– На чем вы зарабатывали?
– Как правило, и тогда, и сейчас мы брали 15-20% от стоимости путевки. Я про считала, что для того, чтобы перекрыть расходы, мне нужно привлечь не менее 50 баз. К третьему году существования нашей фирмы из этих 50 рабочих было 15. Остальные прозябали, а все – из-за российского менталитета. Вот пример. Есть великолепное озеро Акатовское в Смоленской области. Там водились два вида судака – озерный и серебристый, рыбалка была очень интересная. И вот мы приезжаем знакомиться с директором местного хозяйства. База его – традиционное русское убожество, без всякого ремонта. Он нам выставляет на стол самогон, хлеб, сало. И когда речь заходит о благоустройстве территории, произносит волшебную фразу: «Вы мне сначала заплатите, сам я убирать ничего не буду, но попрошу свою жену, сельскую учительницу, а она бесплатно тут разгребать мусор не станет». Он не понимает, что мы ему привозим клиентов, он же сидит на всем готовом и при этом даже окна помыть не хочет! Таким людям проще пускать браконьеров, которые электроудочками за два-три года уничтожили всю рыбу.
ДОРОГА ЗОВЕТ
На третий год Наталья рассталась со своим партнером. «Рыба пошла», и он решил пересмотреть их взаимоотношения. «Я не хотела ему мстить, потому что тогда пришлось бы перечеркнуть много хороших воспоминаний, и я ушла ни с чем». История началась заново: Наталья позвонила знакомым в «Мир рыболова», те ей посочувствовали и выделили безвозмездно столик в одном из магазинов. Сидя в скромном уголке, Наталья начала продавать туры через магазин. Репутация у нее уже была, люди ее знали, она выжила. Старый друг ее не узнавал, да еще и занимался черным пиаром. В один прекрасный момент Наталья не выдержала и позвонила «крыше», под которой работал «Вымпел». «Я их попросила передать своему бывшему партнеру, чтоб он оставил меня в покое. После этого он успокоился, а я продолжила свой бизнес». После стола в магазине Наталья сняла небольшой офис на Чистых прудах, где и располагается ее агентство «РУСС». В штате всего два человека, есть еще егеря, которые ездят вместе с группой. Помимо рыбалки Наталья занялась потихонечку и охотой, и активным туризмом.
– Сколько зарабатывает такая фирма, как ваша?
– Немного. Туристический бизнес нерентабельный, зимой мы проедаем все, что заработаем летом. Месячная прибыль крупного агентства – от 3 до 40 тысяч долларов. У меня был момент, когда я могла выйти на другой уровень, вложиться в офис, персонал, заняться бизнесом ради бизнеса. Но я не такой человек. То, что я делаю,– не работа, а стиль жизни. Именно поэтому в 2001 году я вложила все, что у меня было, в организацию фестиваля рыбацкой кухни. С тех пор каждый год в течение двух дней со всей России собираются рыбаки и готовят уху – в центре Москвы, на мангалах, под присмотром кордона милиции, пожарных, представителей санэпидемстанции. У меня уху варили не только простые рыбаки, но и звезды эстрады, телевидения.
– Что значит фраза на вашем рекламном буклете: «Отдых для активных женщин. Мир глазами мужчин»?
– Есть масса теток, как я их называю, которым не суждено сидеть дома и быть просто домохозяйками. Они хорошо зарабатывают, но семья для них – не главное, или не сложилось. И такие женщины с удовольствием съездят на рыбалку. Они не боятся трудностей и им нужен адреналин! Из моих постоянных клиентов 20% – женщины. Это направление нужно отдельно развивать, финансировать, создавать свой клуб.
– А как вообще изменились запросы клиентов?
– Динамика была такая: сначала приходилось объяснять, за что нужно платить, потом готовы были платить за что угодно, теперь клиенты избалованы вниманием и разнообразными предложениями, они стали более въедливыми, требовательными. Но корпоративные выезды на рыбалку по-прежнему не в моде: на рыбалку нужно ездить своим кругом, где материальный достаток всех участников приблизительно одинаковый.
– Наталья уверена, что ее конкурентное преимущество в том, что «не советует плохого», никогда не навязывает клиенту, куда ему ехать, и предоставляет только достоверную информацию: «Все мы живем с процентов, но моя репутация стоит дороже, и отношением клиента к нашей фирме я предпочитаю не рисковать». Однако за последнее время конкуренция стала довольно жесткой: как минимум десять серьезных фирм в Москве занимаются тем же, что и «РУСС». Есть и такие, кто работал вместе с Муштаковой, а потом уходили и открывали свои агентства. «Мужи-ки смотрят на меня, видят, что я, женщина, в тяжелом бизнесе и, несмотря ни на что, 24 часа улыбаюсь, и думают, что доходы здесь просто чумовые и они запросто со всем справятся сами».
МОРЕ ПО КОЛЕНО
– Вы не только устраиваете рыболовные туры, но и инспектируете рыболовные хозяйства, которые находятся в вашем управлении. С браконьерами сталкивались лично?
– В каждом регионе свой лимит на отлов рыбы. Как правило, это 10 кг с водоема за один раз. На Кольском полуострове, на элитной рыбалке, лимит на семгу – 1 кг. Нормальные рыбаки делятся на две категории: спортсмены, те, кому важен соревновательный дух, и рыбаки-путешественники, любители экзотики, охотники за трофеями. А браконьеры – это ведь не дядечка с сетями, а организованная мафия. Я догадываюсь, кто стоит за этими людьми, но лучше их в лицо не знать.
– Все жалуются на короткую сезонность и низкую рентабельность внутрироссийского туризма. А на иностранных любителей рыбалки вы не ставите?
– Прием западных туристов находится у нас на полулегальном положении, и все по законодательству. В тайге или в национальном парке далеко не всегда есть гостиница, которая имеет право регистрировать иностранцев. И если с ними, не дай бог, что-нибудь случится, страховая фирма просто разорится. Так что пока прием иностранцев, которые ездили бы к нам с большим удовольствием, составляет всего лишь 5% общего оборота. И потом, другая проблема – мало разработанных маршрутов. В среднюю полосу России или в Подмосковье иностранцы не поедут, их интересует Кольский полуостров, Эвенкия, а там ограничена возможность приема.
– Скажите, Наталья, чего вы не можете себе позволить, будучи хозяйкой такого бизнеса?
– Я не могу расслабиться ни на секунду, никакие очаровательные женские слабости или легкомысленные отношения недопустимы. Я уже лет десять не отдыхала, и снится мне не рыбалка, а полное безделье на пляже, с личным массажистом и пальмами вокруг. Но и продать этот бизнес я не хочу, и вовсе не из-за денег. Я просто еще не везде побывала – впереди Камчатка, Сахалин, и я хочу увидеть все это своими глазами, ради этого я все и придумала – или жизнь придумала за меня.
«БИЗНЕС», No49(68) от 22.03.05
Дмитрий Немировский
Владелиц студии плитки и камня «Барок»
Мозаика желаний
ТЕКСТ: Анастасия Никитина
ФОТО: Александр Басалаев
Дмитрий Немировский сам себя называет эмигрантом. Я бы добавила -бизнес-эмигрантом. То в Австрии дело выгорит, то в Чехии, то в России. Переезжает, открывает, закупает, поставляет, продает. По профессии Дмитрий повар, но год назад он открыл в Москве студию плитки и камня «Барок».
Дмитрий спросил, есть ли у меня предпочтения относительно того, где нам лучше встретиться. Я сказала, что мне было бы интересно посмотреть на его магазин.
– Тогда подъезжайте завтра в девять. Удобно?
– В девять утра? – уточнила я.
– Да, позже просто не могу. Одна за другой встречи.
Что за привычка у этих бизнесменов так рано вставать, подумала я, предвкушая муки пробуждения.
До магазина добиралась в темноте. На дверях висела табличка «Студия плитки и камня „Барок“. Часы работы: 10.00-21.00». «Какого черта!» – вслух выругалась я, вошла внутрь и, наверное, так и стояла бы с открытым ртом, если бы не появился Дмитрий.
– Посмотрите,– Дмитрий погладил рукой серую колонну.– Из этого же камня построен Колизей в Риме. Сотни лет он впитывал запахи войн, пиршеств, его грело солнце и освещали звезды. А вот этот 400 лет смотрел на Средиземное море, а тот родился в Бразилии.
Трудно поверить в то, что всего полтора года назад Дмитрий Немировский вообще ничего не понимал в камне и плитке.
АМЕРИКАНСКАЯ МЕЧТА
Я все никак не могла понять, что же мне напоминает история жизни Дмитрия Немировского. А потом осенило: да это же самая настоящая американская мечта! В голливудском исполнении. Немировский родился на Украине, в Харькове. Хочется добавить – в семье простого сельского учителя. И жил себе, жил, пока во всей Восточной Европе не начались революции. Тогда открылись границы, люди начали ездить по разным странам и увидели, как, оказывается, можно красиво жить.
Дмитрий Немировский устроился передо мной в кресле, примерно сложил руки и начал рассказывать:
– Мы с братом начали свой бизнес с того, что закупали в Австрии магнитофоны International и часы, возили их продавать на Украину. Потом совсем переехали жить в Австрию. Через некоторое время стало тесно в рамках одной Украины, и пришла идея покорить Чехословакию. Мы, можно сказать, были одними из первых, кто привез туда японские телевизоры Funai. Это потом мы уже начали продавать и Panasonic, и Sony.
У чехов очень неожиданный оказался менталитет: они могут ездить на задрипанной машине, но смотреть задрипанный телевизор – никогда. Очень благодарный бизнес для этой страны. Денег, правда, поначалу было мало. Мы с братом были «на все руки от скуки»: и дальнобойщиками, и грузчиками, и бухгалтерами. Брат искал поставщиков, я – покупателей. В каждом контейнере 365 телевизоров. Купили, погрузили, посчитали, перевезли, продали, опять заказали… Страшно вспомнить.
Вскоре Дмитрий перебрался жить из Австрии в Прагу и решил расширить свой бизнес: занялся еще и поставкой одежды.
– В Чехии была развита своя промышленность, но она выпускала некрасивую, устаревшую одежду. Типичный совок. Мы открыли мультибрэндовый магазин и привезли Valentino, Ferre, Fendi. Наверное, тоже одними из первых. Чехи были в шоке.
Никто, в общем, не предполагал, что такая одежда существует.
Вот на этих самых Ferre и телевизорах Дмитрий сделал свой первый капитал. Мальчик из Харькова превратился в одного из самых крупных поставщиков японской аппаратуры в Чехии. Американская мечта сбылась. И, видимо, не для него одного.
Дмитрий смеется:
– В 1995 году в Чехии развили бурную деятельность вьетнамцы. Может, и не вьетнамцы, но их было очень много. Тоже что-то поставляли, привозили, продавали. С одним таким предпринимателем мы делили склад. Помещение большое, нам столько места не было нужно. Так вот этот маленький господин, вечно дымящий сигарой и окруженный кучей девочек, однажды просто вывез всю нашу аппаратуру с общего склада и смылся. На 500 тысяч долларов. Мы его, конечно, искали потом. Но они настолько все одинаковые. Короче говоря, не нашли.
В 1998 году брат Дмитрия вдруг изъявил желание уехать во Францию и заняться ювелирным делом. Дмитрий какое-то время тянул дела на себе, а потом вдруг продал магазин и завязал с поставками аппаратуры. «Понимаете,-говорит он,– телевизоры стали первой ступенью к исполнению желаний. Это как мозаика – хочется многого, и ты в течение жизни стараешься собрать единое целое из кусочков и блоков с тем, чтобы получилась красивая картина. От простого поставщика товаров, изготовленных кем-то еще, постепенно переходишь к созданию собственных красивых, по твоему мнению, образов. Это в равной степени относится и к жизни, и к работе».
ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА
Студия плитки и камня «Барок» стала второй попыткой Дмитрия Немировского устроить свой бизнес в России. Семь лет назад он пытался наладить поставки продуктов в Москву. Но дело не заладилось. Партнер кинул Дмитрия. Дмитрий в отместку отбил у него жену и увез ее в Чехию. До сих пор считает, что вышел с прибылью.
А потом один старый знакомый, по национальности венгр, с которым Дмитрий поддерживал отношения еще с Австрии, предложил вместе заняться керамической плиткой. «Да я же в ней ничего не понимаю»,– смутился Дмитрий. «Со временем поймешь»,– ответил венгр.
– Как-то все сложилось в тот момент. Брат вернулся из Франции, жена просилась домой, в Россию, да и меня самого ничто не держало в Чехии. Короче говоря, решили попробовать. Ну, пусть будет плитка.
Для начала Дмитрий вместе с братом уехал на три месяца в Италию на завод по обработке камня и производству кафеля. Жили и учились. Учились разбираться в породах камня, в способах обработки, изучали месторождения и просто наблюдали за мастерами. Учеба обошлась им в 50 тысяч долларов. Еще 250 тысяч вложили в открытие своего первого плиточного магазина в Москве.
И тут Дмитрия опять кинули. На этот раз – венгр. В самый последний момент он отказался от своих обязательств, а именно – от поставок камня из-за границы.
– Мы с братом, конечно, остолбенели, но назад пути уже не было: заплатили за аренду здания, сделали дорогой ремонт, чуть ли не рекламу уже дали. Поэтому пришлось самим решать те задачи, которые лежали на бывшем партнере. И тут мы столкнулись с самой большой проблемой. Никто из европейских поставщиков натурального камня не хотел работать с новичками. Они избалованные. Они держат свою марку. «Кто вы такие, чтобы мы с вами вообще разговаривали?»
Тогда Дмитрию пришлось ехать к каждому европейскому поставщику и уговаривать поверить ему как бизнесмену, благо за плечами были годы успешной работы в Австрии и Чехии. В итоге привередливые поставщики все-таки заключили с Дмитрием договоры. Немировский вздохнул с облегчением и подумал, что самая большая проблема решена. Но он ошибся.
– Все эти взятки,– рассказывает Дмитрий с искренним удивлением,-справки, проверки, пожарные, СЭСы. Я был уверен, что у меня есть опыт ведения бизнеса. Но этот опыт совсем не пригодился в России. Такое ощущение, что здесь бизнес душат намеренно. Любой. Во всех его проявлениях.
ТУАЛЕТ ЗА 20 ТЫСЯЧ ЕВРО
Но магазин «Барок» все-таки открылся. В ассортименте – натуральный камень, керамическая плитка и керамогранит. Все очень дорогое и качественное. Никакого ширпотреба. Дмитрий говорит, что ориентировался на новое поколение «новых русских», готовых заплатить большие деньги за что-то в самом деле красивое и штучное.
И уже через несколько месяцев Немировский понял, что магазин необходимо переделать в студию со своими дизайнерами и строителями-укладчиками. Потому что богатому клиенту, у которого мало времени, проще обратиться в фирму, которая сделает все и сразу: дизайн, замеры, проект, достанет материалы, строителей наймет. И почему бы тогда не стать такой фирмой?
– Мы продолжаем работать с другими дизайнерскими конторами. Потому что иногда клиенты заказывают очень редкие камни, которые достать непросто. А у нас все-таки хорошие связи.
К Дмитрию в магазин однажды пришел человек, достал из сумки маленький кусочек синего камня и сказал: «Хочу такой туалет». Голубой камень оказался очень редкой породой, добываемой только в одном карьере на севере Франции. Порода настолько дорогая, что постоянного спроса на нее нет. Поэтому карьер этот возобновляет работу только в случае необходимости.
– Нам год потребовался только на то, чтобы выяснить, где этот камень вообще найти можно. Вышли на специалиста, который изучает месторождения по всему миру, проконсультировались с ним, он поехал искать. И я понимаю этого человека с голубым камнем. Энергия камня может с ума свести.
«Человек с камнем» оставил в студии «Барок» 25 тысяч евро. За синий туалет.
Сейчас Дмитрий Немировский уже ищет помещение под вторую студию камня. Присматривает что-нибудь поближе к элитным новостройкам. Говорит, его клиент как раз там.
– Чем больше строят элитного жилья, тем больше спрос на наши услуги. Конкуренция, конечно, есть, но не могу сказать, что она душит. Студий нашего уровня не так много. Магазины типа «Старика Хоттабыча» реализуют товар другой ценовой категории, качества и вовсе не предлагают редкостей.
Выбранная Дмитрием ниша имеет как свои плюсы, так и минусы. Клиенты, готовые заплатить 25 тысяч евро за туалет, как правило, очень требовательны, придирчивы и капризны.
– Иногда эти люди просто не понимают, что камень, как и все, созданное природой, не может быть без изъянов. Человек заказал нам панно. Мы сделали. Очень красивое и дорогое. Он пришел, посмотрел и говорит: «Это что за фигня такая? По чему здесь какое-то черное пятно?» Мы ему пытаемся объяснить, что в этом и заключается натуральная красота камня, его неповторимость, его уникальность. Не понял, отказался, правда, потом все равно пришел.
Средняя стоимость заказа в студии «Барок» составляет 7 тысяч евро. Дмитрий говорит, что собирается со временем снизить планку, работать и с менее дорогим сырьем. Недавно уже заключил договор на отделку крупного торгового центра.
«СБЫЧА МЕЧТ» В ПОРЯДКЕ ОЧЕРЕДНОСТИ
– То есть вы в России надолго обосновались? – спрашиваю я.
– Видимо, да,– хитро улыбается Дмитрий.– Хочу одну свою давнюю страсть в жизнь воплотить. Открыть ресторан.
Значит, не зря Немировский учился в юности на повара. Потирая руки, Дмитрий рассказывает:
– Когда-то у меня уже был ресторан. На Старом Месте в Праге. Сначала я частенько там обедал, а потом случайно узнал, что ресторан продается. Их шеф-повар Рене просто волшебник. Один из лучших поваров в Европе. Есть, правда, в этой истории один пикантный момент.
Через некоторое время после покупки Дмитрий узнал, что весь обслуживающий персонал его заведения – люди нетрадиционной сексуальной ориентации. Как-то совершенно случайно узнал. Смутился и сделал из ресторана ночной клуб. А потом, в порядке эксперимента, опять ресторан. В 2002 году в Европе случился потоп, и ресторан Немировского в числе прочих подвальчиков Праги затопило.
– Воды было вот столько,– Дмитрий поднимает руку на метр от пола и продолжает с детским восторгом.– Все плавало. Получился бассейн с едой!
Потоп практически уничтожил полигон для гастрономических экспериментов, и Дмитрию ничего не оставалось, как продать его. Правда, страховка покрыла причиненный стихией ущерб.
– Я тогда, после потопа, с Рене договорился, что еду в Россию, занимаюсь плиткой, потом открываю ресторан и его зову шеф-поваром. Кажется, время пришло.
«БИЗНЕС», No21(40) от 08.02.05
Наталья Нестерова
Генеральный директор мебельного салона «Спацио»
Клиенты стали покупать товар вместе с услугами
ТЕКСТ: Мария Петрищева
ФОТО: Александр Басалаев
История нашего знакомства с генеральным директором мебельного салона «Спацио» Натальей Нестеровой – классика постмодернизма: иметь массу общих знакомых в Москве, пересекаться по жизни, но столкнуться нос к носу под Новый год на далеком китайском острове Хайнань, где кроме кокосовых пальм и рисовых полей есть только чистейшие море и горы.
Импульсивность и перепады настроения – это про нее. Авантюризм и бешеная амбициозность. Повышенная эмоциональность, резкость суждений и хорошее чувство юмора. Вы бы хотели иметь дело с таким человеком? Скорее всего, вы об этом мечтаете, но боитесь признаться. И правильно: Наталья сама выбирает, с кем дружить, а с кем при встрече не здороваться и театрально отводить взгляд в сторону.. Такие люди, как Наталья, могут запросто убедить себя в том, чего никогда не было и не могло даже быть, а потом рассказывать все как самую всамделишную правду и, что удивительнее всего,– верить в каждое слово! Сила этой веры заражает, как вирусная инфекция, и ты перестаешь обращать внимание на нестыковки и противоречия. В конце концов у каждой истории есть черновики и варианты, и они порой гораздо интереснее, чем текст, прошедший цензуру.
ЛЫЖИ И КОВРЫ
– Ты знаешь, очень сложно представить тебя строгим офисным работником, изо дня в день продающим клиентам дорогую итальянскую мебель.
– А я не офисный работник. Больше всего я скучаю по тому времени, когда у нас был огромный шоу-рум в ангаре на Шмитовском проезде, 16. Это было самое необычное, странное помещение в Москве! Индустриальный лофт с металлическими конструкциями, антресолями, с совершенно неописуемым потолком. Там проходила масса вечеринок, съемок, выпивалось море коктейлей, собирались все мои друзья и масса незнакомцев. К нам приехал в свое время -это был его первый визит в Рос сию – Джулио Каппеллини, владелец фабрики Cappellini, чью мебель мы выставляли. Сейчас на месте ангара строятся многоэтажные элитные корпуса.
– А как ты вообще попала в мебельный бизнес?
– Меня туда занесло. Я училась в МАИ, работала в турфирме, в строительной компании. Неплохо знала итальянский язык. И однажды подружка-итальянка позвонила и сказала: «Мы открываем мебельный магазин. Ты не хотела бы у нас работать?» Я согласилась и стала генеральным директором.
– Так сразу и директором?
– Это только кажется, что все круто,– смеется Наталья.– Когда я туда пришла, не было никакой структуры, клиентов, продаж – ничего. И целая куча проблем. Моя подруга и ее муж были первыми, кто привез мебель Cappellini в Москву. И мебель эту здесь не понимали. Был конец 1998-го – начало 1999 года, в моде были такие, знаешь, желто-синие интерьеры с бешеным количеством лампочек в потолках, все из гипсокартона, с обилием волн, цветов, всевозможных фактур. А необычные холодные формы современного дизайна никто не воспринимал. Надо было его каким-то образом продвинуть, объяснить, в чем смысл и за что нужно платить такие деньги.
И тогда было придумано сделать выставку в заброшенном ангаре. Мероприятие удалось раскрутить, все приезжали, тусовались, веселились, восхищались. Однако аренду надо платить каждый месяц, и художественный жест стал магазином, чей персонал поначалу составляли два человека.
– Я работала по 12 часов в сутки, училась на собственных ошибках. Уставала настолько, что в воскресенье никого не хотела видеть.
– Любовь к красивой жизни стала адом?
– На красивую жизнь нужны деньги, и, когда ты работаешь на себя, уже сложно отличить друзей от деловых партнеров, отдых от бизнеса. Если бы меня не возбуждали современные интерьеры, дизайн, я никогда бы этим не занялась, несмотря на авантюризм.
Нельзя продавать то, что тебе самому не нравится, я этого не умею. Я всегда должна быть уверена в качестве продукта, который предлагаю, знать его вдоль и поперек.
По словам Натальи, на самоокупаемость магазин вышел примерно через год. Нужно иметь в виду, что марка Cappellini, как и большинство европейских фабрик, в рекламу и раскрутку ничего не вкладывала, оказывая преимущественно консультационную и моральную поддержку.
– Клиенты к вам приходили по рекламе?
– Рекламы было море, но и по сегодняшний день лучше всего работает фактор личного общения и человеческих отношений. Если мы кому-то два или три года назад оформляли дом, то клиент, как правило, возвращается. Рекомендует нас друзьям. Покупает квартиру. Снова начинает ремонт. Звонит нам – и так далее.
– Слушай, вот ты человек импульсивный: в поисках лыжного костюма обошла весь Пекин, а в итоге купила три ковра для новой квартиры. Неужели за эти годы ты ни разу не думала о смене деятельности?
– Предложений была масса. Но мне хорошо с моими партнерами, и уходить из этого бизнеса я не собираюсь. И потом, не забывай, что лыжный костюм я все же купила, просто в другое время и в другом месте.
НЕ ПРОСТО И НЕ ТОЛЬКО МЕБЕЛЬ
После сноса фабрики студия «Спацио» переехала на Смоленский бульвар, арендовала офис. Продажи пока идут по каталогам, а новый магазин откроется в апреле.
– Космическая аренда выгоднее, чем собственный магазин?
– Чтобы купить магазин площадью 250 кв. м в центре, нужно сразу выложить 1,5-2 миллиона долларов. В Европе под такие покупки дают человеческий кредит, а у нас очень высока процентная ставка – от 16% до 20%, по-моему.
– Вы постепенно расширили ассортимент. Как это происходило?
– Не каждый может себе позволить шкаф более чем за 20 тысяч долларов.
И вопрос не только в цене. Философия марок, которые мы продаем, очень специфична. Поэтому мы стали искать другие фабрики, тоже в современном стиле, но более демократичные.
– Как вообще строятся отношения с фабриками?
– Больших денег недостаточно, чтобы тебе дали продавать дизайнерскую мебель. Фабрика дает использовать свой брэнд только на определенных условиях: метраж под экспозицию, бюджет, который ты должен вкладывать каждый год, кроме того, ты должен обеспечивать определенный объем продаж.
Русские клиенты до сих пор очень любят что-то необычное, чего нет ни у кого, что-нибудь позадиристее, понавороченнее. Например, они смотрят какую-нибудь гостиную в каталоге и говорят: «Я хочу все то же самое, но с перламутровыми пуговицами». Если мы знаем, что фабрика справится с таким заказом и сможет его вовремя поставить, мы с ней работаем. Если же сроки поставки нарушены, штрафные санкции падают только на нас.
Дело в том, что в Европе никто не платит штрафов. Если фабрика не сдала заказ вовремя, это не ее проблемы. Именно поэтому там никогда не указывают точную дату, и всегда прописывают, что не несут ответственности за изменение ориентировочных сроков. Ведь фабрики зависят от поставщиков. Италия -страна мелкого производства и совсем не похожа на Россию, где «Жигули» собирались на одном заводе. Та же марка Cappellini сама изготавливает, к примеру, только кухни (совместно с Boffi) и лаковые изделия. По сути большинство итальянских фабрик являются компаниями-брэндами, придумывающими дизайн, подбирающими материалы, размещающими заказы. Цепочка посредников очень велика. Есть, конечно, и такие фабрики, где делают все, но это скорее исключение, чем правило.
– Из чего складывается ваша прибыль при такой схеме?
– Ну, прибыль, конечно, существует…
– И на том спасибо. А все же?
– Ты знаешь, еще в институте меня учили, что прибыль складывается из продажной цены минус себестоимость и всевозможные расходы. К сожалению, цена на продаваемую в Москве мебель неизбежно возрастает из-за доставки. Здесь есть определенные схемы, по которым работают все, но углубляться в подробности я не стану. Если пришла, к примеру, сломанная мебель, то это только наш вопрос, и фабрика ее бесплатно не поменяет.
– Вы работаете по предоплате?
– Да, примерно 70% клиент вносит сразу. В целом цена на мебель в Москве приблизилась к европейскому уровню, снизившись за последнее время на 20%. Но все равно в Европе другая ситуация. Там чаще всего не платят за транспорт. Есть целая система льгот, отсрочек платежей для дилеров. Аванс, который оставляет клиент там, гораздо ниже, чем у нас. Но в России больше рисков, никто тебя не страхует, ни один банк под этим не подпишется.
– Именно благодаря этому процветает пиратский рынок, не так ли?
– Мебель не так просто подделать. В Москве есть фабрика, которая пытается копировать Moroso. Но их диваны продавливаются через месяц. Я уверена, что очень скоро с пиратством у нас будет покончено. Еще лет 10-15 назад в России мебель продавали в четыре-пять раз дороже, чем она реально стоила. Многие на этом сделали колоссальные состояния, возили бракованную, неукомплектованную, поддельную мебель вагонами. И скупалось все на ура. Это время прошло, сегодня рынок устоялся. Клиенты покупают наш товар вместе с услугами, и в перспективе консалтинг, мнение профессионалов будет стоить дороже.
КАЛИНКА-МАЛИНКА
– Появилось ли у твоих конкурентов что-нибудь, вызывающее зависть?
– Из фабрик ничего нового появиться пока не может, все крупные брэнды у нас представлены. В Москве не хватает приемлемых и приятных аксессуаров. Аренда настолько дорогая, что это невыгодно. Для того чтобы платить аренду, нужно иметь очень серьезные обороты. Небольшой магазин аксессуаров будет обходиться в месяц в 15-30 тысяч долларов, и пока никто не хочет рисковать.
– В чем сегодня твое конкурентное преимущество?
– По каждой фабрике существует несколько дилеров, Москва – большой город. Серьезных игроков в той же нише, что и мы, от четырех до шести. Пока этого достаточно. У нас нет задачи продавать только вещи музейного уровня, скажем, коллекционный стул Рона Арада за 30 тысяч долларов, хотя, если будет клиент, мы ему этот стул найдем. То, что мы предлагаем, это всегда некий проект, концепция. И пока у нас нет магазина, мы работаем как студия, предлагаем дизайн-проекты. Эти проекты клиентам ничего не стоят, просто я считаю, что дорогая продукция требует соответствующего сервиса.
– А были случаи, что ваши технологии воровали?
– Бывает, что используют нашу концепцию, но ничего не покупают. Это не страшно, все равно это перспективная работа, так как, воспитывая вкусы клиентов, мы уверены в том, что рано или поздно они у нас что-нибудь приобретут. Случается хуже. У нас была нехорошая история с одним рестораном, когда проект, над которым работали не только мы, но и группа архитекторов, доделывала третья сторона. В результате некий архитектор из Петербурга, не буду называть его фамилию, выдвинул этот ресторан на архитектурную премию как собственный проект. Конечно, нам заплатили за работу, но с точки зрения авторского права и элементарной этики опыт был неприятным.
– Можешь назвать годовой оборот твоих конкурентов?
– Я знаю, что компании, продающие дешевую мебель, имеют годовой оборот около 16 миллионов долларов. Но на дорогой мебели столько, конечно, не сделаешь. На носках и платочках люди всегда зарабатывают больше, чем на дорогих машинах.
– Сегодня в твоем подчинении большой штат людей. Вы учите их за свой счет?
– Конечно. Люди, которые десять лет назад начинали свой бизнес, поднимали его с нуля. Культуры из поколения в поколение оформлять дома коронованных особ, как в Европе, у нас нет, и, когда я слышу подобные заявления, мне смешно. Никогда не нужно забывать свое прошлое, и тогда будущее будет к вам благосклонным.
