Теперь и слушателям передалось волнение Дага. Он продолжал:
— Медведь заметил нас, и его жалобный вой перешел в злобное рычание. В страхе я вскочил на поваленное дерево. Но прежде чем я успел спрыгнуть, чтобы спрятаться или убежать, мои уши услыхали смех. Смеялся Чам. Я обернулся и понял, что от этого медведя убегать не нужно: на его спину упало большое дерево. Оно поломало зверю задние ноги и крепко прижало его к земле.
— Найти такого медведя — большая удача, — ввернул Риан.
— Поэтому Чам смеялся, и я тоже стал смеяться вместе с ним. Чам говорил мне в пещере правду, что мы найдем много мяса!
— Откуда он мог это знать? — спросил один охотник.
— Чам понимал в колдовстве, — ответил ему Риан. — Скажи нам, Даг, где он этому научился?
— Я слышал, будто наш прежний колдун выбрал его себе в помощники. Но Чаму больше нравилось охотиться на зверя. Поэтому тот не стал учить его большому колдовству, но кое-чему Чам все же научился…
Даг замолчал. Молчали и мужчины. Они думали о колдовстве, секретом которого владел Чам. Никто не понимал, что каждый из них мог бы предсказать богатую добычу, имей он ум и опыт Чама. Верно, Чам учился у старого колдуна. Но он еще замечал то, чего не видели другие, и предсказывал, что будет дальше, помалкивая о причинах. У колдуна он научился хитрости и соединил ее с собственным опытом.
Так было и на этот раз. Чам колдовал и верил в свое колдовство, но он слышал, как рухнуло дерево, и видел убегающего от урагана медведя… Опыт подсказал охотнику, что это верная добыча: зверь будет яростно вырываться, ослабеет, и скоро его можно будет взять без всякого труда. Поэтому Чам и говорил так уверенно, что после дождя и бури у них будет вдоволь мяса, но умалчивал, откуда он это знает.
Между тем Даг продолжал свой рассказ:
— Перестав смеяться, Чам размахнулся и всадил медведю в бок острое копье. Медведь страшно заревел и стал передними лапами царапать землю, стараясь ухватиться за копье зубами. Но дотянуться не мог. И Чам смеялся над его бессилием и танцевал от радости перед его мордой, и я танцевал вместе с ним.
— Редко удается так легко взять медведя, — заметил кто-то.
Подошел Ред, вождь племени, и Даг замолчал. Но Ред велел продолжать.
— Рассказывать осталось немного. Чам хотел убить медведя дубиной. Но ударить его удалось только один раз: медведь дотянулся лапой и вырвал дубину из рук Чама. Тогда Чам стал добивать медведя стрелами. Скоро зверь перестал рычать и рваться, голова его упала на землю. Но Чам не верил, что медведь мертв, и мы стали бросать в него камни.
— Хорошо, что Чам был так осторожен, — вставил Ред. — Даже едва живой медведь может натворить немало плохого. У многих мужчин остались рубцы от его лап и зубов. Рассказывай дальше, Даг.
— Когда мы увидели, что медведь мертв, то отрезали переднюю лапу и вернулись в пещеру. Развели огонь, Чам содрал с лапы шкуру, разрезал мясо на куски и мы стали жарить их на длинных ветках.
— Должно быть, ты жарил недолго! — заметил Риан.
— Голодный никогда не жарит долго, — согласился Даг.
Вокруг засмеялись.
— Мы тоже голодны, кончай скорее свою историю, Даг! — закричал Зур.
— Остается уже совсем немного. Мы закрыли медведя ветками и камнями, чтобы он не достался лисицам, волкам и гиенам, а потом вернулись с другими мужчинами и потащили тушу в пещеру. В тот вечер горел большой огонь и было много вкусного жареного мяса. И еще я получил от Чама мозговую кость и кусок медвежьего мозга…
Мужчины закивали головами — такое лакомство! И ведь в того, кто съест мозг, перейдут сила и ум медведя…
— Это конец моего рассказа, — сказал Даг, обращаясь к Зуру и Урду. — Теперь ничто не мешает вам наполнить ваши пустые животы.
И вот уже все сидят, тесно сгрудившись, вокруг огня и жарят полоски оленьего мяса. Его запах привлекает женщин и детей. Они подходят к костру и получают свою долю.
Зур, сидящий рядом со старым Дагом, уже кончил есть и спросил его, когда тот прожевал свой кусок:
— Зубы медведя Чам оставил тогда себе?
— Да, он сделал в них дырки и повесил на шею ожерелье. А когти с одной лапы он отдал мне. Из них и из волчьих зубов я тоже сделал ожерелье, которое ношу до сих пор.
Один за другим мужчины и женщины отходили от костра и укладывались спать. И скоро у огня остались только старые, опытные охотники и вождь Ред.
— Я хочу спросить, следите ли вы за тем, что делают сейчас медведи, — начал он.
— Мы ходим за ними, Ред. Они уже разжирели и начинают искать место, где бы спрятаться на зиму. Скоро можно будет охотиться на них, — ответил Урд.
Остальные согласно закивали.
— Значит, нам пора готовиться, — сказал вождь. Он повернулся к колдуну: — Мужчины собираются на медведя. Надо, чтобы охота была удачной. Ты можешь это сделать?
— Могу, — ответил колдун. — У меня все готово. Пусть те, кто пойдет на медведя, завтра соберутся здесь, у огня, со своими копьями и луками.
— Будет так, как ты говоришь, Мар.
Мужчины еще немного посидели у огня и разошлись. Только старый Даг остался стеречь огонь.
На следующий вечер охотники ждали Мара у костра. Колдун подошел к огню и велел бросить в него большие смолистые ветки. Когда пламя занялось, он сказал:
— Я пойду вперед с Гином. Остальные пойдут с вождем Редом.
Мар вынул из костра горящую ветвь и ушел к себе в нишу. Вернулся он с мешком из шкуры, который передал Гину, и позвал его за собой.
Вскоре все остальные тоже тронулись в путь во главе с вождем.
Ручей, вдоль которого они идут, течет по ущелью. Мужчины бредут по пояс в холодной воде, факелами освещая себе путь. Отблески огня пляшут по неровным каменным стенам.
Вскоре люди выходят на сухое место. Теперь они в пещере. С потолка свисают белые каменные сосульки на стенах нарисованы бизоны с копьями в боках. Охотники не останавливаясь шагают дальше: сегодня бизоны их не интересуют. Не смотрят они и на изображения диких лошадей. Но вот и конец пути — небольшая низкая пещера. Посередине — грубо вылепленное из глины туловище медведя без головы. Горят два вставленных в щели факела. Это факелы Гина и колдуна Мара. Люди смотрят. Гин надевает на глиняную тушу настоящую медвежью шкуру и насаживает на сук голову настоящего медведя — сук торчит из глины как раз там, где должна быть голова.
Охотники, вставив факелы в расщелины, усаживаются лицом к медведю. На них обращена разинутая пасть с крупными белыми зубами.
Вдруг из темноты появляется колдун. Он в медвежьей шкуре, сзади — лошадиный хвост, на голове — оленьи рога и маска. В вырезах блестят глаза, а вокруг — пестрый рисунок. Снизу у маски нечто вроде бороды.
…Из темноты раздается слабый грохот, и колдун начинает медленно танцевать. Грохот усиливается, и танец становится исступленным. Колдун изгибается, воздевая руки.
Танец захватывает и охотников. Они сидят со скрещенными ногами, но туловища их начинают раскачиваться. Сначала медленно и плавно, потом все быстрее. Мар продолжает танец. Гин гремит камнями в надутом пузыре дикой свиньи. Когда замирает последний звук, раздается хриплый голос колдуна:
— Я сотворю могучее колдовство! Силу я взял у бизона, у волка — хитрость, у лошади — быстрый бег, у рыси — осторожность. И каждому из вас достанется от моего колдовства!
Под грохот камней в пузыре колдун прыгает от одного охотника к другому, наклоняется над каждым, дует каждому в лицо. Потом он снова бросается в сторону. Снова звучит его голос:
— Теперь медведь знает, что придут охотники, которых он должен бояться. Он побежит от вас, потому что вы сильнее, хитрее и осторожнее, но ему не уйти, потому что вы быстрее!
Мар снова начинает танец. Теперь его лицо обращено к фигуре медведя. Он обходит ее, пританцовывая, потом подпрыгивает. После каждого прыжка колдун приседает, руки его высоко взлетают, он хлопает в ладоши. Бурный танец, сопровождаемый отрывистыми дикими криками, продолжается.
Внезапно колдун останавливается перед медвежьей головой, протягивает к ней руки и с угрозой восклицает:
— Я обратил против тебя и тех мест, где ты ищешь свою добычу, могучее колдовство. Тебе не одолеть его ни силой, ни хитростью. Оно затуманит твои глаза, испортит твой нюх, ослабит твои ноги. Ты не уйдешь от охотников, которые ищут тебя. Ты не спрячешься от смерти, которая живет на остриях их стрел и копий!
Снова возгласы, шум и грохот. Колдун стоит, словно это его сразило заклинание, но недолго. Он издает дикий крик, одним прыжком оказывается рядом с охотниками, плюет на острия их копий и стрел, приговаривая:
— Пусть ваши копья и стрелы никогда не минуют цели! Пусть всегда летят прямо в медведя и пронзают его сердце! Колдун бросается в сторону, останавливается рядом с вождем и кричит:
— Вставайте, охотники, приготовьтесь к танцу смерти!
Мужчины вскакивают. В их глазах горит нетерпение — приближается главное колдовство.
Снова звучит грохочущая музыка, в нее вплетается протяжное пение колдуна. Охотники переступают с ноги на ногу. Сначала медленно, потом все быстрее движутся вокруг медведя. В руке у каждого — копье или лук со стрелой. Они натягивают и опускают тетиву луков, словно проверяя ее прочность и силу, раскачивают в руках копья, будто примериваются, чтобы метнуть их.
Колдун издает громкий крик. Общий вопль отвечает ему. Люди уже не помнят себя в бешеном танце. Со свистом впиваются стрелы в медвежью шкуру. Рядом вонзаются копья. Но вот пущена последняя стрела, колдовство окончено.
Еще и сегодня можно убедиться, что все рассказанное — не досужая выдумка. Вылепленный из глины медведь со следами копий и стрел сохранился до наших дней. Не хватает только шкуры, которой его покрывали, и головы. Шкура сгнила, сук, на который насаживали голову, тоже. Но череп остался: он лежал между лапами глиняного зверя, его унес отважный исследователь, который нашел это доисторическое святилище, — Норбер Кастере. Один из самых известных сегодня французских натуралистов, отличный пловец и альпинист, он посвятил свою жизнь исследованию пещер.
В августе 1922 года Кастере обнаружил в Пиренеях, неподалеку от селения Монтеспан, уходящий под землю ручей. От местных жителей он знал, что в засушливые месяцы уровень воды в нем падает и по руслу можно проникнуть в недра горы метров на шестьдесят. Но дальше не удается, потому что свод туннеля опускается, прижимаясь к поверхности воды.
Кастере решил исследовать русло ручья. Путешествие было рискованное, тем более что Кастере пустился в него в одиночестве. Со свечой в руке он продвигался по мелкой воде, пока метров через шестьдесят ему не преградил путь свод. Но Кастере был преисполнен решимости преодолеть это препятствие. Укрепив свечу на выступе камня, он набрал побольше воздуха, нырнул и поплыл под водой, касаясь одной рукой каменного свода. Он был отличным пловцом, привык к холодной воде горных речек и умел на две минуты задерживать дыхание. Следовательно, в его распоряжении было не больше минуты: ведь столько же времени требовалось на возвращение, если дальше пути нет… И вдруг Кастере почувствовал, как его скользящие по камню пальцы оказались над водой. Он сразу вынырнул, чтобы отдышаться.
Вокруг была кромешная тьма. Немного отдохнув, Кастере снова нырнул и поплыл назад. По руслу ручья он выбрался из подземелья, решив, что завтра попробует проникнуть дальше.
На следующий день Кастере взял с собой резиновую купальную шапочку и, прежде чем надеть ее, положил туда две свечки и коробок спичек. Повторив все, что он делал накануне, Кастере вынырнул по другую сторону сифона и зажег свечку. Дальше были карстовые и сталактитовые пещеры, узкие проходы и высокие залы. Потом свод туннеля снова опустился. Этот второй сифон был опаснее первого, так как прямо в воду уходили острые пики сталактитов. Но Кастере преодолел и его. Свеча освещала все новые пещеры. Исследователю приходилось перелезать через каменные выступы, уклоняться от срывающихся сверху кремней, брести в ледяной воде — и все это в полной, жуткой тишине подземелья.
Наконец Кастере все-таки пришлось остановиться: проникнуть через узкий проход было невозможно, так же как пройти гору насквозь и выбраться по руслу того же ручья с другой стороны. Так он, во всяком случае, думал. (Позже оказалось — путь есть.)
Усталый и разочарованный, Кастере остановился отдохнуть, машинально шаря рукой в воде. Вдруг он почувствовал что-то живое и схватил его. Достав добычу из воды и разжав пальцы, он увидел у себя на ладони головастика — это значило, что совсем недалеко отсюда светит солнце! Значит, он прошел систему пещер насквозь, от начала до конца. И только выйдя из подземелья, Кастере узнал, что пробыл под землей целых пять часов. (Когда пещеры были измерены, оказалось, что их протяженность около трех километров.)
В том году Кастере не повторял своих подземных путешествий: прошли дожди, вода в ручье поднялась, и подземный ход стал недоступным. Но на следующее лето он вернулся сюда со своим другом Анри Годеном. Им повезло: лето выдалось сухое, дождей почти не было. Вода в ручье сильно спала. Метрах в двухстах от входа в подземелье исследователи обнаружили сухое ответвление от первого туннеля и решили начать с него. Все здесь покрывали натеки сталактитов.
Кастере и Годен долго пробирались по узкому ходу местами заплывшему глиной. Здесь Кастере попалось каменное орудие. Исследователи еще не успели разобраться, что это такое, как находки стали повторяться — буквально одна за другой. Так они добрались до возвышения из засохшей глины. Вглядевшись, Кастере понял, что перед ними скульптура медведя. Можно было заметить даже что-то вроде когтей на лапах. Они нашли еще дикую лошадь и двух шагающих друг за другом львов, вылепленных из глины. Животные тоже были без голов. На стенах исследователи обнаружили нацарапанные изображения мамонта, оленя, дикой лошади, бизона, зубров и других зверей, а на глиняном полу пещеры — множество человеческих следов. Первобытные люди приходили сюда примерно 17 000 лет назад для совершения обрядов, связанных с охотой на диких животных.
Кастере еще не раз возвращался в эту пещеру — и всегда находил что-то новое. Он обнаружил место, откуда первобытный скульптор брал глину, и даже куски глины с отпечатками его пальцев. В расселине скалы было найдено множество каменных орудий.
Кастере удалось понять, почему у скульптуры медведя не было головы. Между лапами глиняного изваяния он нашел хорошо сохранившийся медвежий череп и сделал вывод, что медведь был вылеплен действительно без головы, а голову ему приделывали настоящую. Когда в шее обнаружили глубокое узкое отверстие, стал ясен и способ крепления: медвежью голову насаживали на деревянный кол и втыкали глубоко в глиняную шею статуи.
Если глиняную фигуру медведя венчала настоящая голова, то очень может быть, что поверх статуи надевали настоящую медвежью шкуру. Конечно, она истлела, как и тот кол или сук, на который была надета голова.
Специалистам было ясно, что статуя — предмет древнего охотничьего культа, а пещера, в которой она находится, — доисторическое святилище.
Какие обряды совершались вокруг глиняного медведя, нам, разумеется, не известно. Но скорее всего они были связаны с танцами, а также с метанием копий и стрельбой из лука: следы оружия наших предков сохранились на глиняном изваянии.
НА НОВЫЕ МЕСТА
Опять мужчины вернулись с охоты с пустыми руками. Целый день бродили они, обошли чуть ли не половину своих владений, но так и не встретили зверя. Женщины, с нетерпением ожидавшие их возвращения, притаились по темным углам пещеры, грустно глядя на голодных детей. Они уже не помнят, когда в последний раз ели досыта, с каких пор на них смотрят голодные детские глаза.
Мужчины встревожены. Ни весной, ни летом, ни осенью не было зверя. Они забирались в самую чащу, надеясь добыть оленя или свинью. Рыскали по степи в поисках стада лошадей — как трудно убить хотя бы одну! Не стало ни оленей, ни диких свиней, ни лошадей. А крупного зверя — зубров, бизонов, мамонтов — уже давно почти не было. Может быть, люди слишком долго истребляли животных и они ушли искать новые пастбища, а те, что остались, так напуганы, что при малейшей опасности исчезают?
Зимой стало еще хуже. О ней и вспоминать не хотелось. Они ждали, что начнется кочевой ход оленей, тогда… А на самом деле оленей было совсем мало, и тех, что показались здесь, тоже скоро не стало. Но эти олени спасли их от страшного голода. В те немногие дни, когда проходили стада, мужчины не ложились спать. Из последних сил, забыв про усталость, холод и снег, словно голодные волки, шли они за оленями.
Убив оленя и напившись его теплой крови, они волокли его прямо к пещере, сдирали шкуру, разделывали тушу, резали мясо каменными ножами на узкие полоски и вялили их над огнем в дыму до поздней ночи, пока не валились с ног. А рано утром уже снова преследовали оленье стадо. Но животные становились все осторожнее. Подкрадываясь к стаду, охотники надевали оленьи шкуры с рогами, ползли на четвереньках.
Наступил день, когда ушло последнее стадо. Напрасно искали охотники — нигде не было ни одного оленя. В смятении, совершенно без сил мужчины возвращались ни с чем. Немного поев и отогревшись у огня, они забывались в беспокойном сне на ворохе сухой травы или листьев под звериной шкурой. Не было больше веселых разговоров у огня. Всех одолели заботы. Вяленого мяса было мало, а холода предстояли долгие. Да и женщины прошлым летом собрали лишь скудные запасы пищи. Был плохой год: вдруг вернулись морозы, когда уже все распускалось, потом началась засуха, и клубней, луковиц, кореньев выросло совсем мало.
Зима выдалась не очень холодная, и снега выпало меньше, чем обычно. Мужчины могли уходить из пещеры. Иногда они приносили лису или зайца. Один раз им повезло — добыли белых куропаток: невидимых на снегу белых птиц выдали черные хвосты.
Колдун Инг не знал покоя: его колдовство не помогало, звери не появлялись. И вот однажды утром он набрал в лошадиную кость тлеющих углей и ушел из пещеры, завернувшись с головы до пят в шкуру. В одной руке он нес кость с угольями, в другой — мешок из шкуры, завязанный крепкой жилой.
Долго брел он по снегу. Дорогу колдун знал хорошо, но снег был слишком глубок. Изнемогая и задыхаясь, карабкался он с сугроба на сугроб. Пот струился по сморщенному лицу. Наконец, обессиленный, старик остановился перед высокой скалой. Передохнул, глядя вверх, будто отыскивая что-то на заснеженном склоне, и медленно, осторожно стал взбираться на скалу. Кость, в которой тлели угли, и мешок он держал теперь в одной руке, а другой цеплялся за выступы, чтобы не сорваться. Скоро колдун очутился на занесенной глубоким снегом площадке. Над ней виднелось небольшое отверстие. Инг поставил мешок, положил на него кость с углями и стал обеими руками разгребать снег вокруг дыры. Расчистив узкую высокую расселину в камне, он по колено в снегу протиснулся в нее и очутился в пещере. В полутьме возле ниши в каменной стене можно было разглядеть огороженный камнями очаг. Был здесь и запас веток и сухой травы. Колдун опустился на колени, разгреб золу, бросил в середину пригоршню сухой травы, немного тонких веток и щепок и вытряс на них тлеющие угли. Он раздувал их, пока не вспыхнули первые язычки пламени, а потом подбросил ветки потолще. Огонь запылал. Подкатив большой камень, колдун уселся погреться и подсушить отсыревшую шкуру.
Но отдыхать долго времени не было. Старик взял горящий смолистый сук и, прихватив свой мешок, пошел по подземному ходу дальше. Не оглядываясь по сторонам, он быстро пробирался широкими и узкими проходами, пересекал пещеры. Вот и цель долгого путешествия: на каменной стене нарисованы мамонты — целое стадо косматых зверей. Колдун хорошо знал эти цветные рисунки. Здесь он творил свои заклинания, отсюда призывал удачу для охотников племени… Но уже давно колдовство не помогало: мужчины возвращались чаще всего с пустыми руками и переставали верить его словам, его обрядам. И теперь он все время думал, что же сделать, чтобы колдовство помогало, чтобы соплеменники снова поверили колдуну Ингу.
Однажды ему пришло в голову, что виной всему звери, нарисованные в подземелье. Племя терпит нужду и голод потому, что он колдует перед мамонтами, а мамонты попадаются здесь все реже и реже. Иные молодые охотники и не видели их никогда в жизни…
И вот теперь он стоит перед нарисованным на камне стадом мамонтов, втыкает факел в расселину и достает из мешка несколько пригоршней земли. Это не простая земля: она разных цветов, смешана с жиром убитых и съеденных зверей и красит камень в другой цвет.
Старик извлекает из того же мешка связанные пучки шерсти и принимается за дело. Он водит намазанным цветной землей пучком шерсти — и поверх прежних изображений постепенно возникают новые. Это бизоны — животные, которые водятся повсюду. Его соплеменники чаще всего убивали бизонов.
Закончив, колдун тут же, надев на голову маску бизона, начинает священнодействие.
И это колдовство помогло не больше, чем пляска перед нарисованными мамонтами. Голодные люди принялись за оленье мясо, запасенное в лучшие дни. Еще несколько дней только детям давали немного пищи, а взрослые уже ничего не ели. Голодными они ненадолго засыпали, голодными, едва проснувшись, снова брели по снегу в надежде раздобыть пищу. Женщины упрямо искали хоть что-нибудь съестное среди выброшенных костей. Когда не оставалось уже никакой надежды, людям в последний раз улыбнулось счастье.
В уже давно вырытую западню провалился мускусный бык. Его мяса хватит дотянуть до конца зимы. Мужчины все до одного тут же отправились к западне за добычей. Огромный зверь под ударами палиц и копий быстро испустил дух. Утолив голод, охотники стали резать огромную тушу на части. Они торопились, чтобы мороз не превратил их добычу в камень — тогда разделать ее будет гораздо труднее.
Но унести мясо за один раз люди не смогли. Они оставили часть туши в яме, накрыв ветками и придавив камнями, а на следующий день унесли остальное. Теперь мороз — мясо не протухнет.
Голод им больше не грозил — мяса хватит надолго. А потом снова придет тепло и с ним, может быть, хорошая охота…
Но надежды людей не сбылись. В этот теплый летний вечер лица мужчин и женщин омрачены заботами. Не слышно разговоров. Мужчины расположились у огня. Вождь племени, опытный и рассудительный Фар, уже не первый день безмолвно сидит с ними, не отрывая взора от пламени, и не знает, что делать. Лицо его избороздили морщины, в глазах печаль. Он думает. Он знает: что-то должно случиться, что-то важное. Беда пройдет, у них опять появится много еды. Мужчины и женщины будут веселы и довольны — пища даст им веселье и радость, силу и храбрость. И вот ему показалось, что он увидел, узнал, что делать, и понял, что это правильно и нужно держаться за эту мысль до конца… И решил сразу сказать все мужчинам.
Проворно поднявшись с камня, он вынул из кожаного мешочка птичью кость, залепленную с одного конца смолой, и дунул в нее. Раздался резкий свист.
Сидевшие рядом с Фаром охотники удивленно подняли головы. Из закоулков пещеры подошли остальные. Они знали: свисток вождя зовет на совет.
И вот уже все мужчины собрались вокруг костра. Прислушиваясь, толпятся неподалеку женщины.
Фар обращается к мужчинам:
— Я позвал вас, чтобы вы послушали мои слова и они не прошли мимо вас. Уже давно нигде вокруг нет зверя. Мы терпим нужду и голод, мы все отощали и теряем силу.
Мужчины молча, согласно кивают. А Фар продолжает:
— Звери, которые остались, теперь осторожны, хитры. Они убегают, когда мы еще далеко. И мы не можем их взять ни в ущельях, ни на скалах. Ямы что мы роем на их тропинках, остаются пустыми, капканы из крепких деревьев стоят зря…
— Это все потому, — вставляет один из охотников, — что здесь совсем не осталось зверя. Вспомни, Фар, сколько добычи мы приносили! Раньше были стада бизонов и зубров, свиней и лошадей, олени. Были и мамонты! А теперь их нет, и наши ямы остаются пустыми, и нам не в кого бросить копье. Потому что звери ушли отсюда и колдун Инг не может вернуть их обратно…
— Это не моя вина, — пробует защищаться старый колдун. — И дело не в моем колдовстве. Оно всегда было сильным. Это вы, охотники, сами не делали так, как нужно, чтобы колдовству ничто не могло помешать.
Видно, слова колдуна не нравятся старейшине, он останавливает его и продолжает:
— Если мы хотим быть сытыми и сильными, если хотим, чтобы у нас было много здоровых детей, мы должны жить там, где много зверей и много плодов и кореньев.
— Мы хотим быть сильными! — кричат мужчины.
— Тогда нам нужно уходить! Мы должны уходить на новые места!
— На новые места! — восклицают мужчины. — Веди нас туда, Фар. Веди нас!
— Я поведу вас, — сказал вождь. — Мы пойдем завтра. Ждать нельзя. Прежде чем выпадет снег, мы должны найти, где жить, и приготовить запасы на зиму. Поэтому все вы собирайтесь в дорогу. Когда кончится ночь, мы пойдем на новые места!
Закончив, Фар быстро ушел в темноту.
Утро едва занялось, а все уже на ногах. Женщины, девочки, мальчики скатывают шкуры и делят ношу между собой. А мужчины наполняют мешки из шкур каменными и костяными орудиями, собирают оружие и остатки пищи. Старик колдун тоже собрал свой мешок, наполненный самыми удивительными вещами.
Когда Фар видит, что все готовы, он подает знак двигаться в путь.
Я рассказал эту историю, чтобы подчеркнуть, что людям, живущим большими кланами, нужно было много пищи, а чтобы добыть ее, им приходилось постоянно менять место стоянки. Благополучие охотников за мамонтами эпохи ориньякской культуры, охотников за северным оленем мадленского времени, точно так же как их более древних предков, зависело от охоты и сбора растений. Как и их предшественники, они не могли жить оседло даже в пределах достаточно обширных районов. Возможность прокормиться зависела от климата и погоды. Долгая засуха или жестокий мороз могли уничтожить почти все коренья, весенние заморозки — погубить цветы на кустах и деревьях и оставить людей без плодов. Непрерывно охотясь, люди оттесняли зверя, и животные уходили в еще не обжитые места.
Мужчины племен ориньякской и мадленской эпох уже были хорошими охотниками. Они уверенно владели копьями с острыми наконечниками из камня. Иногда наконечники делались из костей мамонта. Очевидно, в эту эпоху появились лук и стрелы[1]1, возможно, даже праща — зашитые в шкуру и связанные ремнями камни. При верном броске они обвивались вокруг ног жертвы и валили ее на землю. Из толстых веток охотники умели делать палицы.
Люди мадленского времени изобрели копье с канавкой для крови. Когда копье с таким острием настигало зверя, он быстро терял кровь, а вместе с ней и силы, его легче было догнать и убить. Появились и гарпуны с зубцами. Можно предположить, что люди уже знали действие ядов и смазывали ими свое оружие. Это тем более вероятно, что есть основания считать их известными даже неандертальцам.
Оружие у людей верхнего палеолита было совершеннее, чем у неандертальцев, но охота на крупных животных — мамонтов, шерстистых носорогов, зубров, бизонов, пещерных медведей, диких лошадей — все равно была делом нелегким и рискованным.
Люди охотились большими группами: в одиночку даже самый искусный охотник был беспомощен. Да и при охоте большой группой нередко случались тяжелые, а иногда смертельные увечья. Это ослабляло племя, заставляло размышлять и придумывать что-то новое. По сохранившейся пещерной живописи мы заключаем, что эти люди хорошо знали образ жизни и повадки животных, на которых охотились, и пользовались своими знаниями.
На тропах, которыми звери шли на водопой, люди копали глубокие ямы, накрывали их сверху ветвями, присыпали землей и листьями. В такие западни — для них иногда использовали и естественные углубления — попадали даже крупные звери — мамонт или шерстистый носорог. По некоторым пещерным рисункам видно, что в дно таких ям вбивали толстые жерди с заостренными концами. Иногда зверя загоняли в болото или узкое ущелье, из которого не было выхода.
Но это еще не все. На стенах многих пещер во Франции и в Северной Испании сохранились не только изображения «волчьих ям» с острым колом посредине, но и ловушек в виде загородки с единственным входом, который заваливали после того, как в загородку удавалось загнать зверя.
Иногда такие загоны были довольно обширными и могли вместить сразу много животных. Их забивали по мере надобности. (Разумеется, это лишь ничем не доказанное предположение.) По пещерным рисункам мы знаем и о более сложных западнях: массивные стволы деревьев ставились над звериной тропой так, что зверь, проходя под ними, выбивал опору и его придавливало падающим деревом. Забить придавленного зверя было уже просто. На многих рисунках можно видеть и охоту с помощью сетей. Нередко люди пользовались звериными шкурами, чтобы на четвереньках подкрасться к зверю поближе и поразить его.
Охотники палеолита умели использовать и особенности рельефа. Вот один из хорошо известных приемов. В районе Солютре (севернее Лиона) во Франции над равниной возвышается скала высотой 350 метров. С севера она образует пологий склон, с южной стороны круто обрывается вниз. Можно с уверенностью сказать, что первобытные охотники остроумно пользовались этой скалой. Они загоняли диких лошадей с пологой стороны. Напуганные огнем и криками, животные срывались с кручи и падали вниз. Такой способ охоты на диких лошадей существовал в этой местности долго. Неопровержимое свидетельство тому — мощный слой, буквально сложенный из костей диких лошадей. Туссен считает, что здесь погребены останки примерно 40 000 лошадей, а другие исследователи оценивают это число даже в 100 000.
Другой пример: в Чехословакии, у Преждмости, обнаружена стоянка первобытного человека, где сохранились кости примерно 1000 мамонтов. Судя по всему, здешние люди научились использовать болотистую пойму реки: они загоняли туда отбитых от стада мамонтов, преимущественно молодых, и, когда огромный зверь увязал в болоте, легко справлялись с ним.