– Я мог бы убить тебя во сне, – заявил он, увидев, что я проснулся.
Разбитый и опустошённый, я добрые полминуты лихорадочно соображал, что он имеет в виду. Затем поднялся, сел в постели и ответил:
– Жаль, что ты не сделал этого.
– Ты поступил подло! – сказал Колин. – Коварно, вероломно! Ты использовал нашу дружбу, втёрся ко мне в доверие и обманул меня.
– Ты тоже хорош, – вяло отозвался я, протирая глаза. – Зачем посвятил меня во все таинства ритуала?
– Я доверял тебе! – негодующе произнёс Колин. – Как брату доверял, а ты... ты обокрал меня! Взял то, что не принадлежит тебе по праву. Это моя Сила, я получил её в наследство!
Я встал с кровати, потянулся и покачал головой:
– Ошибаешься, Колин. Ты слишком много возомнил о себе. Источник не принадлежит тебе, он не принадлежит даже всему этому миру. Он является достоянием всей необъятной Вселенной; он – один из трёх китов, на которых держится мироздание.
– Это неважно. Ты прошёл через мои Врата, при помощи моей... – Тут он запнулся и покраснел.
Ага, понятно!
– Дана? – спросил я. – Ты злишься из-за неё? Извини, что так получилось. Честное слово, я не хотел. Даже не думал об этом.
– А о чём ты думал? О моей короне?
Лишь каким-то непостижимым чудом я не покраснел.
– Это тебе Хозяйка сказала?
– А при чём тут она?
Значит, Бронвен не рассказала ему, кто я такой. Хоть это хорошо...
– Хозяйка предполагала такую возможность, – объяснил я. И совершенно искренне заверил: – Но мы же друзья, Колин. Зачем мне враждовать с тобой? Если я пожелаю власти, то смогу захватить её в любой стране на свой выбор. И не только в этом мире.
– В других мирах нет колдунов, – всё равно не унимался Колин. – Во всяком случае, я их не нашёл. А править только обычными людьми не так интересно.
– В нашем мире, – заметил я, – Логрис не единственное колдовское государство.
– Однако самое могущественное.
И ещё это земля моих предков, подумал я. Но даже не это главное. Я нашел стойкую и многочисленную колдовскую общину, способную образовать новый Дом – единственный и неповоторимый Дом Властелинов Срединных миров. А за всю историю не было ещё случая, чтобы основатель Дома уступал свою власть другому. По большому счёту, не имеет значения, с какой конкретно страны я начну создавать свой Дом – рано или поздно наши с Колином интересы пересекутся.
– Кроме того, – продолжал между тем Колин, – в Логрисе ты почти свой. Скоро ты жениться на Дейдре, дочери короля Бриана... Если не передумаешь, – неожиданно добавил он. – Если не захочешь отнять у меня Дану.
– Ради Бога, не выдумывай. Я не имею ничего к Дане, я...
И тут меня проняло! По выражению Бронвен, я наконец прочувствовал. Нет, страсти пока не было. Не было ещё дикого, неистового желания обладать Даной. Но неожиданный прилив нежности, которую я ощутил при мысли о ней, был для меня подобен грому среди ясного неба.
Колин мигом всё понял. Он обречённо вздохнул, присел на край кровати и понурился. Некоторое время я молча глядел на него и думал о том, что он замечательный друг и прекрасный человек, но слишком прямолинеен, доверчив и неуравновешен, чтобы быть хорошим королём, тем более – главой Дома.
– Точно так же было и со мной, – наконец произнёс он. – Раньше Дана мне просто нравилась. А после коронации... Чёрт тебе подери, Кевин! Ты должен уйти из этого мира. Найди себе другой. В конце концов, откуда-то ты взялся – так ищи же свою родину. А мой мир не тронь.
– Хорошо, – сказал я. – Не трону.
Колин подозрительно поглядел на меня, озадаченный моей неожиданной уступчивостью.
– Ты серьёзно?
– Вполне. – Я говорил искренне и одновременно блефовал. – Я навсегда покину твой мир, если Дейдра согласится уйти со мной.
Колин раздосадовано топнул ногой.
– Чёрт! Вот я и попался.
– Не хочешь отпускать её? – невинно осведомился я.
– Конечно, не хочу.
– Но ничего не поделаешь. Дейдра любит меня и пойдёт со мной.
– Безусловно, пойдёт, – хмуро согласился Колин. – А что будет дальше? Дейдра не для тебя, Кевин. Она простая смертная, а ты – адепт Источника... Ты уже знаешь, что тебе дарована вечная молодость?
– Знаю.
– Вот то-то же. Лет через двадцать Дейдра покажется тебе слишком старой, и ты бросишь её... а если не бросишь, то охладеешь к ней и будешь держать её при себе только из жалости. Это будет для Дейдры унизительно.
– К тебе тот же самый вопрос, – парировал я. – Дана тоже состарится.
– Не состарится. Когда мы поженимся, я приведу её к Источнику.
– А я приведу Дейдру. Только чуть позже.
Колин посмотрел на меня с испугом:
– Ты сумасшедший! Источник убьёт её. Ведь у неё неполноценный Дар.
– Кто знает, кто знает... Но, в любом случае, не надейся, что я оставлю Дейдру. Если я вынужден буду уйти, то уйду вместе с ней.
– Ты меня шантажируешь?
– Нет, только обрисовываю ситуацию. Однако учти: если ты вздумаешь уберечь от меня Дейдру, где-нибудь спрятать её, тебе не поздоровится.
– Ты мне угрожаешь?! – произнёс Колин с непритворным видом рассерженного монарха. И это была не игра: похоже, за время войны он всё-таки поднабрался королевских замашек.
– Нет, – мягко сказал я. – Только предупреждаю.
Колин нервно прошёлся по комнате, затем остановился передо мной и проговорил:
– Вот что! Боюсь, когда-нибудь я пожалею, что не убил тебя, когда ты спал.
*
Вернувшись в свои покои в королевском дворце, я вызвал камердинера и велел приготовить горячую ванну. Пока слуги выполняли это распоряжение, я слегка перекусил, а за чашкой горячего кофе мне в голову пришла мысль о сигарете – впервые за последние двадцать лет. Я знал, что рано или поздно снова начну курить, но решил не форсировать события и, преодолев мимолётный соблазн, продолжил строить планы на ближайшую перспективу.
После некоторых колебаний я вычеркнул из списка неотложных дел поиски Эмриса Лейнстера. Конечно, было бы весьма заманчиво изловить его и преподнести в подарок дикарям-людоедам в качестве живого обеда. Однако я понимал, что Бронвен зря времени не теряла и надёжно спрятала от меня своего старшего брата, как прежде спрятала Эриксона; так что отыскать их обоих мне будет нелегко. К тому же это было не к спеху. И вообще, я мог ничего не предпринимать, а просто дождаться, пока Эмрис и Эриксон не умрут собственной смертью, позаботившись единственно лишь о том, чтобы они не обрели вечную молодость. Мой сводный брат Амадис как-то говорил мне, что бессмертные колдуны получают огромное удовольствие от того, как старятся и умирают их смертные враги. Правда, я ещё мало прожил, чтобы оценить всю прелесть такой своеобразной мести, но это может оказаться очень даже неплохо. Что ж, посмотрим. Увидим...
А интересно, вдруг подумал я, как там Амадис? Каково это – быть королём Света, сидеть на троне отца, повелевать Рассветными мирами, словом, быть богом?.. Я сильно сомневался, что ноша божественности пришлась Амадису по плечу. Сомневался не только из зависти – на то были и объективные причины.
Приняв горячую ванну и побрившись, я достал из сундука одежду, в которой был, когда превратился в младенца, и разложил её на кровати. Этот наряд я хранил как драгоценную реликвию, регулярно проветривал его и просушивал, оберегал от сырости и моли, и хотя он порядком обветшал за прошедшие двадцать лет, всё же был ещё пригоден для ношения. Относительно пригоден. И частично.
Нижнее бельё я забраковал сразу и взял из шкафа комплект нового, ещё не ношенного. Зато штаны и сапожки были в полном порядке, что (правда, с некоторой натяжкой) можно было сказать и о рубашке, расставаться с которой я не хотел из-за её пуговиц с изображением симпатичных красных дракончиков. С мантией дела обстояли хуже: золотое шитьё поблекло, а сочный алый цвет сменился бледно-красным. Но в целом она сохранилась неплохо, и мне было жаль отказываться от неё, пока я не сменю её на новую. Поэтому при помощи нехитрых чар я вернул мантии её алый цвет, а золотому шитью на ней – прежний яркий блеск. Мои родственники из Света сочли бы это проявлением дурного вкуса, но сейчас меня это мало заботило, ибо я не собирался щеголять в своей заколдованной мантии в Солнечном Граде. Главное, что мой наряд вполне годился для Сумерек, где этикет был не так строг, как на моей родине по отцовской линии – в Доме гораздо более молодом и куда более чопорном.
Одевшись, я несколько минут простоял перед зеркалом и после придирчивого осмотра своей персоны пришёл к выводу, что никаких заметных глазу изъянов мой наряд не имеет. А прицепив к поясу Эскалибур, я окончательно завершил своё превращение из Кевина МакШона, логрийского феодала, в Артура Пендрагона, принца из Дома Света.
В этот самый момент раздался стук в дверь. Я на мгновение обострил своё восприятие, чтобы узнать, кто ко мне пожаловал, затем громко произнёс:
– Входи, Морган. Открыто.
Морган был одет так же, как и накануне вечером, но выглядел свежим и бодрым. Бессонницей он никогда не страдал; даже события прошедшей ночи не выбили его из колеи и не помешали ему хорошо выспаться. Прикрыв за собой дверь, он смерил меня оценивающим взглядом и спросил:
– Как там Хозяйка? Уже разобрался с ней?
У Моргана была своеобразная манера начинать разговор. Говоря по существу, он, однако, имел странную привычку подходить к делу с самой неожиданной стороны, что порой сбивало с толку его собеседников. Вот и сейчас я никак не ожидал, что он первым делом спросит о Хозяйке. Даже Колин после всего случившегося совершенно забыл об обвинениях короля Хендрика.
– Разбираться было нечего, – ответил я. – Эта Хозяйка ни к чему не причастна. Она новенькая.
– Так, так, так! А что же случилось со старенькой?
– Казнена за кровожадность.
– Ясненько. – Морган снова оглядел меня с головы до ног и с ног до головы. – Кстати, кто ты такой?
Между нами повисла неловкая пауза. Этого вопроса я также не ожидал. Фергюсон оказался более проницательным, чем Колин. Наконец я сказал:
– Лучше не спрашивай. Иначе солгу.
– Хорошо, – вздохнул Морган. – Снимаю свой вопрос. Но... как мне тебя называть?
– Как и прежде – Кевином. С этим именем я прожил двадцать лет и привык к нему.
– И всё-таки, – настаивал он, – как тебя звали раньше?
– Артур, – немного помедлив, ответил я. – Это всё, больше ни о чём не спрашивай. И называй меня Кевином.
– Ладно, Кевин, – сказал Морган и усмехнулся. – Будь я суеверным, то решил бы, что ты сам король Артур, очнувшийся после тысячелетнего сна.
– Но ты так не думаешь?
– Разумеется, нет. Кроме всего прочего, король Артур был голубоглазый и светловолосый, а в переселение душ я верю ещё меньше, чем в тысячелетний сон. Предел моей веры в сверхъестественное – превращение взрослого в ребёнка. – Он секунду помолчал. – Должен сказать, у тебя убийственное имя. Оно очень грозно звучит для Лейнстеров... Кстати, я только что видел Колина. Он не хочет о тебе слышать. Вы крепко поцапались?
– Прилично. Он злится в основном из-за Даны.
– Это неудивительно. Когда ты прошмыгнул к Источнику, Дана слишком горячо вступилась за тебя. Колину это, мягко говоря, не понравилось... Ты что-то чувствуешь к Дане?
Я потупился:
– Ну... нежность... И больше ничего.
Морган сокрушённо покачал головой:
– Какая мелочь, подумать только! Нежность – и больше ничего... Вот что я скажу, Кевин. Дана очаровательная девушка, и тебе будет трудно одолеть свою... гм, нежность к ней. Как женщина, она, пожалуй, привлекательнее Дейдры. Таково моё личное мнение, ты можешь не соглашаться с ним, но имей в виду, что ты и раньше нравился Дане. Очень нравился, хотя она тщательно скрывала это. И как знать...
– Хватит, Морган, – твёрдо сказал я, видя, что он уселся на свой любимый конёк и теперь готов до самого обеда разглагольствовать о женщинах. – Дана действительно хорошенькая девушка, но мне она ни к чему. Мне нужна только Дейдра.
И Диана, добавил я про себя. Она не может быть мертва, я не хочу и не могу в это верить... Она жива и ждёт меня. И я приду к ней, я обязательно найду её...
– А как с приворотными чарами? – прервал мои размышления Морган. – Бронвен действительно наслала их?
– Да, – ответил я, и это была почти правда. А дальше уже солгал: – Я их снял, но наваждение ещё осталось. Но с этим я справлюсь.
Я ожидал, что Фергюсон поинтересуется природой этих чар, но он спросил о другом:
– А Эриксоново заклятие бесплодия? Оно тоже существует?
– Ещё не знаю. Но в любом случае это не трагедия. Даже если чары привели к серьёзным функциональным нарушениям, Дейдру можно вылечить – правда, не сейчас, а только после пробуждения её Дара.
Его разноцветные глаза очумело уставились на меня:
– Что ты несешь, Кевин?!
– Истинно несу, Морган. Разве Дейдра не ведьма?
– В общем, да, но...
– Без всяких «но». У неё такой же полноценный Дар, как и у тебя, с той только разницей, что она унаследовала его от родителя другого пола. Такой Дар созревает дольше и становится готовым для пробуждения лишь после двадцати пяти – тридцати лет. Верь мне, я знаю, что говорю.
Несмотря на мои заверения, Морган был настроен скептически.
– Допустим, это правда. Но в таком возрасте пробуждение Дара – почти верная смерть.
– Если следовать вашей методике, риск действительно велик, – согласился я. – Пробуждать таким образом Дар – всё равно что будить спящего человека, трахнув его дубинкой по голове.
– А ты знаешь другую методику?
Вместо ответа я произнёс короткое вступительное заклятие обряда Причастия. Моргана обволокло нечто вроде призрачной золотистой дымки, которая спустя несколько секунд растаяла в воздухе из-за отсутствия стабилизирующих чар.
Фергюсон стоял передо мной в полном оцепенении. Его лицо выражало смесь ужаса и восторга, а в устремлённом на меня взгляде не осталось и тени от прежнего скептицизма.
– Кевин! – проговорил он дрожащим от волнения голосом. – Мне показалось, что на мгновение я прикоснулся к высшим силам.
– Так оно и было, – подтвердил я.
– А можно ещё?
Я замешкался с ответом. То, что я сделал, мне делать не следовало. Я понимал это ещё до того, как начал произносить заклятие, однако не смог удержаться от соблазна похвастаться своим мастерством перед Морганом – человеком, которого я совсем недавно считал могучим колдуном, восхищался им и завидовал ему. А он был не дурак и сразу догадался, что конечным результатом такого воздействия на Дар является обретение огромного могущества.
А впрочем, раз уж я решил основать новый Дом, то мне понадобятся верные соратники, люди, на которых я мог бы всецело положиться. И Морган Фергюсон, при всех его недостатках, был первым в списке претендентов на роль моей правой руки.
– Не сейчас, Морган, – мягко сказал я. – Пожалуйста, наберись терпения. Вся процедура требует много времени. Обещаю, что после возвращения я проведу тебя через этот обряд.
Морган огорчённо вздохнул, но больше не настаивал.
– Куда-то отправляешься?
– Да.
– Спрашивать куда не стоит?
– На твоём месте я бы воздержался.
– Что ж, ладно... А когда вернёшься?
– Точно не знаю, всё зависит от обстоятельств.
– Тогда нам нужна связь, – заметил Морган. – Пойдём ко мне, я дам тебе чистый Огненный Глаз, и мы...
– Нет, не получится, – покачал я головой. – Ваши колдовские камны слишком слабы и не годятся для связи между мирами.
– А какие годятся?
– Такие, как этот, – ответил я, показывая на кольцо с голубым камнем. – Это Небесный Самоцвет, сумеречный артефакт, считается самым лучшим из всех индивидуальных талисманов. Большинство наших колдунов пользуются именно Самоцветами.
– Понятненько, – произнёс Морган с иронией и некоторой язвительностью. – А ты не подскажешь, в какой лавке можно купить сей сумеречный артефакт?
– В городе Олимпе ими торгуют на каждом углу, – в тон Моргану ответил я. – Обязательно там буду и выберу для тебя самый лучший. А пока что...
Я умолк и задумался. Собственно, я мог наложить на Огненный Глаз Моргана усиливающее заклятие, подключить его к Формирующим, а потом «познакомить» с моим Самоцветом. Но такие чары могли бы вступить в конфликт с магической структурой самого камня, и он перестал бы подчиняться Фергюсону. Поэтому я отказался от этой идеи и достал из верхнего ящика комода маленькое прямоугольное зеркальце с отбитым углом.
– Не постесняешься держать его при себе? – спросил у Моргана.
– Ну... ради дела пойду на такую жертву. – ответил он. – А что дальше?
– Сейчас увидишь, – сказал я, вызвал Образ Источника, наложил на зеркальце соответствующее заклятие и закрепил его несколькими вспомогательными чарами.
Морган с восхищением наблюдал за моими действиями.
– Круто! – сказал он, глаза его горели. – Научишь меня?
– Как-нибудь позже, – пообещал я и отдал ему зеркальце. – Теперь ты найдёшь меня где угодно.
– А его нужно настраивать на мой камень?
– Нет, зеркальце само стало колдовским инструментом. Оно настроено на мой Образ и не требует никаких магических манипуляций. Через него со мной может связаться любой человек, не только ты. Нужно только сосредоточиться на нём и подумать обо мне. А если я сам захочу поговорить с тобой, зеркальце тихо зажужжит. Тогда ты должен просто...
– Сосредоточиться на нём и подумать о тебе, – с кислой миной подхватил Морган. – И никаких магических манипуляций. Может, ещё добавишь чар, чтобы оно само выпрыгивало из моего кармана? А то я, чего доброго, не смогу его достать.
Он был так по-детски огорчён, что я уступил и, хоть времени было в обрез, детально разъяснил ему механизм функционирования зеркальной связи – пусть он немного попрактикуется со своими коллегами-магистрами, пока я буду отсутствовать.
Потом мы попрощались, Морган пожелал мне удачи и скорейшего возвращения, и я переместился в спальню Дейдры.
Она всё ещё спала, беспокойно ворочаясь в постели. Первым делом я углубил её сон, сняв тревогу и напряжение. Дейдра затихла, на лице её появилось выражение спокойствия и безмятежности, губы тронула счастливая улыбка. Очевидно, ей начало сниться что-то приятное. Она ласково прошептала моё имя.
«Я тоже люблю тебя», – с нежностью подумал я и на приступил к делу.
Я без труда обнаружил наложенное на Дейдру заклятие. Моя догадка оказалась верна: это были противозачаточные чары, весьма похожие на те, которые используют ведьмы из Домов во избежание нежелательной беременности. Эти чары были чисто психологического свойства и не влекли за собой никаких необратимых нарушений функционального или органического характера, однако они основательно «увязли», вторгнувшись глубоко в подсознание, в область инстинктов и безусловных реакций. Ещё я обнаружил, что кто-то уже пытался снять заклятие, но потерпел неудачу. Бронвен, догадался я. Вот видишь, дорогуша, искусство и мощь – две большие разницы; в такой тонкой и деликатной сфере, как человеческий организм, главное мастерство, а не сила.
В мыслях я помянул добрым словом мою тётю Помону из Сумерек, которая обучала меня премудростям медицины. Благодаря её урокам, я знал, что делать, и довольно быстро нейтрализовал действие чар со всеми их последствиями. Теперь Дейдра могла родить мне хоть сотню сынов и дочек.
Она продолжала спать, безмятежно улыбаясь во сне. Её лицо было так прекрасно, так трогательно-невинно, что у меня раз за разом перехватывало дыхание. В её присутствии боль за Дианой унялась; рядом с Дейдрой я почувствовал, что горе перестало сжимать моё сердце. Она и только она способна излечить меня от тоски по утраченной любви, только с ней я обрету покой и счастье...
Я смотрел на Дейдру и никак не мог заставить себя уйти не попрощавшись. Я терпеть не могу душераздирающих сцен расставания, но это было выше моих сил – покинуть её, не унося на своих губах вкус её губ, не согретый теплотой и лаской её тела... Я торопливо снял с себя одежду и забрался под одеяло. Ещё не проснувшись окончательно, Дейдра инстинктивно прильнула ко мне и ответила нежностью на мою страсть.
Потом мы лежали обнявшись. Время от времени я целовал её в губы и с грустью думал о неизбежной разлуке и предстоящей мне дальней дороге.
– Любимая, – сказал я. – Помнишь, ты просила, чтобы при любых обстоятельствах я оставался самим собой.
– А что?
– Я такой же, как прежде, Дейдра. И всегда буду таким.
Её глаза широко распахнулись:
– Ты... вспомнил?
– Всё вспомнил. И я люблю тебя.
Дейдра крепче прижалась ко мне. Я зарылся лицом в её густых душистых волосах.
– Расскажи о себе, – попросила она.
Я поведал ей о Властелинах Экватора – колдунах и ведьмах, которые, благодаря Причастию, имеют власть над Силами Формирующими Мироздание. Рассказал о Домах Властелинов – колдовских сверхдержавах. Рассказал о своём родном Царстве Света и о Солнечном Граде; о Рассветных мирах, которыми правит наш Дом, о мирах молодых, неспокойных, бурлящих жизнью, переполненных энергией. Рассказал о Стране Вечных Сумерек, родине моей матери, которую любил больше отчего Дома, о мире, где постоянно царит осень, где огромное красное солнце неподвижно висит над горизонтом, одевая в багрянец облака в дневной части неба; о молчаливых оранжевых рощах, где я любил бродить в одиночестве; о величественном и прекрасном городе Олимпе на вершине одноимённой горы; о дедовом Замке-на-Закате, громадном и немного мрачноватом, о самом деде Янусе, который уже давно потерял счёт прожитым векам и пережитым жёнам и исчислял своё потомство тысячами душ...
– А тебе сколько лет? – спросила Дейдра.
– Формально, шестьдесят, – ответил я. – Вскоре исполнится шестьдесят один. Но это очень условная цифра. Властелины Экватора привыкли отсчитывать свой возраст по времени Основного потока, однако в разных мирах и время идёт по-разному. Здесь, в этом мире, я прожил почти двадцать один год, а за стандартным исчислением – двадцать семь. Зато в Царстве Света и в Стране Сумерек время идёт несколько быстрее Основного потока, так что к тем тридцати четырём стандартным годам, которые я прожил как Артур, следует прибавить ещё пять или шесть. Кое-кто постоянно носит при себе специальный таймер, но я всегда считал это излишним. Какой прок от того, что будешь знать, сколько точно оттикали твои биологические часы.
– Да уж, – горько вздохнула Дейдра, – Тебе незачем это знать. Пять или шесть лет – какая разница для тебя, бессмертного. Ты вечно будешь молодым, а я... В твои годы я превращусь в старую каргу.
Я рассмеялся и перевернулся на спину, сжимая её в своих объятиях.
– Ошибаешься, малышка! – радостно сообщил я. – Ты навсегда останешься такой же юной и прекрасной, как сейчас. Клянусь Митрой и Зевсом-Юпитером!
Глава 3
Я снова шёл вдоль спокойного ручья, ступая по густой оранжевой траве. Справа от меня начинался лес, слева, в дневной части неба, затянутой облаками, горело зарево вечного заката; между сизо-багряными тучами пробивался свет огромного красного солнца. Ветер, дувший с дневной стороны, принёс с собой жару и духоту, моросил тёплый дождь. Градусах в тридцати-сорока справа от направления в день над самым горизонтом клубились тяжёлые свинцовые тучи, с каждой минутой поднимаясь всё выше и выше, застилая бледно-голубое небо тёмным покровом. Приближалась гроза с горячим ливнем – характерное, но весьма редкое явление в спокойных, уравновешенных Сумеречных мирах. Я очень любил грозы в Сумерках и горячие ливни, когда с неба низвергались потоки воды при температуре свыше 50 градусов по Цельсию, однако сейчас я был далёк от радостного предвкушения встречи с неистовством стихии...
Я сам не знал, зачем пришёл в этот дикий, необитаемый мир, где много лет назад мы с Дианой прятались от посторонних глаз, чтобы сполна насладиться нашим горьким счастьем, где была обитель нашей любви, где мы могли побыть наедине друг с другом, не боясь, что нас потревожат... Это было так давно, хотя мне казалось, что совсем недавно – ведь субъективно я воспринимал прошлое без учёта тех двадцати лет, которые провёл в беспамятстве. Вернее, так воспринимала прошлое часть моей личности, которая суть Артур...
Что я ожидал здесь увидеть после стольких лет отсутствия? Пустынную, заросшую густой травой поляну без каких-либо следов нашего пребывания на ней? Сохранившийся в целости, но заброшенный и обветшавший шатёр? Разбросанные вокруг клочья белого и голубого шёлка, разодранные подушки и одеяла, побитые бабочками ковры, испорченные сыростью книги?.. Трудно сказать. Я просто шёл знакомой дорогой, глядя себе под ноги, и предавался воспоминаниям.
Когда деревья передо мной расступились, я робко поднял взгляд и тут же замер, не веря своим глазам. Посреди широкой прогалины, там, где некогда был шатёр Дианы, теперь стоял опрятный двухэтажный дом из красного кирпича, повёрнутый фасадом ко мне. Не будь я погружён в собственные мысли, я бы давно заметил его черепичную крышу, возвышавшуюся над кронами деревьев.
Моё секундное замешательство сменилось праведным негодованием. Какое кощунство! Кто посмел осквернить своим присутствием это святое место? Чей извращённый ум отважился на такое вопиющее оскорбление светлой памяти Дианы?
Вскипая от ярости, я громко выругался и бегом бросился к дому с твёрдым намерением проучить святотатца. Златошерстые зверушки с длинными пушистыми хвостами и кисточкообразными ушами, те самые, которых любила Диана, испуганно шипели на меня из густой травы.
Когда я пробегал между двумя клумбами, где росли любимые Дианины сумеречные розы, дверь дома неожиданно отворилась, и на крыльцо вышла красивая стройная девушка в коротком зелёном платье. Она смотрела на меня, приветливо улыбаясь.
– ДИАНА! – вскричал я. – О БОГИ! ДИАНА!
Я взлетел по ступеням на крыльцо, чтобы обнять её, прижать к себе... Только в самый последний момент я понял, что обознался, и резко затормозил. Мои руки остановились в сантиметре от талии девушки, которую издали я принял за Диану.
Вблизи она больше походила на Юнону – если вообще можно говорить о разной степени схожести с двумя столь похожими друг на друга сёстрами. У неё были волнистые тёмно-каштановые волосы, озорные карие глаза и чёрные брови моей матери; зато фигура, овал лица, улыбка... Её улыбка! Она не была такой ослепительной, как у Юноны, но разила меня в самое сердце, заставляя его болезненно ныть. Это была улыбка Дианы...
– Здравствуй, Артур, – сказала мне знакомая незнакомка. – Я Пенелопа.
Постепенно на смену разочарованию мной овладело любопытство. Девушка, назвавшаяся Пенелопой, была очень молода. И хотя судить об истинном возрасте ведьм по их внешности дело неблагодарное, в данном случае я был стопроцентно уверен, что ей никак не больше двадцати пяти лет. А значит...
– Ты моя новая сестричка? – спросил я. – Кузина, племянница?
– Вроде того, – ответила Пенелопа. Только теперь я заметил, что она сильно взволнована и даже не пытается скрыть это. – Кроме всего прочего, я твоя двоюродная сестра.
– Кроме всего прочего? – озадаченно произнёс я.
– Моя мать – твоя тётка Диана, а стало быть, мы кузены, – объяснила Пенелопа. – Но не это главное... – Тут она умолкла, видимо, для того, чтобы дальше я сам догадался.
Я догадался – и замер, как громом поражённый. Со мной случилось что-то вроде паралича, умственного и физического. Я не мог выдавить из себя ни слова и лишь обалдело таращился на Пенелопу. Вы можете сказать, что это было ясно с первой же секунды. Пожалуй, да. Но хотел бы я посмотреть на вас в моей ситуации.
После непродолжительного молчания Пенелопа вновь заговорила:
– Как-то неправильно получилось, правда? С тех пор как стало известно, что ты жив, я очень ждала тебя... и очень боялась, что ты придёшь, ещё не зная обо мне.
– Т-так т-ты м-моя д-доч-чь? – пробормотал я, в первый и, надеюсь, последний раз в жизни начав заикаться.
– Твоя и Дианы. Я родилась ровно через девять месяцев после твоего исчезновения. – Она немного помедлила, затем добавила: – Думаю, мама с самого начала боялась, что ты не вернёшься, и... ну, ты понимаешь.
– О боги! – сказал я.
Пенелопа взяла мою руку, нежно сжала её и заглянула мне в глаза – точно так, как это делала Диана.
– У тебя шок, Артур. Проходи же в дом.
Я молча кивнул, и мы вместе вошли внутрь. В просторном холле работал кондиционеры, было сухо и прохладно. Поскольку к этому времени солнце полностью скрылось за грозовыми тучами, Пенелопа включила свет. Очевидно, большинство бытовых устройств в доме работали от электрического тока, а его генератор подключённый к Формирующим, скорее всего, стоял в подвале. Это было вполне в духе Сумеречных, исповедующих разумное сочетание колдовства и достижений технологической цивилизации в гармоническом единстве с природой. Такая позиция нравилась мне больше, чем практика Царства Света, где чары использовались на каждом шагу и вместе с тем их применение было строго регламентировано многочисленными директивами Королевского департамента бытовой магии.
– Ты голоден? – спросила Пенелопа, усадив меня в кресло.
Я отрицательно покачал головой:
– Нет.
– Что-нибудь выпить?
– Нет, спасибо.
– Тогда, может, сигарету?
Несколько секунд я колебался, затем утвердительно кивнул:
– Да, пожалуй.
Пенелопа открыла тумбочку, стоявшую рядом с моим креслом, поставила наверх пепельницу, достала начатую пачку сигарет и раскурила две, одну из которых потом протянула мне.
– Благодарю, – сказал я, глубоко затянулся, сразу же выдохнул дым и закашлялся.
Пенелопа удивлённо взглянула на меня:
– Ты не куришь?