею площадке в подмосковной Немчиновке его по старинке изготавливают несколько технологов. В этом подходе – не только любовь к ручной работе, но и глубокий экономический смысл.
      Первый производственный опыт Оксана приобрела, когда студенткой устроилась на работу в иностранную фирму, торговавшую пластиковой упаковкой. Оксана была помощником директора. Вскоре директор-датчанин сделался ее мужем – вот откуда у зеленоглазой девушки из Черемушек красивая фамилия Нильсен.
      Это был настоящий производственный роман – бурные девяностые, крошечное представительство инофирмы: бесстрашный директор, едва говоривший по-русски, Оксана, тут же, на поле боя, осваивавшая компьютерную грамотность, и бухгалтер. Стажировка в Дании и восхищение четкой структурой тамошних предприятий. Попытка эмигрировать в Америку, чтобы открыть свое дело. Неудача и возвращение. Небольшое семейное производство пластиковой упаковки для парфюмерно-косме-тической промышленности и слово «директор» на визитке (директору Оксане, заметим, было 24 года). Кризис, который Нильсены пережили очень даже хорошо: незадолго до него они вложили деньги в оборудование и как раз ждали поставки, в то время как вся Москва проливала слезы по погибшим капиталам.
      Из тех времен Оксана вынесла несколько убеждений: что в бизнесе никому нельзя верить на слово и что каждую договоренность, даже с людьми, которых знаешь сто лет, надо оформлять бумажкой. Что главная цель российского наемного работника – обдурить начальство с целью растянуть перекур на весь день. Что управлять предприятием вместе с мужем – дело неблагодарное, потому что каждый сам знает, как надо. И еще такое вот определение: предприниматели – это люди, которые бегают очень быстро, потому что им не на кого положиться.
      А кончилась эпопея так. Маленькое предприятие Нильсенов сотрудничало с большой российской фирмой: поставляло ей упаковку. Цех располагался на территории этой фирмы, потому что она была основным покупателем. А бумажки-то не были оформлены как надо. И глава фирмы этот цех у Нильсенов отобрал. «Мужу очень трудно было понять, что его обманули,– говорит Оксана.– Очень долго обещали заплатить, и он верил – сидел там еще год».
      А Оксана ушла сразу. Нашла офис и стала думать, что ей делать. Ни оборудования, ни денег не было, но остались контакты. Стала импортировать упаковку, кое-как зарабатывала. Родила дочку. С коляской бегала к метро подписывать документы, которые подвозил секретарь. Был момент, когда искала работу наемного менеджера в чужой конторе. Даже и собеседование прошла, а в последний момент передумала. «Ну что,– спросила себя,– с предпринимательством покончено?» И не смогла ответить «да».
 

АКТ ПЕРВЫЙ. ВЫХОДНАЯ АРИЯ БИЗНЕС-ВУМЕН

 
      В 2002 году Оксана затеяла-таки собственное производство. Немного денег дал муж, немного было своих. Упаковкой заниматься не хотелось -производство сложное, а импорт слишком конкурентный. Оксана решила заняться средствами по уходу за кожей. Идея была такая: натуральные ингредиенты плюс отличная упаковка. «Сделаю как на Западе – красиво и правильно».
      Но так не получилось. Разрабатывать собственные кремы она не могла -лаборатория была не по карману. Оставались старые, еще советские рецепты. Их можно было купить по приемлемым ценам. Посмотрела Оксана на эти рецепты – и раздумала. Прошлый век – он и есть прошлый век. И тут ее осенило. Возможно, не без дедушкиной помощи: мыловаренное производство и косметика ручной работы!
      Начала считать. Оборудование простое и дешевое. Рецептура открытая. Товар очень оригинальный. Конкурентов пока нет. Возможностей море.
      И Оксана купила небольшое косметическое производство – так гораздо проще, потому что открытие такого цеха требует кучи разрешительных бумаг, а у них это все уже есть. На радостях не заметила, что ее очередной раз кидают.
      – Я заплатила большие деньги за площадку с готовым сертификатом и оборудование – мне сказали, что оно в рабочем состоянии. А разобравшись, я поняла, что это просто металлолом, и подала в суд.
      Эта история попортила Оксане крови: надо запускать марку, а тут такое.
      С названием тоже получилось не сразу. «Таша» – это Оксана придумала сама. Дочку у нее зовут Наташей. Мягко звучит, хорошо выглядит, если написать латинскими буквами (доверия к иностранным маркам больше). Но выяснилось, что такая марка зарегистрирована на американскую компанию Avon. Упорная Оксана разузнала, что марка Tasha ими не используется, написала письмо, и Avon разрешила использовать это название.
      В общем, в начале 2004-го предъявила мужу первую партию товара.
      – Хм,– сказал муж и дал Оксане денег на участие в выставке «Интершарм». После чего Оксана окончательно убедилась в правильности выбранного пути.
      – Все просто снесли с прилавка. Муж, увидев это, сказал мне: я тебя поздравляю, я до сих пор так и не верил в успех.
 

АКТ ВТОРОЙ. ХОР ИНГРЕДИЕНТОВ, СОЛО УПАКОВКИ

 
      Маленькая компания – это и плюсы, и минусы. Бог весть, чего больше. Похоже, что в той сфере, которую выбрала Оксана, это скорее все-таки плюс. Гибкость, быстрая реакция, творческий подход. Небольшой, тщательно подобранный коллектив. А поскольку с мылом очень даже можно пофантазировать, то коллективу интересно.
      У Оксаны две линии мыла: натуральное и мягкое. Кусок и того, и другого должен стоить в рознице 80 рублей. Варятся вручную, для первого берут исключительно натуральные масла, для второго преимущественно синтетические.
      – Многие производители на своем мыле за 20 рублей пишут «натуральное»…
      – Те, кто это пишет, используют готовую мыльную стружку,– объясняет Оксана.– Мы ее тоже перерабатываем, но не называем такой продукт натуральным мылом. Для натурального-то мы берем настоящие жиры пищевого качества. Оливковое масло, подсолнечное, масло какао и другие.
      В каждом куске мыла – от трех до десяти ингредиентов. Но если вы думаете, что их вот так можно пойти и купить, то вы ошибаетесь.
      – Все пигменты и красители, которые мы используем,– для несмываемой косметики. Они могут оставаться на коже долгое время, потому что нам надо воспитать у покупателя доверие к марке,– говорит Оксана.– То есть он должен быть уверен, что никогда никакой аллергии или раздражения не будет. Поэтому ингредиенты мы покупаем в США, ведь о тамошних производителях знают: если что – их засудят. Я не сразу вышла на производителей, мне помогали… И вообще сложно: у нас ведь объемы небольшие. Конечно, мы можем взять цистерну пальмового масла, но куда нам цистерна? Что-то привозим из-за рубежа, за некоторыми ингредиентами ходим в компании, снабжающие кондитеров и пищевиков, по сухоцветам договорились с фирмой, которая продает цветы: они нам сбывают непроданное, обращаемся к фирмам-заготовителям и к частникам, работающим на земле. Мешочки из бязи и льна нам шьют бабушки – к пенсии приработок.
      – Упаковка – самый больной вопрос. Собственно, для этого продукта нужна не сложная упаковка, а оригинальная концепция. В данном случае многие идут по пути использования недорогих материалов, но в интересных сочетаниях. Для каких-то продуктов упаковка дороже (мы вынуждены закупать ее за рубежом), для каких-то – дешевле. Мыло все-таки предмет гигиены, и слишком шикарная упаковка ему ни к чему, поэтому доля упаковки в себестоимости будет не более 15%.
      Из-за того, что упаковка пока не доведена до совершенства, Оксана отстает. А надо спешить: конкуренты поднимают головы. Пока их мало. Из западных – английская фирма Bomb Cosmetics, латвийская Stendera, несколько американских фирм. Из отечественных компаний две-три в Петербурге и в Москве делают натуральное мыло, кое-кто пытается делать глицериновое.
      – А какое мыло больше всего нравится покупателям?
      – Самое красивое – глицериновое.
      Пока Оксана ломает голову над тем, во что завернуть свой драгоценный товар, выясняется, что в ее концепции есть еще один пробел. Дело в том, что сваренное вручную мыло имеет вид батона. Его нужно резать. С одной стороны, в этом плюс: представьте себе фирменное торговое место, красиво выложенные образцы, милую продавщицу, которая, щебеча что-то завлекательное про масло какао, при помощи «гильотины» отрезает душистое мыло. С другой стороны, массовым магазинам это может быть неудобно. Пока Оксана не знает, как решить эту задачку.
      – Поэтому я не могу со спокойной совестью пойти в какую-нибудь торговую сеть,– говорит она.– Сегодня мы продаем мыло всем, кто готов его нарезать. Это регионы: Самара, Краснодар, Белгород… В конце месяца я должна закончить концепцию, потому что появились конкуренты-иностранцы. У нас, правда, большая фора – мы здесь, мы дешевле, мы очень гибкие, мы готовы к любым объемам заказов. Сегодня мы перерабатываем в месяц позорно мало -500 кг базы для мягкого мыла, а для натурального – около 200 кг, и бомбочек для ванн мы делаем где-то 300 кг. Но если будет нужно – будем работать 24 часа в сутки. Можем выполнять массовые заказы, можем делать маленькие партии. Мы обеспечим продавца упаковкой, товаром и всем необходимым. Кто откажется сделать деньги, увидев наше мыло? Никто.
      Пока это не так, и покорение Москвы откладывается на несколько месяцев.
      – Возможно, сейчас нам лучше работать с небольшими магазинами, салонами красоты, набрать вес, отработать ассортимент и производство, а уже потом идти в известные магазины.
 

АНТРАКТ. ПОСЕЩЕНИЕ БУФЕТА

 
      – Разрешите традиционный дурацкий вопрос: женщина в бизнесе. Это как?
      – Я не чувствую себя женщиной,– смеется Оксана.
      – Да ладно,– говорю я. Молодая, веселая… Глаза зеленые, русалочьи.А мужской шовинизм?
      – Он существует. Стою я как-то на выставке, приходит директор крупной фирмы: «Девочка, сбегай позови своего босса».– «А это я!» Очень мне нравилось их осаживать. Может, это неправильно, потому что есть женщины, которые очень мудро используют свою женственность, а я какая-то очень правильная: подхожу – и сразу рукопожатие, сразу определяю дистанцию. Личная жизнь сходит на нет. Смотрите: муж у меня работает во Владимире, а я здесь. И когда он приезжает, я думаю не о том, что мы вместе проведем время, а о работе. И это замкнутый круг: когда ты самой себе менее интересна как женщина, то и мужчинам тоже… Я теперь оцениваю людей только как партнеров по бизнесу. Так проще.
 

АКТ ТРЕТИЙ. «ТЕЛЕЦ ЗЛАТОЙ»

 
      Вы случайно не знаете какой-нибудь банк, который кредитует желающих открыть свое дело? Вот и Оксана не знает. Открывала на свои. Спасибо мужу -помог.
      – Нам повезло на этапе запуска – аренда была невысока, 850 долларов в месяц с «коммуналкой», но тогда мы фактически простаивали. А сейчас с учетом новых площадей и повышения ставки мы платим 2 тысячи! Оборудование у нас несложное и не слишком дорогое, но вот стоимость сырья и материалов! Меньше чем с 70 тысячами долларов в это дело лучше не влезать. Мы начали работать фактически с чистого листа, и затрат у нас ой как много: все они окупятся только в будущем, когда предприятие заработает в полную мощь. Меня учили никогда не ожидать быстрой прибыли. Себестоимость куска натурального мыла сейчас колеблется от 15 до 30 рублей, розница при этом продает его за 80 рублей, а то и выше, мы зарабатываем около 20%.
      Но с ростом производства наши затраты уменьшатся, и все будет куда интересней.
      – Сколько стоит продвижение продукции – буклеты, брошюры, бумажки с описанием продукта, сайт?
      – На первом этапе не менее 5 тысяч долларов, потом примерно 2-3 тысячи ежемесячно.
      Деньги – это постоянная головная боль. Оксане нужны оборотные средства, а получить кредит в банке она не может. То есть, конечно, может, но за «откат». Во всяком случае ее коллеги по малому бизнесу получают именно так. «Откатывать» она не желает из принципа. Закладывать квартиру в Черемушках Оксана не хочет: с какой это стати? А оборудование – простое и дешевое, под него денег не дадут.
      – Мне нужно 50 тысяч долларов оборотных средств. Эта сумма постоянно должна присутствовать на предприятии. Я не покупаю ни шуб, ни украшений. Я классический российский предприниматель, который бьется «против лома».
      – А если партнеров привлечь?
      – Чему учит нас горький опыт? Никаких партнеров! Деньги – да, их можно брать, партнеров – никогда. Партнер начнет диктовать, что делать, а здесь все – мое. Только я могу принять решение, правильное или неправильное, но свое.
      – Ну и как будете выходить из этой ситуации?
      – Просто все немного замедляется. Если бы у меня сейчас были деньги, то моя продукция уже через два месяца лежала бы в московских магазинах. Не могу себе представить человека, который откажется ею торговать. Сейчас еще раз пойду в банк и расскажу, что я – выгодное вложение.
      «БИНЕС», No35(54) от 01.03.05

      Владелец фирмы «Внешгенаудит»
      «Свинья» для конкурентов
      ТЕКСТ: Владимир Шухмин
      ФОТО: Михаил Соловьянов
 
      Георгий Папунашвили вспоминает, что в девяностых слово «аудит» было чуть ли не ругательством. Думали: это про автомобиль или что-то звуковое. Да и сейчас ситуация немногим лучше. Поэтому перспективное направление в работе фирмы Георгия Автандиловича «Внешгенаудит» – учить будущих клиентов финансовым премудростям.
      Заниматься просвещением Папунашвили не впервой. Бывший специалист по ирригационному рыбоводству, он начал просвещать еще обитателей постперестроечного СССР: издавал репринты дореволюционных христианских книг. Потом окончил Финансовую академию, где сам и преподает. Побыл банкиром, стал аудитором.
      Извилистый путь Георгия Автандиловича от рыбы к финансам, несмотря на крутые сюжетные виражи, выглядит каким-то очень логичным. Словно над канвой потрудился специалист по мифам народов мира. Точнее – народов Восточной Европы: Папунашвили – грузин по отцу, мама его – наполовину эстонка из фон Думпфов, наполовину донская казачка. Остается добавить, что родился этот сын народов СССР в Душанбе, жил на Донбассе, в Тбилиси юный Георгий играл в водное поло за местный «Локомотив». В итоге романтика водной стихии привела его в Астрахань, в университет рыбной промышленности. Там все и завязалось.
 

ПОКОРЕНИЕ КАРПА

 
      Однажды открылась дверь в кабинете академика Козина, занимавшегося в Академии сельского хозяйства (ВАСХНИЛ) рыбоводством и пчеловодством. На пороге стоял молодой человек. Визитер сразу взял быка за рога:
      – Роберт Борисович, у меня идея,– сказал академику аспирант НИИ морского и рыбного хозяйства.– Вот Грузия, она всегда была аграрной страной, там отличные условия для ирригационного рыбоводства, а института, занимающегося проблемами рыбы, там почему-то нет.
      Юнец объяснил академику, что можно брать в высокогорье мальков, запускать их в водоемы на тропическом побережье – и карп, естественно, будет есть за обе щеки.
      – Это был почти нонсенс,– вспоминает Папунашвили.– Человек сам пришел и что-то такое предлагает.
      Действительно, нонсенс. Особенно с учетом того, что дело было в начале восьмидесятых. Но академик Козин загорелся и позвонил куда надо. В Агропром. Его со смелым рыбоводом вызвали на ковер. В Подмосковье тогда было НИИ ирригационного рыбоводства. В Агропроме и решили: «Откроем его филиал в Грузии. А вы,– обратились к Папунашвили,– раз вы такой умный, будете директором».
      Было тогда Георгию Автандиловичу 27 лет. Собрал он по крупицам коллектив, начали строить здание института и жилье, карпов выращивали в водоемах Иверии. И все бы хорошо, но феерический карьерный старт прервала История.
      – Потихонечку-потихонечку подошла перестройка,– рассказывает Папунашвили.– И стало, как говорится, трудно дышать. Менялось отношение к науке. Даже к прикладной – я уж не говорю о фундаментальной. Какому колхозу нужны проблемы генной инженерии в области ихтиологии? А люди-то на меня, почти пацана, понадеялись…
      Папунашвили, окончивший в Астрахани экономико-технологический факультет, быстро нашел выход из положения – создал малое предприятие.
      – Было льготное налогообложение. Но мы просуществовали года два и стали загибаться.
      – Почему?
      – Ну представьте: мы установили как научный факт, что есть прирост рыбы.
      А дальше нужно показать это на опытной партии. В колхозе надо днями и часами сидеть около водоема и смотреть, чтобы не обманули. Потому что привес легче продать и не говорить, что вообще есть какой-то эффект. Директор колхоза скажет: «Да ничего не работает у вас». При этом: «Слушай, а ты еще мне таких мальков привези».
      А в Тбилиси-1989 уже пошли в ход саперные лопатки… Стал Папунашвили думать, что делать дальше, и на руинах СССР судьба свела его с христианским просветителем.
 

ВЫСТРЕЛ В СПИНУ МИССИОНЕРАМ

 
      – Рыба – это же символ христианства,– говорю я, малость ошарашенный столь аллегорическим переходом.
      – А вы знаете, что у карпа на лобной кости даже есть крест?-улыбается Георгий Автандилович.– Поэтому многие мусульмане его не ели…
      Просветитель, встретившийся на распутье, тяготел к православию, хотя не отрицал и других христианских конфессий. Узнав, какая генеалогия у Папунашвили, он посоветовал ему заняться проповедью христианства на просторах СНГ. У МХБМ – Международной христианской благотворительной миссии – были филиалы на Украине, в Грузии, Армении, Москве.
      – Сработало мое экономическое образование. Благотворительные организации не облагались налогами.
      Миссионеры искали редкую дореволюционную литературу и делали репринты. Покупали их семинарии и библиотеки. Однако затраты на издания не позволяли расширяться, и Папунашвили вынужден был обращаться к зарождающемуся классу банкиров. Приходил в банк, говорил: идея такова. Те стали давать деньги.
      – А как Русская православная церковь к этой благотворительности относилась?
      – Вот! – говорит Георгий Автнадилович.– Они на нас и внимания не обращали. Чего-то кто-то там трепыхается… А тут вышел закон: льготное налогообложение имеют только благотворительные организации при православной церкви. Это был выстрел в спину.
      Банкиры сказали Георгию Автандиловичу: не обессудь, но 2% максимум -все, что можем.