Карсидар сказал товарищу:
      - Если тебе так уж неймётся, попробуй разыскать иудеян самостоятельно. Найдёшь - всё расскажешь. А мне некогда, меня с утра Данила Романович ждёт.
      Это была правда. После отъезда нунция князь совещался с военачальниками, а потом коротко переговорил с колдунами. Если честно, задушевной беседы в тот вечер не получилось. Данила Романович строго выговорил Карсидару за учинённое на пиру безобразие, и тому пришлось снова оправдываться - теперь уже перед князем. Зато назавтра Данила Романович продержал Карсидара в своей резиденции с утра до позднего вечера. Читрадрива туда не ездил, поскольку сотник велел истопить баньку и хорошенечко пропарить захворавшего в порубе гостя, а затем посоветовал ему отлежаться. Вечером он расспрашивал Михайла про иудеян и так увлёкся, что позабыл даже поинтересоваться у Карсидара, что происходило во дворце, как громко именовался княжеский дом. Карсидар сам обмолвился несколькими словами, что Данила Романович простил ему горячность ради больших надежд, которые возлагал на ниспосланного самим провидением помощника. Определённо они что-то затевали... Но разве поиск сородичей не важнее обороны Киева?!
      - Кстати, перстень отдай, - напомнил Карсидар. На пиру у него было видение, в котором мать особо завещала беречь эту вещицу.
      Однако возвращать перстень владельцу было сейчас некстати.
      - А тебе он зачем? - угрюмо проворчал Читрадрива. - Ты и без перстня силён, не то что я, твой жалкий учитель. Кроме того, ты не сможешь распорядиться им так же умело, как я.
      После небольшого раздумья Карсидар согласился, что это разумно, и почти сразу захрапел. А утром чуть свет отправился с Михайлом во дворец. Князь его, видите ли, ждёт!
      Читрадрива для отвода глаз провалялся в постели до тех пор, пока в окрестных церквях уж и колокола перестали звонить - пусть сотниковы слуги думают, что он всё ещё плохо себя чувствует. Затем встал и позавтракав какой-то безвкусной кашей (как раз с сегодняшнего дня у русичей начиналось повальное голодание, называемое "рождественским постом") собрался на поиски.
      Однако не тут-то было! На него набросилась сотникова дочка. Она пыталась заговорить с Читрадривой ещё накануне, после баньки, но так и не решилась. Зато сейчас Милку прямо прорвало, и, поминутно краснея, вздрагивая и понижая голос почти до шёпота, девушка принялась расспрашивать о Карсидаре. Ей хотелось знать абсолютно всё, даже мельчайшие подробности вроде того, какого цвета одежду он любит.
      Насилу отвязавшись от Милки, Читрадрива выбрался из дома и побрёл по оживлённым улицам к Копыреву концу. Погода стояла ясная, хотя было ужасно холодно. Оканчивался листопад, близился месяц студень - да уж, более удачного названия не придумаешь! Читрадрива был вынужден идти неспеша и осторожно вдыхать морозный воздух через нос, чтобы снова не простудиться. Несмотря на эти маленькие неудобства, настроение у него было превосходное - ведь он шёл искать если не свой, то, во всяком случае, родственный народ! А на указательный палец правой руки, скрытый тёплой рукавицей, был надет заветный талисман с голубым камнем. Почему-то верилось, что иудеяне помогут разобраться с загадочным камешком и откроют такие его свойства, о которых ни один анах и помыслить не мог.
      Копырев конец он нашёл довольно легко, поскольку именно через Копырев русичи доставили их из Вышгорода. Но что делать дальше, Читрадрива понятия не имел. Обращаться за помощью к прохожим не хотелось. Иудеяне обошлись с богом русичей плохо, прибив его к кресту. И хотя сами русичи против этого, кажется, не очень возражали, Читрадрива теперь понимал их настороженное и несколько высокомерное отношение к иудеянам. Значит, расспрашивать прохожих не следовало. Он припомнил, как вроде бы услышал похожую на анхито речь при въезде в Киев, только не придал этому должного значения. Попытался найти дома, мимо которых они проезжали - но потерпел неудачу.
      В принципе, Михайло рассказывал, что иудеяне живут в отдельной слободке за городской стеной. Но ведь есть и богатые, поселившиеся в городской черте!
      И тогда Читрадрива решился на крайнюю меру - представив себе камень из надетого на руку перстня, начал прислушиваться к речи прохожих...
      Словно в отдалении раздались два голоса, переговаривавшихся на очень искажённом анхито. Не веря себе, боясь ошибиться, Читрадрива прошёлся взад-вперёд, отклонился чуть влево. Голоса то делались более отчётливыми, то наоборот - как будто смолкали. Наконец он выбрал нужное направление. Оказывается, следовало свернуть около высоченной церкви и миновать ещё около семи усадеб. И тогда, почти под самой городской стеной...
      Тепло одетый благообразный старик и более молодой, но весьма представительный мужчина сидели во дворе не очень большого дома и вели беседу. Говорил младший, и даже не говорил, а тараторил, да так бойко, что около его рта клубилось облачко пара.
      Читрадрива видел этих людей в просвете приоткрытых ворот, слышал сказанное, но из-за быстроты ничего не воспринимал. Чтобы понять странную речь, вновь пришлось представлять голубой камень. Дело пошло на лад, смысл сказанного начал в общих чертах проясняться. Парочка философствовала, наслаждаясь покоем. Вот старик ловко ввернул нечто слишком заумное...
      Читрадрива шагнул в ворота, но на него сразу же залаяли два громадных цепных пса. Собеседники замолчали и посмотрели в его сторону. Тогда Читрадрива как можно вежливее сказал на анхито:
      - Шлэми! Мэс'ншиум? (Здравствуйте! Как дела?)
      Собеседники переглянулись и с выражением величайшего изумления уставились на Читрадриву. Скорее всего, они решили, что ослышались, ибо язык гостя для них должен был звучать столь же странно, как и их речь для Читрадривы. На всякий случай он повторил приветствие.
      Собеседники вновь переглянулись, и более молодой наконец заговорил. Читрадрива плохо понял, что от него хотели. Кажется, интересовались, кто он такой. В общем-то, естественная реакция.
      Читрадрива ответил:
      - Ан'Читрадрива, анах, ло гохи. (Я Читрадрива, анах, не чужак).
      Он посчитал, что употребить слово "анах" будет уместно, поскольку название "иудеяне" для его соплеменников наверняка выдумали русичи, как "гандзак" орфетанцы.
      В самом деле, это подействовало. Старик привстал и неуверенно спросил:
      - Анах... ну? Анахну? Льо а'гой?
      Сузив умные карие глаза старик выжидательно смотрел на гостя. Он волновался, прерывисто дышал. Из его рта выходила лёгенькая изломанная струйка пара.
      Читрадрива по-прежнему мысленно держал в голове картинку голубого камня. Возможно, это помогло. А может, старик изъяснялся понятнее, чем его младший собеседник. Так или иначе, до Читрадривы вполне дошёл смысл фразы: "Мы? Не чужак?" Получилось довольно коряво, но это было лучше, чем ничего. Убедившись, что он находится на верном пути, Читрадрива с облегчением забормотал:
      - Анахну, анахну.
      Тут и младший поднялся и, пока старик усмирял собак, пошёл навстречу гостю, глядя на Читрадриву с некоторым недоверием и невнятно тараторя. И тогда старик громко молвил:
      - Наш гость не говорить простой язык, он говорить толко священний язык. Но плохо говорить, плохо.
      Младший мгновенно умолк и замер в трёх шагах от ворот, так и не дойдя до Читрадривы. А старик проковылял к нему, оттеснил плечом младшего и улыбаясь пригласил:
      - Заходить, странный гость.
      Читрадрива вошёл во двор. Одному из псов это явно не понравилось, и он угрожающе зарычал. Старик прикрикнул на него и успокоил:
      - Не бояться, собака нет кусать. Ходить дом.
      Зная, что это поможет лучше понимать собеседников, Читрадрива попытался как можно яснее представить камень перстня. Не исключено, что и этим людям станет легче понимать его. В самом деле, следующую фразу старика он воспринял почти без искажения:
      - А как тебя зовут, странный гость?
      - Я уже говорил: Читрадрива, - ответил он.
      - Читрадрива? - удивился младший. - Какое необычное имя!
      - Мало ли имён на свете, - старик развёл руками. - Кстати, меня зовут Моше, а этого молодого человека Мордехай.
      Он кивнул на младшего, хотя определение "молодой человек" представительному солидному мужчине было явно не к лицу. Впрочем, тот нисколько не обиделся. А его имя Читрадриве очень понравилось. Он сразу же вспомнил, что похожее имя встречалось в священной книге русичей, только писалось оно "Мардохей". Но самое главное - это был персонаж истории, соответствовавшей любимой легенде Читрадривы про короля Хашроша и красавицу Астор!
      - И вот ещё что, Мордехай, надо известить учителя. Я думаю, не годится принимать такого гостя в моём бедном доме. Пойдём лучше к учителю Нахуму. Он сейчас в собрании, готовится к вечеру. А чтобы наш приход не был неожиданным, пошлём к нему Ривку.
      Старик обернулся к дому и громко позвал:
      - Ривка! Ривка!
      На крыльцо выбежала девушка, на ходу кутавшаяся в тёплый платок. Ей было велено бежать "в собрание", позвать учителя Нахума и передать, что у них объявился незнакомец, говорящий на священном языке. Девушка бросилась прочь со двора, в то время как Моше и Мордехай неспеша повели Читрадриву по дорожке, пролегавшей под самой городской стеной. Беседовали мало, очевидно, боясь простудиться - было очень холодно. А может, такие почтенные люди просто не хотели разговаривать на улице?..
      Наконец впереди показалась крыша довольно большого дома, выглядывавшая из-за высокого прочного забора.
      - Вот мы и пришли, - старик улыбнулся. - Собрание находится в слободе, не знаю, пришёл ли уже учитель. Но не сомневаюсь: Нахум будет приятно удивлён знакомством с тобой.
      Во дворе этого дома тоже были огромные мохнатые собаки. Правда, они лаяли не очень сильно, возможно, признав провожатых Читрадривы. Мордехай быстро заговорил с вышедшей на крыльцо пожилой женщиной. Из его трескотни Читрадрива уловил только "реб Нахум".
      - Нет, учителя пока не было, - сказал Мордехай, обращаясь к остальным.
      На что старик ответил:
      - Ничего, подождём его внутри, - и пропустив Читрадриву вперёд, все вошли в дом.
      В тёмной прихожей их встречал долговязый молодой человек, как выяснилось позже, младший сын учителя Мешулам, которому Мордехай принялся быстро объяснять, в чём дело. Тем временем все сняли тёплые верхние одежды, прошли в дом... Как вдруг Мешулам скептическим тоном вопросил:
      - И вы утверждаете, что этот человек знает священный язык?
      Моше и Нахум обернулись к Читрадриве, и оба разом нахмурились.
      - Читрадрива, почему у тебя голова не покрыта? Где твоя шапочка? - строго спросил старый Моше и, оглядев его с головы до ног, добавил: - И бахромы на одежде нет. Да и одет ты, как чужак.
      - И почему ты не коснулся мезузы, когда вошёл в дом? - продолжал допытываться Мешулам.
      - Да-да, между прочим, ты её словно не заметил, - подтвердил Моше с укором. - Мы с Мордехаем входили после тебя и видели это.
      - Вообще-то и среди чужаков попадаются знатоки нашего священного языка, неуверенно начал Мордехай, но Читрадрива поспешил перебить его:
      - Я не чужак, я анах. По крайней мере, так мы называем себя у нас, в Орфетанском крае. Прибыл я издалека, не скрою, и наши обычаи и одежда действительно отличаются от ваших.
      Читрадрива посмотрел на небольшие бархатные шапочки, прикрывавшие темя каждого из присутствующих, на бело-голубые кисти, нашитые по краям их длинных чёрных кафтанов, пожал плечами и докончил:
      - А одежду я раздобыл по случаю у местных русичей, у которых остановился. Моя сильно износилась за время долгого пути.
      - Почему же ты сразу не искал нас, а пошёл жить к чужакам? - спросил подозрительный Мешулам.
      - Я не знал, живут ли в этом городе соплеменники, - откровенно признался Читрадрива. Тут он сообразил, что иудеяне могут запросто потребовать от него демонстрации доказательства, которое имелось на теле Карсидара с детства. Уж больно этот Мешулам дотошный...
      Чтобы избежать столь неприятного поворота, Читрадрива быстро произнёс:
      - И знайте, я совсем не против того, чтобы следовать принятым обычаям. Не найдётся ли у вас лишней шапочки для меня?
      Старый Моше улыбнулся, кивнул, и Мешулам быстро принёс голубую шапочку с вышитыми на ней письменами. Читрадрива взял её, внимательно осмотрел. Начертание букв показалось ему знакомым. Дабы развеять остатки подозрений, он, старательно шевеля губами, прочитал написанное и сказал:
      - Если не ошибаюсь, здесь говорится о любви к народу.
      Все опять переглянулись.
      - Вижу, он не только говорить, но и читать по-нашему может, - сказал долговязый Мешулам.
      А Мордехай подтвердил:
      - Там написано: "Адонай любит свой народ".
      Читрадрива знал от Карсидара, что его мать поминала бога Адоная, когда читала прощальное благословение. Радуясь, что всё складывается так удачно, он торжественно, поскольку речь шла об одном из богов, водрузил шапочку на голову. Все заулыбались, одобрительно закивали.
      Хлопнула входная дверь, в прихожей завозились, и вскоре оттуда величественно выплыл учитель Нахум, больше всего похожий на гриб, поскольку его голову венчала огромная круглая меховая шляпа. Интересно, будет ли старик снимать её? На улице в таком головном уборе самый лютый мороз не страшен, а вот в жарко протопленном доме...
      Учитель шляпу не снял, прошёл на середину комнаты, остановился перед Читрадривой, поглядел на него, склонив голову набок, и протянул:
      - Так значит, это и есть наш необычный гость?
      Заговорили все разом, перебивая друг друга и отчаянно жестикулируя. Из всего этого гвалта Нахум в конце концов понял, что гость действительно "тот самый" и, несмотря на то, что одет, как чужак и не знает, зачем при входе в дом висит мезуза, не только говорит на священном языке, но также улавливает в общих чертах смысл написанного.
      - Интересно, интересно, - старик пригладил длинные бакенбарды. - И где же ты всему этому выучился?
      Читрадрива объяснил, что так говорят все анхем, и письменность у них похожая.
      - Анхем... Странное название, - протянул учитель. - Очень похоже на обыкновенное "мы"... или на анашим - "люди". Не правда ли?
      Все подтвердили, что так, похоже.
      - А где вы живёте?
      - В Орфетанском крае и окрестных державах.
      - Орфетанский край? - удивился Нахум и, теребя пышную пепельно-седую бороду, забормотал: - Орфетанский, Орфетанский...
      - Может, Офирия? Эпир, - подсказал старый Моше. - Я так сразу и подумал.
      - Возможно, - пожал плечами Читрадрива. - Ведь так выговаривают чужаки. Вот, например, вас они зовут иудеянами. Я и нашёл вас не сразу оттого, что не узнал знакомого слова. - Таким ответом он рассчитывал лишний раз оправдаться в глазах сородичей.
      - Твоя правда, чужаки искажают наши слова... Ладно, Эпир или не Эпир, а все мы родственники, все Абрахамовы дети, - решил старый учитель. - Итак, гость издалека, мой дом открыт для тебя. Омоем же руки и пойдём обедать.
      Правду сказать, после позднего, но скудного завтрака в доме сотника перекусить ещё раз было нелишним. Тем более, что его вряд ли станут просто кормить, а начнут расспрашивать о родине. Значит, исхитрившись можно будет и самому разузнать то, что его интересует.
      Обедали одни мужчины, женщины лишь прислуживали. Читрадрива так и не понял, является это правилом, или же на сегодня было сделано исключение ради него. Во всяком случае, сбрасывать со счетов последнюю возможность не следовало. Он осторожно присматривался к этим людям, пользуясь камнем перстня, пытался определить их настроения, а если получится, то и мысли. И очень скоро понял, что присутствующие, в свою очередь, изучают его самым внимательнейшим образом.
      Скоро он получил наглядное тому подтверждение. На стол в изобилии подавали различные блюда, и учитель Нахум, Моше, Мордехай и Мешулам зорко следили, как и что будет брать гость. Читрадрива понимал, что это своеобразная проверка и, во избежание возможных казусов, сам просил хозяев позаботиться, чтобы его тарелка не пустовала. Видя это, Нахум вдруг спросил:
      - А не положить ли тебе жареной свинины?
      Читрадрива узнал слово "хазер" и понял, чей разговор слышал, сидя в порубе. В то же время он почувствовал, как напряглись остальные. Палец с надетым на него перстнем точно онемел, на душе стало как-то неуютно, противно. В общем, дело ясное: жареное свиное мясо - это очередная ловушка. И, судя по повисшему в воздухе напряжению, довольно крупная. Кстати, Данила Романович что-то там говорил о пристрастии Карсидара к свинине. Уплетает за обе щеки, что ли, - и это было отнесено в подтверждение его слов о потере памяти в детстве...
      "Нет, нельзя же весь обед играть в подозрительность!" - решил Читрадрива, которому всё это порядком действовало на нервы. Он и без того постоянно находился в напряжении, сосредоточившись на камне. И вот вспомнив, что орфетанцы осуждают анхем за поедание конины, он с самым невинным видом сказал:
      - Будешь у нас в гостях, учитель, я тебя варёной кониной попотчую.
      Все так и покатились со смеху, один Моше спросил серьёзно:
      - А вы в Офирии любите конину?
      - Как и вы, - парировал Читрадрива, чувствуя, что конину здесь точно не едят.
      - И всё же... - пытался настоять Моше, но учитель не дал ему договорить.
      - Перестань, Моше, хватит. Разве не видишь, что наш гость пошутил? Конское мясо едят только дикие ордынцы, что движутся сюда с востока, да хранит нас Адонай от беды! - и, воздев руки к потолку, Нахум что-то тихо шепнул.
      После такой "проверки" атмосфера за столом стала более непринуждённой. Читрадрива решил даже, что сюрпризы у хозяев закончились, и можно уже вплотную приступать к осторожным расспросам. Но не тут-то было! Главная неожиданность ждала его впереди - когда обед близился к концу, к учителю пришёл ещё один иудеянин, которого представили как Шмуля, купца из Вероны.
      - Вот Верона гораздо ближе к Офирии, чем Киев, - заметил Мешулам. - Так что вы, можно сказать, соседи.
      На тебе! Надо же было так влипнуть! Ведь Читрадрива не имел ни малейшего понятия насчёт того, что это за страна...
      А Шмуль учтиво раскланивался, всячески извиняясь за опоздание: мол, родственники никак не отпускали. И он искренне обрадовался "почтенному учёному из Эпира", хотя тот лишь любезно кивнул в ответ, сделав вид, что всецело поглощён фаршированной курицей. На самом же деле Читрадрива почувствовал, что нового гостя крайне заинтересовал перстень Карсидара. Он так и пожирал глазами необычный камень, потускневший в рассеянном комнатном свете. Читрадрива обдумывал, как бы поделикатнее начать расспросы.
      Однако все его планы пошли насмарку. Шмулю принесли воду для омовения рук, подали вино и еду, а Читрадриву попросили сказать тост. Но стоило ему произнести несколько слов, как новый гость перебил его:
      - Прости, но у тебя совсем не сефардское произношение! - и вслед за тем произнёс несколько фраз.
      - Я ведь предупредил, он понимает лишь священный язык, - сказал учитель Нахум, из чего стало совершенно очевидным, что он намеренно пригласил на обед Шмуля.
      В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь Читрадривой, который, так и не договорив тост, принялся есть как ни в чём не бывало. Внутренне же он был предельно собран, приготовившись к самому неожиданному повороту событий. Но пока что особых поводов для беспокойства не было. Да, его вновь заподозрили. Ну и что?! До сих пор он не заметил ни малейших признаков того, что иудеяне владеют чем-либо похожим на хайен-эрец или чтение мыслей. А раз так, Читрадрива мог не только предугадать малейшую попытку причинить ему зло, но и мигом обездвижить всех присутствующих. Тем более с камнем...
      А вот с камнем как раз загвоздочка! Почему Шмуль обратил на него столь пристальное внимание? Это ведь больше, чем простое любопытство. Определённо, он что-то знает про перстень! Эх, сюда бы Карсидара с его умягчённой способностью проникать в душу...
      Внезапно Читрадрива похолодел. Вдруг этот купец может подействовать на него через его же перстень?! Хотя, конечно, вряд ли, но от такой каверзы он не застрахован...
      - Любезный Читрадрива, - прервал, наконец, молчание учитель Нахум. - Я открыл перед тобой двери своего дома, как того требуют законы любви к соплеменнику. А вот ты продолжаешь хранить какую-то тайну. Скажи, кто ты на самом деле? Да, ты разговариваешь на священном языке и понимаешь наши письмена, но простые языки тебе недоступны. У тебя совершенно чуждое нам имя. Я даже затрудняюсь сказать, какому народу оно принадлежит.
      - Персиянское, - предположил Мешулам.
      - Не похоже, - усомнился Мордехай.
      - Скорее хиндианское, - решил Шмуль.
      Присутствующие переглянулись, а Моше протянул: "Неужели так издалека..."
      - Вдобавок ко всему, ты одет, как чужак, и лицом больше напоминаешь чужака... Впрочем, что-то подсказывает мне, что ты действительно имеешь отношение к нашему народу. Итак, Читрадрива, открой нам: кто ты на самом деле?
      Жаль, что он ещё не научился как следует работать с перстнем; его приходилось всё время прятать от Карсидара, чтобы тот постепенно забывал о существовании этой вещицы. В противном случае, сейчас Читрадрива мог бы точно знать, что думает о нём каждый из присутствующих. Но что делать, раз он не овладел этим искусством...
      И Читрадрива принялся выкладывать ещё одну версию их странного похода. Она, конечно же, отличалась от того, что он наговорил давеча Даниле Романовичу, и заключалась в следующем. Народ анхем хранил в памяти предание о существовании некой загадочной страны, из которой вышли их предки, и вот он, Читрадрива, решил разыскать её. Объединившись в целях безопасности с одним чужаком, он направился на юг, но заблудился и...
      - Почему с чужаком? - спросил подозрительный Мешулам.
      - Просто было по пути, - ответил Читрадрива сущую правду, поскольку Карсидар действительно направлялся туда же, куда и он.
      - Но если бы вы ехали из Эпира на юг, то вряд ли попали бы сюда! воскликнул Шмуль. - Уж я-то знаю...
      Тут Читрадриве пришлось действовать наверняка, но крайне осторожно. Одно подозрительное слово могло укрепить этих людей в недоверии к гостю. И Читрадрива ответил:
      - Прежде всего, я не сказал, что живу в Эпире или в Офирии. Я говорил про Орфетанский край. Про Эпир говорил Моше, я лишь сказал "возможно", не так ли?
      Все согласились с ним, но Мордехай спросил недоумённо:
      - Тогда где лежит твой Орфетанский край?
      - Далеко, очень далеко отсюда, - ответил Читрадрива. - А плутать мы начали из-за войны. Мы пошли на юг, упёрлись в горы и заблудились. А потом нам преградила путь орда дикарей, о которой здесь упоминали.
      Поскольку маршрут похода вызвал подозрение, Читрадрива рассчитывал отвлечься от вопроса про него, переключившись на то, что волновало всех.
      И точно, на удочку попался Шмуль. От него наверняка можно было ожидать неприятностей, поэтому Читрадрива с помощью камня следил, не пытается ли купец поймать его в ловушку. Но подвоха здесь не чувствовалось.
      - Если я правильно понял, Читрадрива - имя хиндианское. Значит, Орфетанский край лежит далеко на востоке. Я мало знаю про те области, да и никто с ними толком не знаком. Это дикая пустошь. Но там действительно должны быть высокие горы! И поскольку татары идут оттуда, вы в самом деле могли столкнуться с ними, - купец вновь пристально взглянул на перстень. Кажется, он подумал, что людям, носящим на пальцах украшения, с дикарями лучше не сталкиваться.
      Просветив Читрадриву, Шмуль, таким образом, дал ему путеводную нить. Это было как раз то, что нужно! Теперь стало ясно, о чём следует говорить.
      - Итак, на юге были непроходимые горы, к которым нас прижимали дикари. Вот мы двинулись на запад. Однако война была повсюду, нам приходилось пробираться, где только можно. Так мы и попали к вам.
      - То есть, вместо того, чтобы идти на юг, к Земле Обета, вы отклонились на север. Ох и ай! Долгий же у вас был путь...
      Это уже учитель Нахум сдался и подключился к просвещению гостя, сообщив ему, что прародина иудеян находится на юге.
      "Всё-таки я перехитрил их", - с облегчением подумал Читрадрива.
      - А что случилось с твоим товарищем? - поинтересовался Моше.
      - Мы расстались, едва миновала опасность, - просто сказал Читрадрива. Ведь он чужак. Зачем ему искать вас?
      Читрадрива мог говорить это, не опасаясь разоблачения. Насколько он понимал Карсидара, тот вряд ли пойдёт в гости к иудеянам. Поэтому не стоит и рассказывать про него.
      И тут Моше высказал ещё одно подозрение:
      - Кстати, ты и сам не слишком похож на нашего.
      Это Читрадрива запомнил ещё с детства! Ощущение неполноценности рождённого от отца-гохи ребёнка ему довелось пережить и преодолеть в собственной душе. И вот, всё начинается сызнова...
      Но теперешний Читрадрива, знавший своего настоящего отца, сказал как можно равнодушнее:
      - Меня родила мать-анха от неизвестного чужака, а я больше похож на отца, чем на мать или её родичей. И мне никогда не давали забыть, что я наполовину чужак. Оттого-то я и мечтал вернуться в ту страну, откуда вышел мой народ.
      Он рассчитывал, что последним замечанием обоснует своё желание отправиться в далёкий путь. Хотя ход был рискованным: вдруг иудеяне также запрезирают его?.. Как ни странно, присутствующие отнеслись к сообщению на удивление равнодушно.
      - Однако твоя мать принадлежит к вашему племени? - на всякий случай переспросил Нахум.
      Читрадрива молча кивнул.
      - Так чего волноваться?! И при чём здесь отец? - Казалось, старый учитель даже растерялся. - Разве у вас нет закона насчёт того, что всякий рождённый нашей женщиной младенец принадлежит к нашему племени?
      - Хорошо бы, - Читрадрива вздохнул, вспомнив отравленные одиночеством детские годы.
      - Я вот что думаю, - вмешался Моше. - Почтенный Шмуль находит, что Читрадрива - имя хиндианское. Я кое-что слышал об этой стране... так, сплетни всякие, разговорчики. Одним словом, вздор. Но сами знаете - куда, в какую страну не проникло Абрахамово семя! Вот я и говорю: а вдруг случилось так, что наши смешались с этими хиндианцами? Вот и получилось новое племя.
      Это предположение вызвало всеобщее возбуждение, и все принялись обсуждать такую возможность.
      - Кстати, совсем не обязательно с хиндианцами, - отозвался Шмуль и вновь посмотрел на перстень, точно стараясь что-то припомнить. - Позвольте мне высказаться, раз на мои слова ссылается почтенный Моше.
      Ясное дело, высказаться ему разрешили. Довольный купец кивнул, хлебнул замечательного розового вина, которым угощал всех хозяин, и поведал, что на западном берегу Мореи, в месте, называемом Малым Египтом, обитают люди, у которых встречаются похожие на хиндианские имена. Так вот, это племя ещё в незапамятные времена прибыло туда с востока. То есть, как раз оттуда, откуда предположительно явился Читрадрива.
      - Я то место знаю. Греция служит перевалочным пунктом на пути из Яфы в Венецию, откуда товар идёт в Верону. И с людьми теми встречался. Надо сказать, кроме схожести имён с нашим гостем у них мало общего. Но Читрадрива как раз и не похож на своих, ведь так? - Шмуль посмотрел на всех с видом превосходства, точно кто-то ему возражал, а он победил спорщика.
      - Эти люди смуглы и черноволосы, но они точно не муслмим. В общем, кто их разберёт! Я к тому веду, что наши могли смешаться с такими вот людьми и прорасти корнями в далёком краю. Только ведь Адонай (хвала Ему!) никогда не забывает о детях своих, где бы они ни обитали, и вот Он возродил в сердце Читрадривы желание вернуться в Землю Обета. Ну, не прав ли я?
      Мордехай и Мешулам приняли эту идею с восторгом, зато Нахум и Моше призадумались.
      - А эти люди, случайно, не колдуны? - осторожно спросил учитель.
      Все вздрогнули, а у Читрадривы вновь онемел палец.
      - А вы боитесь колдовства? - осторожно спросил он.
      Моше назидательно изрёк:
      - Мы не боимся, почтенный гость. Другое дело, что над этими людьми висит проклятье Адоная, и судьба их ужасна.
      - "Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мёртвых, ибо мерзок пред Адонаем всякий, делающий это", - размеренно процитировал учитель.
      - Вот недавно по Киеву слух прошёл, что к князю двух колдунов привели, сказал задумчиво Моше. - Страшно подумать, что будет с нами, если это так! Не ровён час, Адонай осерчает на нас за то, что такую мерзость в город пустили, и нашлёт на всех бич Свой - ордынцев.
      - Но ведь не вы колдунов привезли, - заметил Читрадрива, предпочитая умолчать, что как раз и является одним из упомянутых "колдунов".
      - Тем не менее, мы находимся в городе, а значит, тоже в ответе за всё творящееся здесь зло, - возразил Мешулам.
      - Совершенно верно, мой сын, - одобрил его Нахум. - Некоторые безумцы считают, что татары воюют только с чужаками-русами, но я уверен - ордынцы не пощадят и нас. И это притом, что наши есть даже среди них!
      - В том-то и беда, - Моше безнадёжно покачал головой. - В том-то и беда. Если случится неудача, во всём обвинят нас. Так бывало уже не раз. Если какая-то часть чужаков недовольна другой частью и поднимает на неё оружие, почему-то при этом никогда не забывают напасть и на семя Абрахамово. Ох и ай! У нас всегда есть, что взять!
      - И ты уж прости, почтенный гость, что мы у тебя обо всём подробно допытываемся, - сказал Нахум. - Пойми, ты явился из неизведанных земель, и татарская орда пришла оттуда же. Поговаривают, промеж ними также затесались наши. Не в самом войске, конечно, а в обозе. За войском ведь всегда обоз идёт, семьи воинов, переселенцы. Так некоторые умники, - учитель произнёс это слово с непередаваемым презрением, - некоторые горячие головы из русов готовы обвинить нас в сношениях с соплеменниками из татарского обоза! Вот нелепость!
      Он возмущённо плюнул, и все остальные тоже начали плеваться.
      - Это просто повод, чтобы пограбить нас и наши дома, - подытожил Мордехай. - Но мы неустанно молимся Адонаю, чтобы Он укрепил нового князя чужаков в мысли о недопущении подобного злодейства.
      Читрадрива решил при случае прощупать мысли Данилы Романовича на сей счёт в благодарность за оказанное ему гостеприимство.