2

В окрестностях любой населённой планеты весь радиоэфир, от длинных волн до ультракоротких, буквально битком забит модулированными электромагнитными сигналами искусственного происхождения – это непременный атрибут всякой мало-мальски развитой технологической цивилизации. Эфир вблизи Махаварши тоже не пустовал, однако плотность радиосигналов была невысокой и просто не шла ни в какое сравнение с той какофонией, что творилась в районе Земли, Терры-Галлии или Мира Барнарда. Оно, впрочем, и понятно: ведь на каждой из упомянутых планет проживало неизмеримо больше людей, чем оставалось сейчас на Махаварше.

Среди трёх десятков обращавшихся вокруг планеты и ещё функционировавших спутников связи имелось несколько автоматических станций слежения. Они запеленговали нас ещё на расстоянии трёх миллионов километров, и вскоре вслед за тем к нам пришёл формальный запрос, кто мы и с какой целью прибыли. Я приказал Анн-Мари отправить такой же формальный ответ, после чего мы получили короткую радиограмму: ПРИВЕТСТВУЕМ ВАС, «ЗАРЯ СВОБОДЫ»! ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА МАХАВАРШУ! – и на этом связь прекратилась. Устанавливать с нами аудиовизуальный контакт никто не пытался.

Ни я, ни Сигурдсон, ни Анн-Мари не выказали по этому поводу ни малейшего признака тревоги или удивления. А вот Рашель была явно обеспокоена:

– Почему они с нами не связываются? Может, у них что-то случилось?

Я покачал головой:

– Не волнуйся, у них всё в порядке. Просто им не терпится поговорить с нами. Так не терпится, что двадцатисекундные паузы в беседе будут для них настоящей пыткой. Потому-то они ждут, когда мы приблизимся. Они предпочитают выждать ещё минут тридцать, чтобы потом вести нормальный человеческий разговор.

Рашель молча кивнула, слегка прикусив губу от досады. Очевидно, в мыслях она ругала себя за несообразительность. Хотя зря – дело здесь вовсе не в сообразительности, а в обычном повседневном опыте. Когда она закончит учёбу и станет служить во флоте, то очень скоро убедится, как сильно раздражают задержки в связи, порождённые огромными расстояниями.

Корабль тормозил с максимальным ускорением, стремительно приближаясь к Махаварше. Прогноз, выдаваемый компьютером на тактический дисплей, свидетельствовал о том, что через тридцать восемь с половиной минут мы, совершив четверть витка вокруг планеты, со скоростью чуть меньше первой космической войдём в плотные слои атмосферы над западным побережьем материка и устремимся прямиком к городу Паталипутре, где сейчас проживало свыше восьмидесяти процентов всего населения Махаварши.

Про себя я вновь зааплодировал Сигурдсону. Неискушённым людям кажется, что управлять кораблём проще простого – ведь все расчёты производит компьютер, а пилоту приходится лишь выбирать между предложенными ему вариантами курса. Но как раз в этом выборе и заключается вся суть пилотского мастерства. Одно дело открытый космос – там действительно достаточно лишь задать направление движения и график набора скорости либо торможения, а потом можно бить баклуши, следя лишь за тем, чтобы не произошло какого-нибудь сбоя в работе бортовых систем; предыдущие семнадцать часов полёта от дром-зоны до Махаварши именно так мы и провели. Но совсем другая ситуация складывается, когда космос перестаёт быть пустым – вблизи планет, астероидов или в районе скопления других кораблей (особенно если часть их принадлежит противнику). Тут в действие вступает так называемая задача многих тел – и в чисто физическом её аспекте, и в тактическом. Число предлагаемых компьютером вариантов маневрирования существенно увеличивается, подчас на целый порядок, а поскольку он (в смысле компьютер) всего лишь безмозглая биоэлектронная машина, лишённая свободы воли, интуиции и воображения, то в данных обстоятельствах роль пилота резко возрастает и становится определяющей.

В принципе, компьютер способен и сам совершить все необходимые действия – как то: вывести корабль на орбиту, посадить его на планету, благополучно миновать метеоритный пояс или убежать от противника, – однако проделывает это с гораздо меньшей эффективностью, чем под руководством человека-пилота. Разумеется – под умелым руководством. И поэтому совсем не удивительно, что Рашель зачислили в военно-космическую академию без всяких вступительных экзаменов – лишь на основании её школьных тестов и данных медосмотра. А свою профессиональную пригодность она доказала ещё в неполные двенадцать лет, когда, оказавшись единственным уцелевшим человеком на «Заре Свободы», взяла на себя управление кораблём и сумела выполнить возложенное на погибший экипаж задание. Рассказывая о своих тогдашних приключениях, Рашель явно скромничала, утверждая, что во всём полагалась на компьютерные расчёты и заранее подготовленную программу автопилота для челнока. Как свидетельствовали бортовые записи, раз за разом ей всё-таки приходилось делать выбор между предложенными вариантами, и последующий анализ подтвердил, что все её решения были тактически верные и наиболее оптимальные при тех обстоятельствах.

Когда мы приблизились к планете на расстояние ста тысяч километров, Анн-Мари доложила:

– Нас вызывают на связь, командир.

– Установить связь, – тотчас распорядился я. – Изображение на мой терминал.

Спустя пару секунд включился монитор внешней связи, и на экране возникло смуглое лицо мужчины лет шестидесяти пяти, безусого и безбородого, с коротко остриженными чёрными как смоль волосами, в которых, как прежде, не проглядывалось ни малейшего намёка на седину.

Увидев меня, мужчина улыбнулся:

– Здравствуйте, капитан Матусевич. Махаварша приветствует вас.

Чисто автоматически я козырнул.

– Здравствуйте, сэр. – С моих губ едва не сорвалось «ваше величество», однако в последний момент я заменил его на простое «сэр», вспомнив, что мой собеседник не любит всяких помпезных обращений.

Падма XIV, носивший титул императора Махаварши, в своё время был номинальным главой государства, насчитывавшего свыше пяти миллиардов граждан, и не имел практически никаких властных полномочий. В последние же годы ситуация коренным образом изменилась, и теперь де-факто он стал абсолютным монархом для сорока тысяч своих подданных, каждый из которых был как минимум лет на пятнадцать старше его.

Правда, на планете присутствовало ещё порядка двух сотен молодых добровольцев, главным образом медицинских работников, ухаживавших за стариками. В основном они были гражданами Земли или Мира Барнарда, и Падма считал их не своими подданными, а просто подчинёнными – сотрудниками огромного дома престарелых, в который ныне превратилась Махаварша.

А ведь совсем недавно, всего лишь семь лет назад, наша планета занимала второе место по численности населения среди всех тридцати восьми человеческих миров. Однако крайне уязвимое расположение Махаварши вблизи центра Галактики, в области плотного скопления звёзд, не позволяло надёжно защитить её от чужаков посредством блокировки дром-зоны. Вражеские армады могли атаковать планету, совершив перелёт от одной из соседних систем, находящихся в радиусе нескольких световых месяцев, а человечество, хоть и превосходило Иных в научно-техническом отношении, было слишком малочисленным и обладало ограниченными ресурсами для ведения «открытой» войны. Поэтому было решено эвакуировать всё население Махаварши на другие планеты, в том числе и на Землю, уже полностью очищенной от габбаров и готовой принять своих исконных жителей, своих родных детей – людей.

В возрождении Земли приняли участие все освобождённые человеческие миры, и Махаварше, в силу естественных причин, досталась наибольшая квота – миллиард сто миллионов человек. Согласно первоначальному плану, остальные четыре миллиарда должны были расселиться по семи другим планетам, влившись в тамошнее общество, однако они (и это «они» в равной степени касалось как самих махаваршцев, так и жителей упомянутых планет) не были в восторге от подобной перспективы. Сто лет назад человечество уже пережило одно «великое переселение народов», когда Иные насильственно переправляли всех уцелевших в войне людей на отведённые под резервации планеты, и последствия возникших в связи с этим социальных, культурных и межэтнических проблем до сих пор давали о себе знать, причём подчас довольно остро.

Саму Махаваршу эти неприятности обошли стороной, поскольку ко времени капитуляции планета и без того была густо заселена, удельная часть суши на ней составляла менее десяти процентов от общей площади поверхности, и она просто физически не могла принять слишком много вынужденных переселенцев. А те несколько десятков миллионов человек, которых чужаки всё же доставили на Махаваршу (в числе коих были мои предки по мужской линии), очень быстро и практически безболезненно ассимилировали – главным образом, в либеральное и довольно космополитическое общество Полуденных островов. Когда было объявлено об эвакуации всего населения планеты, мои земляки-островитяне, в отличие от жителей материка, относительно спокойно восприняли это известие и в большинстве своём охотно согласились переселиться на Землю, в Северную Америку и Британию, где находились их исторические корни. Да и те семьсот пятьдесят миллионов континентальных махаваршцев, чьим семьям по итогам общенациональной лотереи достались счастливые билеты с пометкой «Земля», тоже не особо протестовали, так как им предстояло возродить на юге и юго-востоке Азии великое индийское государство. Остальные же, мягко говоря, были недовольны: ведь мало того, что им приходилось покинуть планету, на которой тысячу лет проживали их предки, так ещё вдобавок они окажутся на положении бедных родственников в других населённых мирах, где сложилась совсем иная культура, традиции и обычаи.

В конечном итоге проблема решилась сама собой – вернее, стараниями галлийских военных. Пока полномочные представители семи недавно освобождённых планет проводили напряжённые консультации, руководство Терры-Галлии решило воспользоваться возникшими между Иными разногласиями, а также тем шоком, в который повергло их применение глюонных бомб и технологии полной закупорки каналов. Галлийский флот, понёсший в ходе первого этапа операции «Освобождение» потери ниже предусмотренных, атаковал ещё две контролируемые чужаками системы – Барнарда и Сигмы Октанта. Ни в той, ни в другой больше не было людей, однако обе они имели важное значение – как с военно-стратегической, так и с чисто моральной точек зрения. Мир Барнарда был старейшей человеческой колонией за пределами Солнечной системы, в определённом смысле он являлся символом космической экспансии человечества; ну а Сигма Октанта, иначе именуемая Южной Полярной, находилась всего в сорока световых годах от Дельты Октанта, и её четвёртая планета Полярис была ближайшим к Терре-Галлии населённым миром. К тому же Полярис принадлежал габбарам – расе, повинной в гибели девяти миллиардов жителей Страны Хань, и люди просто психологически не могли смириться с таким соседством.

Система Барнарда была освобождена в течение двух недель – глиссары, убедившись, что терпят поражение, предпочли сдаться; зато в локальном пространстве Поляриса войскам пришлось хорошенько потрудиться, чтобы сломить отчаянное сопротивление габбаров, которые по самому складу своего мышления не признавали капитуляции. Но в конце концов обе системы перешли под полный контроль людей, а жители материковой части Махаварши, к всеобщему удовлетворению, обрели себе новую родину – Мир Барнарда. Что же касается Поляриса, то он сильно пострадал в ходе военных действий, так что восстанавливать и заселять его было решено совместными усилиями всех планет Содружества. А на очереди были и другие человеческие миры, которые люди, опираясь на своё техническое превосходство над другими расами, постепенно, но неумолимо освобождали из-под власти чужаков...

– Несказанно рад вас видеть, капитан, – искренне проговорил император. – Давненько мы с вами не встречались.

– Почти шесть лет, сэр, – ответил я. – Всё собирался посетить Махаваршу, дважды подавал рапорт, чтобы меня отправили в одну из таких экспедиций, но никак не складывалось.

– Наконец-то вы добились своего.

– Да, в связи с некоторыми обстоятельствами. – Я глубоко вдохнул и произнёс: – Сэр, у меня для вас печальное известие. Умер господин Шанкар.

Я долго репетировал эту фразу наедине с самим собой, стараясь произнести её как можно суше и отстранённее. Однако ничего у меня не получилось – на слове «известие» мой голос сорвался, и в нём проступили замогильные нотки.

Падма низко склонил голову, его лицо застыло, словно маска. Хотя нельзя было сказать, что это известие застало его врасплох. Похоже, всякий раз, когда на Махаваршу прибывал очередной корабль, он ожидал услышать эти слова. Всё-таки Шанкар был очень старым человеком, а прожитая им жизнь была далеко не спокойной и размеренной.

Молчание длилось ровно минуту. Затем император поднял голову и грустно посмотрел на меня:

– Он лишь полгода не дожил до своего столетнего юбилея. Когда это случилось?

– Почти две недели назад.

– Он сильно болел?

– Совсем не болел. Господин Шанкар умер во сне – просто заснул и больше не проснулся. Врачи уверяют, что он ничего не почувствовал. Остановилось сердце, и всё. Ему давно хотели поставить кардиодатчик, но он наотрез отказывался. Говорил, что в таком случае не сможет работать – при каждом нарушении сердечного ритма в его кабинет будет врываться целая бригада медиков.

Губы Падмы слегка изогнулись в горьком подобии улыбки:

– Узнаю Шанкар. Старик всегда был таким... Он много работал в последнее время?

– Говорят, как обычно – с раннего утра до поздней ночи. Вечером накануне своей смерти он как раз проводил заседание правительства.

Мы ещё немного помолчали. Корабль между тем неумолимо приближался к планете, и вскоре нужно было начинать предпосадочные манёвры.

– Где его похоронили? – спросил император.

– Ещё нигде. Урна с его пеплом находится у нас на борту. Господин Шанкар завещал похоронить его на Махаварше, рядом с могилами его расстрелянных соратников.

Падма кивнул:

– Да, так я и думал... А вам, стало быть, поручили проводить его в последний путь?

– Я сам вызвался, сэр. А вместе со мной и другие члены нашей тогдашней команды. Все, за исключением господина Агаттияра.

– От него по-прежнему никаких вестей?

Я покачал головой:

– Ничего конкретного, кроме ежегодных поздравительных открыток, которые нам с Рашелью передают через главное командование. Возможно, с Ритой он общается чаще – но сама она в этом не признаётся.

Император вновь кивнул:

– Понимаю.

Профессор Агаттияр исчез шесть лет назад, оставив для дочери письмо, в котором просил прощения, что покидает её и больше никогда не вернётся. И в правительстве, и в Объединённом комитете начальников штабов, куда обращалась Рита, ей подтвердили, что он добровольно пожелал участвовать в неком секретном научном проекте. О том, что это за проект, не было сказано ни слова, однако сомневаться не приходилось – речь шла о той самой глубоко законспирированной группе учёных и инженеров, которые занимались технологией управления каналами, а также создали глюонную бомбу. Из всего этого следовало, что Агаттияра мы не увидим до самого конца войны – что было равносильно «до смерти». Его или нашей, не суть важно...

– Кто-то ещё прилетел с вами? – поинтересовался император.

– Да, сэр. На борту корабля находится восемнадцать пассажиров. И среди них один... одна, которую вы особенно рады будете видеть.

На мгновение лицо Падмы просветлело:

– Сати!.. – Но в следующую секунду его мимолётная радость сменилась тревогой. – Но ведь это... это рискованно. Хотя в нашей системе чужаки ведут себя смирно, но всё же...

– Да, безусловно, – согласился я. – Вашу дочь пытались отговорить, но она ничего не хотела слышать. Она заявила, что... гм... что на корабле под моим командованием ей ничего не грозит.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. Наконец император произнёс:

– Пожалуй, Сати права. Такой капитан, как вы, выберется из любой передряги. – Затем он расправил плечи и принял деловой вид. – Вы будете сажать корабль на планету или оставите его на орбите?

– Садимся на планету, сэр, – ответил я. – «Заря Свободы» малогабаритный крейсер, он вполне может приземлиться и на неработающую полосу. Корабельные антигравы выдержат нагрузку.

– Посадочная полоса у нас функционирует нормально, – заверил меня император. – В меру своих сил мы поддерживаем её в рабочем состоянии. – Он покосился немного в сторону, скорее всего, на монитор, где выдавались сведения о нашем местоположении. – Ну всё, пора переключать вас на нашего диспетчера. А я больше не буду отвлекать вас, капитан. Поговорим уже после посадки... Хотя нет, всё же скажите мне вкратце: что важного произошло за последние три месяца? Какую-нибудь планету освободили?

– Землю Диксона. Хтоны уступили её практически без боя – в последнее время контроль над ней обходился им слишком дорого. На планете проживает менее пятидесяти миллионов человек, а хтонам приходилось держать там двадцатимиллионную армию. Для них это оказалось непосильным бременем. Сами по себе хтоны слабая раса; ну а их партнёры по Четверному Союзу – дварки, альвы и пятидесятники – отказались помогать им в охране Земли Диксона, которая из-за своей малочисленности не представляла для них никакой ценности. К тому же они не хотели брать на себя дополнительную ответственность, у них и так хватает забот.

– Понятно. А... пострадавшие планеты есть?

Падма, конечно, имел в виду «уничтоженные», но из суеверия не произнёс этого слова. Вопреки оптимистическим расчётам наших военных стратегов, за семь лет, прошедших с момента бомбардировки Страны Хань, габбарам удалось уничтожить ещё пять человеческих планет – Лахор, Малайю, Новую Калифорнию, Сан-Клементе и Бахмани. Как раз после гибели второй из них ранее нейтральные пятидесятники были вынуждены присоединиться к антигаббарской коалиции альвов, дварков и хтонов. Малайя находилась под их контролем, и они, боясь мести со стороны людей, буквально выжгли огнём две габбарские планеты. Мы поверили в искренность пятидесятников и не стали применять против них глюонные бомбы, зато габбары и их союзники иру’улы ответили сполна. В общей сложности, с этими пятью планетами погибло более полутора миллиарда человек; за их жизни габбары с иру’улами заплатили семьюдесятью миллиардами своих – но для людей это было слабым утешением...

– К счастью, нет, – ответил я. – Командование уверяет, что такого больше не повторится. Земля Диксона была последней в «группе риска», но теперь она в наших руках. А другие ещё не освобождённые человеческие планеты – их осталось одиннадцать – Четверной Союз бережёт от габбаров как зеницу ока. По последним разведданным, которые мне известны, альвы вообще решили перестраховаться и сейчас интенсивно переселяют жителей Эсперансы, Земли Вершинина и Аррана на Новороссию, где у них сконцентрированы огромные силы.

– Вот это скверно, – сказал император. – Если альвы сосредоточатся на охране одной планеты, то её освобождение будет весьма и весьма проблематичным... Ну, ладно, поговорим об этом позже. А то мне уже сигнализируют, что пора отключать визуальную связь, чтобы не мешать вам при посадки. Передаю вас в руки нашего диспетчера. Счастливой посадки, «Заря Свободы».

– Спасибо, сэр, – отсалютовал я уже гаснущему экрану.

3

Почти на самой окраине городского кладбища Паталипутры есть небольшая аллея, вдоль которой расположены в ряд сорок три скромных надгробия, похожих друг на друга, как близнецы. Имена на них были высечены разные, даты рождения – также, зато день смерти везде был указан один и тот же. Здесь нашли своё последнее пристанище учёные и инженеры Ранжпурского Института Физики, которые треть века назад предприняли отчаянную и безнадёжную попытку поднять на Махаварше всеобщее восстание против чужаков.

Собственно, мятежников было больше, чем сорок три, но некоторые из них, в том числе профессор Агаттияр, избежали участи своих товарищей, потому как следствию не удалось доказать их вину, а глава и идейный вдохновитель заговора, Раджив Шанкар, сумел бежать из тюрьмы в ночь накануне казни. Вернее сказать, его похитили из камеры смертников – вопреки его же собственному желанию. И только сейчас, спустя тридцать четыре года, он воссоединился в Вечности со своими друзьями и соратниками...

Под оружейный салют строя убелённых сединой ветеранов Сопротивления урну с пеплом Шанкара опустили в свежевырытую могилу, после чего присутствующие горсть за горстью засыпали её землёй. Затем рыхлый холмик тщательно утрамбовали, а поверх него установили такое же скромное надгробие. Как и на всех остальных, на нём было высечено только имя с днями рождения и смерти. Две эти даты разделяло без малого сто лет.

Первым цветы на могилу возложил император Махаварши, Падма XIV. Преклонив колено, он тихо промолвил:

– Я знаю, старик, при жизни ты так и не смог простить нас – всех тех, кто был причастен к твоему освобождению, кто не позволил тебе умереть вместе с остальными. Ты понимал, что это было необходимо; понимал, что ты был нужен нам живым; понимал, что мы могли спасти только одного из вас – и сделали этот трудный выбор в твою пользу. Всё это ты прекрасно понимал, однако простить нас было выше твоих сил. – Император сделал короткую паузу. – Говорят, что мёртвые прощают всё. Надеюсь, это так. Надеюсь, что теперь твоя мятущаяся душа обрела покой, а мы дождались от тебя прощения.

Следующей была дочь Падмы, двадцатисемилетняя принцесса Сатьявати. Положив свой букет, она с минуту молча стояла перед надгробием, а в её красивых чёрных глазах блестели слёзы. Раджив Шанкар был для неё не просто премьер-министром страны, которую она номинально возглавляла. В последние пять лет он фактически заменил ей отца, был её наставником и советником – но не в государственных делах (никакими властными полномочиями она не обладала), а просто как человек, как друг, как старший товарищ.

Предварительно предполагалось, что Сатьявати возглавит Королевство Индию на Земле, но когда махаваршцы получили в своё полное распоряжение систему Барнарда, она отправилась туда вместе с большинством своих соотечественников. Земная Индия, как и в довоенные времена, стала республикой, а в Мире Барнарда была провозглашена конституционная монархия – правопреемница Государства Махаварши. Однако Сатьявати наотрез отказалась принять королевский титул, ссылаясь на то, что её отец, глава императорского дома, ещё жив и обозримом будущем умирать не собирается. В итоге Сатьявати объявили регентом нового королевства – что, впрочем, сути дела не меняло. И так, и этак все её обязанности сводились к исполнению представительских функций, а реальная власть принадлежала всенародно избранному Национальному Собранию, которое по своему усмотрению формировало Кабинет Министров. В Мире Барнарда уже дважды проводились парламентские выборы, и оба раза на них уверенно побеждала Лига Свободы во главе с Радживом Шанкаром. Теперь же, с его смертью, правящая партия лишилась своего руководителя, государство – премьер-министра, а страна – харизматического лидера...

Вслед за Сатьявати последние почести Шанкару воздали прибывшие на «Заре Свободы» его соратники – в прошлом ведущие деятели подполья на Махаварше, а ныне высокопоставленные правительственные чиновники. Среди пассажиров моего корабля также было два не-махаваршца – дядя Рашели, адмирал Клод Бриссо, заместитель начальника Генерального Штаба ВКС Терры-Галлии, и доктор Поль Карно, председатель Совета Министров Земной Конфедерации. По своей должности они часто общались с главой правительства Мира Барнарда, и за эти семь лет у них с Шанкаром сложились тёплые, дружеские отношения.

Дальше настал наш черёд – членов команды крейсера, вместе с которыми Шанкар участвовал в боях за освобождение Солнечной системы; а затем мимо надгробия медленно поплыл людской поток, сплошь состоящий из стариков – последних жителей Махаварши. Здесь их собралось около двадцати тысяч – добрая половина населения планеты. Они шли по аллее не спеша, им некуда было торопиться, и каждый из них ненадолго задерживался у могилы, чтобы вслух или мысленно сказать пару слов величайшему представителю их поколения, который ещё при жизни стал легендой для многих миллионов соотечественников.