История народов Востока знает немало личностей с железной волей, которые шли на смерть за свои убеждения, не изменяя им до последнего дыхания. В числе таких мужественных людей были Бабек, который смело стоял перед палачами халифа и, чтобы враги не заметили как он бледнеет, собственной кровью окрасил свое лицо; Мансур Халл'адж, повешенный в X веке в Багдаде за открыто заявленное: «Я — бог»; Эйн-уль-Куззат, объявленный фанатиками гяуром, облитый нефтью и сожженный; Фазлуллах Найми, которого по приказу сына Тамерлана Мираншаха повесили в крепости Алынджа, а затем его труп привязали к хвосту коня и поволокли по городу.
      Однако ни одна из этих казней не была так трагична и мучительна как казнь Насими — мученика больших идей. Именно поэтому вот уже на протяжении более пяти веков его славное имя с уважением произносится на всем Ближнем Востоке как символ мужества, геройства, непоколебимой воли, верности своим убеждениям, о нем создают легенды и пишут художественные произведения. На протяжении веков художники слова, желающие рассказать о непреклонности своих убеждений и верности любви, обычно уподобляют себя бессмертному Насими, этому рыцарю идей, восхищаются его выдержкой, волей и трагической смертью.
      Подлинное имя поэта до последнего времени было точно неизвестно, старинные авторы, говоря о поэте, называли его то Имадеддин, то Несимеддин. Но и эти имена не были подлинными, а принятыми в средних веках поэтическими псевдонимами. Однако в арабских источниках, повествующих об истории города Халеба (Алеппо), отмечается, что подлинное имя поэта — Али, что не противоречит действительности, так как это имя упоминается и в поэме «Васиййат-намэ» («Завещание») Фазлуллаха Найми. В проникновенной поэме, написанной накануне своей смерти, Фазлуллах упомянул в числе своих друзей также имена Али и Сеидали, что подтверждают сведения арабских историков — современников поэта.
      Различны сведения и о месте рождения поэта. Некоторые местом рождения поэта называют деревню Насим близ Багдада, а также Диярбекир, Тавриз, Шираз, Шемаху и Баку. В результате исследований азербайджанских литературоведов установлено, что поэт родился в Ширване, в городе Шемахе, в середине XIV века. В медресе этого же города он получил начальное образование. Мнение азербайджанских ученых подтверждается также упомянутым выше «Васиййат-намэ», написанным Фазлуллахом в 1394 году, в пору его пребывания под арестом в Шемахе. В «Васиййат-намэ» встречаются упоминания о поэте и его отце — Сеиде Мухаммеде, близкого по своим убеждениям к секте хуруфитов.
      В те годы Шемаха была столицей династии Ширваншахов и сыграла важную роль в истории азербайджанского народа. Ширван славился своим шелком. В средние века туда шли торговые караваны из многих стран мира. Шемаха славилась прекрасными дворцами, медресе, караван-сараями и ханегахами для дервишей. Город, где родились и творили многие ученые и поэты, был культурным центром и особенно возвысился на всем Ближнем Востоке в XII веке. Монгольское нашествие причинило Шемахе, как и другим культурным центрам Ближнего Востока, огромные разрушения, но уже в XIV веке город продолжал оставаться культурным центром страны.
      В XIII веке Ширванские владения, подвергавшиеся постоянным нашествиям, хотя и потеряли свое былое могущество и величие, тем не менее не прекратили своего культурного развития. Важную роль в развитии экономики и культуры страны играл подчиненный в ту пору Ширвану Баку, который уже тогда пользовался славой как морской порт и источник нефти Кроме родного языка, поэт в совершенстве владел арабским и фарсидским языками и на этих языках свободно писал стихи Насими овладел и науками своего времени, основательно изучил религиозно-философские труды и особенно труды о различных религиозных сектах. Из творчества Насими явствует, что он был знаком с художественными произведениями известных ученых-сектантов Востока о религиозных сектах, знал как азербайджанскую, так и арабскую, фарсидскую, таджикскую поэзию и философию. В его произведениях наряду с Джалаледдином Руми, Шамсом Тебризи, Саади, Фаридаддином Аттаром упоминаются также имена таких известных ученых-философов и поэтов Востока, как Ибн Сина, Мухиаддин Ибн-аль Араби, Шибли, Керхи. Возможно, что поэт в молодые годы ознакомился также с произведениями Сефиеддина, основателя династии Сефевидов, пользовавшегося в то время большой славой в Ардебиле.
      Из произведений поэта ясно видно, что он больше склонялся к секте Гусейна Мансура Халладжа, который в IX веке провозгласил «ана ал-хакк» («Я — истина, я — бог»), за что был повешен по приговору духовенства в городе Багдаде. Воспитанный на наследии Низами, Хагани, Фалеки, Зульфигара Ширвани, Насими еще в молодости увлекся поэзией и первые свои произведения подписывал псевдонимом Хусейни. Выбор этого псевдонима исследователи объясняют склонностью поэта к воззрениям секты Мансура Халладжа, а также шиитскими воззрениями, наблюдаемыми в его раннем творчестве. Был у него еще один псевдоним — Сеййид, которым он также подписывал свои юношеские стихи.
      Юношеские годы поэта совпали со временем захвата Азербайджана тимуридами. Войска Тимура, покорившие в 1385 году Иран и Азербайджан, на долгие годы превратили страну в театр военных действий. Жестоко расправившись с южными районами Азербайджана, они пытались проникнуть на север, во владения Ширваншахов Но правителю Ширвана Ибрагиму удалось спасти народ от страшной беды — он вступает в союз с Тимуром. Южная же часть Азербайджана остается под пятой тимуридов. По приказу Тимура в захваченных им городах мобилизовались прославленные мастера-архитекторы, художники, музыковеды, а также городские ремесленники, которых насильно отправляли работать в его столицу — в город Самарканд.
      Тимур задумал создать себе величественную столицу, с этой целью каждый квартал Самарканда был назван именем одного из крупнейших городов Востока. В это время начала действовать новая секта — хуруфитов, выражавшая недовольство городских ремесленников насильными угонами мастеров на чужбину и призывавшая к 75 борьбе против захватнической политики Тимура. Основоположник этой секты Фазлуллах Найми из Тавриза с целью распространения своих взглядов объездил ряд городов Востока, побывал в Ширване и Баку.
      Баку в те годы становится идейным центром хуруфизма. Ряд сторонников Найми создает в Баку тайную организацию, откуда в различные города Востока направляются пропагандисты для распространения хуруфитских взглядов. В этот период Насими познакомился с учением фазлуллаха Найми, встречался с ним, разделял его воззрения и в знак уважения к нему подписывал свои стихи псевдонимом Насими. Из стихов поэта явствует, что данный псевдоним он взял себе после встречи с Фазлуллахом. Одновременно с Насими учение хуруфизма принял другой азербайджанский поэт Абульгасан Али-уль-Ала, который в своих произведениях объявлял город Баку Каабой хуруфизма в связи с тем, что здесь жил Фазлуллах. Своих достойных учеников Фазлуллах направлял в различные города Ближнего Востока пропагандировать хуруфизм, теоретические основы которого он обстоятельно изложил в своих произведениях «Джавидан-намэ» («Книга о вечности»), «Мухаб-бят-намэ» («Книга любви») и «Новм-намэ» («Книга о сновидениях»). Вкратце скажем, что хуруфизм был одной из попыток проникновения Ренессанса в исламские страны. Учение это провозглашало человека высшей ценностью на земле, носителем вселенского и божественного начала.
      В это время Насими писал:
      «В меня вместятся оба мира, Но в этот мир я не вмещусь Я — суть, я не имею места.» Излишне говорить, что исламские фундаменталисты в штыки встретили новое веяние, и с великой яростью расправлялись с иноверцами. В 1394 году Фазлуллах и его сторонники, когда они находились в Ширване, по указанию Тимура были арестованы и зверски казнены по приказу его сына Мираншаха в древнем азербайджанском городе-крепости недалеко от Нахичевани — в Алындже. Находясь под арестом, Фазлуллах Найми составил завещание «Васиййат-намэ» и тайком отправил его в Баку. Он завещал, чтобы его семья и последователи его учения покинули Баку, чтобы его дочь вышла замуж за Сеидали и тоже уехала из города.
      Последнее двустишие одной из газелей Насими, написанное на фарсидском языке, гласит: «Эй, Насими, раз аллах (Фазлуллах) утверждает, что земной шар обширен, уходи из Баку, потому что здесь тебе не место». Интересно, что существует явная связь между этим двустишием и «Васиййат-намэ», в котором Фазлуллах требует, чтобы его дочери поскорее вышли замуж и уехали из Баку, и, как уже говорилось, советует младшей дочери выйти замуж за Сеидали. Возможно, что после «Васиййат-намэ» Фазлуллаха Насими женился на его дочери, покинул пределы Ширвана и уехал в Малую Азию.
      Из произведений поэта можно заключить, что одно время он жил в Багдаде, побывал в городах Ирака, посетил Турцию, жил также в городах Анадолу — То кате, Бурсе и других городах, где распространял идеи хуруфизма, за что неоднократно подвергался арестам и не раз был брошен в темницы. В те годы в Малой Азии существовали династии Зульгадарбеков, Аггоюнлу и Гарагоюнлу, которые не подчинялись турецкому султану. Насими нашел общий язык с зульгадарским правителем Алибеком и его братом Насреддином, а также с правителем Диярбекира Османом Гарайолуком Аггоюнлу, покорившим впоследствии Сивас. Затем он отправился в город Халеб, подчиненный египетским мамлюкам. В Халебе в то время жило множество тюркоязычных племен.
      Халеб был крупным торговым центром между Востоком и Европой. Там встречались торговые караваны из Индии и Ширвана. Исторические источники свидетельствуют о тесных торговых связях между Ширваном и Сирией. В конце XIV века из ширванского шелка в городах Сирии выделывались прекрасные ткани. Купцы с Запада везли ширванский шелк через Сирию в Европу. Вне всякого сомнения, в этом величественном и многонациональном центре средневековой торговли жили купцы из Ширвана. Возможно, сюда приезжали преследуемые в Баку и Шемахе хуруфиты. В Халебе поэт нашел сторонников и начал широко распространять свои взгляды. Он обосновался в Халебе и в течение многих лет жил там со своей семьей. Но деятельность его в этом городе не осталась незамеченной духовенством и султаном Египта Муайадом В 1417 году в Халебе Насими был арестован. В одном арабском источнике «Кунуз-уз-захаб» о процессе по делу поэта говорится так.
      «Вероотступник Али Насими был казнен во времена Йашбека. В то время в „Дар-ульадле“ (Дворце правосудия) в присутствии нашего шейха Ибн Хатиба ал-Насири и Наиба (наместника) верховного кадия шейха Иззуддина Шамсуддина Ибн Ами-нуддовле, верховного кадия Фатхуддина аль-Малики и верховного кадия Шихабуддина аль- Ханбали рассматривалось дело (об Али аль-Насими). Он сбил с пути истины некоторых безумцев, и они в ереси и безбожии подчинялись ему. Этот вопрос был поднят перед кадиями и богословами города неким Ибн аль-Шангаш Алханаданом. Судья ему сказал: „Если ты докажешь то, что говоришь о Насими, я не казню тебя“.
      Насими произнес „келме-и-шахадет“ — поклялся на Коране и отверг то, что говорили о нем. В это время появился шейх Шихабуд-дин Ибн Хилал. Заняв почетное место в меджлисе, он заявил, что Насими — безбожник и должен быть казнен, а раскаяние его должно быть отвергнуто. Ибн Хилал спросил: „Почему же вы его не казните?“ Аль-Маливи ответил ему: „Напишешь ли ты приговор собственноручно?“ Тот ответил: „Да“, и написал приговор, с которым тут же ознакомил присутствующих. Но они с ним не согласились. Аль-Малики сказал ему: „Кадии и богословы не соглашаются с тобой. Как я могу казнить его на основе твоих слов?“ Йашбек сказал: „Я его не казню. Султан поручил мне ознакомить его с делом. Подождем, что султан прикажет по этому поводу?“ На этом меджлис разошелся. Насими остался в темнице. О деле его было доложено султану Муайаду, от которого пришел приказ содрать с него кожу и в течение семи дней выставить в Халебе на всеобщее обозрение, обрубить ему руки и ноги и отправить Алибеку Ибн Зульгадару, его брату Насируддину и Осману Гарайолуку, которых Насими также сбил с пути. Так и сделали. Этот человек был гяуром и мулхидом (богоотступником). Упаси Боже, говорят, у него есть тонкие стихи».
      Из этих сведений явствует, что поэт был казнен не только за религиозные убеждения, но, возможно, еще из политических соображений. Скорее всего, в доме поэта был сделан обыск и найдены письма от вождей мятежных племен Аггоюнлу и Карагоюнлу. В глазах любого правительства факт тайных сношений с мятежниками был более чем предосудительным. Как мы видим, халебское духовенство далеко не случайно обсуждало вопрос Насими на меджлисе. Возможно, сам этот меджлис собрался по поручению султана Муайада, стоявшего в то время во главе центрального Египетского государства Мамлюков. Не поэтому ли, пока он затребовал дело Насими и знакомился с ним, поэта держали в темнице? Наконец, издав приказ о страшной казни поэта и отправлении его отрезанных конечностей своим политическим противникам, он преследовал цель напомнить им о пользе повиновения и тщетности попыток восставать против него. Существует также ряд преданий о смерти Насими. В одном из них говорится, что однажды в городе Халеб некий молодой хуруфиг громко читал стихи Насими. Содержание стихотворения привлекло внимание духовенства. Чтеца арестовали. Чтобы не выдавать автора стихов, он заявил, что написал их сам. По решению духовенства его приговорили к смертной казни через повешение. В это время Несимн находился у сапожника, который чинил ему обувь.
      Узнав о происшествии, поэт устремился к месту казни, заявил, что стихи принадлежат ему, и добился освобождения молодого человека. Когда духовенство узнало, что Насими является приверженцем хуруфизма, оно вынесло решение живьем содрать с него кожу. Перед смертью поэт не отрекается от своих убеждений и во всеуслышание произносит: «Я — истина», «Я — бог». Растерянные перед стойкостью и мужеством поэта богословы с иронией спросили умирающего Насими:
      «Если ты бог, то почему же ты бледнеешь по мере того, как теряешь кровь?» «Я — солнце любви, которое взошло на горизонтах вечности. На закате солнце всегда бледнеет», — ответил поэт.
      В этом же предании говорится и о том, что богослов, подписавший приговор о казни поэта, при этом заметил:
      «Этот человек проклят, и если хоть капля его крови куда-нибудь упадет, это место необходимо отрубить и выбросить».
      Совершенно случайно капля крови поэта упала на палец того самого богослова. Народ потребовал от него отрубить свой палец. Испуганный богослов ответил, что слова его — иносказание, и отказался отрезать себе палец.
      В этот момент залитый алой кровью поэт-борец произнес:
      «Если отрубят палец благочестивого — отвернется от истины. А с несчастного влюбленного снимают кожу с ног до головы — не плачет.»
      Согласно другому преданию, Насими находился в Антабе и был близким другом вали (губернатора). Недруги поэта, решив поссорить его с городским головой, тайком вложили в обувь поэта экземпляр текста «йа син» — суры Корана. Затем в присутствии губернатора спросили его, как бы он отнесся к человеку, который топчет ногою текст Корана. Насими ответил, что этого человека необходимо опозорить и содрать с него кожу.
      Тогда ты сам вынес себе приговор, сказали ему, и извлекли из его обуви экземпляр суры Корана. После этого они содрали с него кожу, которую он будто бы взял и отправился в Халеб, где и умер.
      Согласно третьему преданию, в молодости поэт вместе с Ходжой Насреддином посетил одного шейха, которого в то время не оказалось на месте Посетители зарезали и съели хозяйскую овцу. Придя, шейх сильно рассердился на них и сказал Насими, что «с него сдерут кожу, как с этой овцы», а Ходже Насреддину, «что ты станешь посмешищем».
      Однако все это легенды. Ясно лишь, что скорый суд в Халебе собрался по прямому указанию султана в острастку идеологическим и политическим противникам. Не только мужественная смерть Насими за свои убеждения, но, может быть, еще и то, что в своих произведениях поэт выразил большую любовь к человеку, веру в его могущество и творческие силы, мастерски сумел высказать свои прогрессивные идеи на языке высокого искусства, сделало имя его бессмертным даже для идейных противников поэта.
      Насими оставил потомкам богатое литературное наследие — диваны и не вошедшие в эти диваны касиды и месневи на азербайджанском, фарсидском и арабском языках. Но лишь небольшая часть дивана поэта на арабском языке известна научному миру.
      Ознакомление с диванами Насими, написанными на азербайджанском языке и хранящимися в рукописях в различных библиотеках мира, убеждает в том, что поэт прошел чрезвычайно сложный и противоречивый творческий путь. Начав свое поэтическое творчество с любовных стихов, художник впоследствии создавал прекрасные произведения, посвященные общественным и нравственным проблемам. И возможно, прожил бы долгую и прекрасную жизнь, если бы не ввязывался в политику.

      Не появись на сцене Столетней войны эта семнадцатилетняя девушка из французской деревни, кто знает, как сложилась бы судьба Франции, Англии и всей Европы.
      Неграмотная пастушка, короновавшая Карла VII в Реймсе, — кто говорил ее устами Бог или дьявол, кем была она — авантюристкой или святой мученицей. Богословы и философы, психологи и историки без малого пятьсот лет бьются над ответом на этот вопрос, тщательно изучая феномен Орлеанской Девы, загадочные факты ее биографии и необъяснимые явления, происходившие словно по велению высшей силы с этой девушкой, державшей штандарт с ликами святых над преклонившим колени королем и позже сожженной на самом высоком костре, когда-либо раздуваемым инквизицией с молчаливого согласия того же короля, которому она подарила корону и трон. Жанна д'Арк родилась в 1412 году, в семье пастуха Жакоба д'Арк и Изабель Роме. В четырнадцать лет она услышала божественные голоса, говорившие ей, что она призвана спасти Францию, и для этого ей следует отправиться ко двору Карла VII, одному из претендентов на французский престол, ободрить его и повести его войско против ненавистных англичан.
      В семнадцать лет Жанна тайком покинула родительский дом. 12 февраля 1429 года она появилась в Шиноне и убедила Карла VII. Карл и его советники, не видя иного выхода из создавшейся ситуации, решились довериться ей и поставить во главе войска, отправлявшегося на помощь осажденному городу Орлеану. Но прежде Жанну подвергли допросу — богословам надлежало выяснить, действительно ли Жанна слышит потусторонние голоса, не колдунья ли она, говорит ли ее устами Бог или дьявол. В течение месяца в городе Пуатье ее допрашивали с пристрастием. Заключение комиссии было таково: «Так как девица Жанна говорит, что знамение ее посланничества будет явлено в Орлеане, то ей не следует чинить препятствия в том, чтобы она отправилась туда с войском, ибо без причины сомневаться в ней означало бы грешить против Святого Духа».
      Жанна возглавила десятитысячное войско, которое под Орлеаном нанесло поражение англичанам. Освобождение Орлеана явилось величайшим чудом христианской эпохи. Орлеан с тех пор на протяжении многих столетий торжественно посвящал этот день Деве. Затем французы освободили Реймс, где Карл VII после пышной коронации наконец стал полноправным правителем Франции.
      Народ и окружение Карла воспринимали эти победы как проявления божественной воли. Англичане же приписывали победы французов колдовским чарам Жанны, утверждая, что она связана с Сатаной и действует при его поддержке. Не прошло и года после победа под Орлеаном, как 23 мая 1430 года в одной из стычек под Парижем, близ города Компьень, бургундцы взяли в плен Жанну д'Арк. Согласно существовавшим законам, король Карл мог выкупить Жанну, но Карл ничего не сделал.
      Парижская инквизиция жаждала расправиться с Жанной — ведь предание ее проклятью вернуло бы Англии незапятнанную честь и обратило бы превосходство и победы Карла в ничто. Для Англии Жанна представляла государственный интерес, ибо она олицетворяла Францию. Недостаточно было просто казнить ее тело, следовало еще уничтожить ее дух. Несомненно, что беспристрастный церковный суд оправдал бы Жанну, однако высшие церковные сановники Европы занимались в то время решением вопроса о папском престоле, а инквизиционный суд в Париже обладал достаточными полномочиями, чтобы приговорить Жанну к смерти.
      Следует учесть, что казнить Жанну руками англичан — означало сотворить национального кумира, придать Жанне ореол мученицы, воодушевленные ее подвигом тысячи французов поднялись бы на борьбу с оккупантами. Поэтому, по замыслу англичан, осудить и казнить Жанну должны были сами французы. И долго искать таковых не пришлось.
      В канун Рождества 1430 года Жанну доставили в Руан. Руководить процессом было поручено члену английского королевского совета епископу Бовэ по фамилии Кошон — созвучную с французским словом «свинья».
      Инквизиторы обвиняли Орлеанскую деву во всех смертных грехах. Она слышала «голоса» — значит, это были голоса дьяволов. Она носила мужское платье, не по повелению ли дьявола она это делала? Она утверждала, что является девственницей. Ее подвергли унизительной процедуре освидетельствования, которую совершила лично жена английского наместника леди Бедфорд. На нее кричали, ей угрожали земными и небесными карами, пугали орудиями пыток, требовали признаний. В ее защиту не выступил ни один человек.
      В камере ночью вместе с Жанной постоянно находились трое английских солдат, что заставляло ее не расставаться с мужской одеждой, а это «доказывало», что она колдунья.
      Наконец, ей подослали священника-провокатора Никола Луазелера, который, выдав себя за ее земляка и друга, вел с ней «откровенные» беседы и давал советы, как отвечать на вопросы инквизиторов, а в соседней камере, приложив ухо к отверстию, слушали Кошон и английский военачальник Уорвик.
      Жанна парировала провокационные вопросы инквизиторов с искусством, вызывавшим удивление ее мучителей. Вот некоторые их вопросы и ее ответы:
      «Считаешь ли ты, что на тебе почиет божья благодать?»
      «Если на мне нет благодати, да ниспошлет мне ее Бог; если же есть, да не лишит он меня этой благодати!» Кошон стал угрожать Жанне пытками. Он повел свою пленницу в камеру пыток, где заявил ей:
      «Жанна! В вашем деле имеются многочисленные пункты обвинения, на которые вы отказались ответить или ответили лживо. Мы вас предупреждаем: говорите нам правду, или вы будете подвергнуты пытке, посмотрите, инструменты пытки наготове, перед вами палачи, которые ожидают только нашего приказа, чтобы подвергнуть вас пыткам. Они будут вас пытать с тем, чтобы направить на путь истины, которую вы не признаете, и чтобы обеспечить вам таким образом двойное спасение — вашей души и вашего тела, которые вы подвергаете столь серьезным опасностям из-за ваших лживых выдумок».