Авдеев Алексей Иванович
      Там помнят о нас
      Аннотация издательства: Художественно-документальная повесть комиссара омсбоновского отряда <Особые> - о героических действиях воинов-спортсменов во вражеском тылу на Смоленщине.
      Hoaxer: книга, из-за своей документальности и обилия фактического материала, включая фотографии, включена в раздел "Мемуары".
      Об авторе: АВДЕЕВ Алексей Иванович. Родился в 1910 году. Участник Великой Отечественной войны. Окончил Ставропольский педагогический институт. Полковник запаса. <Там помнят о нас> - первая его книга.
      С о д е р ж а н и е
      Предисловие
      Новое назначение
      Прощай, Москва!
      Борис Галушкин
      Через линию фронта
      В тыл врага
      Владимир Крылов
      Непредвиденные задержки
      Пришли
      Первые столкновения
      За продуктами
      Первая потеря
      Возвращение
      Враги
      Бой на Березине
      "Подарок" фюреру
      Неудачная разведка
      В лагере
      Нежелательные гости
      Рельсовая война продолжается
      На Большую Землю
      Николай Голохматов
      Переход железной дороги
      "Сюрприз"
      Под крышей
      Происки врага
      Погоня
      Ночной курьер
      Переправа
      Партизанская баня
      Майор Коровин
      Тревога
      Партизаны
      К своим!
      Большая Земля
      Прощание
      Ребята живы!
      Засада
      Каратели
      Операция на шоссе
      На новом месте
      Домой
      Эпилог
      Предисловие
      В начале Великой Отечественной войны спортивная жизнь повсюду приостановилась, а физкультурные и спортивные организации все свои возможности направили на подготовку боевого пополнения. Физическая культура и спорт стали служить защите Родины. Из бойцов-спортсменов создавались разведывательные, истребительные отряды и штурмовые группы, которым поручались ответственные и сложные боевые задания. Например, в состав ОМСБОН - отдельной мотострелковой бригады особого назначения войск НКВД СССР - входило много специальных отрядов, которые целиком или частично формировались из спортсменов.
      В числе первых добровольцев на московский стадион "Динамо", где комплектовались подразделения ОМСБОН, явились выдающиеся советские спортсмены: один из сильнейших штангистов мира, Н. Шатов, борцы Г. Пыльное и Л. Егоров, боксер Н. Королев, рекордсмен страны по барьерному бегу И. Степанченок, велосипедисты Ф. Тарачков, Н. Денисов, дискоболы А. Исаев и Л. Митропольский, прыгун в воду Г. Мазуров и другие.
      Спортсмены в своих заявлениях просили командование отправить их на самые горячие участки фронта или в глубокий тыл противника.
      После тщательного отбора признанные годными для несения службы в глубоком тылу врага добровольцы тут же сводились в подразделения. Большая часть из них сразу направлялась в учебные лагеря ОМСБОН.
      Многие спортсмены были активными помощниками опытным командирам-пограничникам в боевой и физической подготовке омсбоновцев готовили минеров, разведчиков, стрелков-снайперов, связистов, гранатометчиков, мотоциклистов, парашютистов.
      Осенью и зимой 1941/42 года подразделения ОМСБОН вместе с инженерными частями Красной Армии под сильным огнем противника и бомбежками авиации создавали в районе Клин - Ямуга - Рогачев - Дмитров и в других местах инженерные заграждения на пути врага, минировали мосты и водопроводные трубы под транспортными коммуникациями, закладывали мощные фугасы на шоссе, оставляли другие "сюрпризы".
      Минно-заградительные работы, проведенные омсбоновцами на подступах к столице, и непосредственное участие в боях с немецкими войсками сыграли важную роль как в обороне Москвы, так и в деле разгрома немецко-фашистских захватчиков на этом участке фронта.
      За проявленные доблесть и мужество в сражениях на полях Подмосковья 75 отважных омсбоновцев награждены орденами и медалями Советского Союза.
      В рядах защитников первого в мире социалистического государства было много студентов и преподавателей Государственного центрального ордена Ленина института физической культуры, Ленинградского института физкультуры имени П. Ф. Лесгафта, добровольцы из других институтов и техникумов физической культуры и спортивных обществ.
      Воины-спортсмены на всех фронтах Великой Отечественной войны и в глубоком тылу врага (в составе партизанских отрядов) с честью оправдали высокое доверие командования, проявляя храбрость, решительность, самоотверженность, высокое воинское мастерство и преданность Отчизне.
      Генерал-майор в отставке Гриднев В. В.,
      бывший командир ОМСБОН
      Новое назначение
      Шел март 1942 года.
      После разгрома немцев под Москвой наш первый полк ОМСБОН был отозван с фронта в резерв. Я занимал тогда должность комиссара батальона в этом полку. Мы стояли в подмосковном городке Бабушкине.
      Десятого марта меня вызвал к себе батальонный комиссар А. П. Прудников. Он сказал, что получен приказ командования о срочном формировании семи небольших, хорошо вооруженных лыжных разведывательных отрядов. Предложил мне стать комиссаром одного из отрядов.
      Я поблагодарил Александра Павловича за оказанное доверие. Разговор пошел о конкретных деталях. Прудников особо подчеркнул, что отряды формируются только на добровольных началах.
      Я попал в отряд, которым командовал старший лейтенант Михаил Константинович Бажанов.
      Бажанов пришел в нашу часть вместе с группой командиров-пограничников. Ему было тридцать лет. Он уже имел боевой опыт, воевал с японцами, за участие в боях у реки Халхин-Гол, где командовал взводом охраны штаба 1-й группы войск комкора Г. К. Жукова, был награжден медалью "За отвагу". В тылу противника в конце 1941 года на территории Калужской области Бажанов умело руководил лыжным отрядом. После операции Михаила наградили орденом Красного Знамени и представили к очередному воинскому званию.
      Усталое лицо Александра Павловича осветилось улыбкой.
      - Ну что ж, я рад, хороший командир Бажанов. Крепко пожав мне руку, Прудников сказал:
      - Партбилет и орден сдашь мне на хранение перед самым выездом на задание. Будьте там осторожны. Берегите людей. Ну, счастливо!
      На следующий день я встретил старшего лейтенанта Бажанова в приемной штаба полка. Он уже знал обо всем. Разговорились. Я спросил, что за люди в отряде, бывалые или молодежь?
      Он довольно улыбнулся.
      - Народ боевой. Почти все были со мной в тылу противника. Большинство - москвичи, мастера спорта, спортсмены-разрядники. Многие уже награды имеют. Галушкин Борис, мой зам. по строевой части, обстрелянный парень. Бывший заместитель секретаря комитета комсомола Московского инфизкульта. Кстати, немало и еще ребят из того же института.
      "Это хорошо, - подумал я, - на таких парней можно положиться".
      В глубоком тылу врага требовалось не только боевое, воинское умение, но и выдержка, чисто физическая сила и выносливость - качества, присущие спортсменам.
      Нашему отряду присвоили кодовое название "Особые". В него вошли, помимо выпускников и студентов Московского государственного института физической культуры, известные мастера спорта, несколько рекордсменов Москвы и страны. Молодые рабочие-добровольцы, тоже спортсмены. Всего тридцать семь человек.
      Вечером 19 марта 1942 года в штабе полка командиры и комиссары разведывательно-диверсионных отрядов получили боевые задания: нарушать железнодорожное и автомобильное движение, препятствовать противнику подвозить к линии фронта воинские части, боевую технику, боеприпасы, горючее, продовольствие и другие стратегические грузы. Всеми средствами добиваться вывода из строя железнодорожных путей, срывать их ремонт. Уничтожать телеграфную и телефонную линии связи.
      Каждому отряду на отведенном ему участке железной дороги треугольника Смоленск - Витебск - Орша предстояло заложить десять МЗД (мин замедленного действия) по единому временному графику. Так, чтобы в течение месяца не было и дня, когда на "железке" треугольника не взрывалась бы наша МЗД.
      Одновременно отряды должны были добывать и по радио направлять в Центр сведения: о действиях врага на оккупированной территории, о численности немецких гарнизонов в окружающих населенных пунктах, о родах войск противника и маршрутах их передвижения, о частоте движения железнодорожного и автомобильного транспорта оккупантов.
      На огромной оперативной карте, занимавшей всю стену кабинета командира полка, мы уточнили, где будем действовать.
      Район дислокации нашего отряда находился в пятнадцати километрах юго-восточнее местечка Бабиновичи. Основную базу надо было организовать близ сел Задевалы и Озеры. От линии фронта туда (по прямой) больше девяноста километров, а от Москвы свыше четырехсот.
      Начальник штаба полка майор Морозов вручил командирам и комиссарам командировочные удостоверения. В документе, выданном мне от имени воинской части, говорилось: "Дано настоящее политруку отряда лейтенанту Государственной безопасности товарищу Авдееву А. И. в том, что он действительно следует с отрядом в количестве 35 человек в тыл противника для выполнения специального задания.
      Командирам войсковых частей Красной Армии и органам Советской власти просьба оказывать товарищу Авдееву всемерное содействие в выполнении поставленных ему задач".
      Удостоверения подписали командир, военком и начальник штаба полка.
      Прощай, Москва!
      После совещания в штабе (а было уже около двух часов ночи) мы с Бажановым пошли к ребятам в отряд, который квартировался в четырехэтажном доме военного городка. Там еще никто не спал: ждали нас.
      - Смир-но! - скомандовал дневальный.
      - Отставить! - приказал Бажанов и добавил: - Товарищ дневальный, вы должны знать, что после отбоя команда "смирно" не подается.
      - Так точно, товарищ старший лейтенант! Но отбоя еще не было. Вас ждем! - четко оправдался дневальный - плотный, среднего роста парень.
      - Тогда - "смирно"! - принял шутку командир отряда.
      Бойцы отряда окружили нас, притихли, с нетерпением ждали, что мы скажем. Бажанов внимательно осмотрел серьезные лица, любопытные глаза, улыбнулся, давая понять, что все хорошо.
      - Решение командованием принято: завтра в 15.00 выезжаем на боевое задание. Утром последняя проверка готовности отряда. Необходимого груза у нас будет больше чем достаточно: около восьмидесяти килограммов на брата. Так что ничего лишнего с собой не брать. Личные вещи упаковать и сдать на полковой склад, где они будут храниться до нашего возвращения. Ясно?
      - Товарищ старший лейтенант, разрешите карточку девушки взять?
      - Нет, ни фотокарточки, ни писем, ни тем более адресов брать не разрешается... Что у вас?
      - А запасное белье тоже не брать? - спросил белокурый двадцатилетний боксер Высоцкий по прозвищу Жозя.
      - Одну смену.
      Ребята снова загомонили. Но командир поднял руку. Все смолкли. Он повернулся ко мне:
      - Комиссар, что хочешь сказать людям?
      - Завтра. Пусть отдыхают.
      - Согласен. Спокойной ночи, товарищи!..
      После завтрака отряд выстроился в длинном коридоре. Перед каждым стоял до отказа набитый вещевой мешок. Общий груз уложили на волокуши, сделанные из лыж. Казалось, все собрались очень тщательно. Тем не менее Бажанов, не торопясь, переходил от бойца к бойцу, придирчиво осматривал оружие, снаряжение, лыжи, исправность креплений. Заставлял встряхивать вещмешки плотно ли лежит содержимое, не гремит и не болтается ли что-нибудь. За старшим лейтенантом неотступно следовал двадцатидвухлетний Александр Вергун, военфельдшер, с объемистой медицинской сумкой на боку. Он внимательно всматривался в лица бойцов, каждому совал по дополнительному индивидуальному пакету. Некоторых заставлял открывать рот и показывать язык.
      - Доктор, а чего это ты опять мне в рот лезешь? - недовольно забасил огромный рыжий Андреев, сверху вниз глядя на фельдшера. - Вчера смотрел, теперь снова.
      - Спокойно, Алексей Анисимович, Пригнись-ка, у тебя вчера горло было красное... - приказал Вергун, не обращая внимания на протест.
      - Спасибо сказал бы, что к нему такое внимание, а он еще сердится, неблагодарный, - слышались шутливые голоса.
      - Да я вообще-то не возражаю, - добродушно заулыбался боец. - Но он же, понимаешь, смотрит раз, смотрит два, а пилюли где?
      Все засмеялись...
      Строгость проверки мне нравилась. Она была необходимой, поскольку отряд готовился к выполнению серьезного боевого задания. Около низкорослого широкоплечего парня с рыжими усами Бажанов задержался. Это был тридцатидвухлетний минер Иван Домашнев. Командир взял у него коробок спичек, обернутый куском медицинской клеенки, хмыкнул довольно, заметил:
      - А что? Дельно придумал. Молодец. Спички не намокнут. Надо бы всем так... Галушкин, проследи!
      - Есть проследить! - отозвался замкомандира отряда.
      Домашнев вытянулся перед командиром, задорно подмигнул: знай, мол, наших! Проверка закончилась. Все были готовы к рейду.
      С территории полка выехали 20 марта 1942 года в 15.00.
      Колонна грузовиков, выкрашенных в белый маскировочный цвет, не торопясь катила через центр притихшей Москвы. Небо в тот день было серым. Сплошная облачность зависла над столицей. Тихо сыпал редкий, крупный снег. Вдоль тротуаров тянулись сугробы, потемневшие от копоти.
      Мы молча смотрели на баррикады из мешков с песком и бревен, на ряды металлических ежей, перегораживавших широкие главные магистрали города. К оградам и деревьям были пришвартованы бегемотоподобные аэростаты воздушного заграждения.
      Высокие, наспех возведенные заборы скрывали следы бомбардировок.
      - Что это, братцы, приуныли? А? - нарушил молчание жизнерадостный Галушкин.
      - Верно. Так и замерзнуть недолго! - вдруг крикнул кто-то из парней.
      И задвигались, стали толкаться. Посыпались шутки и смех.
      - Степа, может, под шумок покусаем чего-нибудь, а?
      - Точно, давай. Ну и светлая же у тебя голова, Ваня.
      - Я вам "покусаю"! Не успели от дома отъехать и уже жевать! - незлобно прикрикнул командир первого отделения Николай Голохматов. - Растолстеешь наст не выдержит.
      Все рассмеялись немудрящей шутке Голохматова. Грусти как не бывало.
      - Мужики, что-то мы давно не беседовали о девчатах, - заговорил после паузы Иван Келишев, гимнаст, уже награжденный орденом Красной Звезды. Пригладив черные усики и глянув лукаво на Галушкина, продолжил: Лаврентьич, вспомни, как интересно ты рассказывал о своей знакомой. Бывало, послушаешь тебя и таким уважением проникнешься к слабому полу, что готов поцеловать первую же встречную.
      - Ах, вот оно что!.. Ну, теперь-то мне ясно, для какой цели Келиш такие бравые усы отрастил, - заметил Иван Мокропуло, мастер спорта, чемпион страны по лыжным гонкам, крепкий, веселый парень.
      - Под испанца подстраивается, - поддержал его Виктор Правдин, хорошо известный всей стране волейболист.
      - По женскому вопросу теперь следует обращаться к Парасе. Он у нас как известный эксперт... - опять послышался голос Правдина.
      Парася - прозвище двадцатитрехлетнего Павла Маркина. Скромность и деликатность этого парня в отношениях с девушками часто становились предметом шуток и розыгрышей.
      Выехали из пределов Москвы. Автоколонна прибавила скорость. Разговор сам собой прекратился: все смотрели на полусожженные деревни, на взорванные мосты, разрушенные дороги. В октябре - декабре 41-го года многие из нас строили здесь оборонительные рубежи, вели бои с гитлеровцами. Вон и сейчас еще видны воронки, оставшиеся от мощных фугасов, которые мы закладывали на обочинах шоссе и при подходе противника взрывали. Немало омсбоновцев осталось лежать здесь навечно. В том числе заместитель командира моего взвода, москвич Михаил Матросов...
      Время было уже около семи часов вечера, когда длинно прогудел передний грузовик. Начальник автоколонны помигал красным светом фонаря. Сигнал остановки.
      - Приехали?! Что за поселок?
      - Спас-Заулок!
      - Слеза-а-ай!.. В машинах ничего не оставлять! Здесь ночуем!
      Была глубокая ночь. Сквозь редкие просветы в снеговой облачности тускло мигали холодные звезды. Сойдя с машин, лыжники разминались, притопывали, похлопывали себя рукавицами, поддавали друг дружке в бока грелись. Под новыми яловыми сапогами звонко скрипел снег. Жозя заскакал на месте, потом завертелся вокруг большого Андреева боксерским шагом, нанося легкие, условные удары. Андреев раздвинул в улыбке толстые посиневшие губы, пробасил:
      - Чего это ты, Женя, как блоха?.. Давай-ка лучше я обниму тебя по-братски. Сразу теплее станет...
      - Первое отделение, ко мне!.. - раздался звонкий голос Николая Голохматова.
      Быстро разобрались на ночлег. Надо было хорошенько выспаться.
      Борис Галушкин
      В поселке Спас-Заулке я оказался в одном доме с Галушкиным. При распределении спальных мест ребята уступили нам широкую печь. После холодного, ветреного дня в грузовике это чудо русского деревенского быта показалось нам сущим раем.
      Поужинав, забрались на печь. Потек неторопливый разговор. Выяснилось, что Борис Галушкин - сын потомственного шахтера. Отец его долгие годы проработал на угольных шахтах. Умер от туберкулеза легких, когда Борису было всего четыре года. Рос у тетки в Грозном.
      Примерно тогда же я работал на строительстве нефтяных вышек, а после механиком в Чечено-Ингушском зерносовхозе, что совсем рядом с Грозным.
      - Алексей Иванович, так мы же, выходит, земляки?! - обрадовался Галушкин.
      - Да-а, самые что ни на есть настоящие! - с удовольствием подтвердил я.
      Окончив школу, Борис приехал в Москву и поступил в двухгодичную Высшую школу тренеров по боксу при Московском институте физкультуры. Потом поступил сразу на третий курс того же института. Кроме бокса, занимался легкой атлетикой, ходил на лыжах, играл в футбол. Даже был капитаном футбольной команды своего института.
      Высокий, ладно скроенный, черноволосый Галушкин быстро и легко сходился с людьми. Был верным, бескорыстным, заботливым другом. Помогал попавшим в беду, считал это своим долгом.
      ...29 июня (день его рождения) 1941 года боксер-перворазрядник Борис Галушкин и его друзья-однокурсники записались добровольцами и прибыли на Ленинградский фронт. Галушкина назначили комсоргом 2-го полка ополченческой дивизии.
      ...Однажды, а случилось это в августе 1941 года, Борис Галушкин ехал из политотдела дивизии к себе в кузове попутного воинского грузовика. Рядом погромыхивал ящик с боеприпасами. Клубились черные, грозовые тучи, слышались раскаты грома. Борис, накинул на плечи плащ-палатку. Хлынул ливень. Трехтонка остановилась.
      - Эй, в кузове! - крикнули из кабины. - Давай сюда! Место найдется.
      Открылась дверца. Из кабины выглянул чернобровый капитан. Это был уполномоченный особого отдела их полка Рыленко. Борис только сейчас узнал его.
      - Быстро! А то раскиснешь там! Откуда топаешь? - спросил капитан.
      - Из политотдела...
      Уполномоченный вопросительно посмотрел на Бориса.
      Галушкин улыбнулся. Он знал, что капитан Рыленко всегда дотошно интересуется не только новым человеком в расположении их части, но и причиной отлучки каждого военнослужащего из своего подразделения.
      - По комсомольским делам... Узнал, что в запасной полк большое пополнение прибыло. Из Москвы ребята есть.
      Ливень продолжал неистово хлестать в ветровое стекло. "Дворники" не успевали сгонять с него воду. В дождевой мути погасли остатки дня. С притушенными фарами трехтонка, осторожно продираясь через дождевую завесу, катилась с пригорка. Вспышка молнии высветила впереди какие-то строения.
      Тихо скрипнув тормозами, машина остановилась у длинного деревянного дома барачного типа. Из одного окна пробивалась полоска света.
      - Комсорг, за мной!
      - Товарищ капитан, плащ-палатки взяли бы, - предложил шофер.
      - Ничего, не сахарные.
      Сквозь шум непогоды из дома доносились поющие голоса, обрывки смеха. Дождь не стихал. У сарая, стоявшего невдалеке, блеснул слабый свет. Он мигнул три раза и поплыл в их сторону. Вскоре перед ними появился человек в брезентовом дождевике, с фонарем на груди и с ружьем в руках.
      - Кто такие будете, добрые люди?
      - Свои!.. Здравствуй, дед Аким! - приветствовал его капитан и спросил: - Ну, как тут дела?
      Старик спрятал "летучую мышь" под полу плаща, указал рукой на барак, доложил:
      - Сейчас дела, стало быть, ничего, а то совсем плохие были. Старшой их с одним парнем уходили куда-то. Ну, думаю, сбег, поганец!
      - Вернулся? - с тревогой спросил капитан.
      - Пред самой грозой заявился... Бражничают как на празднике, паразиты! - зло добавил сторож и смачно сплюнул.
      - Порядок. Спасибо, папаша, что позвонил. А теперь иди. Мы тут сами разберемся.
      Дед запахнул полы дождевика и скрылся в дождевой мгле.
      - Зайдем-ка, комсорг. Надо посмотреть, что тут за народец обосновался. Понял? - тихо сказал уполномоченный, кивая на строение, с крыши которого с шумом низвергались потоки воды. Потом повернулся к шоферу. - Семен, а ты тут за фасадом присмотри. Пошли!
      - Есть присмотреть за фасадом! - четко сказал шофер.
      Галушкин догадался, какая помощь потребуется от него, и весь собрался, как перед боем.
      Капитан поплотнее надвинул фуражку, расстегнул кобуру. Борис последовал его примеру. Уполномоченный осторожно приоткрыл дверь.
      В просторном помещении рабочей столовой царил полумрак. В свете керосиновой лампы, свисавшей с потолка, они увидели в дальнем углу гору кочанной капусты. Трое военных и четыре молодые женщины в крестьянской одежде сидели вокруг длинного стола. Они оживленно разговаривали, смеялись. "Сволочи! - рассердился Галушкин. - Кому война, а этим будто и нет ее вовсе!"
      Увидев вошедших, люди за столом смолкли.
      - Добрый вечер! Разрешите к вашему огоньку! - громко и будто беспечно сказал капитан Рыленко. Не торопясь, переваливаясь с ноги на ногу, шагнул к столу, зябко потирая руки, словно готовясь немедленно принять участие в вечеринке. - А окна, друзья, надо бы зашторить получше!
      - Да неужто свет пробивается?! - испуганно вскочила со скамьи одна из женщин.
      - Сидите, сидите. Я уже прикрыл, - осуждающе успокоил ее Рыленко.
      Галушкин заметил на столе бутылки с водкой. Сало. Кружочки жирной колбасы. Ломтики сыра. Соленья. Куски белого хлеба. Невольно проглотил слюну. Такого богатого стола ему не доводилось видеть с довоенных времен. Неприязнь к гулякам вспыхнула с новой силой.
      - Милости просим, братики! - гостеприимно пригласил их светлоголовый капитан-пехотинец, поднимаясь навстречу. - Присаживайтесь с нами, будьте как дома!.. Правда, мы тут не хозяева, а гости... Дождь пережидаем.
      - Нашенские они, - словоохотливо вмешалась в разговор женщина. Агроном. Перед войной приехали... Вот, Старцев Степан Павлович...
      - Да будет тебе, Агафья Петровна. Что я, сам не представлюсь? Да и зачем это? Разве не видно, кто мы? - недовольно перебил ее пехотный капитан.
      - Да-да, конечно, - сказал Рыленко, внимательно разглядывая пирующих. - Печально. Дождь... Слякоть... Опять же знакомые.... А из какой вы части?
      - Из запасного полка.
      - Это ж из какого?
      - Да из того, что в Волосове стоит.
      - Ясно. Порядок.
      Уполномоченный удовлетворенно закивал, будто знал, что так и есть. Галушкин подумал: "Капитан же врет!" Он недавно сам был в запасном, названном капитаном полку, но стоит он не в районном центре Волосово, как утверждал этот "агроном", а восточнее. Этого не мог не знать и капитан Рыленко, но он почему-то не подавал вида, что заметил вранье пехотинца. Пока Борис размышлял и удивлялся, уполномоченный представился и попросил предъявить документы. Лицо пехотинца дернулось, он зло глянул на Рыленко, но тут же взял себя в руки: заулыбался, заговорил, растягивая слова и разводя руками:
      - Ну что за формальности, дорогой капитан? Садитесь с нами, погрейтесь сначала. Слышите, какая непогода на дворе беснуется? Куда спешить? Рыленко вздохнул:
      - Спасибо за приглашение. Но у вас самих с гулькин нос осталось, чем можно погреться, - кивнул он на полупустые бутылки.
      - Не беспокойся, капитан. Мы народ запасливый. Сержант, - повернулся он к чернявому насупленному парню, который сидел слева от него и не принимал участия в разговоре, - а ну-ка, тащи еще парочку! Угощать так угощать!
      Третий военный, с двумя кубарями на петлицах - лейтенант, - мрачно сидел в углу.
      Сержант вскинул голову, натянуто улыбнулся, отрицательно покрутил головой.
      - Давай, давай, сержант, не жадничай. Надо же людям погреться, - с улыбкой настаивал капитан-пехотинец. И глаза его гневно блеснули.
      Чернявый зло прищурился, медленно встал, не спеша подошел к туго набитому рюкзаку, распустил шнур. Что-то металлическое щелкнуло. Сержант резко выпрямился. Галушкин рванулся к нему и сильным ударом сбил чернявого с ног. Падая, тот грохнулся головой о пол. Замер. А мрачноватый лейтенант вскинул руку с пистолетом. Хлопнул выстрел. Погас свет. Испуганно завизжали женщины. Зазвенело выбиваемое оконное стекло. Галушкин быстро включил электрический, фонарь и увидел, что уполномоченный особого отдела, капитан Рыленко, сидит верхом на "агрономе".
      - Комсорг! Бери лейтенанта!
      Но того нигде не было видно. Женщины лежали на полу вниз лицом, боясь шевельнуться. Чернявый сержант тоже не двигался. Видимо, при ударе затылком о пол он потерял сознание. Из рюкзака торчал приклад автомата. Диском он зацепился за шнур, которым стягивают горло мешка. Через выбитое окно в помещение врывался ветер, швыряясь дождевыми брызгами: Брезентовое полотнище, которым было зашторено окно, висело на одном гвозде.
      - Нигде нет, товарищ капитан!.. Ушел!
      - Жаль! - отозвался капитан, связывая руки задержанному. - Посвети, может, в капусте? Осмотри ящики!
      Галушкин зашарил лучом по помещению. В это время шумно распахнулась дверь. В столовую вошел их шофер - парень огромного роста. С бушлата водителя стекали струи воды.
      - Третий ушел! - крикнул Рыленко. - Надо искать.
      - Да нет, - добродушно заявил шофер. - У нас не попляшешь. Поймал. На всякий случай я его к ящику со снарядами пришвартовал. Пускай опохмелится под дождиком. От него ж, гада, сивухой несет!
      Капитан Рыленко засмеялся.
      - Спасибо, Семен. Молодец!
      - Служу Советскому Союзу! - гаркнул шофер.
      Капитан крепко пожал ему руку.
      ...Захваченные оказались вражескими диверсантами. В рюкзаках бандитов обнаружили пачки советских денег. Тол. Магнитные мины. Ампулы с сильными ядами.
      ...С группой комсомольцев Галушкин прикрывал отход полка. Близкий разрыв снаряда швырнул Бориса на землю, и он потерял сознание. Пришел в себя от режущей боли в ноге. "А где же ребята? Что с ними?.." - и понял все.
      На болотистой низине, через которую проходила дорога на Ленинград и где недавно гремел горячий бой, теперь было удивительно тихо. Поднявшийся ночной холодный туман накрыл белесой пеленой поле недавнего боя. Сквозь эту завесу Борис увидел невдалеке мерцающий свет костра, услышал пьяные песни, пиликанье губной гармошки. Немцы. Скрипнув зубами от гнева, прицелился на свет, нажал спуск. Сухо клацнул затвор, но выстрела не последовало. Патронов не было.
      Достал из кармана десантной куртки индивидуальный пакет, ножом разрезал изорванную штанину, кое-как перевязал раненую ногу. Заполз в гущу кустов, сгреб полусгнившие листья, укрылся ими, стараясь согреться.
      В этом убежище провел остаток ночи и весь следующий день. Все время моросил мелкий осенний дождь. Галушкин расстелил носовой платок, время от времени выжимал из него капли воды в рот, пытаясь утолить мучившую жажду. Становилось все холоднее. Немцы далеко от костра не отходили.
      Вечностью показался комсоргу этот осенний день.
      ...Когда стемнело, он пополз к своим, ориентируясь на звуки выстрелов.
      Перед рассветом на него наткнулись наши разведчики.
      Машина с ранеными остановилась на отлогом берегу Ладоги. Раненых сгрузили на землю, их должны были забрать на судно. Тупая непрерывная боль в ноге мучила Бориса, он прикрыл глаза, стараясь хоть немного забыться. Очнулся от громкого детского плача. Невдалеке толпились истощенные, измученные, легко одетые в городские платья женщины. Матери прижимали к себе детей, защищали их собой от пронизывающего ветра.
      Никаких портовых сооружений вокруг не было. Метрах в двухстах от берега виднелось судно - сторожевой корабль "Пурга" военной Ладожской флотилии. Вскоре от судна к суше засновали шлюпки. Крутая волна и мелководье не позволяли им причаливать к берегу, они крутились в нескольких метрах от него.
      Санитары с невероятным трудом несли раненых по воде на эти пляшущие в волнах суденышки. Северный холодный ветер задул с новой силой.
      Наконец и к Борису подошли два рослых пожилых санитара.
      - Ну, молодец, - сказал один простуженным голосом, - будем грузиться. Крепись!
      Галушкин только глубоко вздохнул и сжался, готовясь к борьбе с болью.
      Санитары, таща носилки, вошли в озеро и побрели к шлюпке. Когда вода поднялась выше колен и волны стали захлестывать лежащего Бориса, они положили ручки носилок на плечи. Рядом брели по воде женщины с маленькими детьми на руках. Ребятишки постарше шли держась за матерей.
      - Ма-а-а! - вдруг резанул слух отчаянный детский крик.
      - Помо-ги-те-е! - рванулся над водой женский голос.
      Галушкин поднял голову. В метре от носилок из воды виднелась вихрастая мальчишечья голова. Ребенок лет четырех-пяти с трудом удерживался на ногах. Чуть дальше женщина с девочкой на руках, безуспешно тянулась к мальчугану, борясь с набегавшими волнами...
      - Стой! - закричал Борис.
      Санитар, что шел сзади, шагнул к мальчишке.
      - Держись, парень! - предупредил он Бориса.
      Санитар присел, опустившись в воду по самые плечи, а носилки приподнял.
      - Ну!.. Хватайся за воротник! - сказал он мальчонке.
      Тот ухватился санитару за шею.
      Галушкин видел синее личико мальчишки, губы его дрожали, по лицу катились капли воды...
      - Эй, там, на шлюпке, принимай!