- Товарищ комиссар, похоже, идет автоколонна. Над лесом действительно переливался хорошо видимый свет. "Немцы движутся в сторону Минского шоссе", - подумал я.
      - Внимание! Приготовиться по первому варианту!
      Шум моторов приближался. Лучи фар осветили неровную поверхность большака. Заблестели лужи. Проникая сквозь кусты, свет ударил нам в глаза. Впереди колонны бронетранспортер. Над ним торчал ствол крупнокалиберного пулемета. В кузове темнели фигуры солдат. Следом шли шесть огромных грузовиков. Из-за бортов видны каски, оружие. "Как жаль, что у нас нет противотанковых", - подумалось невольно.
      - Броневик пропустить! Бить по водителям первых двух машин! В бензобаки - зажигательными!
      Метрах в двадцати от нас проплыл бронетранспортер. За ним - первый грузовик. Он приближался к концу прямого участка дороги, тяжело покачиваясь на ухабах. За ним полз второй. Еще секунда-две, и грузовик свернет влево, чтобы обойти холм с рощей. Ребята замерли, ожидая команды. От напряжения стало жарко. "Кажется, пора!" - думаю и даю очередь.
      Грохот дружного залпа сливается с эхом.
      Первый грузовик продолжает двигаться по прямой, хотя дорога уже осталась слева. Он сходит с низкой насыпи, лезет в болото, резко кренясь и сбавляя скорость. Его нагоняет второй и врезается ему в задний борт. Столкнувшись, обе машины с шумом и плеском переворачиваются.
      - Отходим!
      Даем еще залп и спешим укрыться за холмом.
      Запоздало вдарил крупнокалиберный пулемет. Затрещала беспорядочная стрельба. Яркое пламя заполыхало над большаком...
      Два грузовика затонули. Еще одна машина сгорела.
      В лагере
      По мере наступления тепла бодрое настроение в отряде росло, а состояние здоровья людей ухудшалось. На 25 апреля, кроме раненых Горошко и Правдина, в отряде болели десять человек. А оккупанты делали все новые и новые попытки нас "достать". Но несмотря на это, наша активность возрастала. О результатах работы и о положении в районе пребывания мы регулярно информировали Центр.
      27 апреля Ковров передал в Москву:
      "26 апреля на 499-м километре в шести местах разрушено полотно железной дороги. Движение поездов прекратилось на 18 часов. Железная дорога и шоссе Смоленск - Орша усиленно охраняются. На опушках, проселках, лесных тропах устраиваются засады. Выходы и входы в лес минируются. Населенные пункты: Озеры, Ольша, Новая Земля, Гичи, Кисели, Соловьи - заняты карательными отрядами противника общей численностью 250-270 человек. Установка зарядов с петардами и других минных сюрпризов мгновенного действия на железной дороге затруднительна. Сигнал для самолета: четыре костра, пятый - в центре. В отряде двенадцать больных простудными заболеваниями. В результате беспрерывного пребывания в воде пришли в полную негодность- 18 пар сапог".
      Валентин Ковров (до войны любитель-коротковолновик) мастерски владел аппаратурой и успешно обеспечивал бесперебойной радиосвязью не только нас, но и отряд лейтенанта Озмителя, у которого не было ни рации, ни радиста.
      28 апреля Москва сообщила, что самолет будет. Сбросит 15 мест. Просили костры жечь конвертом до двух часов ночи. Радиосвязь ежедневно в 12.00. О дне прибытия самолета сообщат особо.
      Приближался Первомай. Из-под разбухшей прели дружно пробивалась . трава. Пошел березовый сок. И мы с удовольствием поглощали его в неограниченном количестве. Когда удавалось достать молока, мы мешали его пополам с соком. Ребята называли эту смесь - кофе с молоком. Но березовый сок, каким бы ни был питательным и полезным, не мог заменить хлеб и другие продукты, в которых мы снова очень нуждались.
      К этому времени у нас появилось немало друзей в соседних деревнях. Они-то и передавали нам молоко. Подоят коров и тут же, на пастбище, спрячут бидон с молоком в заранее условленном месте.
      Кроме картофеля, да и того не от пуза, в отряде опять уже ничего не было. Но настроение у людей было праздничное: радовала хорошая погода и особенно телеграмма из Москвы.
      "Поздравляем Первым маем. Желаем успехов в борьбе с врагами Родины".
      Когда солнце спряталось за зубчатую полосу леса, все здоровые, кроме наряда, во главе с командиром отряда покинули лагерь и взяли курс на деревню Щеки за продуктами.
      Продовольственный отряд возвратился утром. Предупрежденные дежурным больные выползали из шалашей, с любопытством встречали заготовителей. Фельдшер вышел к ним с ведром. Он черпал кружкой березовый сок и предлагал каждому выпить. "Причастие", - шутили ребята. Они, повеселевшие, направлялись к костру под навесом.
      По приказу из Центра каждое утро мы передавали в Москву метеорологическую сводку по схеме: осадки, туман, грозы, ясно, сила и направление ветра, горизонтальная видимость, высота облаков...
      Под навесом у костра, на березовых ветвях, лежали куски свежей свинины, принесенной из ночного похода. Иван Домашнев деловито распределял мясо на пять порций: четыре отделения и штаб отряда.
      - Откуда это? - спросил Маркин, подходя к нему, опираясь на палку и кивая на свинину.
      - Одного блюдолиза фашистского раскулачили в Щеках, - сообщил Голохматов.
      - И это все? - поинтересовался Павел, осторожно садясь на обрубок бревна.
      - Хэх! - хохотнул Николай. - Это только второе. Еще целая корова. У старосты под расписку взяли.
      - И он не возражал?
      Голохматов засмеялся, откидываясь назад.
      - Нет, конечно. Только спросил: "А на кой хрен мне ваша расписка?" "Как на кой? - отвечаю. - Придет Красная Армия, предъявишь властям и получишь за свою корову сполна по твердым государственным ценам".
      К Маркину подошел и сел рядом с ним Галушкин. Вид у него был уставший после ночного похода. Лицо заросшее.
      - Привет болящим! Ну, как чувствуешь себя, Паша? Долго еще будешь валяться?
      - Ну что ты! - ответил Маркин, стараясь быть бодрым и пожимая его руку. - Горячим песком лечусь. Поясница почти прошла. Только судороги еще донимают. Особенно ночью...
      Голохматов и его ребята оказались настоящими чародеями. Из коровьего ливера и картофеля они приготовили жаркое, опьяняющий запах от которого останавливал каждого, кто случайно проходил мимо шалаша. В этот день во всех отделениях было весело. Ребята угощали друг друга.
      Нежелательные гости
      Суббота второго мая подходила к концу. День выдался теплый и солнечный. Гомон и свист пернатых обитателей лесной чащи, окружавшей наш лагерь, как-то ослаблял внимание, отвлекал от реальной действительности. Невольно хотелось очутиться в условиях мирной жизни, забыться хотя бы на какое-то мгновение...
      Сытно пообедав, ребята, бывшие в ночном продпоходе, отдыхали. Не спал только наряд да легкие больные, которые занимались работой по лагерю: собирали березовый сок, варили принесенную рожь, развесив над костром гирлянду котелков, в ведре кипятили грязное белье, уничтожая паразитов, они и комары, появившиеся с наступлением тепла, честно говоря, очень допекали нас. Чтобы спастись от комаров, многие стали отпускать усы и бороды. Светловолосый Николай Секачев, например, отрастил усы колечками и острую бородку-эспаньолку. А Георгий Иванов, с густыми усами, мощной черной бородой, высокий, богатырского сложения, смахивал на покорителя Сибири. Все как-то старались оградить себя от комариного гнуса. Особенно эффективным средством во время сна были мешки или чехлы, в которые залезали с головой...
      Вдруг издали донесся условный свист дозорных. Дежурный поспешил туда. Вскоре возвратился. Впереди него шагали четверо. Высокий пожилой мужчина с давно не бритым хмурым лицом и бегающими глазами. Незнакомец был в старой кепке и парусиновом дождевике. Женщина средних лет в сером вязаном платке и в старой деревенской дубленой шубе. И двое подростков, лет по тринадцать-четырнадцать. Все в резиновых сапогах. Мужчина предъявил справки, из которых следовало, что он и жена - колхозники. Просмотрев документы, Бажанов строго спросил:
      - А чего это вы, граждане, бродите в лесной глуши и в такую распутицу? Какие у вас тут неотложные дела?
      Мужчина вскинул на него настороженные глаза, сказал:
      - Да мы объездчика ищем.
      - Какого объездчика?
      - Не его, вернее. А его тело... Зимой его убили где-то тут.
      - Кто убил?
      - Нам передали, что убили, а кто?.. Бог его знает. Он сородич наш. Похоронить надо б как следует, по-христиански.
      - Если передали, что убит, значит, видели место, должны были точно указать. А в таком огромном лесу разве найдешь?
      - Поздновато, видать, граждане, начали вы его искать, - подал голос Иван Домашнев, подходя к непрошеным гостям, и добавил: - Его, наверное, уже давно бродячие собаки растащили.
      Услышав замечание минера, мужчина только кинул на него короткий взгляд, но ничего не сказал. Молчала и женщина, потупив глаза.
      - А мальчишек зачем с собой таскаете? Мужчина пожал плечами.
      - Скажите, город Рудню вы хорошо знаете? - спросил я.
      - А как же. Фекла - тамошняя, - встрепенулся мужчина и кивнул на свою спутницу.
      - А кто до войны в Рудне председателем районного Совета депутатов трудящихся был?
      Мужчина смутился. Переглянулся с женщиной, пожал плечами, сказал:
      - Кажись, дай бог памяти... - Он потер лоб, нахмурился. - Нет, запамятовал. Да я ж перед войной был в отъезде. Фекла, ты не помнишь председателя свово?
      Женщина покрутила отрицательно головой, нервно убрала под платок прядь седых волос.
      Не добившись ничего путного, решили отправить их в местный партизанский отряд. Там с ними разберутся.
      Кощеев, сопровождавший неожиданных гостей к Мельникову, возвратившись, сообщил, что и там их не знают. Добавил, что по пути в местный отряд задержанный мужчина с бегающими глазами дважды пытался заговорить с ним. И вообще, вел себя подозрительно. Омсбоновец не разрешил ему приближаться к себе. Приказал молча идти впереди.
      Александр Кощеев - исключительно скромный человек. Опытный и исполнительный воин. Даже среди наших ребят он выделялся как разведчик. Ему пришлось отступать со своей частью от самой западной границы. В ОМСБОН он пришел, имея медаль "За отвагу". За поход в составе первого отряда Бажанова по тылам врага Александр был награжден орденом Красной Звезды.
      Приход нежданных гостей к нашей базе и появление вблизи отряда местных партизан некоего Загоруйко насторожили нас. Мы, конечно, не могли точно утверждать, что эти люди были специально направлены в лес оккупантами. Но обнаружение посторонними нашей базы было совсем ни к чему. Поэтому решили в ближайшее время сменить место своей стоянки.
      Рельсовая война продолжается
      В ночь на 3 мая на "железку" направились три боевые группы. Старшим одной из них был Иван Мокропуло. Его напарником - Сергей Щербаков, боксер. Задание: подорвать эшелон противника. В случае стычки с охраной попытаться захватить личные документы убитых гитлеровцев.
      Ночь темная. Под ногами грязь, из которой еле вытаскивали ноги. Когда подползли к насыпи, затаились на несколько минут, чтобы осмотреться, передохнуть. Вокруг было неожиданно тихо. Поднялись на полотно. И тут никого!.. Внимательно огляделись. Приступили к работе.
      - Отставить! - неожиданно приказал Мокропуло, следивший за окружающей обстановкой. - Накрыли нас!
      В той стороне, где должна работать другая наша группа, взвилась осветительная ракета. Затем вторая. Теперь захлопали выстрелы. Бахнула граната.
      - Отходим!
      Быстро отползли к месту сбора. Но там никого! Ушли в лес или воюют?..
      - Что будем делать, Иван? - спросил Щербаков. Мокропуло неопределенно ответил:
      - Подождем тут немного и вернемся на "железку"...
      И тут же уверенно приказал:
      - За мной! Не отставать!
      Они снова поползли к насыпи. Залегли метрах в ста от дороги. Увидели, как у полотна суетятся темные фигуры людей. Освещают фонарями и то место, где совсем недавно работали и они. "Тут они долго провозятся, удовлетворенно подумал Мокропуло. - А если продвинуться немного правее, где их нет, и там снова попытаться?"
      - Сергей, ты видишь, сколько их тут? Наверняка сбежались и с других участков. А вон там никого! Пошли туда!
      Было уже часа два. В пять рассвет, а на обратном пути лежала двухкилометровая заболоченная, вязкая открытая низина. Если задержаться тут до рассвета, их непременно обнаружат. Надо торопиться.
      - Вперед! - приказал Мокропуло. Не оглядываясь, он побежал вдоль насыпи, низко клонясь к земле. Сзади Мокропуло слышал частое дыхание напарника и не сбавлял шага. Пробежали метров триста-четыреста, свернули к дороге. Залегли за дощатым забором для снегозадержания, что был метрах в двадцати от дороги. Отдохнули немного, ползком двинулись дальше. Вдруг чей-то кашель заставил их припасть к земле и затаиться. Мимо совсем близко прошли два немца, держа автоматы наготове. Они спешили туда, где все еще мелькали лучи электрофонарей, "Может, срезать этих и забрать личные документы? - мелькнула у Мокропуло отчаянная мысль. - Нет, лучше эшелон". Он положил руку на плечо Щербакова, когда немцы прошли, кивнул в сторону насыпи.
      - Видишь? И эти спешат туда.
      Ползком пробрались к полотну. Быстро выкопали яму. Поместили заряд. Сверху положили противопехотную мину.
      От насыпи бежали не оглядываясь, спотыкаясь в темноте, падали. Вскоре в сторону Орши по другой колее прошумел эшелон. Через несколько минут издали послышался еще гудок. Этот поезд шел уже по их колее. Невольно замерли. "Сработает или не сработает?" И вдруг ярко осветилось небо. Они бросились на землю, и тут загрохотал взрыв. Стук сталкивающихся вагонов, треск ломающегося дерева, скрежет разрываемого металла догнали Ивана и Сергея...
      - Ну как, Серега! - радостно крикнул Мокропуло, еле переводя дыхание. И счастливо засмеялся.
      Утром наша разведка установила, что на мине подорвался воинский эшелон противника, следовавший на Смоленск. Разбито 27 товарных вагонов с военными грузами.
      С раннего утра 3 мая начали готовиться к переселению на новое место. Упаковали ВВ, взрывпринадлежности и другое хозяйство. Было очень жаль покидать обжитой лагерь, но ничего не поделаешь...
      К этому времени стараниями фельдшера и весны были поставлены на ноги Моргунов, Правдин, Горошко. Стал нормально ходить и Павел Маркин. Но, к сожалению, заболели другие.
      Учитывая, что скоро наступит лето, которое высушит лес, новое место для лагеря выбрали в густом лесу, где держалась талая вода. Шалаши строили на рамах из толстых бревен, на которые накатывали жерди, а на них уже настилали ветки. Так наводят гати через болота. Мы (штаб отряда) решили на этот раз шалаш не строить, а соединили квадратом четыре плащ-палатки, растянули полотнище на длинной жерди, прикрепленной к стволам деревьев на высоте двух метров от земли. Углы укрепили веревочными растяжками. Получилась прекрасная кровля размером четыре на четыре метра. Под ней построили "гать" - нары полметра высотой.
      Приходилось всячески приспосабливаться прежде всего с учетом безопасности, а потом уже житейских удобств. 5 мая из Москвы пришла радиограмма: "Повторите координаты расположения площадки, устанавливайте на ней дежурство каждую ночь, заранее готовьте костры, при приближении самолета немедленно разжигайте их. В вашем районе самолет снизится до 500 600 метров. О дне операции сообщим после получения от вас ответа..."
      Сейчас, спустя более сорока лет, трудно установить, кто был виноват в том, что мы не приняли тогда самолет с грузом, который так ждали. Или наши ребята плохо соорудили костры на небольшом болотном острове, выбранном нами в целях безопасности на случай нападения карателей, или летчики не сумели увидеть наши сигналы. Тем не менее мы очень переживали и чувствовали себя виновными.
      С 5 мая Галушкин с пятью бойцами еженочно дежурили на "аэродроме", постоянно поддерживая замаскированный огонь в сигнальных кострах. Однако самолета не было. А с утра 7 мая погода резко изменилась: пошел снег с дождем, похолодало. Плохой погоде, от которой мы так настрадались, сейчас обрадовались, несмотря на то, что она задерживала самолет. Пользуясь непогодой, прекрасно маскировавшей наши походы, усилили работу на "железке". Ночью 8 мая в трех километрах западнее деревни Шаховцы Широков и Головенков подорвали воинский эшелон противника с живой силой. Было убито и ранено много солдат и офицеров противника. Разбито 8 классных вагонов. Другие омсбоновцы повредили полотно железной дороги в четырех местах на этой же магистрали. Ночью 10 мая Келишев, Маркин, Мокропуло, Ананьев, Высоцкий, Правдин под командованием Голохматова в 800 метрах восточнее деревни Кочаны взорвали воинский эшелон противника с военной техникой. Разбито 9 вагонов. В эту же ночь группа Голохматова в трех местах разрушила железнодорожное полотно, убив в перестрелке с охраной дороги двух фашистов. В этом же районе испорчено 300 метров телефонной и телеграфной линии, идущей вдоль железной дороги, и 150 метров - вдоль шоссе.
      День угасал... Маскируясь кустами и складками местности, двое омсбоновцев, Рыжов и Сосульников, подобрались к линии железной дороги. Парные патрули проходили метров сто пятьдесят - двести, встречались, шагали обратно. "Значит, у каждой пары свой участок. Это хорошо", - подумал Сосульников.
      С болотистой низины потянул ветерок. Через насыпь пополз туман.
      Выждав, когда немцы отошли подальше, партизаны начали подниматься по откосу, стараясь не сбивать гравий, который предательски выскальзывал из-под ног. Забравшись на насыпь, подрывники стали -готовить яму для мины. Вдруг один патруль почему-то с полпути повернул обратно.
      - Хальт! Хенде хох!.. Файер! - испуганно заорали немцы и открыли беспорядочную стрельбу.
      Пули просвистели над головами Сосульникова и Рыжова, прижавшихся к земле.
      - Коля, прикрой! - крикнул Сосульников.
      Рыжов откатился от рельса, открыл огонь. Немцы упали.
      На шум стрельбы бежали охранники с других участков, стреляя на ходу. Минут десять длилась неравная схватка. Сосульников и Рыжов переползали с места на место. Дав одну-две короткие очереди, меняли позицию. Маневр партизан дезориентировал гитлеровцев: им было трудно определить, сколько человек ведут бой, и они обрушивали огонь наугад. Темнота надежно скрывала омсбоновцев, и пули фашистов пока миновали их.
      Старший группы Андрей Сосульников не торопился выходить из боя, ждал, пока под шум стрельбы ребята установят мины на других участках. Наконец он услышал условный свист. Рыжов отозвался. Сосульников прекратил огонь, скатился с насыпи и быстро пополз прочь от железной дороги. Дал знать Рыжову - отходим! Отполз метров на двести в лесок, прислушался. Свистнул, подражая голосу болотной птицы. Это означало "Все ко мне!"
      В лесок стали подтягиваться минеры. В лесу было тихо, а от железной дороги доносился треск очередей немецких автоматов, гулкие выстрелы винтовок, взрывы гранат. Видимо, немцы все еще не разобрались, с кем ведут бой.
      - Все пришли? - спросил Сосульников.
      - Рыжова нет, - сказал Саша Назаров.
      Андрей точно помнил, что Рыжов ответил на его условный свист. А теперь Николая с ними не было.
      - Ребята, надо вернуться и узнать, что с ним, - сказал Сосульников.
      Иван Домашнев, Георгий Иванов и Василий Широков пошли к насыпи. Метров через пятьдесят они увидели Рыжова. Он медленно полз к месту сбора, таща в зубах автомат за ремень.
      Николай истекал кровью. Тут же наскоро перевязали его, положили на плащ-палатку и двинулись на базу.
      - Ребята... Идет! - вдруг крикнул Жора Иванов, останавливаясь.
      Быстро нарастал гул приближающегося поезда. Немецкие охранники палили из автоматов, не отходя далеко от пути. Что-то огромное горбилось на платформах: угадывались стволы орудий, силуэты танков...
      - А-а, гады! - ликующе закричал Андрей. - Вот почему они так усердствуют! Видать, специально ждали этот эшелон!
      Кто-то из ребят нетерпеливо крикнул:
      - Ну?!
      - Андрей, чего же?! Неужели отказ?
      Сосульников и сам уже дрожал от напряжения...
      Молния блеснула из-под колес. Дрогнула земля. Глухой взрыв швырнул в небо багровое, клубящееся пламя.
      Утром передали в Москву радиограмму: "12 мая в бою с охраной дороги тяжело ранен минер Рыжов: осколками гранаты задеты тазовые кости, три пулевых ранения в ноги. Необходима серьезная операция. Просим разрешения увеличить группу курьеров. Они доставят то, о чем мы сообщали предыдущей шифровкой, и эвакуируют раненого через линию фронта".
      Такого тяжелого ранения, как у .Рыжова, еще не было в нашем отряде. Саша Вергун с ранением справиться не мог. Мы не сомневались, что командование разрешит вынести тяжелораненого на Большую землю. Поэтому, не дожидаясь ответа из Москвы, группу курьеров увеличили до шести человек. В нее вошли: Павел Маркин, Виктор Правдин, Алексей Андреев, Сергей Щербаков, Иван Головенков. Возглавил группу Борис Галушкин.
      15 мая получили ответ из Москвы: "Бажанову, Авдееву. Эвакуацию через линию фронта раненого Рыжова разрешаю. Подтверждаю исключительную важность собранных вами материалов и обязательную их доставку. Андрей".
      Однако еще долгих три дня группа Галушкина не отправлялась к линии фронта: не было необходимых курьерам медикаментов и продовольствия. С нетерпением ждали самолет. Только перед самым рассветом 18 мая до нас донесся желанный гул. Он слышался не с востока, откуда мы его ждали, а с запада. Мгновенно вспыхнули костры. Сам:олет сделал вираж, стал сбрасывать тюки. Парашюты закачались над лесом. Некоторые не раскрылись и с шумом шлепнулись в болото.
      Нашли пятнадцать мест. Все есть, что просили, кроме медикаментов и перевязочных материалов. Видимо, они были в тюках, утонувших в болоте...
      В 12.00 этого же дня Москва передала, что нам сброшено 17 мест. Так, значит, и есть - два места пропало. Среди того, что мы получили, были сахар, консервы, галеты, табак и цинковый бак со спиртом.
      В одном мешке обнаружили пачку газет. На газете, лежавшей сверху, красным карандашом было крупно написано: "Героическим бойцам от экипажа "Дугласа" No 3974 пламенный привет! Митин".
      Мы знали Василия Ивановича Митина. В ОМСБОН он командовал авиационным звеном. Было радостно получить весточку от знакомого человека. Наша радость возросла, когда нашли личные письма и послание, подписанное командованием и политотделом нашей бригады. В этом послании, в частности, говорилось: "Командование и политотдел приветствуют вас, героев Отечественной войны, и поздравляют с международным пролетарским праздником 1 Мая...
      Товарищи! Вы с честью выполняете наши задания. Мы гордимся вами, лучшими сынами нашей Родины... Товарищи, на вас возложена большая и ответственная задача партией и правительством. Разрушайте коммуникации врага, уничтожайте полчища немецких захватчиков. На вас смотрят советские люди, временно находящиеся под игом немецких захватчиков. Знайте и помните это".
      Было еще письмо от начальника разведки нашей бригады капитана Жаркова, он писал:
      "Товарищи! Поздравляю с международным праздником 1 Мая. Желаю успеха в боевой деятельности. Громите, уничтожайте технику врага. Доволен и горжусь вашими боевыми делами. О вашей деятельности знают все товарищи. С гордостью следят они за тем, как вы выполняете свой долг перед Родиной.
      Уничтожайте фашистов! Не давайте им покоя. Победа будет за нами!
      Наши части на фронте ведут успешные боевые действия. Ваша работа оказывает им большую помощь.
      Действуйте решительно, мужественно, смело, в то же время соблюдайте осторожность и производите тщательную разведку.
      Товарища Бажанова поздравляю с присвоением звания капитана.
      С радостью участвую в упаковке груза.
      До свидания, товарищи!
      Желаю здоровья и успехов в работе.
      Капитан Жарков. 26.4.42г.".
      Обрадованные высокой оценкой нашего ратного труда, мы решили отметить это событие по-праздничному. И тут уж никакой медицинский авторитет Саши Вергуна не помог. Развели спирт водой и подняли кружки за победу.
      Итак, медикаментов и перевязочных материалов у нас по-прежнему не было. Коле Рыжову становилось, все хуже. Собрали старые бинты, которыми уже не раз, перевязывали раны, прокипятили их. Нарезали длинные полосы из парашютного шелка. Для обработки ран выделили Алексею Андрееву, который стал в группе Галушкина "сестрой милосердия", остатки марганцовки и флягу спирта.
      На Большую Землю
      Наконец все было готово.
      У каждого вещмешок за спиной, автомат. Присели перед дорогой.
      - Ну, товарищи, пора! - сказал Бажанов, поднимаясь с бревна. Надеюсь, Борис, поход будет успешным.
      Омсбоновцы тесным кольцом окружили уходящую шестерку. Совали кто сухарь, кто горсть табаку. Крепко жали руки.
      - Пора, Борис, - повторил Бажанов, посмотрев на часы.
      Обнял Галушкина, простился с остальными ребятами. Подошел к носилкам. Николай мучился от непрестанной боли, пот струился по его лицу. Бажанов протянул ему пистолет.
      - Возьми, Николай, в пути пригодится.
      Николай благодарно посмотрел на капитана, взял пистолет, положил на грудь.
      - Спасибо, товарищ капитан.
      - Только лучше выбирай цель.
      - Ясно, товарищ капитан. Не подведу! - горячо сказал Николай и тут же заскрипел зубами от боли.
      Я подошел к Галушкину. Мне хотелось сказать что-то самое хорошее и нужное... Но, как всегда в такие минуты, нужных слов не находилось. Я снял с руки компас.
      - Держи, земляк. На счастье!
      Борис улыбнулся и отдал мне свой компас. Мы обнялись.
      - Я верю, что все будет хорошо, - Галушкин поднял голову, обвел взглядом собравшихся. - Я обещаю: вынесем Николая.
      Галушкин ничего не сказал о спецзадании. Это была тайна, о которой знали только командир отряда, я и Галушкин. В отряде все думали, что цель похода - спасение тяжело раненного товарища.
      Павел Маркин закинул вещмешок за спину, повесил автомат на грудь, позвал Правдина:
      - Эй, Витька, берем!
      Они подняли носилки и без команды зашагали по вязкой тропе. Мы двинулись следом.
      Уже через двадцать-тридцать метров ноги носильщиков стали заплетаться.
      - Давай быстрей! - крикнул Маркин, сжав зубы и ускоряя шаг.
      Ему надоела затянувшаяся процедура прощания. А теперь он не хотел, чтобы мы видели, как им тяжело. Правдин послушно прибавил шагу, но тут же тихо сказал:
      - Паша, я с тобой вполне солидарен... Только ты не рви со старта, а то с дистанции сойдем.
      Маркин согнул широкую спину, на которой уже выступили темные пятна пота, пробормотал что-то, но шаг не убавил.
      Вокруг был не очень густой лес, но нести носилки можно было только двоим, и то, лавируя между деревьями. Ноги по щиколотку вязли в разбухшей лесной почве. Я шел рядом с Галушкиным. Остановились на полянке. Еще раз попрощались. Галушкинцев сопровождали еще шесть бойцов во главе с Андреем. Сосульниковым и проводник из местных партизан, но только до определенного места. Большая группа не смогла бы пройти незамеченной по тылам и - главное - через линию фронта.
      Вечером того же дня сообщили в Москву: "18 мая группа Галушкина из шести человек вышла из лагеря к линии фронта. Просим известить нас, когда Галушкин выйдет на Большую землю".
      Группа продолжала путь. Вскоре Маркина и Правдина сменили. Они чуть приотстали. Маркин расстегнул ворот гимнастерки. Успокоив дыхание, он вытер дрожащей рукой пот со лба, глянул на Правдина:
      - Витька, как ты думаешь, сколько человек может прожить в летнее время с такими тяжелыми ранами, как у Николая?
      - А почем я знаю. Я не Саша Вергун. Ты, Паша, лучше скажи: что будем делать, когда с фрицами встретимся?
      Маркин устало улыбнулся.
      - А зачем, Витя, нам с ними встречаться?.. В данной ситуации я предпочитаю обходиться без них.
      Носильщики, выделенные отрядом для помощи на первую ночь пути, сменялись. Члены основной группы отдыхали. Они несли службу охраны: впереди, примерно метрах в пятидесяти от носилок, шел дозорный, чуть сзади - еще двое. За носилками шагал автоматчик - тыловое охранение. Так двигались до опушки, за которой, как было видно по карте, лежала открытая местность.
      Правдин, Маркин и Сосульников шли за Галушкиным, зорко всматриваясь во мрак ночи, а из головы не выходила мысль: что делать, если за ночь не успеют дойти до леса и на открытой местности их обнаружат немцы?
      Видимо, догадываясь, о чем они думают, Галушкин сказал:
      - Ничего, ребята, все будет хорошо. Я счастливый. Если полсотни карателей да двадцать полицаев не сумели нас семерых взять тогда на Березине, то тут мы что-нибудь придумаем. Главное - не падать духом и всегда быть наготове.
      Стемнело. Над низиной поползли отяжелевшие от влаги облака. Где-то громыхнул гром. Молния зигзагами расшила низкое небо. Потянуло холодным ветром. Пошел дождь. Идти становилось все труднее. Онемевшие руки разжимались. Кто-то предложил приспособить к носилкам ремни от грузовых парашютов. Ремни надели через плечи. Нести носилки стало немного легче.
      Когда впереди показалась долгожданная стена деревьев, невольно ускорился шаг. Вошли в густой лес. Остановились на отдых. "Носильщики" растянулись под деревьями. Николай спал, лицо его было бледное, даже во сне он стонал.
      Вдруг раздался короткий свист. Это был сигнал опасности, поданный головным дозором. Быстро собрались вместе, залегли за буреломом. Ждать пришлось недолго или так показалось? Наконец на просеке замаячили силуэты людей. Их было трое. Вооружены. "Может, пропустить их и идти своей дорогой? - подумал Галушкин. - А чего нам бояться? Их только трое. Остановим, расспросим о дороге и разойдемся".
      Это были армейские разведчики. Оборванные и изнуренные, они бродили по лесу, искали партизан. Новички в условиях вражеского тыла, бойцы двигались днем, заходили в деревни за продуктами. И жестоко поплатились за свою беспечность: двенадцать из них, в том числе командир группы и радист, погибли в неравном бою с карателями. Разведчики рассказали, что все ближайшие деревни и хутора заняты гитлеровцами и полицейскими.
      - Идите, ребята, в сторону железнодорожной станции Красное. Там, возможно, встретите местных партизан, - посоветовал им Галушкин, не указывая района расположения наших отрядов.
      Он надеялся, что парней непременно встретит кто-нибудь из партизан или из местных жителей, связанных с партизанами.