"Ой, смотри, Хорсадар, с огнём играешь! - шепнул ему следующим утром Михайло, время от времени позволявший себе фамильярно называть Карсидара его "поганским" именем. - Однажды доиграешься, дурья башка. Прикажет тебя Данила Романович в поруб уволочь, так ты, нечестивая душа, сразу же молниями кидаться начнёшь. Я тебя знаю!"
      А через три недели князь диктовал писцу послание Ростиславу Пинскому и неожиданно завершил его таким пассажем: "...государь всея Руси Данила Романович". Писец-монах даже растерялся от неожиданности, но всё же решился поправить:
      "Великий князь, должно быть?"
      Данила Романович и бровью не повёл, а сказал спокойно:
      "Поскольку Киев называют матерью городов русских и признают самым главным городом наших земель, великий князь Киевский должен править всей Русью".
      "Но, княже, ты и без того..." - начал было монах.
      "...первый между равными? Нет уж, хватит! Не объединившись мы татар не разобьём. Объединяться надлежит вокруг киевского стола, на котором сидели Володимир Великий, Ярослав Мудрый и Володимир Мономах, вокруг признанной всеми матери городов русских. Я нынче здесь княжу, я остальным государь! В том числе и Ростиславу Володимировичу. Пусть забывает старые обиды, когда у порога его дома беда поселилась. Не посмеет он меня теперь ослушаться и воев даст. А уж мне и думать, как разгромить татар поганых. Значит, так тому и быть! Пиши".
      И под скрип гусиного пера по пергаменту, под несмелый, но явно одобрительный ропот собравшихся в гриднице бояр и прочего люда Данила Романович сделался "государем". Надо сказать, это сработало! Хотя Ростислав Володимирович до сих пор гневался на Данилу, что тот, будучи ещё в Галиче, захватил в плен его сыновей, но обещал по первому требованию выставить десять тысяч человек пехоты и две тысячи всадников. Вслед за ним князья Туровский и Дубровицкий согласились отрядить столько воинов, сколько смогут собрать.
      "А у Давида голова работает", - решил после этого Михайло.
      Карсидар заметил, что сотник с удвоенным рвением принялся одёргивать сыновей, которые изо всех сил старались выставить "поганца-колдуна" в невыгодном свете, особенно перед своей сестрой. И хоть Милка не думала поддаваться влиянию братьев, всё же теперь было легче, потому что отец встал на её сторону. То есть, на их сторону...
      Ристо фыркнул, словно насмехаясь, и Карсидар поспешно отогнал мысли о девушке. Сейчас о другом надо думать. Отчасти Микула прав, в северных землях что-то неспокойно. Тут смотри в оба! Ведь на самом деле не боярин в их посольстве главный и не Михайло, а он, Карсидар. И раз уж подал в тот памятный зимний вечер идею единовластия, то и сам должен следовать принципу: главному все подчиняются - но главный за всех и в ответе! Почётно, выгодно - но и сложно, хлопотно. А подумать о Милке можно и на досуге.
      - Михайло, далеко ещё до Боголюбова?
      - С версту осталось. А что, жарко?
      Жарко, это уж точно. Припекает солнышко. А сидел бы Ярослав Всеволодович в стольном граде своём Владимире, давно бы уже передохнули. Так нет же, понесла его нелёгкая в загородный замок! Хотя почему "нелёгкая"? Там в жару как раз приятно отвлечься от забот-хлопот.
      - И что за странное название у этого замка? - лениво произнёс Карсидар, лишь бы о чём-то заговорить, поскольку ехать молча при такой жаре было невыносимо.
      - Его заложил Андрей Юрьевич, прозванный Боголюбским, дядя Ярослава Всеволодовича, - объяснил Михайло и как-то нехорошо ухмыльнулся.
      - Я смотрю, у вас, русичей, Бог в великом почёте, - продолжал Карсидар понизив голос, чтобы другие не слышали их разговора и не обиделись на фразу "у вас, русичей", которая в устах православного христианина Давида, одного из приближённых государя Данилы Романовича, звучала, по меньшей мере, странно.
      - Ага, в почёте. Особливо покойник Андрей Юрьевич его почитал. - Михайло вновь ухмыльнулся. - Вестимо, недаром он икону Богородицы из Вышгорода умыкнул. - И в сердцах добавил: - Тать церковный!..
      - Откуда? - удивился Карсидар.
      - Из Вышгорода, из Вышгорода. Из церквы Бориса и Глеба, в которую известный нам обоим колдун молнией кинул. - Михайло бросил на собеседника беглый взгляд. - Когда Андрей в Суздаль направился, чтобы на княжение сесть, то иконку как раз и уволок в числе прочего скарба.
      - И что, она в Суздале погибла? Когда татары город спалили.
      - Нет, Богородица теперь во Владимире, потому уцелела.
      - Так задержались бы в городе, посмотрели, - Карсидар думал, что русичам охота поглядеть на свою святыню.
      - А, чего зря расстраиваться! - отмахнулся сотник. - Её теперь всё одно не вернуть. Настаивать на этом - значит, злить Ярослава Всеволодовича. А Андрея Юрьевича и без того Бог покарал.
      - Как? - спросил Карсидар, которому любопытно было узнать, чем же Господь Иисус наказал вора.
      - Погиб он лихой смертью. Знать, дюже кротким и мягкосердечным был сынок Юрия Мономаховича, что собственные бояре на него руку подняли... А вон и замок уже виден.
      Кусты кончились. Взгляду открылось живописное место впадения Нерли в Клязьму, где возвышался одинокий замок, обнесённый стеной из замшелого тёмно-серого камня. Некоторое время назад вокруг него располагались домики, однако сейчас от них лишь кое-где остались почерневшие трубы да обгорелые брёвна. Это портило идиллию пейзажа и напоминало о недавнем нашествии дикарей.
      - Только смотри, Давид, не упоминай при князе про Андрея Юрьевича. Тот брата своего, Всеволода Большое Гнездо, с матерью в Константинополь выгонял. Услышит Ярослав Всеволодович дядино имя - осерчает. Нехорошо может получиться.
      - И не подумаю, - заверил сотника Карсидар и, немного помолчав, спросил: Кстати, тебе не кажется странным, что замок так хорошо сохранился после нашествия татар?
      - Просто его скоро восстановили, - сказал Михайло и, пришпорив коня, вырвался вперёд.
      Когда остальные достигли ворот замка, сотник уже успел объяснить стражникам, кто они такие и с какой целью разыскивают князя. Послали доложить Ярославу Всеволодовичу. Он распорядился пропустить за ворота троих: самого Михайла, боярина Микулу и Карсидара. Остальные спешились и расположились неподалёку от крепостной стены.
      Их вели по извилистым сумрачным коридорам и затенённым комнатам. Несмотря на то, что в воздухе ощущался лёгкий запах пыли и плесени, прохлада этого места для утомлённых летним зноем путников была весьма приятна.
      - Нас сперва обедом покормят или приём будет? - поинтересовался Микула у провожатого и с некоторым разочарованием услышал в ответ, что князь с ближайшими советниками ожидает их в гриднице, а обеденное время уже прошло.
      - Это если бы мы во Владимир не заезжали, как раз на обед поспели бы, - с грустью заключил он.
      Карсидар же думал иначе. Насколько он разбирался в местных обычаях, нежелание кормить гостей могло означать не только крайнее нетерпение хозяина замка, но и более чем прохладное отношение к прибывшим.
      Внушительных размеров гридница с расписными стенами и потолком была обставлена богато и со вкусом, что не очень вязалось с картиной общего упадка княжества, пережившего вражеское нашествие. Ярослав Всеволодович восседал на троне, за его спиной стояли несколько бояр и военных. Когда посланники Данилы Романовича подошли поближе, Карсидару бросился в глаза головной убор князя. Во всём остальном его наряд был довольно традиционным, а вот венец...
      - Чёрт его побери! - тихонько прошептал Михайло, и Карсидар почувствовал, что сотника тоже заинтересовал головной убор. Вышагивавший впереди Микула также был раздражён, хоть и старался скрыть это. Впрочем, без особого успеха...
      "Что такое? В чём дело?" - послал Карсидар мысль Михайлу.
      - Да ведь это... - зашептал сотник, слегка повернувшись к Карсидару.
      "Тихо! Нас же услышат. Делай, как я тебя учил".
      Михайло мигом замолчал и сосредоточился, чтобы установить обратный контакт. Карсидар начал обучать сотника мысленному общению ещё во время первого посольства в Пинск, здраво решив, что такое общение всегда может пригодиться.
      Спустя пару секунд он услышал:
      "На нём шапка Мономаха!"
      "Что это такое?"
      "Святыня, которую Андрей Юрьевич уволок вместе с вышгородской иконой Богородицы. Эту шапку византийский император Константин Мономах послал своему внуку, нашему киевскому князю Володимиру Мономаху".
      "Так это княжья шапка основателя династии?"
      "Точно. И попала она в северные земли не совсем праведным путём".
      Карсидар внимательнее пригляделся к шапке. Она представляла собой сплетенный из тончайших золотых проволочек ажурный остроконечный "домик", отороченный по низу чёрной собольей опушкой. Переплетение проволочек было щедро усеяно самоцветами, а венчал шапку небольшой крестик из алмазов.
      "И посмел же нацепить её к нашему приходу! - продолжал возмущаться Михайло. - Не совестно ему ни капельки, не стыдно красоваться в краденом. Полвека прожил, а ума не нажил. Недаром говорят: седина в голову, бес в ребро".
      А Карсидар понял: это вызов.
      Между тем Ярослав Всеволодович выждал, когда послы приблизятся к нему, опёрся о левый подлокотник и, изобразив на лице скуку, промолвил:
      - Так вы от Данилы Романовича прибыли? Долгий же путь пришлось вам проделать. И зачем старались?.. Но что это я! Давайте, выкладывайте, что у вас за дело.
      Микула выступил вперёд, приосанился, развернул грамоту, которую сжимал в правой руке, и принялся читать послание Данилы Романовича. Но, едва заслышав первые слова, Ярослав Всеволодович чуть ли не встал на дыбы.
      - Что?!! - громогласно вскричал он. - Государь всея Руси?! Данила-то?! Да как ты смеешь, собака, произносить такие крамольные слова?!
      Князь вскочил, стоявшие за его спиной гридни подались вперёд... но дальше этого дело не пошло. И Карсидар знал, почему: их остановила мысль о колдуне, которого нанял "выскочка", посмевший именовать себя громким титулом.
      Впрочем, не он один знал причину нерешительности суздальцев. Михайло с Микулой тоже догадались, в чём дело, а потому сотник сказал спокойно:
      - Почто обижаешь боярина нашего, княже? Разве он виноват в том, что прочёл написанное? Слова эти Данила Романович говорил, писец записал, как было сказано, а Микула повторил.
      - Это что за змей тут шипит?! - вспыхнувшие на миг красноватым огоньком глаза Ярослава Всеволодовича так и впились в Михайла.
      - Я Михайло, Вартеславов сын, сотник киевский. Аль не помнишь меня?
      "А откуда он тебя помнить может?" - удивился Карсидар.
      Михайло, поднапрягшись, мысленно ответил ему:
      "Ярослав Всеволодович пришёл в Киев с полками новгородцев и новоторжцев и сел княжить как раз перед Михайлом Всеволодовичем. Мы с Остромиром были единственными, кто ему противился, так что меня он знает хорошо".
      - Сотник! Пхе, - князь состроил презрительную гримасу. - Буду я рожи всяких там сотников запоминать... Тоже мне величина! Люди у стен замка твои, что ль?
      - Мои. А что?
      - Так... - Ярослав Всеволодович немного успокоился и обратился к Карсидару:
      - Ну, а ты кто будешь?
      Ответ был известен ему заранее, о чём Карсидар и сказал не таясь:
      - Ты ведь и так знаешь, княже, что я Давид, советник государя Данилы Романовича.
      - Давид... Государев советник...
      Чувствовалось, что князь вновь закипает. Однако слава про "нанятого колдуна" давно уже облетела русские земли, и шутить с таким гостем не отваживался даже великий князь Владимирский и Суздальский.
      - Правду о тебе болтают, мысли ты верно угадываешь, - только и сказал Ярослав Всеволодович, опускаясь на резной стул. - Ну вот что. Если бы... - он хотел сказать: "Если бы не колдун", - но сдержался, хмуро покосился на Карсидара и, подбирая слова, продолжил: - Если бы не моя великокняжеская милость, я б вас!.. В острог... для острастки. Чтобы впредь не артачились.
      - Как в Киеве хотел сделать? - с вызовом спросил Михайло.
      - В Киеве мне надо было укоротить кой-кого на целую голову, - как бы невзначай обронил князь. - Жаль, не сделал этого вовремя... Ну, да неча попусту кручиниться, ошибки всё одно не выправить.
      - Не выправить, - Михайло переглянулся с Карсидаром.
      - Ладно, боярин, - Ярослав Всеволодович кивнул Микуле. - Давай сказывай, чего Даниле надобно. Только без глупостей.
      То ли Микула не понял, что означало приказание "без глупостей", то ли чрезмерно почитал Данилу Романовича, однако чинно пригладив бороду, молвил:
      - А чего там неясно? Государь требует у тебя войска для защиты стольного града Киева от татар.
      - Войска! От татар! Требует! - передразнил посла князь.
      - А что тут странного? - с самым миролюбивым видом спросил Карсидар. Киев - мать городов русских, столица всей Руси, и защищать её нужно сообща. Ибо, если Киев падёт, вся Русь погибнет. Сам знаешь, что такое ордынцы. Они ведь твой удел опустошили да разорили прилично, мы по пути всякое повидали.
      Сколько раз повторял ему Читрадрива, чтобы он поменьше болтал и побольше слушал! У Ярослава Всеволодовича был такой вид, точно Карсидар надавал ему пощёчин. На единый миг он превратился в жалкого немощного старика, бессильно скорчившегося на незатейливом троне. Впрочем, Карсидару могло и показаться... Хотя он видел глубже прочих! Чувствовал. И сейчас точно знал - князю стыдно!
      Но более тщательно прослеживать мысли Ярослава Всеволодовича Карсидар не решился. Он всё ещё опасался наделать непоправимых ошибок. Пока что и без всякого прощупывания ясно, что великий князь Владимирский и Суздальский войска не даст. Теперь осталось разве что по удельным княжествам проехаться, в Суздаль, в Ростов, в Переяславль заглянуть, может ещё куда... Вдруг повезёт?
      - Ну так вот что, - заговорил князь каким-то фальшивым, словно надтреснутым голосом. - Воев я Даниле не дам, так ему и скажите. Я бы подумал ещё... может быть, если бы он ко мне по-другому обратился. А то сел на киевский стол и вообразил себя государем над прочими! Никакой он мне не государь! Выскочка, - Ярослав Всеволодович мотнул головой так, что шапка Мономаха едва не слетела на пол. Этим он напомнил Карсидару первого русского князя, с которым ему довелось столкнулся, - Ростислава Мстиславовича.
      - Не уходил бы ты из Киева, вот и объявил бы себя государем, - вновь не сдержался Карсидар. - А если Русь не сплотится под единым началом, татар порознь никому не одолеть.
      У Ярослава Всеволодовича задёргалась правая щека, и он процедил сквозь зубы:
      - Послушай, Давид... или как там тебя? Хорсов Дар, что ли?
      - Теперь он Давид, - сказал сотник веско, и Карсидару показалось, что Михайлу не понравилось услышанное из уст князя "поганское" имя.
      - Давид, так Давид, - с видимым усилием согласился Ярослав Всеволодович. Не тебе решать, куда и когда мне идти. И не тебе мне указывать. - Князь вновь тщательно подбирал слова. - Ты ничего не смыслишь в наших делах. Ты, болтают, того... не из наших земель. Или вообще ниоткуда...
      Он замялся на минуту, подумав о преисподней, полной рогатых чертей, которыми Карсидара и Читрадриву перед принятием крещения запугивали монахи.
      - Так что запомни: я ещё вернусь в Киев. Я там сидел и сидеть буду. Все вы запомните, все трое! И обещаю: вы у меня ещё попляшете...
      Глаза Ярослава Всеволодовича вновь нехорошо сверкнули.
      - В Киеве уже есть князь, - возразил Карсидар, которому не нравилось такое обращение с государевыми послами. Если бы не слухи о его колдовских способностях, им бы точно не сдобровать. - Не думаешь же ты, что он так просто отдаст тебе своё место.
      - Я не мальчишка, чтобы надеяться на это! - запальчиво возразил князь. Слишком уж запальчиво. Зорко следивший за его мыслями Карсидар успел почувствовать, что у Ярослава Всеволодовича есть какой-то хитроумный план, суливший триумфальное возвращение в Киев.
      Однако князь мигом перевёл разговор на другое:
      - Я правнук Мономаха, а Данила - внук правнука. Я старше Данилы, ближе к Мономаху. И я сидел на киевском столе прежде него. Так что пусть не кичится своим самозванством.
      Тут уж не вытерпел Михайло.
      - Эй, княже, а ведь и мы не лыком шиты, - сказал сотник, подбоченившись. Не пытайся обвести нас вкруг пальца. Твой дед Юрий был у Мономаха шестым сыном, тогда как государь наш Данила Романович ведёт род от его первого сына Мстислава...
      Новое упоминание титула Данилы Романовича, неслыханного доселе в русских землях, окончательно вывело Ярослава Всеволодовича из равновесия, и он завопил, багровея:
      - Молчать, холоп! Я старше Данилки, ближе к Мономаху! Мне и править не только Киевом, но и всей Русью!
      - Чего же ты киевский стол бросил, если он тебе так дорог? - допытывался Михайло. - Зачем во Владимир бежал?
      - Неча мне перечить! - гремел Ярослав Всеволодович. - А мало вам, холопам, меня, есть ещё мой сын Александр. Давеча он шведов побил, слыхали?
      Карсидар лишь вчера узнал об этом, и ему понравилась эта новость, потому что он уже запомнил, в каких странах живут ненавистные "могучие солдаты". Он чувствовал к Александру Новгородскому точно такую же симпатию, как и к неаполитанскому королю, и теперь сожалел, что у такого славного воина оказался такой никудышний отец.
      Тем не менее, Карсидаром овладел бес противоречия, и он, лишь бы возразить Ярославу Всеволодовичу, сказал:
      - Разбить шведских рыцарей - это, княже, в самом деле неплохо. Но не лучше ли было стравить их с татарвой и, таким образом, убить сразу двух зайцев?
      - То есть, пропустить рыцарей через свои земли? Молчал бы лучше! - князь презрительно усмехнулся. - Ничего, Александр вам ещё покажет, силушки да удали ему не занимать! Позову его на подмогу - ох, будет в Киеве вашем плач и стон! Взвоете у меня, окаянные! Признаете быстро, кто у вас государь, а кто самозванец! Да что там - у меня Мономахова шапка! Это я государь всея Руси, а не Данилка! Ясно?
      Тут Карсидар и применил запрещённый приём. Возможно, ему следовало бы на этот раз промолчать, так как он постоянно путался в родословной здешних князей, но слишком уж действовал ему на нервы Ярослав Всеволодович. И Карсидар тихо произнёс:
      - А ты расскажи, как эта шапка из Киева исчезла. Да не забудь объяснить, откуда она у тебя взялась и почему не осталась у сыновей дяди твоего, Андрея Юрьевича.
      Багровая краска сбежала с лица старика, он весь позеленел, затрясся в бессильной злобе и прошептал:
      - А ну вон с глаз моих... Мерзавцы! Проходимцы!
      - Княже, - испуганно начал боярин Микула, неуверенно оглянувшись на Карсидара, стоявшего позади него.
      - Вон! - повторил Ярослав Всеволодович и закрыл лицо руками. - Не то я позабуду, что находящийся среди вас Давид на самом деле богомерзкий колдун и...
      - Не посмеешь, - уверенно произнёс Карсидар. - Татары, и те не посмели сразу после взятия Чернигова и Переяслава на Киев двинуться, когда узнали, что я с Менке ихним сотворил. Где уж тебе помышлять об этом.
      Несмотря на долгую и упорную тренировку, Карсидару сделалось противно, когда перед его внутренним взором вновь возникла картина учинённого им разгрома в татарском лагере. Поэтому он умолк. Князь тоже не отвечал, а по-прежнему сидел на троне, не отнимая рук от лица. Бормоча извинения, Микула повернулся и направился к выходу из гридницы, поспешно сворачивая пергамент. Михайло и Карсидар последовали за ним, провожаемые недобрыми взглядами.
      - Вот, даже не покормил нас князь. Из-за тебя всё, - зло пробормотал боярин, когда они выбрались из замка.
      А Карсидар с откровенной радостью менял прохладу негостеприимного Боголюбова на зной летнего дня. До самого вечера Микула больше не обменялся с ним ни единым словом, зато Михайло не постеснялся сделать строжайший выговор за непослушание:
      - Я же предупреждал тебя, чтобы не поминал ты при князе дядю его! И какая муха тебя укусила?!
      - А что, я неправду сказал? - беззлобно огрызнулся Карсидар. - Ведь так оно и было, согласись.
      - Подумаешь, эка невидаль! - фыркнул сотник. - Вор украл у вора, что же здесь странного? Шапку только жаль. Не думал я, не гадал, что Ярослав наденет её...
      Дальше Карсидар не слушал, так как на ум ему пришла одна забавная идейка, которой он был настолько поглощён весь остаток дня, что даже не поужинал как следует. Михайло с Микулой долго и бесплодно спорили, куда им теперь направиться - на север в Суздаль, на юго-восток в Муром или на запад в Тверь. Карсидар в споре не участвовал и не высказал на сей счёт никакого мнения. Поэтому вопрос отложили до утра и заночевали в открытом поле в шести верстах от Боголюбова.
      Это Карсидара вполне устраивало, и, встав ни свет ни заря, он проверил, нет ли кого около шатра, тщательно закрыл полог над входом, а всего через несколько минут вновь выглянул наружу и, довольный собственной находчивостью и возросшим умением, с чистой совестью лёг спать дальше...
      - А ну-ка, поднимайся! - будил его Михайло тремя часами позже. - Хватит разлёживаться, солнце уже вон как поднялось. Надо решать, куда мы поедем дальше.
      - Что ты впился в меня как клещ? - с притворным недовольством проворчал Карсидар. - Я устал после честно выполненной работы, дай отдохнуть.
      - Ты не выспался? - удивился сотник. - Ну, и горазд ты храпеть, как я погляжу! Ленивый больно.
      - А думаешь легко шесть вёрст туда и обратно за минуту пробежать? спросил Карсидар, переворачиваясь на другой бок.
      - Какие шесть вёрст? За какую минуту? - опешил Михайло. - Такой быстроты и на свете-то не бывает...
      - А если не бывает, тогда как я это достал? - Карсидар взял и передал Михайлу матерчатый свёрток, валявшийся в головах подстилки, на которой он лежал.
      Ничего не подозревающий Михайло принялся разворачивать полотно... как вдруг под сводом небольшого походного шатра засверкала россыпь самоцветных каменьев, вплетенных в золотую филигрань.
      - Шапка Мономаха?! - от неожиданности сотник даже сел на землю, выронив бесценную реликвию.
      - Да осторожней, ты, медведь! - Карсидар взял шапку за крестик из алмазов и принялся любовно отряхивать соболью опушку. - Запачкаешь ещё, или даже повредишь. Как тогда перед Данилой Романовичем оправдываться будем?
      С минуту Михайло не мог вымолвить ни слова, только, хлопая выпученными глазами, смотрел на Карсидара. Потом спросил:
      - Как же ты сподобился? И когда?
      - Под утро, - Карсидар расстелил полотно, водрузил на него шапку, сел рядом. - Вчера князь кричал, что истинный государь он, потому как у него Мономахова шапка. Потом ты признался, что тебе жалко вещицу, очутившуюся не в тех руках, в каких надо. Да и мне показалось... - и Карсидар сравнил Ярослава Всеволодовича с Ростиславом Мстиславовичем, у которого венец тоже болтался на челе.
      - В общем, забрать шапочку надо, решил я. Поднялся сегодня пораньше, сбегал в Боголюбов. И вот, шапка здесь.
      Конечно, он не стал особо распространяться насчёт мгновенных перемещений, а также рассказывать про всякие изощрённые шуточки, за которые его так не любили орфетанские дворяне.
      "Колдун забавляется", - подумал Михайло, поднялся и, ничего не сказав, выбежал из шатра.
      Вскоре Карсидар уже объяснялся с боярином и со всей сотней. Микула, как увидел шапку, сразу же завопил, что Ярослав Всеволодович немедля вышлет погоню - если уже не выслал. Мысленно же представлял себя изрубленным на мелкие кусочки, а свою голову видел надетой на копьё, воткнутое в землю перед воротами Боголюбова рядом с головами остальных.
      - Не бойся, боярин, князь пока не хватился пропажи, - заверил его Карсидар. - Я сделал это только сегодня на рассвете, не более часа назад.
      К тому же Карсидар и Михайло знали то, о чём предпочитали не говорить вслух: никто не захочет связываться с могучим колдуном, и Ярослав Всеволодович - первый.
      Зато воинам "милая проделка" пришлась по душе. Из уст в уста полетели прибаутки насчёт "ограбленного вора". В конце концов, Михайло отстранил плечом испуганного и расстроенного боярина, шагнул вперёд и во всеуслышанье объявил, что направятся они в Муром, поскольку объезжать уделы Владимиро-Суздальского княжества после случившегося не стоит, толку от этого все равно не будет.
      - А может, к Александру Ярославовичу заглянуть? - подал идею Карсидар, которому очень импонировала победа новгородского князя над шведами. - Я слышал, с отцом он не больно ладит, и думаю...
      - Это хорошо, что ты думаешь, - ворчливо перебил его Михайло. - Но ты бы лучше думал перед тем, как что-то делать, и, вместо шапки, икону Богородицы в Киев вернул.
      После этого короткого выговора сотник принялся отдавать приказы, связанные с началом длительного перехода.
      Выступили они через полчаса и, выслав вперёд разведчиков, ехали не останавливаясь весь день - как знать, вдруг гнев возьмёт верх над рассудком, и Ярослав Всеволодович вышлет погоню? Особенно волновался по этому поводу Микула. Но опасения боярина, к счастью, не оправдались.
      Уже вечерело, когда вдруг вернулись двое разведчиков и, перебивая друг друга, рассказали, что наткнулись на довольно внушительный лагерь татар в полутора верстах отсюда.
      - Их там сотен шесть. По всему видать, на привал стали недавно, но до утра трогаться в путь уже не будут. Мы Нерядца доглядать за ними оставили, а сами сюда, совет держать.
      Услышав про татар, боярин страшно перепугался и, заикаясь, произнёс длинную сбивчивую речь, смысл которой сводился к тому, что не годится подвергать риску жизнь посла государева, тем более, если посол этот волей-неволей вынужден везти святыню земли Русской - шапку Мономаха.
      Но у Карсидара было иное мнение. В перерывах между поездками по дальним уделам Руси, имевшими целью собрать войска под знамёна Данилы Романовича, он пробовал силы в мелких стычках с татарами. Самое непосредственное участие в этих развлечениях принимал Михайло со своими молодцами.
      Карсидару необходимо было научиться хоть немного спокойнее воспринимать ненавистных татар, а заодно сдерживать порывы к немедленному применению против них явного колдовства. "А то весь мир, чего доброго, станет говорить, что государь Русский колдуна нанял. Так ты уж помягче, будь любезен", - объяснял Данила Романович. И пока Читрадрива изучал на досуге свойства перстня и с его помощью пробовал лечить людей, чтобы поднять популярность "чужеземных колдунов" в народе, Карсидар придумал следующее. Он, Михайло и ещё несколько десятков его воинов переправлялись на левый берег Днепра, ехали в сторону Чернигова, разведчики находили татар, которых здесь рыскало превеликое множество. Тогда Карсидар начинал подавлять бдительность вражеских воинов, русичи проникали в самый центр их отряда, после чего происходило неожиданное нападение, заканчивающееся неизменной победой русичей.
      Татары страшно боялись "невидимок", тем более что ничего не могли предпринять в ответ. Зато молва о хитром колдуне-наёмнике росла и ширилась, заставляя, с одной стороны, татарского хана Бату стягивать к Чернигову огромные силы (говорят, он даже послал гонцов далеко на восток, где гнездились эти дикари), с другой же - значительно ободряя население покорённых территорий. Даже от Чернигова и Переяслава еженедельно пробирались к Киеву десятки человек, несмотря на то, что татары устраивали на перебежчиков настоящую охоту.
      Но всё это происходило в окрестностях Киева. Карсидар же задумал повторить "налёт невидимок" прямо здесь, чтобы плосколицые не чувствовали себя спокойно даже далеко на севере. Микула усиленно возражал против такой наглой вылазки. Михайло сказал лишь одно:
      - А сдюжим ли? Татарвы всё же целых шесть сотен супротив нашей одной.
      Карсидар заверил, что им нечего бояться, когда есть он. Ведь, в случае острой необходимости, всегда можно сжечь неприятеля. И, оставив боярина Микулу на попечение двух разведчиков (чтобы не путался под ногами), все пустили коней галопом.
      Действовали по не раз уже проверенному плану. Карсидар принялся "колдовать", и русичи пробрались в самый центр лагеря. Шли они молча, медленно и аккуратно, стараясь не зацепить никого из татар. Как ни странно, татары и сами обходили "невидимок", а не сталкивались с ними лоб в лоб. То и дело смотрели на них - и не видели! Это было самое трудное: понять, что тебя не видят, не испугаться, не запаниковать. Ведь вокруг - враги, живые, здоровые, вооружённые. Часовые сидят на земле, скрестив ноги, рядом лежат их копья. Другие жарят мясо, переговариваются, поют. В центре лагеря - большой шатёр. Почти как тот, в который угодил загоревшийся Менке...
      В этом тоже состояли опасность и великое искушение, правда, уже для одного Карсидара - не сбиться, не поддаться воспоминаниям и не испепелить всех подряд. Но ничего, недаром он тренировался всю зиму и весну! И сейчас Карсидар терпеливо ждал, пока конные русичи рассредоточатся по лагерю, изготовятся... Лишь тогда с глаз татар упала незримая завеса.
      Как обычно, первые мгновения боя напоминали грандиозное резание свиней. Многие погибли, так ничего и не успев сообразить. Остальные, даже не пытаясь сопротивляться, бросились наутёк, объятые ужасом, а всадники долго преследовали их и нещадно рубили. Всё было кончено в течение получаса.
      Когда на месте разгромленного лагеря появился бледный Микула в сопровождении двух всадников, Михайловы вои уже успели пересчитать убитых татар, которых оказалось аж шестьсот тридцать семь человек. И это не считая разбежавшихся!
      - А твои люди недооценили числа этих дикарей, - сказал Карсидар сотнику, который стоял над развороченным центральным шатром и задумчиво глядел на пожилого богато одетого татарина, перерубленного пополам.
      - Твоя работа? - спросил он.
      - Моя, - ответил Карсидар, довольный тем, что ему сравнительно легко удалось вложить силу своей ненависти в удар меча, а не в действие неведомых огненных сил.
      - Плохой удар, - задумчиво протянул Михайло. - Зря ты так.
      - Плохой?! - изумился Карсидар. - Михайло, да ты что...
      - Погоди, - сотник поднял палец. - Ты не понял. Я о том, что лучше было этого татарина в живых оставить да как следует допросить.
      - А зачем? - Карсидар пожал плечами. - Решили ведь порубать всех, вот и...
      - Нет, Давид, не говори так. Странно он выглядит.
      - Странно? - Карсидар присмотрелся к убитому. - И что же в нём странного?