Этим Читрадрива и занимался дни напролёт. Когда он уезжал из Киева, то наивно считал перевод законченным. И только после многодневных диспутов с безвременно погибшим Лоренцо Гаэтани понял, сколь многое ещё предстоит сделать.

По первому же требованию Джулио принёс связку отличных гусиных перьев и пузырёк с чернилами. По мере необходимости он давал пленнику также пергамент. Причём пергамент был исключительно новый, иначе Читрадрива мог потребовать нож, чтобы выскабливать написанное ранее. Доставляли пленнику и книги, написанные по-гречески. Вероятно, здесь имелась прекрасная библиотека, но Читрадриву в неё не пускали, только приносили оттуда тяжеленные фолианты в оправленных позеленевшей медью переплётах или пергаментные свитки, пропитанные запахом древности, местами слегка подпорченные.

Кормили трижды в день. На завтрак обыкновенно давали овощи, на обед – суп, жаркое, жареную птицу или рыбу, на ужин – что-нибудь лёгкое, например, фрукты или моллюсков, которых Читрадрива до сих пор никогда не ел. Поскольку в меню было много рыбных блюд, можно было заключить, что отсюда рукой подать до моря или хотя бы до большой реки.

Джулио сдержал обещание, и теперь к Читрадриве каждое утро заглядывал молодой стражник, исполнявший обязанности цирюльника. Главный страж сообщил, что парня зовут Луиджи, и разрешил Читрадриве звать его в любой момент.

– Сами понимаете, синьор Андреа, мало ли что может случиться. Вдруг или он, или я забудем о своих обязанностях по отношению к вам, так вы не стесняйтесь напомнить, – гнусавил Джулио, криво ухмыляясь. Очевидно, эта ухмылка заменяла у него любезную улыбку.

Любезность тюремщиков проявилась также и в том, что под вечер второго дня в комнату внесли огромную лохань, несколько вёдер горячей воды и губку, и Читрадрива смог соскрести с себя многонедельную грязь путешествия.

– Простите великодушно, синьор, но мы не можем позволить вам вымыться так, как вы привыкли делать это у себя на родине, – сказал тогда Джулио. Отсюда Читрадрива заключил, что стражники принимают его за коренного русича и понятия не имеют о том, что он явился из Орфетанского края. Или из Эпира, как предполагали иудеяне. Значит, захватившие Читрадриву в плен не знали всей правды о нём. И это говорило о том, что никто из них не может читать мысли пленника! Ибо ведущие полукочевой образ жизни анхем при случае просто купались в реке или озере и про распространённые у русичей бани слыхом не слыхивали. Впрочем, как и орфетанцы.

Читрадрива был доволен настолько, насколько пленник может быть доволен тюрьмой. С утра до поздней ночи он рылся в греческих книгах, пытаясь уловить скрытый смысл отдельных текстов, уточняя туманные места и внося правки в драгоценный перевод. Только дважды в день, утром после завтрака и вечером перед ужином, Читрадрива отрывался от этого занятия, чтобы совершить небольшую прогулку в садике, окружавшем домик. Прогулки ему чрезвычайно нравились, тем более климат здесь был гораздо теплее и мягче, чем на Руси.

И кстати, любопытная деталь: перед тем, как выводить пленника в сад, стражники непременно заставляли его надеть пояс. Поскольку безоружный Читрадрива не был опасен, этому можно было найти единственное разумное объяснение – сила, нейтрализирующая его сверхъестественные способности, действовала внутри дома. И даже конкретнее – лишь внутри комнаты, иначе почему его не пускали в библиотеку? Таким образом, чтобы воспрепятствовать пробуждению его искры, сторожа использовали пояс. Вероятно, то же самое было на корабле, только там сила действовала внутри каюты, и важно было, чтобы пленник не отходил от места заключения слишком далеко. Вот почему Читрадриве не позволяли даже прогуляться по палубе! Ох, хитрецы…

А если дело обстоит именно так, можно смело сделать вывод, что среди стражников нет колдунов! То есть они безусловно знают о нейтрализующем действии пояса и комнаты дома, как знали о свойствах корабельной каюты. Однако, несмотря на это, явно не способны ничего поделать, если пленник сбросит пояс или покинет без него комнату. Вероятно, в портовой гостинице они тоже действовали похожим способом, скорее всего, через какой-нибудь предмет, незаметно подброшенный в вещи Читрадривы.

Надо же! Если бы находясь на корабле он знал, что граница его бессилия очерчена строгими рамками каюты, а сторожа не умеют читать мысли, то непременно постарался бы убежать. Разве нельзя было найти способ обмануть сторожей? Вздор! Просто надо было хорошенько подумать, вот и всё

С этого момента Читрадрива периодически возвращался к мыслям о побеге, особенно во время прогулок по окружавшему дом садику. Хотя убежать отсюда, пожалуй, посложнее, чем с корабля. Садик был окружён стеной из гладко отёсанного камня, высота стены достигала двойного человеческого роста. Но насколько Читрадрива понял, то была лишь внутренняя стена, и снаружи шла по крайней мере ещё одна, если не две или три. Часовых не было видно нигде, но вполне возможно, они попросту укрывались в саду или были расставлены между стенами. А может, на наружной стене имелись башенки, которых из садика не видно.

Кроме того, на прогулках Читрадриву постоянно сопровождал один из вооружённых сторожей. Правда, теперь они не демонстрировали клинки при каждом удобном и неудобном случае (и вообще, после приезда сюда эти люди стали держаться с пленником ещё мягче и предупредительнее, нежели на корабле). Тем не менее, оттопыривающиеся полы плащей красноречиво свидетельствовали, что сторожа всегда готовы извлечь мечи из ножен и не теряют бдительности.

Пришлось утешать себя мыслью, что нет такой тюрьмы, из которой нельзя убежать. Ведь выкрутился же Читрадрива в Орфетане, когда его собирались казнить за мнимую порчу, насланную на свору борзых. А из объятого пламенем трактира Пеменхата он вытащил вдобавок Карсидара, Сола и самого хозяина. Правда, в первом случае ему помог мастер Ромгурф, а во втором – сила, отнятая нынче…

Ничего, всё равно можно что-нибудь придумать. Нужно придумать! Он убежит отсюда, и точка. И когда сверхъестественные способности вернутся сами собой, можно будет продолжить путешествие, так некстати прерванное вмешательством четвёрки головорезов. Пусть дом будет обнесён хоть десятью стенами, пусть пленника охраняет хоть целая армия, пусть сторожа бдительно следят, чтобы он не касался руками пояса на прогулках, пытаясь ощупать этот магический талисман и догадаться о том, как именно он блокирует колдовские способности – всё это не имеет значения. Всё равно эти люди долго не удержат в плену вольнолюбивого анаха!

Читрадрива приободрился настолько, что принялся даже вести счёт дням, проведенным в доме. Сделать это теперь было проще, чем на корабле, поскольку в распоряжении пленника имелись пергамент, чернила и перья, а главное – он мог вести записи, совершенно не таясь и не опасаясь последствий.

И Читрадрива стал наносить крохотные чёрточки на тыльной стороне своего труда, отмечая таким образом дни заточения. Никто не обращал внимания на то, что именно он пишет или рисует, поэтому у пленника не возникало никаких проблем с Джулио, как на корабле, когда он делал отметины на стене каюты.

В общем, жизнь в необычной тюрьме протекала тихо, спокойно и размеренно, когда в одиннадцатый день заключения, если судить по пометкам, произошло событие огромной важности: Читрадрива наконец встретился с человеком, который отдал приказ похитить его.

Этот день начался как обычно. Читрадрива проснулся на рассвете и сразу же бросился к переводу, чтобы сделать очередную отметку на обороте. Затем принялся просматривать те исправления, которые внёс в текст накануне ночью. Когда солнце стояло уже высоко, а в садике вовсю щебетали птицы, к пленнику заглянул Луиджи и чисто побрил его. После чего третий стражник, имени которого Читрадрива так и не узнал, принёс тарелку салата с устрицами и кувшинчик вина на завтрак. Только-только Читрадрива поел и отставив посуду в сторону, чтобы не мешала, начал рассеяно перелистывать Книгу Притчей Соломоновых, раздумывая над текстами о законности и беззакониях и пытаясь систематизировать их, как в комнату вошёл сам Джулио.

– Сегодня вы поведёте меня на прогулку? – спросил Читрадрива, удостоив вошедшего беглого взгляда и убедившись, что он принёс пояс.

– Я. Но прогулка наша будет не совсем обычной, – прогнусавил Джулио.

Читрадрива оторвался от текста «Проклятие Господне на доме нечестивого, а жилище благочестивых Он благословляет» и посмотрел на стража внимательно. Лицо и поза Джулио говорили о торжественности минуты. Интересно, с чего бы это…

– Что случилось? Меня повезут в другое место? – наугад спросил Читрадрива, в то же время проверяя, не вернулась ли к нему способность читать чужие мысли. Вдруг удастся узнать, чего на самом деле хочет страж!

– Нет, не повезут, – Джулио протянул пленнику пояс. – Одевайте это, и пойдём быстрее. Он ждать не любит.

– Кто он? – сразу же насторожился Читрадрива. А мысленно добавил: «И где меня ждут?» Если его всё же повезут на встречу с неизвестным человеком, который не любит ждать, не исключено, что по дороге представится шанс бежать.

– Да надевайте же пояс! – казалось, Джулио теряет терпение, но в последний момент он овладел собой, криво ухмыльнулся и почти ласково произнёс: – Простите, синьор Андреа, я забылся. Однако отвечать на ваш вопрос всё равно не стану. Это излишне. Он здесь, вы сейчас познакомитесь, так что промедление не в ваших интересах.

Делать нечего, пришлось Читрадриве под бдительным оком главного стража подпоясаться и выйти в садик. Тут он начал озираться по сторонам, отыскивая между цветущими деревьями человека, который, по словам Джулио, не любит ждать.

– Не трудитесь, милейший, я здесь, – донёсся довольно низкий голос из беседки, оплетенной виноградными лозами.

Беседка находилась в самом центре садика, и от порога дома к ней вела неширокая дорожка, посыпанная песком. Таких беседок в саду было несколько, но никогда прежде стражники не позволяли Читрадриве входить ни в одну из них. На этот раз Джулио одними глазами показал: вперёд! – и Читрадрива направился к беседке.

– Оставь нас, – коротко приказал всё тот же голос, когда Читрадрива приблизился к самому порогу.

За спиной скрипнул песок, Читрадрива обернулся, но Джулио уже бежал прочь, причём, как ни странно, на цыпочках. Это было настолько нелепо, настолько поразительно, что пленник невольно замер.

– Входите, входите, – пригласил неизвестный.

К пленнику он обратился по-немецки, что было очень кстати. Читрадрива знал этот язык куда как лучше итальянского и мог свободно общаться на нём.

Читрадрива переступил порог беседки и усиленно заморгал, поскольку не смог сразу же освоиться с царившим здесь полумраком после залитого ярким солнцем сада. О только чувствовал, что справа от входа в тени кто-то сидит.

– Присаживайтесь напротив меня, и поговорим.

Опустившись на мраморную скамью, идущую кольцом вдоль внутренних стен беседки, Читрадрива попытался получше рассмотреть человека, распоряжения которого Джулио исполнял столь рьяно. Незнакомец был высокого, возможно даже огромного роста – если бы он стоял, а не сидел, это можно было бы определить поточнее. Дорожный серый плащ без вышивки и прочих украшений спадал с левого плеча и закрывал мощную фигуру незнакомца до самых кончиков сапог, носки которых поблескивали в полумраке, как мокрые округлые камни. Широкие поля надвинутой на глаза шляпы позволяли видеть лишь прямые длинные волосы, небольшие усы да аккуратно подстриженную бородку. Рассмотреть этого человека более подробно мешало также то обстоятельство, что Читрадрива сел против света, бившего из прохода прямо в глаза.

– Итак, вот и вы, – произнёс незнакомец задумчиво.

Из-под его плаща вынырнула левая рука в коричневой бархатной перчатке, легла на грудь, пальцы потеребили отворот куртки. Затем рука вновь исчезла под плащом, и пленник услышал что-то вроде: «Впечатляет». В воздухе повисла напряжённая тишина.

– Как мне вас называть? – не выдержав молчания, первым спросил Читрадрива.

– Вас интересует моё имя? – незнакомец хмыкнул, пробормотал: «Да, неплохо», – и издевательским тоном заговорил:

– Ну, допустим, меня зовут… Кесарь или Василевс. А если вспомнить, куда вы держали путь, пока мои люди не перехватили вас… – пауза, – …можно называть меня Мэлэх. Или знаете… поскольку вы прибыли из Руси, остановимся на Василии. Да, пожалуй, так лучше всего, смысл всё равно один и тот же.

Читрадрива вздрогнул, потому что в имени Мэлэх ему почудился явный намёк на анахское «малхэ», которым именовали только самого уважаемого старейшину-анаха, главу всего поселения, либо дворян-гохем вплоть до орфетанского короля. Но откуда этот человек знает анхито?..

И лишь секундой позже Читрадрива сообразил, что странный незнакомец использовал слово из священного языка иудеян, имеющее значение «правитель». Именно так старый Шмуль называл короля Ицхака, отца Карсидара.

– Однако это не настоящее имя, – сказал наконец Читрадрива, оправившись от волнения. – И я не понимаю, зачем вам прикрываться именем вымышленным?

Незнакомец, представившийся Кесарем-Василевсом-Мэлэхом-Василием, подался вперёд и пробормотал: «Знаете, а вы нравитесь мне всё больше», – заговорил уже совершенно другим тоном:

– Но вы сами пользуетесь вымышленным именем. Ведь и «синьора Андреа» на самом деле не существует, насколько я понимаю, так что, – он с грустным видом причмокнул, – вынужден разочаровать вас, но я всего лишь отвечаю вам взаимностью. Замечательный принцип: глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, рану за рану… и даже душу за душу. Так сказано в Исходе, Левите и Второзаконии, которые вы изучаете с большим усердием, как мне доложили. Или я не прав?

Читрадрива заподозрил неладное, но всё же решил немного поблефовать.

– Я и не утверждаю, что меня зовут Андреа. Моё имя произносится как Андрей, просто здесь…

– Глупости, – незнакомец пренебрежительно махнул рукой, словно стряхивал пыль с полы плаща. – Глупости всё это. Между синьором Андреа и Андреем разница не больше, чем между Василевсом и Василием. Не в этом дело. Вы получили новое имя при крещении, но как звали вас до этого? Вот что я хотел бы знать.

– Дрив… До этого меня звали Дривом, – выдавил из себя пленник. Разговор принимал неприятный оборот. Не хватало ещё…

– Да, это языческое имя, – подумав немного, решил незнакомец. – И всё же, достопочтенный, я вам почему-то не верю. Простите за нескромность, только это имя не слишком похоже на нормальное. Я немного знаком с языком и нравами русичей и не могу представить, чтобы в один прекрасный день среди них появилась особа, именующая себя подобным образом. В конце концов, если вспомнить о племени древлян, это становится похожим на вызов их нынешнему владыке. Или вы бунтарь по натуре?

– Вы приказали схватить меня и перевезти через море только для выяснения настоящего имени? – Читрадрива пристально посмотрел на собеседника.

Тот зычно расхохотался, сдвинув широкополую шляпу едва не на самый нос.

– Ну разумеется, тревожить вас ради такого пустяка было бы попросту бестактно, – сказал он, прекратив наконец смеяться. – Однако надо же с чего-то начинать знакомство. Кстати, вы пожелали узнать моё имя первым… Так вот, если мы начнём величать друг друга всякими вымышленными прозвищами, это будет означать, что между нами стоит стена недоверия. А нам это ни к чему.

Незнакомец умолк, но поскольку Читрадрива также не произносил ни звука, подбодрил его:

– Смелее, смелее, не бойтесь, вреда от этого не будет. А вот если вы и дальше будете упорствовать, я уйду отсюда и не вернусь, пока вы не образумитесь, посидев взаперти. Что ж, листайте книги, так называемый синьор Андреа…

– Читрадрива, – сказал пленник, поняв наконец, что пока лучше не перечить более сильному.

– Отлично, – незнакомец кивнул. – Вот теперь видно, что вы в самом деле откровенны. Что ж, господин Читрадрива, откровенность за откровенность, – продолжал незнакомец дружелюбно. – Итак, зовите меня Готлибом.

Хотя Читрадриве было совершенно неясно, почему этот человек поверил ему теперь, он предпочёл глубокомысленно промолчать. Вот разве…

Читрадрива вздрогнул.

– Совершенно верно, в отличие от моих людей, я читаю мысли, – спокойно подтвердил Готлиб. – Вы-то сейчас лишены этой возможности, но не я. Как же мне не почувствовать, когда вы солгали, а когда сказали правду! Видите, как всё просто.

– Ну да, раз вы велели своим головорезам нацепить на меня этот пояс, раз создали и этот дом, и корабль…

– Вернее, комнату и каюту, как вы успели догадаться, – поправил Читрадриву Готлиб. – Строить безопасный дом и безопасный корабль слишком хлопотно, а вот сделать там нейтрализующие помещения – это попроще.

– И до каких же пор вы намерены держать меня здесь? – осведомился Читрадрива, стараясь напустить на себя независимый вид. Хотя сознание того, что за каждой твоей мыслью следят, а в ответ нельзя предпринять ровным счётом ничего, было крайне неприятно. И вообще, он не привык жить и действовать под контролем! Против такой рабской покорности восставала вольнолюбивая натура анаха.

– О, поверьте, ваша судьба зависит только от вас, – рассмеялся Готлиб. – Чем раньше вы согласитесь выполнить ту безделицу, о которой я вас попрошу, тем быстрее получите и свободу, и неограниченную власть. Вот так, достопочтенный Читрадрива.

– Интересно знать, что это за безделица, – сказал пленник. – Я ведь понимаю, что из-за пустяка…

– Не трудитесь, друг мой, – прервал его Готлиб, – вы уже высказывали справедливое сомнение на этот счёт. Всё это так. Но учтите и другое: то, что является пустячной мелочью для вас, для меня может быть особенно важным. Поэтому я так погорячился, за что искренне прошу прощения.

Он приложил правую руку к груди, привстал, слегка кивнул и вновь опустившись на мраморную скамью, прибавил:

– Видите, достопочтенный Читрадрива, я чистосердечно раскаиваюсь.

– И даже в убийстве моего попутчика?

– Смерть Лоренцо Гаэтани – чистое недоразумение, о котором я глубоко сожалею, – Готлиб с повторной горечью вздохнул и прибавил: – Он просто путался под ногами у моих людей, вот и всё.

Читрадриву так и подмывало сказать этому человеку, что они ещё далеко не друзья, что друзей не содержат под стражей в обнесённом двойной стеной доме и прочее в том же духе. Но если Готлиб читает мысли, значит, он и без слов всё знает…

– Вы всё ещё сердитесь на меня, – вздохнул Готлиб. – А зря. Хотя столь прилежно изучаемые вами книги пестрят наставлениями об умении прощать и смирять свою гордыню, вы не желаете даже выслушать меня. Но как знать, вдруг моё предложение придётся вам по душе…

Тут Готлиб поднял голову, и в полумраке беседки его глаза сверкнули, точно у притаившегося в засаде голодного хищника.

– Вы всё ходите вокруг да около, который уже раз упоминаете о великолепном, по-вашему, предложении, однако так и не сказали по существу ни слова, – заметил на это Читрадрива.

– Но вы настроены дружелюбно? – спросил Готлиб, изображая искреннее участие в судьбе пленника.

– Я вполне спокоен, – сказал Читрадрива.

– И готовы меня выслушать?

– Да.

– Ладно, – Готлиб усмехнулся, сдвинул шляпу чуть-чуть повыше, так что пленник получил возможность рассмотреть его лицо. Читрадриву чрезвычайно поразили глаза Готлиба. Они были на удивление прозрачные, невинно-голубые. Просто-таки ангельские глаза. И точно таким же ясным, чистым ангельским голосом, ни на миг не позволявшим усомниться в правдивости его слов, Готлиб произнёс:

– В таком случае, я предлагаю вам власть. Для начала – почти неограниченную, затем – не ограниченную ничем власть над миром.

– Что?!

Уж этого Читрадрива никак не ожидал. Ему сделалось не по себе. Сказанное Готлибом означало, что этот человек обладает огромным могуществом. Или это просто глупая шутка! Трудно представить себе, чтобы нашёлся человек, способный добровольно отдать власть в чужие руки. Вспомнить хотя бы собратьев-анхем и тайный заговор! Разве старики покорятся молодёжи, каким-то там сопливым бхорем? Разве нужно было бы таиться, если бы чужаки-гохем добровольно согласились выпустить колдунов из кварталов-гандзерий и сказать им: да, вы несомненно умнее, лучше и достойнее нас во всех отношениях, так будет отныне всё по-вашему?!

Но с другой стороны, зачем ему блефовать…

А между тем Готлиб, бывший причиной смущения Читрадривы, заговорил тихо и прочувствовано:

– Опять берёт Его диавол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, И говорит Ему: всё это дам Тебе, если падши поклонишься мне.

Читрадрива даже не сразу сообразил, что собеседник попросту цитирует одно из Евангелий. А удовлетворённый растерянностью пленника Готлиб хмыкнул и заговорил тихо, точно опасаясь, что их подслушают (хотя кто бы рискнул!):

– Да, дьявол искушал Иисуса, как искушаю вас я. Однако учтите, достопочтенный Читрадрива, что в отличие от духа лукавого я не требую от вас поклонения. Разрешаю не падать передо мной ниц и не делать прочих глупостей. Видите, насколько я добр.

Сказав это, Готлиб умолк, давая Читрадриве возможность оценить все прелести сделанного предложения и бескорыстную щедрость предлагающего. Но Читрадрива сильно сомневался в чистоте его намерений, поэтому возразил:

– Ну знаете, господин Готлиб, ваше предложение столь необыкновенно, что в него верится с трудом. И прежде всего я хочу понять, зачем это вам понадобилось. Сегодня вы видите меня впервые, а делаете такой подарок. А вдруг я…

Тут Читрадрива замялся, потому что подумал про пояс, лишающий его сверхъестественной силы. Между тем Готлиб заговорил дружелюбно:

– Совершенно верно, достопочтенный Читрадрива. Вы и на этот раз поняли своё заблуждение. Прежде всего, я не собираюсь рисковать, освобождая вас немедленно. Наоборот, я стану ещё пристальнее изучать вас, ещё глубже проникать в ваши помыслы, и если замечу что-нибудь подозрительное, то буду иметь все возможности… скажем так, повлиять на ход событий. Вы в моих руках, милостивый государь, и вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. И потом, почему вы решили, что я совсем не знаю вас? Мои люди следили за вами ещё до Барселоны, неужели не ясно? Они успели отлично изучить и вас, и вашего приятеля, вот так!

– Но Лоренцо Гаэтани…

– Перестаньте, при чём здесь Гаэтани! – раздражённо воскликнул Готлиб. – Вы прекрасно знаете, о ком я говорю.

– Как, и его?.. – слова застряли в разом пересохшем горле.

– Да-да, и о дружке вашем Хорсадаре я знаю достаточно, чтобы держать в руках также и его жизнь, – подтвердил Готлиб покровительственно.

– Даже саму жизнь?! – Читрадрива подумал, что ослышался.

– Ну да! – фыркнул Готлиб. – Именно жизнь. А как иначе заставишь подчиняться? Да вы себя-то возьмите. Я лишил вас колдовства, а с моими головорезами вам ни за что не справиться. Значит, ваша жизнь в моих руках. Захочу – прикажу Джулио, и вам немедленно перережут глотку. И весь разговор.

– Но почему я до сих пор жив? Неужели я действительно нужен вам, – растерянно пробормотал Читрадрива. Да уж, от всего услышанного даже самый хладнокровный анах способен растеряться.

– Представьте, нужны, – казалось, Готлиб впал в задумчивость. – Мне больше некому оставить власть.

Читрадрива вздрогнул. Оставить власть? Первому встречному чужаку? Глупость какая-то… Или враньё. Наоборот, преемника выбирают с особой тщательностью.

– Вы и представить не можете, насколько это тяжело: иметь власть и постоянно мучиться от сознания, что её некому передать, – продолжал Готлиб. – И пусть вас не смущает кажущееся легкомыслие моего решения. С той властью, которой я обладаю, справится далеко не каждый. Если честно, – он выдержал многозначительную паузу, – то стать моим преемником может только так называемый колдун. А теперь судите сами. Детей у меня, к сожалению, нет, а необученные колдуны – это вы с Хорсадаром.

Если всё дело заключается в передаче власти, то Читрадрива мог понять Готлиба. Он и сам волновался, сможет ли Шиман руководить заговором молодых анхем.

– А почему вы не выбрали моего друга? – спросил Читрадрива угрюмо.

– Так ведь Хорсадар впадает в бешенство при одном упоминании о Христовых воинах, – охотно пояснил Готлиб. – А поскольку под моим началом находится множество превосходных рыцарей, выбирать Хорсадара – это всё равно, что поставить волка стеречь отару овец. Мне и подумать страшно, во что обратит мою великолепную армию ваш приятель, тем более что он, несомненно, гораздо сильнее вас! Нет-нет, лучше я буду иметь дело со слабейшим, зато пусть он поспокойнее относится к рыцарям.

– Более того, чтобы обезопасить своих воинов от возможных неожиданностей, я намерен в ближайшее время убить вашего приятеля Хорсадара, – обронил Готлиб небрежно. – А может, он уже мёртв, точно не знаю.

Услышав такое, Читрадрива вскочил, но не повышая голоса, Готлиб строго приказал:

– Сядьте.

Читрадрива рухнул на скамью, как подкошенный. Вот, оказывается, как этот человек решает стоящие перед ним проблемы…

– Да не волнуйтесь вы так, – Готлиб дёрнул плечом. – Экий вы невыдержанный. Лучше поразмыслите здраво, тогда поймёте, что я абсолютно прав, уничтожая Хорсадара. И между прочим, его смерть выгодна в первую очередь вам. Понимаете ли вы, что именно я вам предлагаю? Понимаете до конца или нет? Я же говорю про абсолютную власть. Это не только власть над одной страной, одним народом или даже всеми народами мира. И это не просто горы золота, драгоценностей и прочего вздора. Прежде всего я имел в виду и власть над природой! То есть вечную молодость и даже… бессмертие.

– А вы-то сами бессмертны? – спросил Читрадрива, пытаясь скрыть непроизвольную насмешку. Если дело обстоит именно таким образом, забота Готлиба о выборе преемника теряет смысл. Если ты бессмертен…

– Конечно. Бесчестно предлагать другому то, что ты не в силах дать. Знаете, сколько мне лет на самом деле? О-о-о, вы и представить не можете!.. Только зря вы не верите мне. Взять хотя бы вашего приятеля Хорсадара. Вспомните, разве у него не затягиваются раны самым чудесным образом?

Читрадрива вздрогнул. В ушах прозвучал голос Карсидара, исполненный презрения к себе: «Всё заживает, как у ящерицы». Чёрт побери, неужели и у него может получиться то же самое?

– Тем не менее, должен существовать верный способ свести в могилу даже бессмертного, – сказал Читрадрива, наконец немного успокоившись. – Иначе вы не искали бы преемника.

– Разумеется, – поддакнул Готлиб. – Я ведь говорю о бессмертии, а не о неспособности погибнуть вообще. Согласитесь, это разные вещи. То есть, если меня или вашего друга не пытаться убить, иными словами, если не повредить наши тела так, чтобы порвались все нити, связывающие бесплотную душу с бренной оболочкой, мы не умрём. Однако существуют способы разорвать эти связи.

– И вы боитесь, что рано или поздно кто-то… повредит вашу оболочку? – спросил Читрадрива задумчиво.

– Я знал, что вы поймёте, – Готлиб благосклонно кивнул.

– Да, но за эти блага придётся заплатить жизнью моего товарища, – и Читрадрива добавил, стараясь говорить как можно твёрже: – Так что я не согласен.

– А я и не спрашиваю вас об этом, – ухмыльнулся Готлиб. – Разве вы можете повлиять на моё решение или на ход событий вообще? Вам остаётся со смирением подчиниться мне, ибо смирению учат книги, которые вы усердно переводите…

– Если я не дам согласия стать вашим преемником, вы не достигнете своих целей! – парировал Читрадрива. – Я могу повлиять на ваше решение.

– Вряд ли, – отмахнулся Готлиб. – Во-первых, план уже приведен в действие, и менять что-либо попросту поздно. Никто не воспротивится гибели Хорсадара. Я полностью контролирую ситуацию. Поэтому во-вторых, если вы не покоритесь, я вынужден буду оставить вас в заточении. Посидите здесь и подумайте хорошенько, делят ли власть и вечную молодость с кем бы то ни было. Пусть даже с другом. А поскольку вы расстались, разъехались в разные стороны, вряд ли Хорсадар лучший ваш друг.

– Меня послал на запад с поручением Данила Романович, – попытался возразить Читрадрива. – А Хорсадар нанялся на службу, женился, вот ему и пришлось остаться.

– Но после казни Бату вы направились в Святую Землю, а не вернулись на Русь, – возразил Готлиб. – Ваш друг с вами не поехал. Значит, вы разошлись во взглядах на дальнейшие действия.

Читрадрива устало закрыл глаза. Плохо дело! Готлиб уже добрался до него и обещает добраться до Карсидара. И если этот человек справился с одним колдуном, почему бы ему не справиться с другим… Вот кошмар!

– Итак, предложение сделано, – Готлиб звучно хлопнул ладонью по ляжке. – Я вознёс вас на гору и показал все царства мира, которые могут быть вашими, если пожелаете. Но при этом не заставил вас кланяться, что есть полнейшая бессмыслица, а поставил перед простым фактом: выбора нет, перестаньте сопротивляться и делайте то, что вам говорят. Подумайте же над моим предложением, хорошенько подумайте, достопочтенный Читрадрива. Я подожду, времени у меня вдоволь. Таков итог нашего разговора. А теперь пора звать Джулио.

Готлиб обернулся и громко кликнул стража.

– Кстати, с вами хорошо обращаются? Не обижают словом или делом? – сказал он вставая. – Мне передали, что на корабле вы однажды обещали пожаловаться старшему над моими людьми, то есть мне. Так что же вы хотели сказать?

В отдалении заскрипел песок под сапогами главного стража.

– Если Джулио обидел вас, он будет наказан. Я сделаю это хотя бы ради того, чтобы продемонстрировать своё расположение к вам. И поверьте, наказание будет ужасно.

– Не надо, я не держу на Джулио зла, – буркнул пленник.

– А вот и зря, – тон Готлиба вновь сделался покровительственным. – Вам, как я погляжу, жалко всех: дружка вашего Хорсадара, этого неотёсанного вояку…

– Жалость тут ни при чём, – возразил Читрадрива. – Просто если вы убьёте Джулио тут же, на моих глазах, если даже убьёте Николо и Луиджи, я не сомневаюсь, что у вас найдётся в десять, в сто раз больше воинов, готовых по вашему приказу стеречь пленника. Дело не в убийстве одного-двух человек, а в наличии остальных.