Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Всеобщая история, обработанная «Сатириконом»

ModernLib.Net / Юмор / Тэффи Надежда / Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» - Чтение (стр. 5)
Автор: Тэффи Надежда
Жанры: Юмор,
История

 

 


Через сорок лет стало известно, что Иерусалим находится в чужих руках. Султан Саладин, взяв город, пощадил христианских жителей, без нужды никого не убивал, а иерусалимскому королю Гвидо возвратил свободу. По этим-то поступкам христианская Европа и узнала, что святым городом овладели некто иные, как неверные. Папа, испуганный за судьбу города, велел проповедовать третий крестовый поход. Первым поднялся Фридрих Барбаросса, но утонул в Малой Азии; вслед за ним отправился французский король Филипп-Август и английский король Ричард Львиное Сердце. У Ричарда, кроме огромной физической силы, не было никаких дарований. Он только умел драться, рычать и сердиться. В наше время его не пустили бы в порядочный чемпионат борцов. Вернуть Иерусалим Ричарду Львиному Сердцу, разумеется, не удалось, но зато он навел страх на детей всей округи.

Стали готовиться к четвертому крестовому походу, но он окончился скорее комически, нежели трагически. Крестоносцы собрались в Венеции, чтобы на венецианских кораблях переправиться в Палестину. Во главе ополчения стал старенький старичок дож Дандоло. Так как старичок этот был совершенно слеп, а отчасти также глух, он город Зару (в Далмации) принял за Палестину. Крестоносцы осадили город и, только взяв его, убедились в своей ошибке. Сконфуженные, они пошли дальше и, увидев Иерусалим, бросились на него, стали грабить и жечь.

– Где тут гроб Господень? – спросили они после тщетных поисков.

– Опять не попали! – ответили им. – Это вовсе не Иерусалим, а Константинополь.

Вторичная ошибка сильно охладила рыцарей. Они решили не гнаться за этим неуловимым Иерусалимом, а пока что основать здесь же, на месте, Латинскую империю. Впрочем, эта новоиспеченная империя просуществовала всего неделю.

После этих неудач многие решили, что Иерусалим вообще куда-то затерялся и найти его немыслимо. Было предпринято еще несколько походов, но неудачно. Дошли до того, что в существование Иерусалима стали верить только дети (поход детей)… Да было уж и не до того: с востока явилось совершенно новое племя – монголы – и двигалось на Европу. Надо было шкуру спасать, а не увлекаться фантазиями. Однако на короткое время Иерусалиму повезло: во Франции заболел Людовик IX Святой. Он принимал различные лекарства: ел мел, пил настой из трав и мазал себя медом с солью. Но средства эти не помогали. Осталось последнее, сильнейшее средство – крестовый поход. Людовик дал обед предпринять поход, и, действительно, ему на другой же день полегчало. Но из этого похода, дважды повторившегося, решительно ничего не вышло: король умер, а святая земля очутилась в руках у мамелюков; медицина же раз навсегда отвергла крестовые походы как средство от королевских болезней.

В наше время даже самые наглые шарлатаны-доктора не решаются никому предложить это лекарство.

Франция и Англия во второй половине средних веков

В конце Х века французский престол заняла линия Капетингов. Нелегко было этой династии пробиться в люди; в те времена можно было быть королем, но не быть принятым в обществе. Капетинги решили расширить свое дело. Они не стыдились своего королевского достоинства, но не брезговали и другими занятиями: покупали земли, воевали, строили, занимались судебными и общественными делами. Своих бедных родственников выгодно женили и выдавали замуж и в конце концов стали на ноги. Надменные бароны, разумеется, свысока смотрели на это сборище королей и, где могли, обижали их.

Хитрая династия стала играть в социал-демократизм и этим расположила к себе французский народ. Разумеется, полиция стала коситься на династию, но на стороне королей по счастливой случайности было духовенство. Полиции пришлось смириться.

Известен Людовик VI по неделикатному прозванию «Толстый». Ему доктора прописали усиленный моцион, и потому он без устали сражался со своими же баронами. К концу своей жизни он настолько похудел, что умер.

Его сын Людовик VII также был монархистом. Он вступил в брак с принцессою Элеонорою, но скоро развелся с ней. Элеонора была наследницей обширных владений в юго-западной Франции. Она вторично вышла замуж, на этот раз за Генриха Плантагенета, графа Анжуйского. Генриху повезло: он наследовал английскую корону. И вышло, что английский король, владея французскими землями, считался вассалом первого мужа своей жены. Чтобы распутать этот политико-матримониальный узел, началась война, которая окончилась только через сто лет, то есть тогда, когда кости первого мужа и второго мужа и первой жены и их детей и внуков давным-давно истлели в могиле.

Из Капетингов замечателен Людовик IX, он же Святой. Людовик прославился тем, что любил сидеть под дубом. Другие деревья он менее любил. Он реформировал судопроизводство и был так справедлив, что одного бедного барона, повесившего трех человек, приговорил к штрафу. Эта строгая мера повергла в ужас французских баронов, и с тех пор жизнь человеческая вздорожала.

Внук Людовика IX Филипп IV Красивый вступил в борьбу с папой Бонифацием VIII. В Европе очень интересовались вопросом: кто из них кого переотлучит? Оказалось, что победил Филипп; были этим особенно довольны женщины, так как Филипп был красив, а Бонифацию шел восемьдесят шестой год. Папа вскоре умер – как показало медицинское вскрытие – «от стыда и позора» (Иловайский).

Филипп возвел на папский престол Климента V, очень покладистого и послушного наместника Петра на земле. Филипп уговорил папу, что для его здоровья полезнее жить в Авиньоне, чем в Риме. Семьдесят лет подряд папы, поправляя здоровье Климента V (впрочем, давно умершего), прожили в Авиньоне, и это называется почему-то «вавилонским пленением пап». Во время своего спора с Бонифацием Филипп созвал «государственные чины» (etats generaux).

Здесь впервые в совете короля явились горожане – «третье сословие». Это были предки той самой французской интеллигенции, которой впоследствии известный русский писатель Максим Горький плюнул в лицо.

При наследнике Филиппа IV Филиппе Валуа началась знаменитая Столетняя война с Англией, которая в отличие от Тридцатилетней продолжалась ровно сто лет.

Генрих II Плантагенет с большим умом управлял Англией. Так, по крайней мере, утверждают. Немало огорчений приносило ему духовенство. В Англии духовенство, между другими привилегиями, пользовалось также правом не подлежать светскому суду, а также не садиться под дубом или другим каким деревом, как то было во Франции при Людовике Святом. Благочестивые монахи, убив крестьянина, или ограбив дворянина, или обесчестив женщину, или обокрав горожанина, оставались почти безнаказанными. Отсюда народ стал выводить заключение, что жизненное назначение духовенства – это убивать, грабить и воровать, а не молиться. Чтобы искоренить подобное, во всяком случае преувеличенное, мнение, Генрих II стал вмешиваться в церковные дела. Но встретил опасного противника в лице своего прежнего друга, кентерберийского архиепископа Фомы Бекета. Этот Фома прежде, чем сделаться архиепископом, много ел и пил, но когда им сделался – мало ел и мало пил.

После его смерти, в которой был повинен Генрих II (и что он, между прочим, клятвенно отрицал), около гроба стали совершаться чудеса. Оба сына Генриха прославились, каждый по-своему. Первого называли Львиное Сердце, а второго – Иоанн Безземельный. У Ричарда было хоть львиное сердце, а у Иоанна – никакого. Кроме того, у него отняли все земли, и он, таким образом, очень походил на шахматного короля. Английские бароны и горожане вскоре объявили ему шах и мат, заставив подписать «Великую хартию вольностей» (1275 г.). В этой хартии, между прочим, были такие параграфы:

§1. Не могут быть налагаемы новые подати без согласия представителей духовенства и вельмож.

Примечание. Допускаются исключения.

§2. Никакой свободный человек не может быть посажен в тюрьму иначе как по приговору суда.

Примечание. Допускаются исключения.

§3. Подданные получают право силою воспротивиться нарушению законов.

Примечание. Но за это их наказывают по примечанию §2.

При Иоанне Безземельном еще, «слава Богу, не было парламента», но при преемниках его уже, «слава Богу, были и конституция и парламент». Английский парламент составлен по образцу биплана Райта: он состоял из двух палат – верхней и нижней. Значение английского парламента так велико, что до сих пор русские прокуроры разъясняют его многим общественным деятелям, предлагая поразмыслить о нем в одиночестве и на досуге.

«Таким образом, – рассказывает Иловайский, – в Англии и во Франции история королевской власти приняла два противоположных направления. Во Франции короли, соединившись с горожанами, усилили свою власть и потеряли дворянство, в Англии горожане соединились с дворянством и ослабили значение короля». Это совсем как в сказке: пойдешь налево – дворянство потеряешь, пойдешь направо – горожан потеряешь. А останешься на месте – Иловайский о тебе некролог напишет.

В начале Столетней войны французы хвастливо говорили:

– Англичане пороху не выдумают.

Но они выдумали, и в сражении при Креси впервые со стороны англичан в дело пущен был порох. Французы, ошарашенные неожиданностью, бежали.

Вообще вначале французам не повезло. Их били со всех сторон. Против дворянства поднялось сельское население. Произошло страшное восстание, известное под именем «Жакерия». Крестьяне жгли замки и убивали баронов. Одновременно с этим в Париже поднялось торговое и ремесленное сословие. Восстание было скоро подавлено, и с тех пор во всех странах строжайше запрещены всякие бунты и восстания, как в деревнях, так и в городах. Запрещение это сохраняет силу по сей день. С Англией был заключен мир, причем французам удалось перехитрить своих врагов.

– Мы вам вернем короля, а вы нам уплатите столько-то и столько, – предложили англичане.

– Королей у нас достаточно, а денег мало, – ответили французы. – Берите себе короля на здоровье.

И англичане удержали Иоанна Доброго, который им абсолютно ни на что не был нужен. Но он был так добр, что скоро умер.

При сыне его Карле Мудром дела французов улучшились. Выгодно сбыв своего отца англичанам, Карл этим поправил государственный бюджет. Кроме того, под рукой случился рыцарь Бертрэн Дюгеклен, который, по причине своего безобразия, был очень храбр и вернул Франции почти все юго-западные провинции.

Сын Мудрого оказался сумасшедшим, однако не настолько, чтобы не иметь детей. При его сыне Карле VII появилась удивительная личность, которая до сих пор не перестает провоцировать актрис и даже актеров (впрочем, только русских), подстрекая их на подвиг; это – Жанна д'Арк.

Франция находилась на краю гибели, а Жанна д'Арк сидела под дубом. Но она там никого не судила, а только мечтала. Город Орлеан был осажден англичанами, и покойная Благочестивая Екатерина и Маргарита, следившие за внешней политикой, четыре года подряд толковали Жанне, что они помогут ей спасти Францию – по два года на каждую покойницу. Но родители Жанны и слышать не хотели, чтобы дочь в подобном обществе пошла на Орлеан. Это были люди невежественные, не читавшие истории и потому не знавшие, чем закончится этот поход. Наконец покойные благочестивицы так пристали к Жанне, что она без спроса ушла к парикмахеру. Это был добрый человек и патриот. Он в долг отрезал ей волосы и даже достал ей мужское платье. Впрочем, прекрасные волосы Жанны он потом с выгодой продал одной немолодой даме, нуждавшейся в накладке.

Жанна отправилась в замок Шинон, где в то время находился король. Она просила вверить ей отряд. Но двор, вместо того чтобы немедленно удовлетворить ее просьбу, стал донимать ее экзаменом по богословию. Бедная девушка, как выяснилось, больше всего в жизни терпела от экзаменов. Часть епископов и богословов уже готовы были назначить ей переэкзаменовку на осень, но король сжалился над Жанной и дал отряд воинов.

Жанна с белым знаменем в руках пробралась в Орлеан, воодушевила французов, и англичане были отбиты. По этому поводу даже написаны стихи, которые все хвалят и никто не читает. Жанна считала свою миссию оконченной. Боясь возможности повторения экзаменов, она хотела удалиться в деревню. Но по настоянию короля осталась в войске. Это был очень неосторожный шаг. Начались неудачи. Она повела войско на Париж, но нападение было неудачно, она была ранена и попалась в руки англичан. Здесь оправдались ее самые мрачные предчувствия: ее действительно стали экзаменовать!

– Любит ли праведная Маргарита англичан? А праведная Екатерина? А Господь Бог? Бедную Жанну д'Арк срезали! О переэкзаменовке не могло быть и речи. Англичане решили сжечь ее на площади. Но ее смерть повредила англичанам больше, чем ее жизнь. Французы, и без того ненавидевшие своих врагов, понатужились и стали их еще больше ненавидеть. Борьба продолжалась до 1456 года и окончилась изгнанием англичан из Франции.

Карл VII, герой, о судьбе которого заботились две давно умершие праведницы – Екатерина и Маргарита, тот, ради которого Жанна д'Арк пожертвовала своими волосами и жизнью, оказался самым обыкновенным, заурядным, толстым, вялым и ленивым человеком. Он скоро сообразил, что ждать каждый раз помощи от праведниц не совсем благоразумно, а лучше завести собственное постоянное войско. Увы, с первого же дня своего существования это регулярное войско стало называться «жандармами»! Вот какие неожиданные последствия имел романтический подвиг прекрасной Жанны д'Арк.

Сын этого первого шефа жандармов, Людовик XI, был большой оригинал. К феодалам он испытывал нечто вроде идиосинкразии, преследуя их где и как мог. Смирнейших из них он не подпускал ко двору. Его лучшими друзьями были цирюльник и палач. В последние годы своей жизни он превратился в маньяка. Жил среди болот и лесов в укрепленном замке, занимаясь тем, что мучился угрызениями совести. Ему мерещились заговоры и бунты. Он держал целую армию шпионов, и азефы того времени хорошо наживались. Чтобы скрыть свое болезненное состояние, он посылал покупать дорогих собак, львов и коней: пусть-де говорят, что король интересуется охотой. При нем состояли какие-то подозрительные астрологи, спириты, маги… Однако при нем же впервые завелась правильная почта, он заботился о судопроизводстве и о шоссейных дорогах, почему-то сближая эти два понятия.

Между тем в Англии вспыхнули жестокие междоусобия; причиной этому было то, что у одной стороны воюющих в гербе находилась алая роза, а у другой белая. Война Алой и Белой розы имела целью уменьшить число представителей королевского дома и феодального дворянства, а уцелевших – разорить. Цель эта, после долгих эволюций, была блестяще достигнута. Особенно много пришлось повозиться с добродушным королем Генрихом VI. Его добродушие и незлобивость были так велики, что он не обижался, когда его свергали с престола. Он только отряхивался и опять усаживался на трон. Ему никак не могли втолковать, что в порядочной истории так не поступают, и его друг, граф Варвик, недоуменно пожимая плечами, возвращал ему корону Англии. Этот Варвик вообще занимался тем, что приискивал короны желающим, за что его прозвали «Kingsmaker», что значит «делатель королей». Он даже готовился заказать особую вывеску, на которой был изображен господин в королевском одеянии с двумя розами в руках – белой и алой – и внизу подпись: «Сих дел мастер. Вход рядом, через акушерку».

Но вывеска эта не увидела света, так как граф был убит, сражаясь за одного из своих протеже.

Борьба шотландцев с англичанами за свою независимость происходила мелким шрифтом и имела непосредственной целью дать материал одному английскому драматургу, который, по мнению таких авторитетов, как Лев Толстой и Бернард Шоу, лишен был всякого дарования. Драматург этот писал стихами, но не имел никакой фантазии, и поэтому английские и шотландские короли и полководцы Ричард II, Ричард III, Макбет и другие должны были прийти ему на помощь. Полагают, что этого драматурга звали Вильям Шекспир. В русских провинциальных театрах его почтительно называют Василий Иванович и в бенефис заезжего трагика любознательная публика его громко вызывает.

Германия во времена Габсбургов и Люксембургов

Когда прекратилась династия Гогенштауфенов, в Германии настало время междуцарствия. В эту смутную эпоху у князей была тенденция выбирать королей-гастролеров. Таковы английский принц Ричард и кастильский король Альфонс X. Эти гастролеры только носили титул, а в Германию почти не являлись. Силой гнать их туда было неловко; и если взглянуть по-человечески, они по-своему были правы. В Германии жилось невесело. Бароны и рыцари грабили по дорогам купеческие обозы, захватывали проезжающих и требовали выкупа. Правосудия искать было не у кого; оно, как и короли, было в безвестном отсутствии. Его даже не было под дубом. Возник совершенно своеобразный вид судопроизводства: тайные судилища. Рыцари собирались вместе в каком-нибудь подземелье и с масками на лицах составляли приговоры – большей частью заочные.

– Кто ты, прекрасная маска?

– Прокурор. А ты, прекрасная маска?

– Палач.

– Палач? Я не узнал тебя.

Около трехсот лет существовали эти суды, да и теперь еще, хотя маски сняты, в некоторых диких странах продолжаются подобные суды.

Вначале это еще было очень весело, полагает Иловайский, потому что пишет: «Смуты междуцарствия наскучили князьям». Повеселившись вдоволь, князья решили выбрать из своей среды какого-нибудь захудалого правителя. Кандидат должен был быть не очень умен, в меру справедлив и в меру набожен. Таковой нашелся в лице Рудольфа Габсбургского. Однако, вступив на престол, он стал более справедлив, чем это от него требовалось: преследовал хищных рыцарей, наказывал за убийства и грабежи, разрушал гнезда разбойников. Все это вызывало вполне понятное удивление и ропот. Богемский король Отокар, считая подобный образ действия несовместимым с достоинством правителя, поднял на Рудольфа оружие. Но был побежден, и его земли – герцогство Австрия, Штирия и Крайна – перешли к сыновьям страшного императора. Габсбурги, как и Капетинги во Франции, решили во что бы то ни стало сделать карьеру на троне. Они не раздавали своей земли, а исподволь собирали ее. Но при сыне Рудольфа Альбрехте I пришлось вписать в пассив Швейцарию.

Швейцария в древности называлась Гельвеция и, судя по последующим событиям, была богата яблоками. Ее населял храбрый пастушеский народ, который умел исковеркать любой язык так, что его никто уж не мог понять. В средние века Швейцария входила в состав Германии. Три лесных кантона: Швиц, Ури и Унтервальден, лежащие вокруг прекрасного Фирвальдштедского озера, сохраняли свою независимость. Альберт I вздумал подчинить их. Тогда вспыхнуло восстание. Уполномоченные от каждого кантона глубокой ночью собрались на горе Рили, где заключили клятвенный союз общими силами отстоять свободу и родные яблоки. Немецкий писатель Шиллер написал по этому поводу прекрасную драму, а благодарные потомки швейцарцев в увековечение события построили на этом месте гостиницу.

Далее события шли со сценической быстротой. Злой Фогт Гесслер велел на площади Альторфа поставить шест и повесить на нем старую шляпу австрийского герцога: все проходившие должны были ей кланяться. Но крестьянин Вильгельм Телль, имея двоих детей и жену, не поклонился. Его схватили, и в наказание он должен был стрелять в яблоко, положенное на голову сына. Телль попал в яблоко, но сообщил, что если бы не попал, то следующей стрелой пронзил бы самого Гесслера. Никто, собственно, не тянул его за язык; за эти слова его заковали и повели с собой. А на том месте, где он стрелял в сына, построили гостиницу.

Вильгельма Телля посадили в лодку, и по дороге началась буря. Его расковали, чтобы дать возможность править лодкой. Но Телль – не будь дураком – выскочил на берег и скрылся. Теперь на этом месте гостиница. Через некоторое время он подстерег Гесслера и убил его стрелой. Теперь там гостиница.

Через несколько лет сильное австрийское войско явилось в Швейцарию, но их встретили камнями, алебардами и, вероятно, гнилыми яблоками. Долго и упорно пришлось бороться швейцарцам и выказывать чудеса храбрости. Поэтому не надо удивляться тому, что в Швейцарии теперь так много гостиниц, и часто скверных. Они выказывали себя превосходными защитниками своей свободы и потому впоследствии стали одалживаться для защиты уже чужой свободы. Эти подряды на защиту свободы они исполняли храбро и выгодно.

Чтобы ввести в жизнь двора некоторое разнообразие, князья стали выбирать императоров из других фамилий. Особенно хороших правителей поставлял Люксембургский дом. Карл IV из этого дома основал в Праге первый германский университет. Кроме того, он особой золотой буллой определил, в каком порядке должны избираться правители. Но как от них освобождаться – он не пояснил. Впрочем, руководством его ныне никто не пользуется.

При Сигизмунде имело место так называемое «гуситское движение», порожденное великим расколом в католической церкви.

Эту эпоху раскола можно смело назвать «эпохой перепроизводства пап». Пап оказалось гораздо больше, чем требовалось для этого случая. Один папа сидел в Авиньоне, другой в Риме, а третий папа пока что гастролировал в провинции, в Пизе. Если припомнить, что папам, как и всему духовенству, было предписано безбрачие, то надо прийти к заключению, что папы в эту смутную эпоху появлялись именно вегетативным путем.

Против подобного способа, а также против многого другого восстал Ян Гус, профессор богословия Пражского университета. За Гусом пошли преимущественно чешские профессора и студенты. Немецкие же студенты в количестве пяти тысяч ушли из Праги. Таковы были первые студенческие беспорядки в молодом университете. Некоторые историки полагают, что если бы в то время правительство энергично взялось за ликвидацию студенческих беспорядков, то никакого гуситского движения не было бы и все уладилось бы домашним способом. Трудно сказать, насколько они правы, но Гус, между прочим, был сожжен.

Чтобы прекратить противоестественное и нежелательное увеличение пап, был созван Констанцский собор. Но собор этот дал самые неожиданные результаты: появился четвертый папа. Дело начинало не на шутку беспокоить Европу. Стали подозревать какое-то колдовство и ересь. Подозрение пало на Яна Гуса, и ученые мужья потребовали его в Констанц. Он получил охранную грамоту от императора, в которой тот ручался за его безопасность. Увы, бедный профессор еще не знал, что его так бессовестно подведут… Гуса и его сочинения решено было сжечь. После этого размножение пап действительно прекратилось.

Но зато Чехия, взволнованная мученической смертью Гуса, поднялась на немцев. Предводителем восстания явился Ян Жижка, жестокий, смелый старик. В каждом сражении – рассказывает история – он терял по глазу, а таких сражений было множество. С большим трудом Сигизмунду удалось восстановить спокойствие в Богемии.

Люксембургский дом прекратился, и на престоле вскоре очутился представитель Габсбургов – Фридрих III. Это было апатичнейшее существо, совершенно не интересовавшееся тем, что происходило в стране.

Спокойная семейная жизнь и кружка доброго пива вполне его удовлетворяли. Ему говорили:

– Послушайте, от вас отложились чехи!

– А? Что? Да, я слышал.

– От вас отложились венгры!

– Слышал… слышал, – бормотал апатичный император. – Не хотите ли кружку?

– Послушайте, от вас…

– Да отстаньте! Как вам не надоест?

Его сын Максимилиан I считался «последним рыцарем». Кроме того, он был превосходнейшим сватом, выгодно пристроив всех своих родственников. Если бы он издавал «Брачную газету», то имел бы несомненный успех и, конечно, не раз был бы оштрафован. Он учредил особое бюро, где решались взаимные распри немецких областей. Бюро это носило название «Рейхскаммергерихт», или «Верховный императорский суд». Вначале бюро это посещалось неохотно, но потом дела поправились и бюро процветало.

Италия и Испания. Падение Византии

1. Италия раздробилась на многие владения, причем политическое устройство их было так разнообразно, что можно думать, будто человечество здесь делало ряд специальных опытов: от монархии переходили к вольным городам, к республикам демократическим, аристократическим и чуть не к анархическим коммунам. Почему именно в таком-то городе учреждалась монархия, а в другом – республика, а не наоборот, никто не мог сказать. Некоторые историки предполагают, что здесь была устроена особая лотерея.

Городу Милану по этой лотерее досталась аристократическая республика, причем городской potestas, императорский наместник, волею судеб превратился в республиканца. Но богатые миланские фамилии то и дело захватывали власть над республикой. Некий юноша Франческо Сфорца, обладая красивой внешностью, решил сделаться предком, а именно – родоначальником новой герцогской фамилии. Это рискованное предприятие ему удалось, и с той поры в истории появилась фамилия Сфорца.

Между тосканскими республиками возвысилась Флоренция. Здесь укрепилась, так сказать, перемежающаяся республика, то есть правление было то в руках демократии, то аристократии. В XII веке правительственный совет был составлен из представителей торговых и ремесленных цехов. Дворяне вели себя плохо, но, убедившись, что дурным поведением они ничего не достигнут, стали вести себя хорошо и швырять деньгами во все стороны. Последнее обстоятельство очень понравилось народу, и некий Кузьма, глава банкирского дома Медичи и К°, сделался полновластным лицом в республике. Он, как и Франческо Сфорца, также стремился стать предком и для этой цели распорядился возродить науки и искусства. Особенно хорошо возродились искусства, так что до сих пор эпоха Медичи вызывает в потомках справедливую и благородную зависть. Разумеется, дело не обошлось без заговоров, но, по мнению Иловайского, заговоры эти ясно доказывали, что в каждой республиканской стране народное большинство всегда на стороне монархии. Имеет ли это положение обратную силу – неизвестно.

Два важнейших города северной Италии – Венеция и Генуя – сохранили у себя республику и больше нуждались в потомках, чем в предках. Вообще можно взять за правило: монархия жива предками, а республика – потомками. В конституционных же странах смесь того и другого.

Венеция своим происхождением обязана Аттиле: жители, спасаясь от этого хищника, бежали на низменные песчаные острова лагун Адриатического моря, и здесь мало-помалу образовался народ. Управлением заведовал Верховный Совет. Чтобы попасть в него, надо было предварительно быть записанным в золотую книгу. А в золотую книгу вносились только члены Верховного Совета. «Вот тут и вертись», – как говорит Медведенко в «Чайке». За тишиной улиц никто не наблюдал, потому что улиц не было. Но за политическим спокойствием или, как теперь выражаются, за «внутренними врагами», имел наблюдение «Совет десяти», который, по остроумной догадке историков, большей частью состоял из десяти человек. Это было тайное судилище, облеченное неограниченной властью. Человек, заподозренный в политической неблагонадежности, вдруг исчезал неизвестно куда, и о нем даже не смели расспрашивать. Следует заметить, что тогда политической неблагонадежностью считалось приверженство к монархизму, между тем как теперь… Так меняются времена!

Генуя была постоянной соперницей Венеции и не раз с нею ссорилась. Но Генуя не имела такого решительного правительства и в вопросе, что лучше – монархия или республика, – часто колебалась. Поэтому Бог скоро наказал ее.

2. Пиренейский полуостров в VIII веке был покорен маврами. Но, поселившись в Испании, они скоро потеряли свою воинственность и стали заниматься торговлею. Полагают, что многие из них уже тогда ходили по дворам и кричали: «Халат! Халат!» Это было апогеем развития испанского халифата. После этого пресеклась династия Омайядов и халифат раздробился на мелкие государства: Гренада, Севилья, Валенсия и другие. Отчасти об этом событии повествует известное стихотворение в знаменательных строчках: «От Севильи до Гренады в темном сумраке ночей»2. Эти строчки интересующиеся могут услышать на любом благотворительном концерте в Петербурге.

Это раздробление было сделано историей для того, чтобы облегчить христианам борьбу с маврами. И действительно, арабские владения одни за другими стали переходить в руки христианских государей. Самую решительную войну с маврами вели кастильцы: из рыцарей в этой борьбе прославился Родриго Диас, более известный под псевдонимом Сид. Сид – любимый герой испанских песен, и большую ошибку делают те, которые путают Сид и «сидр».

Король арагонский Фердинанд II, прозванный Католиком, вступил в брак с наследницей кастильской короны Изабеллой. Этим было положено основание Испанскому королевству. Фердинанд взял Гренаду – последний оплот мусульманских владений. Великолепный город был предан разграблению.

Фердинанд спал и видел единую нераздельную монархию. Эта мрачная фигура средневековья смотрела на религию как на обязательное полицейское постановление, а на духовенство как на жандармов. Папа же, по понятию этого благочестивого и богобоязненного короля-католика, должен был представлять нечто среднее между обер-прокурором и шефом жандармов. По желанию Фердинанда папа учредил инквизицию, то есть высшее духовное судилище, которое имело целью, во-первых, славить Бога, а во-вторых, преследовать еретиков и отступников. От святой инквизиции особенно жестоко страдали мавры и евреи. Евреев почтенный Иловайский рассматривает в одной главе с торговыми путями, вероятно, полагая, что это тоже нечто вроде дорог или водяного сообщения. Но евреи были не дороги, а особый народ, который при любом обороте колеса истории всегда являлся страдательным лицом.

Святая инквизиция, зажигая костры во имя славы Божией, не делала для евреев никаких ограничений, и идея католичества совершенно одинаково утверждалась пеплом сожженных мавров, евреев и христиан – политических врагов Фердинанда.

Этот благочестивый монарх, к слову сказать, умер ужасной смертью: его живьем заели вши.

3. Между тем дни Византии были уже сосчитаны. Надо полагать, что история очень считалась с Византией, уважая и высоко ставя ее заслуги, ибо для того, чтобы с нею покончить, судьба выбрала очень сложную систему.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12