Опять хохот.
– Надеюсь, – отозвалась Маргарита, – с кузиной Бланкой по дороге ничего не случилось?
– А что с ней могло случиться? – с циничной ухмылкой произнес Филипп, наконец совладав с собой. – Кто-кто, но вы, Маргарита, должны знать, что ничего особенного. С вами же все было в полном порядке, вы даже не забеременели.
Смешки в зале мигом умолкли. От неожиданности Маргарита остолбенела. Королева Констанца Орсини, Жоанна Наваррская, Изабелла и Мария Арагонские стыдливо опустили глаза, а Тибальд де Труа и Педро Оска вскочили со своих мест и, сжав кулаки, медленно двинулись к Филиппу. Филипп ожидал их приближения с олимпийским спокойствием. Синева его глаз, обычно чистая и глубокая, как весеннее небо над Пиренеями, поблекла и стала напоминать скованное льдом зимнее озеро.
Эрнан тоже встал.
– Сейчас будет драчка! – громко сообщил он. – Двое на одного. Ну, ничего, невелика беда. Держитесь, государь, я иду на подмогу. Вместе мы их так отделаем... – И он ринулся к Филиппу.
Первой опомнилась Изабелла Арагонская. Она торопливо поднялась с кресла, быстрым шагом опередила Тибальда и Педро Оску и стала между ними и Филиппом.
– Умерьте свой пыл, господа! – чеканя каждое слово, произнесла она. – Ваше искреннее негодование несколько запоздало. Вам следовало бы чуть раньше выказать свое рыцарство – когда дон Фернандо и Маргарита оскорбляли отсутствующую здесь Бланку. Кузина Наваррская сама напросилась на неприятности, и нечего тут винить дона Филиппа. В конце концов, это его личное дело, где он был и с кем он был. А вы, дон Фернандо... Я не понимаю вас. Хотите вы того или нет, но Бланка ваша родная сестра. Своими пошлыми остротами в ее адрес вы прежде всего оскорбляете свою семью, а значит, и самого себя. Мне стыдно, что у моей сестры такой муж.
Маргарита и Фернандо смутились под осуждающими взглядами прочих дам и господ, которые, вдруг почувствовав себя неловко, поспешили переложить на них всю вину.
Филипп невольно залюбовался Изабеллой.
«Ах, какая она красавица! – с умилением подумал он, а взглянув искоса на пьяного вдрызг графа де Пуатье, удрученно вздохнул: – И досталась такому увальню...»
– Дон Педро, – снова заговорила Изабелла, властно глядя на графа Оску. – Я старшая дочь вашего короля. – Затем она перевела свой взгляд на графа Шампанского: – Я ваша наследная принцесса, дон Тибальд. И я приказываю вам обоим вернуться на свои места. – Она топнула ножкой. – Ну!
Тибальд де Труа и Педро Оска неохотно повиновались, всем своим видом показывая, что поступают так против своей воли и только из уважения к женщине и принцессе.
Эрнан де Шатофьер тоже уселся и хлопнул по плечу сидевшего рядом виконта Иверо.
– Аларм отменяется, приятель. Продолжим-ка наше состязание.
Порядком кося глазами, Рикард внимательно посмотрел на Эрнана и в растерянности захлопал ресницами, по-видимому, не соображая, о чем идет речь, но потом все же неуверенно кивнул.
– Вот и ладушки, – сказал Шатофьер и поднял очередной кубок вина.
Между тем Изабелла подошла к Филиппу и взяла его за руку.
– Кузен, вы не откажете мне в одной маленькой услуге?
– Всегда рад вам служить, моя принцесса.
– В таком случае, побудьте моим кавалером до конца этого вечера. Сегодня мой муж не в состоянии позаботиться обо мне.
– Почту за честь, кузина, – вежливо поклонился Филипп.
Граф де Пуатье недовольно заерзал в своем кресле, однако возражать не стал, лишь потребовал себе еще вина.
Филипп и Изабелла отошли в противоположный конец зала, подальше от обеих компаний, и устроились в мягких креслах, немного повернутых друг к другу. На какое-то мгновение их колени соприкоснулись, и Изабелла с такой поспешностью отдернула ногу, будто до боли обожглась. Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, и Филипп с некоторым самодовольством отметил, что смутилась она вовсе не из страха оказаться в неловком положении – ведь их ноги надежно укрывал от посторонних глаз стоявший перед ними невысокий столик.
– Кузина, – первым заговорил он. – Примите мою искреннюю признательность за ту услугу, которую вы мне оказали... Да и не только мне – всем остальным тоже.
– Я сделала то, что сочла нужным сделать, – просто ответила Изабелла. – Не больше, но и не меньше.
– И все же позвольте мне считать себя вашим должником.
Она кротко улыбнулась, а в ее глазах зажглись лукавые искорки.
– Вы не очень обидитесь, если я не позволю?
– Но почему? – удивился Филипп.
– Честно говоря, я боюсь быть вашим кредитором, дорогой кузен. Насколько мне известно, у вас довольно своеобразное понимание долга перед дамой, к тому же вы, как и Господь Бог, привыкли воздавать сторицей. Поэтому я сразу списываю ваш долг и сжигаю все ваши векселя.
Филипп тихо рассмеялся.
«По-моему, я влюбляюсь, – решил для себя он, желая отомстить Бланке за ее неуступчивость. – Какое очаровательное дитя!.. Гм, дитя то дитя, да почти на три года старше меня».
Он нежно поцеловал ее руку и в то же мгновение почувствовал на себе хмурый взгляд своего тезки, графа де Пуатье.
– Ну вот, – сокрушенно констатировала Изабелла. – Так у нас с мужем всегда: когда он смеется – я невеселая, мне весело – он бычится.
– Искренне вам сочувствую. Боюсь, вы ставите себя под удар, продолжая оставаться в моем обществе.
Изабелла мило тряхнула своей белокурой головкой.
– Ваши опасения напрасны, кузен. Я уже поставила себя под удар, когда вмешалась в вашу ссору с кузенами Тибальдом и Педро. Дальше хуже не будет. Теперь не имеет принципиального значения, сколько времени я проведу с вами наедине – четверть часа или четыре часа.
– Или всю ночь? – вкрадчиво поинтересовался Филипп.
– Или всю ночь, – повторила она с утвердительной интонацией. – Это ничего не изменит. Все равно завтра меня ожидает бурная сцена ревности.
– Гм... И на каком основании?
– Да ни на каком. Просто чуть ли не с самого первого дня нашего пребывания в Памплоне мой муж вбил себе в голову, что мы с вами тайком, как он выражается, крутим шуры-муры.
– Стало быть, у нас роман? А я не знал.
– Зато мой муж в этом уверен. А после того, как в этой ссоре я приняла вашу сторону, его уверенность наверняка переросла в убеждение.
– Ну, коли так, – произнес Филипп, устремив на нее нежный взгляд, – то что мешает нам подтвердить его убеждение? Ведь, как вы сами сказали, хуже все равно не будет.
Щеки Изабеллы вновь порозовели. Она потупила глаза и в замешательстве принялась перебирать тонкими пальцами оборки своего платья.
– Это следует понимать так, что вы меня соблазняете?
– Помилуй Бог, кузина, вовсе нет! Это вы меня соблазняете.
– Я?!
– Ну да. Ведь наш разговор вели вы, а я лишь пассивно поддерживал его. И именно вы спровоцировали меня на это предложение.
Изабелла еще больше смутилась.
– Поверьте, кузен, я ни о чем таком и не думала.
Филипп внимательно посмотрел ей в глаза:
– Вижу, вы не лукавите.
– Я же говорю, что вы ошибаетесь.
– Э нет, кузина, все не так просто. Может, сознательно вы не собирались провоцировать меня, но где-то в глубине души вам очень хотелось, чтобы я предложил вам свою любовь.
– Любовь? – произнесла вконец обескураженная Изабелла. – А вам не кажется, что вы слишком вольно трактуете это слово? Любовью нельзя разбрасываться направо и налево. Но вы, похоже, говорите о любви всем женщинам, которых хотите соблазнить.
– Вы рассуждаете точно так же, как Бланка, – с недовольным вздохом заметил Филипп.
Изабелла усмехнулась:
– То-то я и гляжу, что слишком уж близко к сердцу вы приняли пошлые остроты Маргариты и Фернандо. У меня сразу возникло подозрение, что вы ушли от кузины Бланки не солоно хлебавши, и потому были так взвинчены.
Теперь пришла очередь краснеть Филиппу. Однако он быстро совладал с собой и отпарировал:
– Если вы так проницательны, принцесса, то, может, скажете, почему кузен Эрик Датский смотрит на меня с таким видом, будто я сейчас отбиваю у него невесту. Кажется, он безнадежно влюблен в одну известную нам обоим даму, которая явно не спешит отвечать ему взаимностью.
– Но ведь она замужем, – возразила Изабелла, впрочем, без особой убежденности.
– Ну и что? Это же не мешает ей заигрывать с Гамильтоном.
Изабелла недоуменно взглянула на него:
– О чем вы говорите, кузен?
Ее изумление было таким неподдельным, что Филипп растерялся.
– Неужели я ошибся? Почему-то я был уверен, что это по вашей просьбе кузен Эрик выхлопотал для барона приглашение в Кастель-Бланко.
– Да, по моей. Об этой услуге меня попросила кузина Иверо. Сейчас она не в ладах с Маргаритой, недавно они крепко поссорились...
– Я знаю. Из-за ее брата.
– Вот именно. Поэтому Елена не хотела сама обращаться к Маргарите и попросила меня. Ну а я переадресовала эту просьбу кузену Эрику, который хорошо знает Гамильтона по балканской кампании.
– Понятно, – сказал Филипп, а после короткой паузы добавил: – И все же странно. Мне казалось, что кузина Елена всерьез увлечена Гастоном д’Альбре.
Изабелла пренебрежительно фыркнула:
– Да бросьте вы, в самом деле! Если Елена кем и увлечена, так это своим братом. А что касается Гастона д’Альбре, то разве можно принимать его всерьез, когда он сам несерьезный? Вы уж простите за прямоту, но у меня сложилось весьма неприглядное мнение о вашем друге. Он груб, до крайности пошл, настырен, к тому же похотлив, как мартовский кот.
– В самую точку, – улыбнулся Филипп. – Таков наш Гастон. Быстро же вы его раскусили!
– Кстати, – сказала Изабелла, косясь в сторону. – Еще об одном вашем друге. Кажется, господин де Шатофьер победил.
С некоторым усилием Филипп оторвал взгляд от глубокого выреза ее платья и посмотрел в том же направлении. Последний из выпивох – противников Эрнана только что отключился, и теперь Шатофьер принимал поздравления от компании Маргариты. Он стоял, выпятив грудь, и, чуть пошатываясь, держался за спинку кресла.
– Черти полосатые! Да ведь он пьян!
– Разумеется! Как же ему быть трезвым после такой залихватской попойки?
– Э нет, моя принцесса. Вы просто не знаете Шатофьера. Ни с того ни с сего он никогда не пьянеет. И если он пьян, значит, имеет на то основания.
Тем временем Эрнан взял в обе руки два наполненных вином кубка и неуверенной поступью двинулся через зал к Филиппу.
– Великолепный и грозный сеньор Эрнан де Шатофьер, граф Капсирский, – заорал он, довольно удачно подражая главному герольду турнира, – вызывает на поединок великолепного и грозного сеньора Филиппа Аквитанского, принца Беарнского, верховного сюзерена Мальорки и Минорки... э-э... графа Кантабрии и Андор-р-ры! – Это последнее раскатистое «р-р-р» было произнесено так звучно и с таким смаком, что все присутствующие в зале, кто еще оставался при своей памяти, дружно захохотали.
– Неужели он играет? – с сомнением произнесла Изабелла. – Уж больно естественно у него все получается.
– Я думаю, – предположил Филипп, – что при необходимости он просто позволяет хмелю ударить себе в голову. Но сколько бы он ни выпил, ни капли здравомыслия не теряет.
Подойдя к ним, Эрнан поставил оба кубка на стол и бухнулся в соседнее кресло.
– Ну что, государь, посоревнуемся?
– Не возражаю, – ответил Филипп, внезапно почувствовав настоятельную потребность дозаправиться. Он взял в руки один из принесенных Эрнаном кубков, сделал приличный глоток и спросил: – Что стряслось, дружище? Почему ты пьян?
Шатофьер бросил быстрый взгляд на Изабеллу и, сохраняя пьяное выражение лица, но совершенно трезвым голосом заговорил:
– Слушай меня внимательно, Филипп... И пей, пей, не смотри на меня так... И вы, сударыня, тоже – сделайте вид, что я несу пьяный вздор... Так вот, сейчас я отключусь, а ты через час-полтора возвращайся к себе. Нам надо потолковать. Понял?
– Да. Но что...
– Об этом позже. Одно скажу: дело серьезное... Гм, ладно. Только что мне стало известно, что твой брат Робер плетет против тебя заговор. Но не тревожься понапрасну – я держу ситуацию под контролем... И еще раз повторяю: через час, максимум через полтора часа я жду тебя в твоих покоях. – Он снова взглянул на Изабеллу. – Ну, хорошо. Крайний срок – два пополуночи. Если в четверть третьего тебя не будет, я тебе голову оторву. Уразумел?
– Да.
– А вас, сударыня, – обратился он к арагонской принцессе, – убедительно прошу держать все услышанное вами в тайне.
– Безусловно, граф, – кивнула она.
– Вот и ладушки! – Эрнан одним духом осушил свой кубок и пьяно завопил: – Где вино, черт возьми? Куда делись слуги? Эй вы, свиньи ленивые, несите еще вина.
С этими словами он запустил пустой кубок в ближайшего лакея, грузно откинулся на спинку кресла, умиротворенно закрыл глаза, а спустя пару секунд раздался могучий храп, который вызвал новый приступ гомерического хохота в окружении Маргариты.
– Отнесите господина графа в его покои, – велел Филипп двум подошедшим лакеям. – Нет-нет, возьмите третьего – вдвоем вы его уроните... А еще лучше, если вас будет четверо.
Когда четыре лакея вынесли Шатофьера из банкетного зала и смех пирующих поутих, Изабелла спросила у Филиппа:
– Он что, вправду заснул?
– Похоже на то. Но через полчаса он проснется и будет свеженький, как огурчик.
– Однако странный у вас друг!
– До странности странный, – согласился Филипп. – И жутко охоч до драматических эффектов.
– Да, кстати, – произнесла Изабелла. – Ваш брат Робер действительно интригует против вас?
– О нет, для этого он слишком прост и прямолинеен. По сравнению с ним даже Симон де Бигор может показаться гигантом мысли.
– Но ведь господин де Шатофьер...
– Он не доверяет женщинам, их способности молчать, поэтому решил пустить вас по ложному следу.
– Понятно. А вы, стало быть, доверяете женщинам?
– Не всем. Но вам – да.
– Спасибо. Я постараюсь оправдать ваше доверие, – сказала Изабелла и поднялась с кресла.
Следом за ней вскочил и Филипп.
– Вы уже покидаете меня?
– Мне пора уходить. Я не привыкла засиживаться так допоздна. Благодарю вас за приятную беседу, кузен... – Она умолкла в нерешительности; на щеках ее заиграл слабый румянец смущения. Наконец она собралась с духом и робко добавила: – Окажите мне еще одну любезность, проводите меня до моих покоев.
Филипп одарил ее лучезарной улыбкой:
– С превеликим удовольствием, кузина.
К этому времени граф де Пуатье уже перестал что-либо соображать, кроме того, что в правой руке у него вместительный кубок, а в кубке – вино, которое надо пить. Изабелла даже не стала прощаться с ним. Ей было хорошо знакомо это агрессивное беспамятство, в которое впадал наследник французского престола, когда напивался в стельку. В таком состоянии он никого, кроме своей кормилицы, не узнавал, а всех прочих, кто пытался заговорить с ним, в том числе и родителей, посылал в очень неприличные и весьма отдаленные места.
Когда Филипп и Изабелла выходили из зала, за их спиной послышался едкий комментарий Маргариты:
– Приношу свои извинения, кузен Фернандо. Ведь поначалу я грешным делом подумала, что вы малость присочинили насчет нескольких свиданий в одну ночь...
Филипп ухмыльнулся. Он уже забыл о своей перебранке с Маргаритой. Будучи вообще злопамятным, Филипп, однако, не мог подолгу держать зла на хорошеньких женщин.
– Боюсь, принцесса, – произнес он, – что граф, муж ваш, сегодня вряд ли способен посетить супружеское ложе.
Изабелла сделала вид, что не поняла его тонкого намека, а сопровождавший их паж украдкой захихикал.
ГЛАВА XLIV. В КОТОРОЙ ФИЛИПП ДОКАЗЫВАЕТ, ЧТО НЕ ПРИВЫК ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ДОЛГУ
По пути в восточную башню они не разговаривали. Изабелла искоса поглядывала на Филиппа и то и дело заливалась краской. Во всем ее облике, в каждом ее движении чувствовалось необычайное напряжение, будто она решала про себя какую-то мучительную дилемму.
Возле дверей ее покоев Филипп взял Изабеллу за обе руки и спросил:
– Так вы точно сожгли мои долговые расписки или только припрятали?
В ответ она смерила его томным взглядом и тихо, но с пылом, произнесла:
– Анна даже не представляет, как ей повезло с мужем. Надеюсь, когда-нибудь она поймет это и думать забудет про девчонок.
Изабелла рывком прижалась к Филиппу и жадно поцеловала его в губы. Но не успел он опомниться и заключить ее в объятия, как она быстро отстранилась от него, даже чуть оттолкнула, и скрылась за дверью.
Несколько секунд Филипп стоял, не двигаясь с места, и растерянно таращился на дверь. Затем он посмотрел на ухмылявшегося пажа, затем снова на дверь, наконец пробормотал: «Черти полосатые!» – и ворвался внутрь.
В два прыжка он пересек маленькую переднюю и вихрем влетел в прихожую, едва не столкнувшись с Изабеллой. Лицо ее было бледное, как мрамор; она прижимала руки к груди и прерывисто дышала. В полумраке комнаты, освещенной лишь одной свечой, ее изумрудные глаза сияли, как две яркие звезды.
«У меня еще никогда не было зеленоглазых женщин», – почему-то подумал Филипп.
Тут он увидел стоявшую в стороне горничную и прикрикнул на нее:
– Пошла вон!
Девушка растерянно заморгала и не сдвинулась с места. Филипп схватил ее за плечи и вытолкал в переднюю. Захлопнув за ней дверь, он сразу же бросился к Изабелле.
Они целовались наперегонки. Едва переведя дыхание, они снова и снова осыпали друг друга жаркими поцелуями... Но вдруг Изабелла положила свою белокурую голову ему на плечо и тихо заплакала.
Филипп растерялся. Женский плач выбивал его из равновесия, и всякий раз невесть почему на глаза ему тоже наворачивались слезы. Он усадил Изабеллу в ближайшее кресло, сам опустился перед ней на колени и сжал ее руки в своих.
– Не плачь, милая, – взмолился он. – Прошу тебя, не плачь. Если ты не хочешь, я не стану принуждать тебя.
– О нет, нет! Ты был прав. Я хочу, чтобы ты остался со мной.
– Но почему ты плачешь?
– Это я так... от счастья. Я уже оставила надежду когда-нибудь свидеться с тобой... Но вот, благодаря Маргарите, мы снова вместе, и ты опять целуешь меня... как и тогда...
– Ты все еще помнишь об этом? – спросил Филипп, нежными прикосновениями губ собирая с ее щек слезы.
– Да, помню. Все до последней мелочи помню. – В глазах Изабеллы заплясали изумрудные огоньки. – Я никогда не забуду ту неделю, которую ты провел у нас в Сарагосе.
– Я тоже не забуду...
– Особенно тот последний вечер, когда ты явился ко мне в спальню якобы для того, чтобы попрощаться со мной. И тогда мы чуть не переспали.
Филипп улыбнулся – мечтательно и с некоторым смущением.
– «Чуть» не считается, Изабелла. – Он крепче обнял ее и прижался лицом к ее груди. – Тогда мы здорово испугались.
– Как? Ты тоже?
– Еще бы! У меня аж поджилки тряслись.
– А мне сказал, что не хочешь лишать меня невинности вне брака.
– Надо же было как-то оправдать свое отступление. Да и скрыть испуг. Вот я и сказал, что первое пришло в голову.
– Подумать только! – томно произнесла Изабелла, запуская пальцы в его золотистую шевелюру. – У тебя – и поджилки тряслись!
– Тогда я был ребенком, – пробормотал Филипп, изнывая от блаженства; ему было невыразимо приятно, когда женщины трепали его волосы. – Я был невинным, неиспорченным ребенком. Лишь через два месяца мне исполнилось тринадцать лет.
– А мне уже шел шестнадцатый.
– То-то и оно. Я остро чувствовал нашу разницу в возрасте, этим и объяснялась моя робость перед тобой. В моих глазах ты была взрослой барышней, и я боялся, что сделаю что-то не так, а ты будешь насмехаться.
– Я бы не насмехалась, Филипп. Потому что уже тогда была влюблена в тебя и очень жалела, что ты младше меня. Я считала твой возраст серьезным препятствием, но отец сказал, что это не беда, что со временем эта разница сгладится. В конце концов, моя бабка, королева Хуана, была на целых пять лет старше моего деда Корнелия Юлия – и ничего, жили в любви и согласии. Отец был уверен, что из нас получится замечательная пара.
– А я полагал, что это была твоя идея.
– Это была наша общая идея. Когда я сказала отцу, что хочу стать твоей женой, то думала, что он лишь посмеется надо мной. Но он отнесся к этому очень серьезно. В письме к твоему отцу, предлагая обручить нас, он пообещал сделать меня наследницей престола, если твой отец, в свою очередь, завещает тебе Гасконь. Он пола...
– Да что ты говоришь?! – перебил ее пораженный услышанным Филипп. – Неужели так было?
– А ты не знал?
– Нет. Тогда отец вообще со мной не разговаривал, а потом, когда мы помирились... Думаю, он просто побоялся признаться мне в этом. Побоялся моего осуждения... Черт возьми! – Филипп досадливо закусил губу. – А как же твой брат? – после секундного молчания спросил он.
– Педро не будет королем. Это было ясно уже тогда и тем более ясно теперь.
– Твой отец намерен лишить его наследства?
Изабелла грустно вздохнула:
– Ты же знаешь, каков мой брат. Тряпкой он был, тряпкой и остался. Навряд ли он долго удержится на престоле и, надо отдать ему должное, прекрасно понимает это. Педро сам не хочет быть королем. Он панически боится власти и вполне довольствуется своим графством Теруельским. Отец дал ему последний шанс – жениться на кузине Маргарите...
– Это безнадежно, уж поверь мне.
– Я знаю. И скажу тебе по секрету, что сегодня ты поцапался с будущим королем Арагона.
– С Фернандо?! О Боже!..
– Только никому ни слова, – предупредила Изабелла. – Об этом не знает даже Мария. Для пущей верности отец решил дождаться, когда Маргарита со всей определенностью назовет имя своего избранника, и лишь тогда он объявит Марию наследницей престола.
– Но Фернандо! – воскликнул Филипп. – Он же отдаст Арагон на растерзание своим дружкам-иезуитам.
– Не беспокойся. Мой отец еще не стар и рассчитывает дожить до того времени, когда с иезуитами будет покончено.
– А если...
– Все равно не беспокойся. Мария властная женщина, пожалуй, еще властнее Маргариты, и не позволит Фернандо совать свой нос в государственные дела.
– Однако она любит его. При всем его скверном характере и дурных наклонностях, Мария просто без ума от него. А любящая женщина зачастую становится рабой любимого ею мужчины.
– Так таки и без ума? – криво усмехнулась Изабелла. – Ее безумная страсть к Фернандо нисколько не помешала ей переспать с тобой – и не единожды, кстати. Мария сама призналась мне в этом.
– Ну и что? С ее стороны это была лишь дань моде.
– Не скажи! Из ее слов я поняла, что представься ей снова такой случай, она без колебаний изменила бы своему безумно любимому мужу с тобой. И между прочим, Мария сама не уверена, от кого у нее дочка – от тебя или от Фернандо.
– Я тоже не уверен, – с горечью произнес Филипп. – Как бы мне хотелось знать наверняка... Ах! – спохватился он. – Но почему твой отец не посвятил меня в свои планы? Ведь через год я становился совершеннолетним, и мы могли бы пожениться даже вопреки воле моего отца.. Черт! Тогда бы он поломался немного, но в конце концов признал бы меня наследником без этой семилетней волокиты. И сейчас мы бы уже владели всей Галлией и потихоньку прибирали бы к рукам Францию и Бургундию... Как глупо все получилось!
Изабелла опять вздохнула:
– Да, отец сглупил. Он дожидался твоего совершеннолетия, не предпринимая никаких шагов, все ждал, увенчается ли успехом заговор молодых гасконских вельмож, а когда стало известно о твоей женитьбе, об этом мезальянсе...
– Тогда я просто потерял голову от любви, – быстро перебил ее Филипп. – Я проявил обыкновенную человеческую слабость, поддался чувству – что недопустимо в нашем положении. А сопротивление отца и друзей лишь укрепило меня в намерении жениться. Другое дело, будь мы с тобой помолвлены, пусть даже тайно – тогда бы все сложилось иначе.
– Да, – с грустью согласилась Изабелла. – Тогда бы все сложилось иначе. Особенно для меня... Узнав о твоей женитьбе, отец ужасно разозлился – и больше на себя и на меня, чем на тебя. Он упрекал себя за излишнюю осторожность и благодушие, а меня – за то, что я, взрослая девушка, не смогла соблазнить такого сопливого юнца, как ты. – Она нервно хихикнула. – Вот так-то. Поначалу отец собирался потребовать от Святого Престола, чтобы твой брак был признан недействительным, затем передумал, плюнул на все и выдал меня замуж. – Снова вздох. – Он предложил мне на выбор две кандидатуры – кузена Фернандо и этого... брр! – Она содрогнулась.
– И ты выбрала Филиппа Французского? Но почему его, а не Фернандо? Потому что он наследник престола?
– Нет, не потому. Я поступила так из-за тебя. Ведь женившись, ты уехал в Кастилию – а я не желала больше встречаться с тобой. Тогда я возненавидела тебя, я готова была тебя задушить... Если бы только я знала...
Филипп запечатал ее рот поцелуем. Он уже раз слышал подобные откровения от Амелины и не хотел услышать их вновь от другой женщины.
– Прошлого не вернешь, дорогая. Хватит горьких воспоминаний, давай займемся настоящим. Пойдем в спальню, у нас очень мало времени.
Изабеллу прошибла мелкая дрожь.
– Филипп... милый...
– Ты не хочешь? – удивленно спросил он. – Уже передумала?
Она напряглась и побледнела.
– Нет-нет! Я... хочу, но... Только не надо спешить. У нас еще полтора часа... даже больше... Прошу тебя, не спеши. Пожалуйста...
Филипп нежно прикоснулся ладонями к ее бледным щекам.
– Ты так боишься прелюбодеяния?
– Нет... нет... Я... я боюсь...
– Ты боишься вообще заниматься любовью?
Изабелла всхлипнула – раз, второй, третий...
– Да разве я когда-нибудь занималась любовью?! – истерически выкрикнула она и разразилась громкими рыданиями.
Филипп не пытался утешить ее. Он понял, в чем дело, и решил, что сейчас самое лучшее – дать ей выплакаться вволю.
Наконец Изабелла успокоилась и, то и дело шмыгая носом, заговорила:
– Мой муж – грязное, отвратительное, похотливое животное. Меня тошнит от одного его вида. Он... он... Каждый раз он насилует меня. Он настоящий изувер! Он делает мне больно... – Она прижала голову Филиппа к своей груди. – Боже, как мне больно! В первую ночь, когда я увидела его... это... его раздетого – я упала в обморок... а он... он пьяный набросился на меня и... – Ее затрясло от нового приступа рыданий.
Из глаз Филиппа тоже потекли слезы.
– Потерпи, милая, – захлебываясь, говорил он. – Потерпи немного. В следующем году я стану соправителем Галлии, и тогда объявлю Франции войну. Пора уже кончать с существованием нескольких государств на исконно галльских землях – я соберу их воедино и возрожу Великую Галлию, какой она была при Хлодвиге. Я освобожу тебя от этого чудовища, любимая, а его самого упеку в монастырь.
Изабелла мигом утихла.
– Любимая? Ты сказал: любимая?
– Да, я люблю тебя, – пылко ответил он. – Очень люблю.
– А как же тогда Бланка? А твоя кузина Амелия? А Диана Орсини?
Филипп вздохнул:
– Вы мне все дороги, Изабелла. Я всех вас люблю, даже не знаю, кого больше. – Он положил голову ей на колени. – Я закоренелый грешник и ничего не могу поделать с собой. Надеюсь, Господь простит меня. Ведь Он все видит и все понимает. Он знает, что я всей душой люблю каждую женщину, которой обладаю. Жаль, что сами женщины не хотят этого понять меня.
– Я понимаю тебя, милый, – ласково сказала Изабелла. – У тебя так много любви, что ее хватает на многих, и ни одна женщина недостойна того, чтобы ты излил на нее всю свою любовь. Ты еще не встретил такую... и, может, не встретишь никогда... Но мне все равно, я на тебя не в обиде. Не пристало мне, замужней женщине, пусть и ненавидящей своего мужа, требовать, чтобы ты любил только меня. Я удовольствуюсь той частичкой твоей любви, которая приходится на мою долю.
– О, как я тебя обожаю! – восхищенно произнес Филипп, поднимая голову.
Они долго и страстно целовались, а потом он подарил ей ту частицу своей любви и нежности, которая приходилась на ее долю...
ГЛАВА XLV. НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ
В прихожей его покоев было темно и пусто. Филипп прошел в соседнюю комнату, откуда слышалась унылая болтовня. Там его ожидали д’Альбре и Бигор. Симон выглядел сонным, а Гастон злым.
– Почти все наши в сборе, – констатировал Филипп. – Но где же Эрнан?
– В мыльне. Гоше обливает его холодной водой, – проворчал в ответ Гастон.
Филипп прислушался – из мыльни доносился плеск воды и довольное рычание баритоном.
– У него отходняк, – хмуро добавил Симон.
Филипп снял с себя камзол, сел в кресло напротив друзей и спросил:
– Вы здесь по его милости?
– А по чьей же еще? – лениво проронил Гастон. – Чертов монах!
– Ты был у Елены Иверо? – сочувственно осведомился Филипп.
– У нее самой.
– Теперь ясно, почему у тебя такой кислый вид. Стало быть, Эрнан чувствительно помешал твоим забавам?
– Ну да. Этот евнух с гениталиями, считай, вытащил меня из постели.
С присущим ему грубоватым изяществом Гастон назвал постелью кресло, стоявшее в двух шагах от дивана, где располагалась Елена. Ему стыдно было признаться друзьям, что за три недели, проведенных в Памплоне, он ни разу не переспал с ней – как, впрочем, и ни с какой другой женщиной.
– А ты, Симон? Где ты был?
– Я?.. Я ничего... – Глаза его забегали. – Я просто...