Главный вопрос состоит в том, как же так получилось, что ни Рахиль, ни её спутники, ни охрана Зала Перехода, не обнаружили радиоактивного излучения. Кроме того, во время твоего отсутствия в Зале были установлены сверхчувствительные детекторы, которые передавали информацию на центральный терминал контрольного поста службы безопасности. Я проверил все записи – вплоть до момента взрыва не было зафиксировано ни малейшего отклонения от естественного фона. Чертовщина какая-то.
– Значит, ты не знаешь, как можно скрыть присутствие радиоактивных материалов?
– Почему же, знаю. Можно поместить уран в свинцовый контейнер, а можно создать специальные чары, поглощающие жёсткие лучи. Однако в первом случае контейнер оказался бы слишком тяжёлым и большим, чтобы просто положить его в карман; а во втором случае чары привлекли бы к себе внимание с ещё большей вероятностью, чем радиация как таковая.
– А ещё можно, – веско добавил я, – временно увеличить на несколько порядков сильное взаимодействие в ядрах урана и, таким образом, превратить их в устойчивые.
Устремлённый на меня взгляд Амадиса выражал такое неподдельное изумление, что в его искренности сомневаться не приходилось. Он был просто потрясён.
– И ТЫ МОЖЕШЬ ЭТО СДЕЛАТЬ?!
– Могу. Правда, Тоннель мне провести не удастся. Он моментально расщепит эти ядра на нуклоны, причём взрыв получится гораздо сильнее – из-а высвобождения энергии чар, увеличивающих сильное взаимодействие. По моим прикидкам, злоумышленнику, если он использовал схожую методику, достаточно было лишь одного грамма урана, а ещё меньше – плутония, чтобы обречь Рахиль и её спутников на верную гибель.
– Твой Образ Источника позволяет тебе манипулировать такими фундаментальными силами?
– Так же, как и Янь. Вот почему у Брендона с Брендой есть все основания подозревать тебя. Ведь как верховный жрец Митры…
Амадис громко фыркнул или, скорее, чихнул, состроив презрительную гримасу.
– Вы, вероотступники, такие же невежды, как и радикалы. И вы, и они отождествляете Порядок с Митрой, а это не так. Порядок суть сын Митры, он лишь божественная манифестация, но не бог и далеко не совершенен, а подчас даже опасен. Если ты забыл Книгу, я напомню тебе несколько строк из неё: «Да никто, кроме пророков Моих, не посмеет вступить на путь Порядка, ибо путь сей полон соблазнов и приведёт неотмеченных печатью Моей к греху и безумию». В отличие от Харальда, я не считаю, что на меня пал выбор свыше, я лишь скромный священнослужитель, а не пророк, и не претендую на близость с Вседержителем.
– А вот Харальд претендовал, – заметил я.
– И поплатился за это рассудком, а потом и жизнью. Ты испытываешь угрызения совести, что убил его?
– Нет, нисколько. Я лишь уничтожил оболочку, а вся его человеческая сущность уже была мертва.
Амадис задумчиво кивнул.
– Тёмная сторона Порядка… Наши радикалы предпочитают не упоминать о ней, и тем не менее она существует. Есть ли вообще во вселенной что-нибудь без изъянов? Источник ведь тоже имеет свою тёмную сторону? А, брат?
– Имеет, – подтвердил я. – Но мы предпочитаем обходить её стороной.
ГЛАВА 5.
БРЕНДА
Замок, как его называл Морган, оказался громадным особняком в псевдовикторианском стиле, с виду довольно опрятным, но, на мой взгляд, немного мрачноватым из-за своих размеров. Он возвышался над озером посреди обширной усадьбы, ограждённой каменной стеной никак не меньше трёх метров в высоту. Добрую половину усадьбы занимал парк, начинавшийся за озером; ближе к главным воротам имелось ещё несколько небольших и средней величины строений, среди которых выделялись конюшни и гараж, в котором могло бы поместиться десяток легковых или с полдюжины грузовых автомобилей. Чуть дальше виднелись теннисные корты и площадка для гольфа.
– Похоже, Бранвена обосновалась здесь всерьёз и надолго, – заметила я, съезжая с холма, откуда мы обозревали усадьбу.
В ответ Морган утвердительно, хоть и невнятно, промычал.
Завидев нашу машину, какие-то люди у ворот выказали явные признаки паники и поспешили укрыться в безопасных местах. Очевидно Морган во время своих предыдущих посещений здорово нагнал на них страху. Не желая обманывать ничьих ожиданий, я на полной скорости въехала в распахнутые ворота, промчалась мимо конюшен и гаража, лишь перед самым особняком чуть сбавила скорость, лихо развернулась, огибая цветочную клумбу, и, визжа тормозами, остановила машину у самых ступеней парадного входа, едва не врезавшись в мраморный портал.
Пока мои спутники успокаивали свои нервишки, массивная дубовая дверь особняка отворилась, и на широкое крыльцо вышла Дана – немного смущённая, но цветущая и жизнерадостная. Её лицо выражало спокойную уверенность в себе вместо прежней, теперь понятной мне озабоченности последних недель, проведённых в браке с Брендоном. Она выглядела как человек, который принял окончательное и бесповоротное решение и твёрдо намерен следовать ему. Я уже догадывалась, что это за решение, и мне стало жаль Дейрдру.
Плавной, грациозной походкой Дана спустилась по лестнице. В лёгком коротком платье, свободном в талии, с распущенными вьющимися волосами она выглядела весьма впечатляюще, а ветер, который то и дело игриво подхватывал край её воздушного одеяния, усиливал эффект до такой степени, что Морган, открыв дверцу машины и поставив одну ногу на землю, так и застыл, во все глаза пялясь на неё. Как я уже успела убедиться, ласковая красота Даны, подчёркнутая её хрупкой женственностью, на многих мужчин воздействует гораздо сильнее, чем безупречно правильные черты лица и божественная фигура Дейрдры. Мужская часть моей сущности всецело разделяла восторг Моргана, и я могла понять, почему Артур (даже если не принимать во внимание влияние Источника) в конце концов предпочёл Дану. Для него Дейрдра оказалась слишком идеальной, слишком совершенной, чтобы он продолжал любить её как женщину; да и Брендон, уж если на то пошло, скорее поклоняется ей, чем любит её. Другое дело Дана. У неё не такой золотой характер, как у Дейрдры, она далеко не совершенна, она не идеал… но живое воплощение идеала – любимой, жены, матери.
Я, а вслед за мной Пенни и Дейрдра вышли из машины ей навстречу. Сделав над собой усилие, Морган, наконец, соизволил встать. Дана улыбнулась всем нам по очереди – Моргану дружелюбно, мне и Пенелопе немного застенчиво, а Дейрдре – виновато, в смятении опустив глаза.
– Я уже давно вас жду, – сказала она.
– Мы рады видеть тебя, золотко, – постаралась приободрить её я. – Как там малышка?
– Недавно уснула. – Взгляд Даны засиял. – Вы… Вы хотите посмотреть на неё?
– Ну, разумеется, сестричка, – мягко ответила Дейрдра, подойдя к ней и взяв её за руку. – Мы все хотим видеть твою дочку… твою и Артура.
В последних словах Дейрдры явственно прозвучала горечь, но в её голосе не было даже тени неприязни. Что меня больше всего поражало в Дейрдре, так это полная неспособность держать зло на людей. Порой она бывала раздражительной, сердилась по мелочам, капризничала, не чужды ей были приступы гнева, но ненавидеть по-настоящему она не умела. Конкретный человек мог быть ей симпатичен, безразличен или неприятен; Дейрдра могла беззаветно любить, глубоко уважать, быть верным и преданным другом, а если кто-то не нравился ей, то он ПРОСТО не нравился ей. Такие чувства как ненависть, зависть, враждебность существовали для неё только в абстракции, сама она их никогда не испытывала. Примечателен такой факт: когда Дейрдре стало известно, что Эмрис Лейнстер действительно повинен в смерти её отца, она безоговорочно согласилась с тем, что в случае поимки он должен быть казнён, но сказала это не злобно, а скорее печально, признавая суровую необходимость справедливого возмездия. Из Дейрдры получился бы идеальный судья для юридической системы, основанной на принципе презумпции невиновности; она судила бы людей, изначально исходя из того, что все они хорошие, и виновным выносила бы приговоры без гнева и пристрастия… но со слезами на глазах и с печалью на сердце. Я всей душой сочувствую Дейрдре. Трудно быть доброй и милосердной, трудно любить весь этот мир, в котором так много зла и несправедливости. В определённом смысле Дейрдра так же несчастна, как и я; существо, претендующее на звание всевышнего, жестоко насмеялось над ней, лишив её способности ненавидеть.
Мы поднялись по широким ступеням и вошли в дом. Как и во дворе, прислуга в холле глазела на нас с любопытством, опаской и благоговейным трепетом. Для них мы были боги – или почти боги. В массе своей простые смертные, даже те, кто общается с Властелинами ежедневно, с трудом воспринимают нас как людей, и либо поклоняются нам как посланцам Небес, либо ненавидят нас лютой ненавистью, почитая за исчадий ада. А ведь по существу своему мы такие же люди, разве что дольше живём, умеем управлять глубинными силами мироздания и вдобавок все поголовно страдаем различными нервными и психическими расстройствами. С точки зрения неодарённого психиатра лишь одного из каждых двадцати Властелинов можно (да и то с большой натяжкой) назвать вполне нормальным, девяносто процентов он отнёс бы к разряду хронических неврастеников, а оставшиеся пять подпали бы под определение законченных психопатов, причём далеко не всегда безобидных. И эти люди (то есть мы) правят миром! Увы, тут уж ничего не попишешь. Мы правим миром, потому как мы обладаем огромным могуществом, и именно это могущество у многих из нас вызывает сдвиг по фазе. Ну а что касается бога, то он (если он существует), очевидно, предпочитает играть роль английской королевы и лишь изредка забавы ради вмешивается в дела мирские – чтобы сотворить какое-нибудь плоское чудо, вроде языков пламени в день Пятидесятницы, или подсунуть кому-нибудь большущую свинью. Мы с Брендоном познали «божью благодать» на собственной шкуре.
Детская спальня находилась на втором этаже и была защищена стандартными звукоизолирующими чарами, чтобы никто не нарушал покой младенца. Эти чары не были фиксированными, они допускали возможность динамического изменения поглощающей способности вплоть до полной их «прозрачности». И это правильно – бодрствуя, ребёнок должен познавать мир во всём многообразии его проявлений, в том числе и звуковых. Но сейчас девочка спала, и изоляция была задействована на максимальном уровне.
Возле самой двери Дана остановилась.
– Только пожалуйста, – сказала она нам. – Постарайтесь не шуметь. Не разбудите её.
Морган ухмыльнулся.
– В первую очередь это относится ко мне, – прокомментировал он. – Всякий раз, когда большой и неуклюжий дядюшка Фергюсон берёт Дейрдру на руки, душа Даны уходит в пятки.
– Вовсе нет, – возразила Дана. – Я полностью доверяю тебе. Ты умеешь обращаться с детьми.
– И тем не менее ты постоянно предупреждаешь меня…
– И буду предупреждать, – оборвала его Дана и взялась за ручку двери. – Теперь тихо!
Мы гуськом вошли в уютную затемнённую комнату, посреди которой стояла маленькая детская кроватка с деревянными решётками по бокам. У изголовья кровати в небольшом кресле сидела молоденькая девушка, одетая как служанка или няня. При нашем появлении она встала, бережно поправила постельку и тихой поступью направилась к Дане. Шёпотом они обменялись несколькими фразами (я так и не разобрала, на каком языке они говорили), после чего Дана утвердительно кивнула. Девушка поклонилась нам всем и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.
– Это кормилица? – еле слышно поинтересовалась Дейрдра. – Уж больно молода.
– Нет, она просто присматривает за девочкой, – ответила Дана. – Кормлю я сама.
Дейрдра смерила её восхищённым и чуть завистливым взглядом.
– Просто невероятно! Роды и кормление совсем не повлияли на твою фигуру. И как ты…
Дана прижала палец к губам.
– Тс-с!
Мы впятером подошли к детской кроватке – Дана и Дейрдра справа, я и Пенни слева, Морган держался позади нас.
– Боже, какая прелесть! – умилённо прошептала Пенелопа, глядя на свою маленькую сестричку сияющими от восторга глазами. – Она просто ангелочек.
По мне девочка была как девочка, милый крохотный человечек пяти месяцев отроду. В таком возрасте все дети похожи на ангелочков… Только вы не подумайте, что я такая чёрствая и циничная, что меня ничуть не тронул вид безмятежно спящей малышки с ангельски-невинным личиком и прелестными светло-каштановыми волосами. Но моя сентиментальность не мешает мне здраво мыслить и трезво оценивать ситуацию. Одного взгляда на Пенелопу мне было достаточно, чтобы понять, что маленькая Дейрдра мгновенно покорила её сердце, и теперь она целиком на стороне Даны.
Поняла это и взрослая Дейрдра. Я почти физически почувствовала её боль. Её страдания эхом отозвались во мне, на какое-то мгновение мной овладели её тоска и безысходность. Что это – влияние Источника, или у нас просто родственные души?
– А какие у неё глаза? – спросила Дейрдра, с трудом сдерживая слёзы.
– Карие, – ответила Дана. – Как… – Она потупилась и виновато добавила:
– Как у Артура.
Сделав над собой усилие, Дейрдра обняла Дану и мягко сказала:
– Ты победила, сестричка. Теперь ОН твой, ОН полностью твой. И ОН должен знать ВСЁ.
– Мне очень жаль, – в смятении произнесла Дана. – Поверь, мне жаль, что так получилось.
– Я не сержусь на тебя. Просто… Просто мне больно… Мне ТАК больно!..
Не в силах сдерживаться дальше, Дейрдра выбежала из комнаты, но дверью не хлопнула и не потревожила сон девочки. Дана сделала было шаг, чтобы последовать за ней, но я взглядом остановила её и покачала головой.
– Нет, лучше я.
Дана тяжело вздохнула.
– Ладно. Тогда я схожу посмотрю, готов ли обед.
– А я останусь здесь, – отозвалась Пенелопа. – Побуду с сестрёнкой.
Она посмотрела на меня и счастливо улыбнулась. В уголках её глаз блестели слёзы.
– Хорошо, – сказала я. – На том и порешим.
Когда мы втроём вышли из спальни и Дана отправилась на кухню, Морган недоуменно спросил у меня:
– Что с Пенелопой?
– А разве не понятно? Она так счастлива, что чуть не ревёт. Пенни росла круглой сиротой, без отца и матери, у неё не было настоящей семьи, а были только родственники, вроде нас с Брендоном. А теперь у неё есть отец, есть маленькая сестрёнка, одним словом, СЕМЬЯ, её собственная семья.
– Ясненько, – сказал Морган. – Да, кстати. Что случилось с матерью Пенелопы?
– Она погибла, – сдержанно ответила я. – Ну ладно, Морган. Давай поищем Дейрдру.
Мы нашли её на том же этаже в библиотеке. Она сидела в кресле и задумчиво листала какую-то книгу – красочно оформленную, толстую, как энциклопедический словарь, с множеством цветных иллюстраций.
– Послушай, – шепнула я Моргану. – У нас намечается серьёзный женский разговор, так что…
– Намёк понят, – ответил Морган. – Пойду-ка я полюбуюсь тем, как Пенелопа любуется своей сестрёнкой.
На этом мы расстались. Я вошла в библиотеку и устроилась в кресле рядом с Дейрдрой. Заметив меня, она захлопнула книгу и положила её на стол. Как оказалось, это была иллюстрированная «Энциклопедия семейной жизни».
– Вот, – горестно произнесла Дейрдра. – Взяла первое, что попалось под руки, и… Впрочем, это неудивительно. Дана зря времени не теряет, активно готовится стать образцовой женой Артура.
– Если честно, – спросила я, – ты обижаешься на неё?
– Совсем немного. Больше я злюсь не на неё, а на свою судьбу и на саму себя. Если бы я забеременела… Но нет, это глупо – и недостойно. Этим бы я только привязала к себе Артура, но не вернула его любовь.
– Он очень страдает, поверь.
– Я знаю, я чувствую это. После коронации он сильно изменился. Этот контакт с Даной… как-то странно повлиял на него. Не скажу, что однозначно плохо, но он стал каким-то другим.
Я промолчала. Только я одна знала, ЧТО в действительности изменило Артура – его путешествие в недра Источника, в самую его преисподнюю, и встреча там с призраком Дианы. С её душой, СУТЬЮ. По правде говоря, я боялась, что это сломит его и постепенно сведёт с ума, но, к счастью, мои опасения были напрасными. Артур оказался сильнее, чем я полагала. Да, он потерял частичку своей жизнерадостности, стал более замкнут и угрюм – надеюсь, временно, пока не сгладятся последствия испытанного шока. Но с другой стороны, это происшествие заставило его внутренне собраться, мобилизировать все свои ресурсы, вследствие чего он обрёл цельность натуры, окончательно преодолел остатки своей раздвоенности (лёгкой формы шизы, как он выражался), порождённой его двойственным восприятием прошлого. Дейрдра же рассматривала перемены в Артуре сквозь призму его отношения к ней и, естественно, оценивала их слишком субъективно.
– Дейрдра, – наконец отозвалась я. – Мне хотелось бы вернуться к нашему предыдущему разговору.
– Насчёт Брендона?
– Да.
Она отрицательно покачала головой.
– Не стоит, Бренда. Я не соглашусь.
– Но почему?
– Я не люблю его.
– Зато он тебя любит.
– В этом-то вся беда. Он меня любит, а я его нет. Я только испытываю влечение к нему, которое, если верить твоим же словам, скоро пройдёт.
– Его может сменить настоящее чувство, – неуверенно возразила я.
– Может быть, – согласилась Дейрдра. – Возможно, когда-нибудь я забуду Артура и полюблю другого. Может быть, Брендона… а может, и не его. И тогда твой брат будет страдать, он окажется в таком же положении, в каком сейчас нахожусь я. Опять развод, опять скандал… Нет, это слишком. Так дело не пойдёт.
Я вздохнула. В словах Дейрдры был свой резон, и умом я понимала это. Однако сердцу не прикажешь – а сейчас моё сердце говорило от имени Брендона.
– Ведь он нравится тебе, не так ли?
– Да, нравится. Притом очень нравится. И теперь… после того, как я узнала о ребёнке Даны и Артура, я могла бы переспать с ним. Но этого явно мало.
– Этого вполне достаточно. Если вы вместе окунётесь в Источник… – Тут я умолкла в нерешительности.
– И что тогда?
– Тогда, если ты… если у тебя есть ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ полюбить Брендона, ты полюбишь его.
Дейрдра грустно усмехнулась.
– А словечко-то какое нашла – ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ! Это надо же!
– Я говорю серьёзно, Дейрдра.
– Я и не думаю, что ты шутишь. Но всё это кажется мне до крайности пошлым. Вместе окунуться в Источник – я догадываюсь, что ты под этим подразумеваешь. Не просто окунуться вдвоём – но ВМЕСТЕ! Это здорово смахивает на ритуальное совокупление.
– Не в большей степени, чем первая брачная ночь, – парировала я. – В определённом смысле, это тоже ритуальное совокупление, однако никто не находит в нём ничего пошлого. Что мешает тебе и Брендону провести вашу первую брачную ночь в Безвременье?
Посмотрев на моё предложение под таким углом зрения, Дейрдра призадумалась.
– Пожалуй, ты права… но только отчасти. Привкус пошлости всё же остаётся. Может, со временем, когда я разлюблю Артура или, по крайней мере, смирюсь с его потерей… Да, кстати, о времени. Мне ещё несколько лет ждать пробуждения моего Дара, так что вопрос о… о брачной ночи в Безвременье для меня пока не актуален.
– Эти годы могут пролететь за считанные дни, – заметила я.
Дейрдра поняла, что я имею в виду.
– Для вас – да, но не для меня, – сказала она. – Я проживу их сполна, в каком бы мире вы меня не поселили. Ведь так?
– Да.
– Тогда я не согласна. Я бы многое отдала, лишь бы скорее повзрослеть, но, как говорит Артур, время не обманешь. И если я должна провести ещё несколько лет в ожидании, то я предпочитаю провести их на родине.
– Что ж, – сказала я. – Воля твоя. Что ты намерена делать?
– Жить, – просто ответила Дейрдра. – Мне есть чем заняться, помимо любви. К примеру, той же математикой. Если, как ты утверждаешь, у меня талант, то негоже зарывать его в землю. – Она вздохнула. – Ну а что касается Артура, то я, пожалуй, сама обращусь к архиепископу с ходатайством о разводе. Как говорится, постараюсь сохранить хорошую мину при плохой игре.
– Обвинишь его в супружеской измене?
– Нет. Я потребую аннулировать наш брак на том основании, что de facto он ещё не состоялся.
Я недоверчиво уставилась на неё.
– Да что ты говоришь?!
– То, что слышала. Со дня нашего венчания мы ни разу не были близки. Каждый вечер Артур находил какой-нибудь предлог, чтобы не ложиться со мной в постель. Такой уж он убеждённый однолюб. – Дейрдра немного помолчала, явно колеблясь, затем всё же добавила:
– Боюсь, Дана не была столь принципиальна в своих отношениях с Брендоном?
Я покачала головой.
– Увы, нет…
Позади нас кто-то деликатно прокашлялся, привлекая наше внимание.
Я оглянулась и увидела в дверях библиотеки незнакомого человека, одетого в элегантный серый костюм с галстуком на золотой заколке. Был он среднего роста, худощав, русоволос. Его некрасивое, но привлекательное лицо мне кого-то напоминало… Да, конечно же, Бранвену – в её облике незрелой девочки-подростка.
Рядом со мной ахнула Дейрдра.
– Колин!..
Гость улыбнулся – и улыбка сделала его лицо почти красивым.
– Мне можно войти?
– Да… разумеется, – сбивчиво произнесла Дейрдра, вставая с кресла. – Проходи. Я… я рада тебя видеть, Колин.
– Взаимно, сестричка.
Энергичной, слегка неуклюжей походкой он приблизился к нам, поцеловал Дейрдру в щеку, а меня поприветствовал вежливым кивком.
– Если не ошибаюсь, вы Бренда из Света, сестра Артура.
– Вы угадали, – ответила я и сама решила блеснуть догадливостью:
– А вы, стало быть, Колин Лейнстер, брат Бранвены?
– И бывший король Лайонесса. – Колин снова улыбнулся. – К вашим услугам, принцесса.
Определённо, он мне понравился. Из рассказов Артура я представляла его другим – угрюмым, нервным, закомплексованным и робким в общении с женщинами. Передо мной же стоял обаятельный мужчина, уверенный в себе и, как мне показалось, довольный жизнью. Он назвал себя бывшим королём Лайонесса не с горечью, а с добродушной иронией – так, будто вспоминал о своих невинных детских шалостях.
Между тем Дейрдра справилась со своим изумлением и взяла Колина за обе руки, глядя на него с восторгом.
– Ты так изменился, Колин! – сказала она. – Где ты пропадал? Почему не давал о себе знать? Я так соскучилась по тебе.
– А я ещё больше. Многие годы не видеть тебя было для меня тяжёлым испытанием.
– Многие годы? – переспросила Дейрдра.
– Мне уже за сорок, – ответил Колин. – Двадцать лет без тебя.
– Двадцать лет. Целых двадцать лет… И что же ты делал всё это время?
– Много чего. Странствовал по свету, видел разные миры, набирался ума, избавлялся от дури, совершал ошибки и на них учился. В общем, скучать не приходилось.
– Ты поддерживал связь с Бранвеной?
– Постоянно. Мы даже совершили несколько совместных путешествий.
– Я не сомневалась, что Бранвена знает, где ты и что с тобой. А она, лгунья этакая, клятвенно уверяла меня, что ей ничего о тебе неизвестно.
– Прости, Дейрдра, – виновато произнёс Колин. – Это я попросил её молчать.
Между ними повисла неловкая пауза, и я решила прийти к ним на выручку.
– Колин, а вы знаете, КТО на самом деле Бранвена?
Колин посмотрел на меня и усмехнулся, а затем, не выдержав, рассмеялся.
– Теперь уже знаю. Однако долго она водила меня за нос!
– Так вы разоблачили её или она сама вам открылась?
– Открылась сама, как только стало ясно, что я вот-вот её разоблачу.
– А ты решил открыться, – послышался голос Моргана, – когда стало ясно, что я вот-вот разоблачу ТЕБЯ. Но ты опоздал, дружище, сюрприза не получилось. Дядюшку Фергюсона не так-то легко провести.
С этими словами Морган вошёл в библиотеку и крепко пожал Колину руку.
– Ну, наконец-то мы свиделись, – сердечно произнёс он.
– Ты догадался, что я здесь бываю? – спросил удивлённый Колин.
– Почти с самого начала.
– Но как? Слуги проболтались?
– О нет, Бранвена хорошо вышколила их. Я вычислил тебя методом дедукции. Во-первых, я подсчитал, что если бы за девочкой присматривали только Бранвена и Дана, она бы подолгу оставалась одна; но, с другой стороны, в моих услугах, как няньки, не очень-то и нуждались. Значит, понял я, есть кто-то ещё – и явно не простой смертный. А во-вторых, и это укрепило мои подозрения, от меня всячески скрывали местонахождение «ниш» и вынуждали каждый раз совершать прогулку от трактира к усадьбе – очевидно, для того, чтобы я не нагрянул нежданно-негаданно и не застал вас врасплох.
– М-да, – согласился Колин. – Проницательность тебя не подвела.
– А ты плохой мальчик, Колин, – пожурил его Морган. – Прятался от дядюшки Фергюсона.
– Дядюшка Фергюсон тоже хорош, – парировал Колин. – Предал своего друга ради портфеля первого министра.
– Ну, нетушки. Я предал не друга, а короля – это большая разница. К тому же признай, что я выгодно вложил свои тридцать серебряников.
– О, это несомненно!
– А впрочем, – продолжал Морган. – Можешь бросить в меня камень, если сейчас ты завидуешь Артуру и хочешь оказаться на его месте.
В ответ Колин как-то странно ухмыльнулся и сел в кресло. Дейрдра устроилась справа от него, я – слева, Морган – в кресле напротив.
– Отчасти всё же завидую, – сказал Колин. – Но отчасти камни не бросают. Да и завидую я вовсе не королевскому венцу Артура.
– Ты о Дане? – спросила Дейрдра.
Он вздохнул.
– Да, о ней… Но не будем об этом. Кто старое помянет, тому глаз вон. Для меня это осталось в далёком прошлом. Все эти юношеские страсти, разочарования, обиды… В конце концов, я не был верен ни своей первой любви, – Колин мельком взглянул на Дейрдру, – ни второй. Я принял участие в заботах Даны без какого-либо тайного умысла, а просто потому, что она моя двоюродная сестра и нуждалась в моей помощи и поддержке.
– Чем ты сейчас занимаешься? – поинтересовался Морган.
– В настоящий момент ничем серьёзным, кроме забот о маленькой Дейрдре. Львиную долю тех двадцати лет я скоротал за первый месяц моего отсутствия в Авалоне, потом пресытился, немного остепенился и теперь уже чувствую, что перебесился. В быстром потоке времени миры какие-то неполноценные, как будто слепленные наспех. Я всё больше убеждаюсь, что настоящая история творится здесь, в окрестностях Основного Потока, а ТАМ, НАВЕРХУ, история только экспериментирует, делает предварительные прикидки, апробирует различные варианты своего развития и отбрасывает явно тупиковые направления.
– Многие наши исследователи считают так же, – заметила я. – Все миры с коэффициентом ускорения времени больше двадцати они называют лабораторией Творца или вселенной в пробирке.
– Вы верите в бога? – спросил Колин, неизвестно кого имея в виду – меня лично или всех Властелинов Экватора.
– Каждый по-своему, – ответила я. – Одни ищут доказательства его существования, иные – его отсутствия, а кое-кто не прочь встретиться с ним, чтобы задать ему кое-какие вопросы.
– И всё же, Колин, – отозвался Морган. – Чем ты занимаешься в свободное от исполнения обязанностей няньки время?
Колин стыдливо потупился.
– Вообще-то дурачусь… А если откровенно, занимаюсь плагиатом. За время моих странствий я многое узнал, закончил три университета, всерьёз увлёкся квантовой физикой… – Он на секунду умолк, а щёки его покрылись густым румянцем. – Ну, и совсем недавно в одном из миров я опубликовал серию статей по теории поля, которые произвели там подлинную революцию. Меня считают гением, буквально носят на руках, выдвинули мою кандидатуру на соискание Всемирной премии – и наверняка присудят её. А ведь в тех статьях нет ничего моего… почти ничего… разве что некоторые обобщени я…
Я не смогла сдержать улыбки, вспомнив выражение лица Брендона, когда на Земле Хиросимы ему вручали золотую статуэтку Фрейда «за выдающиеся достижения в области психоанализа». Многие Властелины, живя в мирах простых смертных, время от времени грешат плагиатом – и большей частью не из тщеславия, а по необходимости. К примеру, тётя Помона, чей конёк медицина, невесть сколько раз «изобретала» пенициллин, не дожидаясь появления местного Флеминга, и без лишней скромности принимала все почести, воздаваемые ей как спасителю человечества. А что касается меня, то на той же Земле Хиросимы даже последнему компьютерному хакеру известно, что язык описания страниц PostScript от начала до конца создан доктором Сильвией Брендон. И если бы я вздумала заявить, что настоящие авторы PostScript-языка живут в другом мире, меня сочли бы… ну, в лучшем случае, дамочкой с причудами.
Я собиралась сказать это Колину и посоветовать ему поменьше мучаться угрызениями совести, но не успела, так как в этот момент появилась Пенелопа с маленькой Дейрдрой на руках. Девочка вела себя смирно, не проявляя никаких признаков неудовольствия, и смотрела на нас своими карими глазками со спокойным любопытством.
– Малышка проснулась, – сообщила Пенни очевидный факт, – и не хочет лежать в кроватке… – Тут она заметила Колина и удивлённо подняла бровь. – Прошу прощения?
Колин подошёл к ней и поклонился.
– Колин Лейнстер к вашим услугам, миледи. – И, отвечая на немой вопрос Пенелопы, он добавил:
– Да, да, тот самый экс-король Лайонесса. Последний из династии узурпаторов.
Между тем девочка протянула к нему свои ручонки и что-то бессвязно пролепетала.
– Дейрдра просится к дяде? – спросил Колин ласково, но без того глупого сюсюкания, с которым многие взрослые обращаются к детям.
Как будто поняв вопрос, девочка вновь прильнула к плечу Пенелопы и погладила ладошкой по её щеке.
– Дейрдра не хочет к дяде, – с улыбкой прокомментировал Колин. – Она уже подружилась с тётей.
– Не с тётей, а с сестрой, – сделала уточнение Пенелопа. – Разве Бранвена не сообщила вам, что на самом деле я дочь Артура?
Теперь пришёл черёд удивляться Колину. Несколько секунд он молчал, переваривая это известие, наконец ответил:
– Нет, этого я не знал. Бранвена не говорила мне, что у Артура такая прелестная дочь.