Позвонили мне по телефону.
      – Кто говорит? - спросил я.
      – Из дома умалишенных.
      – Ага. Здравствуйте. Я ведь ничего, я только так. Хи-хи. Ну, как поживают больные?
      – Насчет одного из них мы и звоним. Вы знавали Павла Гречухина?
      – Ну как же! Приятели были. Да ведь он, бедняга, в 1915 году с ума сошел…
      – Поздравляем вас! Только что совершенно выздоровел. Просится, чтобы вы его забрали отсюда.
      – Павлушу-то? Да с удовольствием!
      Заехал я за ним, привез к себе.
 

* * *

 
      – Ф-фу! - сказал он, опускаясь в кресло. - Будто я снова на свет
      Божий народился. Ведь, ты знаешь, я за это время совершенно был отрезан от мира. Рассказывай мне все! Ну, как Вильгельм?
      – Ничего себе, спасибо.
      – Ты мне прежде всего скажи вот что: кто кого победил - Германия Россию или Россия Германию?
      – Союзники победили Германию.
      – Слава Богу! Значит, Россия - победительница?
      – Нет, побежденная.
      – Фу ты, дьявол, ничего не пойму. А как же союзники допустили?
      – Видишь ли - это очень сложно. Ты на свежую голову не поймешь. Спрашивай о другом.
      – Как поживает Распутин?
      – Ничего себе, спасибо, убит.
      – Сейчас в России монархия?
      – А черт его знает. Четвертый год выясняем.
      – Однако, образ правления…
      – Образа нет. Безобразие.
      – Так-с. Печально. Спички есть? Смерть курить хочется.
      – Нету спичек, не курю.
      – Позови горничную.
      – Маша-а-а!
      Вот что, Машенька, или как вас там… Вот вам три копеечки, купите мне сразу три коробки спичек.
      – Хи-хи…
      – Чего вы смеетесь? Слушай, чего она смеется?
      – А видишь ли… У нас сейчас три коробки спичек дороже стоят.
      – Намного?
      – Нет, на пустяки. На пятьсот рублей.
      – Только-то? Гм! Чего ж оно так?
      – Да, понимаешь, за последнее время много поджогов было. Пожары все. Спрос большой. Вот и вздорожали.
      – Так-с. Эва, как ботиночки мои разлезлись… Слушай, ты мне не одолжишь ли рублей пятьсот?
      – На что тебе?
      – Да немного экипироваться хотел: пальтецо справлю, пару костюмчиков, ботиночки, кое-что из бельеца.
      – Нет, таких денег у меня нет.
      – Неужели пяти катеринок не найдется?
      – Теперь этого мало. Два миллиона надо.
      Павлуша странно поглядел на меня и замолчал.
      – Чего ты вдруг умолк?
      – Да так, знаешь. Ну, дай мне хоть сто рублишек. Поеду в Питер - там у меня родные.
      – Они уже умерли.
      – Как? Все?
      – Конечно, все. Зря, брат, там в живых никто не останется.
      – Ну, я все-таки поеду. Хоть наследство получу.
      – Оно уже получено. Теперь все наследства получает коммуна.
      Взор его сделался странным. Каким-то чужим. Он посмотрел в потолок и тихо запел:
 
Тра-та-та, тра-та-та,
Вышла кошка за кота.
 
      Мне почему-то сделалось жутко. Чтобы отвлечь его мысли, я сообщил новость:
      – А знаешь, твой кузен Володя служит в подрайонном исполкоме Совдепа.
      Павлуша внимательно поглядел на меня и вежливо ответил:
      – Ду-ю спик энглиш? Гай-ду-ду. Кис ми квик. Слушай… Ну, я в Москву поеду…
      – Да не попадешь ты туда, чудак!
      – Почему, сэр?
      – Дойдешь ты до Михайловки, за Михайловкой большевики.
      – Кто-о?
      – Это тебе долго объяснять. Проехал ты, скажем, большевиков - начинается страна махновцев; проехал, если тебя не убьют, махновцев - начинается страна петлюровцев. Предположим, проехал ты и их… Только что въехал в самую Совдепию - возьмут тебя и поставят к стенке.
      – Ну, что ж, что поставят. А я постою и уйду.
      – Да, уйдешь, как же. Они в тебя стрелять будут.
      – За что?
      – За то, что ты белогвардеец.
      – Да я не военный.
      – Это, видишь ли, тебе долго объяснять. Конечно, если ты достанешь мандат харьковского Реввоенсовета или хоть Совнархоза…
      Павлуша схватился за голову, встал с кресла и стал танцевать на ковре, припевая:
 
Чикалу, ликалу
Не бывать мне на балу!
Чика-чика-чикалочки -
Едет черт на палочке…
 
      – Знаешь что, Павлуша, - предложил я, - поедем прокатимся. Заедем по дороге в сумасшедший дом. Я там давеча портсигар забыл.
      Он поглядел на меня лукавым взглядом помешанного.
      – Ты ж не куришь?
      – А я в портсигаре деньги ношу.
      – Пожалуй, поедем, - согласился Павлуша, - хитро улыбаясь. - Если ты устал, я тебя там оставлю, отдохнешь. Два-три месяца, и, глядишь, все будет хорошо.
      Поехали.
      Он думал, что везет меня, а я был уверен, что везу его.
      Когда вошли в вестибюль, Павлуша отскочил от меня и, спрятавшись за колонну, закричал:
      – Берите вот этого! Он с ума сошел.
      Ко мне подошел главный доктор.
      – Зачем вы его опять привезли? Ведь он выздоровел.
      Я махнул рукой.
      – Опять готов!
      Павлуша вышел из-за колонны, расшаркался перед доктором и вежливо сказал:
      – Простите, сэр, что я до сих пор не удосужился поджечь ваш прелестный дом. Но спички стоят так дорого, что лучше уж я стану к стеночке.
 

* * *

 
      Взяли Павлушу. Повели.
      Слава Богу: хоть одного человека я устроил как следует.