Глава 25

Джондалар открыл глаза. Ему приснилось, будто он дома, и сон был таким ярким, что казалось, будто все это и есть реальность, а пещера, в которой жила Эйла, — лишь плод его воображения. Остатки дремоты постепенно развеялись, но очертания стен в пещере показались ему непривычными. Окончательно проснувшись, он понял, что смотрит на все с другой стороны, ведь он провел ночь в углу за очагом.

Эйла куда-то ушла. Две ощипанные куропатки лежали у очага рядом с крытой корзиной, в которую она сложила перья. Эйла встала задолго до того, как Джондалар проснулся. Чашка со звериной мордочкой, образованной узором древесины, из которой обычно пил Джондалар, стояла рядом с плотно сплетенной корзинкой, в которой Эйла настояла для него чай, и тут же лежал свежезачищенный березовый прутик. Эйла заметила, что он использует такие прутики для того, чтобы очистить зубы от образовавшегося на них за ночь налета, предварительно растеребив зубами его кончик так, чтобы на нем появилось нечто вроде кисточки из волокон, и она стала каждое утро специально приносить ему тонкие веточки.

Джондалар встал и потянулся, чувствуя, как ноют мышцы после ночи, проведенной на непривычно жесткой постели. Ему и раньше доводилось спать на голой земле, но лежать на подстилке из соломы, от которой вкусно пахло, было куда приятнее. Эйла регулярно заменяла старую солому на свежую, чтобы избавиться от неприятных запахов.

Чай в плетеном чайнике оказался горячим, — видимо, она ушла совсем недавно. Он наполнил чашку и посидел немного, вдыхая свежий аромат чая. Каждый день поутру он затевал сам с собой игру, пытаясь угадать, какие травы использовала Эйла на этот раз. Она почти всегда добавляла мяту, зная, что Джондалар очень ее любит. Он отпил немного, и ему показалось, что он уловил привкус листьев малины и, пожалуй, люцерны. Прихватив с собой прутик и чашку, он вышел из пещеры.

Стоя на краю выступа лицом к долине, он принялся жевать кончик прутика. Он еще не успел проснуться до конца и двигался машинально, повинуясь привычке. Затем он почистил зубы, энергично орудуя прутиком, и, отхлебнув чаю, сполоснул рот. Он привык делать это каждое утро, чтобы освежиться, а потом подумать, чем лучше заняться сегодня.

Лишь допив до конца чай, Джондалар окончательно проснулся, и от его хорошего настроения не осталось и следа. Этот день не похож на все остальные, и причиной тому его вчерашнее поведение. Он хотел было выбросить прутик, но внезапно задумался, перебирая его пальцами.

Заботясь о нем, Эйла вела себя так деликатно, что он очень быстро привык к этому. Ему не приходилось ни о чем просить ее — она старалась предугадать каждое его желание. Примером тому мог послужить и березовый прутик. Эйла встала раньше Джондалара, спустилась вниз, чтобы отыскать подходящую веточку, зачистила ее и положила рядом с его чашкой. Когда же она начала так поступать? Джондалар вспомнил, что однажды, когда он еще только-только начал ходить, ему где-то попалась подходящая веточка, и он прихватил ее с собой. На следующее утро, обнаружив точно такую же рядом со своей чашкой, он проникся глубокой благодарностью к Эйле за ее заботу. Тогда спуск и подъем по крутой тропинке еще представляли для него большую трудность.

И горячий чай. Когда бы он ни проснулся, он всегда обнаруживал, что чай уже готов. И откуда она только узнает, что пришло время его заваривать? В то утро, когда она впервые принесла Джондалару чашку чая, он ощутил прилив тепла и благодарности. Но с тех пор прошло немало времени, и теперь он забывает хотя бы сказать ей «спасибо» за это. А ведь она постоянно оказывает ему множество других небольших услуг, делая это тактично и ненавязчиво, ничего не ожидая взамен. Он подумал, что это свойственно и Мартоне. Она всегда готова помочь другим и уделить им время, и при этом ведет себя так, что никто не чувствует себя обязанным. Всякий раз, когда он предлагал свою помощь Эйле, она удивлялась и радовалась, и он понимал, что она действительно не ждет благодарности за все, что сделала для него.

— И чем я отплатил ей? — проговорил он вслух. — А уж после вчерашнего… — Он взмахнул рукой и бросил прутик вниз с уступа.

Он заметил, что Уинни с жеребенком кружат по полю, наслаждаясь возможностью порезвиться. Глядя на бегущих лошадей, он почувствовал, как на душе у него стало повеселее.

— Ты только посмотри на него! Этот жеребенок — отличный бегун. На короткой дистанции он мог бы обогнать свою мать!

— На короткой дистанции молодые жеребцы часто обгоняют лошадей постарше, а на длинной — никогда, — сказала Эйла, поднимаясь по тропинке. Джондалар резко обернулся. Глаза его сияли, он широко улыбался от гордости за жеребенка. Его восхищение было столь явным, что Эйла не удержалась от улыбки, несмотря на все свои печали. Когда-то ей очень хотелось, чтобы Джондалар привязался к жеребенку. Впрочем, теперь это не имеет значения.

— А я все гадал, куда ты подевалась, — сказал Джондалар. Ему стало неловко, когда Эйла появилась рядом, и улыбка его угасла.

— Я развела огонь в яме на берегу, чтобы приготовить куропаток, а потом наведалась туда еще раз — проверить, все ли в порядке.

Эйла направилась в пещеру, решив, что Джондалар не слишком рад ее видеть. Улыбка сбежала и с ее лица.

— Эйла, — крикнул Джондалар и кинулся следом за ней. Когда она обернулась, он растерялся, не зная, что сказать. — Я… э-э-э… я тут подумал… мне хотелось бы сделать кое-какие орудия. Конечно, если ты разрешишь мне воспользоваться твоими запасами кремня.

— Бери сколько хочешь. Каждый год, когда река разливается, она уносит часть обломков, но в то же время приносит новые, — сказала Эйла.

— Наверное, где-то выше по течению находятся залежи меловых пород. Если бы знать наверняка, что они не очень далеко, я сходил бы туда. Качество кремня куда лучше, если он извлечен прямо из земли. Даланар добывает кремень из залежей, расположенных рядом с его Пещерой, и всем известно, до чего хорош кремень Ланзадонии.

Во взгляде его снова заиграли огоньки — так случалось всякий раз, когда он заговаривал о своем ремесле. Этим он похож на Друка, подумала Эйла. Тот тоже любил все, что было связано с искусством изготовления орудий. Она улыбнулась, вспомнив, как однажды Друк увидел, что маленький сын, родившийся от него у Оги, колотит камнем по камню. Друк так обрадовался, что подарил ему отбойник. И ему нравилось учить других своему ремеслу. Несмотря на то что Эйла была девочкой, он охотно показывал ей разные приемы.

Джондалар заметил, что она едва заметно улыбается, погрузившись в размышления.

— О чем ты задумалась, Эйла? — спросил он.

— О Друке, мастере по изготовлению орудий. Он разрешал мне смотреть, как он работает, если я сидела очень тихо и не мешала ему сосредоточиться.

— Если хочешь, можешь посмотреть, как работаю я, — сказал Джондалар. — И я буду очень рад, если ты покажешь мне свои приемы.

— Я не слишком искусно это делаю. Я могу изготовить необходимые мне орудия, но у Друка это всегда получалось гораздо лучше, чем у меня.

— Твоими орудиями вполне можно пользоваться. Но меня в первую очередь интересуют приемы работы.

Эйла кивнула и ушла в пещеру. Джондалар подождал немного, но она все не возвращалась. Он решил, что она, наверное, собирается заняться этим попозже, и направился было в пещеру. Они едва не столкнулись на входе, но Джондалар отскочил назад с такой поспешностью, что чуть не упал. Он испугался, что оскорбит Эйлу, нечаянно прикоснувшись к ней.

Эйла вздохнула, расправила плечи и подняла голову. Ему невыносимо находиться рядом с ней, но она вполне в состоянии скрыть, насколько ей больно от этого. Пройдет еще совсем немного времени, и они расстанутся навсегда. Она начала спускаться по тропинке, неся в руках куропаток, корзинку с яйцами и большой кожаный сверток, перевязанный шнуром.

— Давай я возьму у тебя что-нибудь, — сказал Джондалар, догнав ее. Эйла немного поколебалась, а затем отдала ему корзинку с яйцами.

— Сначала надо заняться куропатками, — сказала она, положив сверток на землю. Слова ее отнюдь не прозвучали как вопрос, но Джондалару показалось, будто она ждет от него одобрения или согласия. И он не ошибся. Несмотря на то что Эйла уже несколько лет вела самостоятельную жизнь, обычаи Клана продолжали оказывать влияние на ее поведение. Она привыкла в первую очередь делать то, о чем попросил ее мужчина, а затем уже заниматься другими делами.

— Конечно, ты права. А я принесу орудия, которые понадобятся мне для обработки кремня, — сказал он.

Эйла взяла упитанных куропаток и, обогнув выступ скалы, подошла к заранее выкопанной и выложенной камнями яме. Разведенный ею огонь уже погас, но, когда она брызнула на камни водой, капли тут же зашипели и мигом испарились. Утром она потратила немало времени, разыскивая в долине нужные ей корешки и травы, а затем сложила их возле своей каменной печи. Она нарвала листьев мать-и-мачехи, отличавшихся солоноватым привкусом, молодой крапивы, амаранта и кислицы, а также дикого луку, черемши, от которой пахло чесноком, базилика и шалфея, чтобы приправить еду. Дым придаст ей своеобразный аромат, а древесные угли помогут сделать ее посолонее.

Она начинила куропаток их собственными яйцами и зеленью. В одну из птиц поместилось три яйца, а в другую четыре. Раньше Эйла запекала куропаток, завернув их в листья винограда, но в долине виноград не водился. Она вспомнила, что рыбу иногда пекли, обложив ее свежесорванной травой, и решила, что то же самое можно проделать и с куропатками. Опустив птиц на дно ямы, она набросала сверху побольше травы, положила на нее камни и присыпала все это землей.

Джондалар уже разложил орудия из камня, рога и кости, предназначенные для обработки кремня, часть которых оказалась знакома Эйле, а часть была ей совсем в новинку. Она развернула свой сверток и тоже разложила орудия у себя под рукой, а затем села на землю и расстелила кусок кожи на коленях. Подстилка помогала уберечься от царапин: порой от кремня откалывались очень острые осколки. Она бросила взгляд на Джондалара. Он с интересом осматривал орудия из камня и кости, которые она разложила на земле.

Он передвинул куски кремня поближе к Эйле. Осмотрев два из них, которые оказались совсем рядом, она вспомнила Друка и подумала: работа по изготовлению орудий начинается с отбора материала. Зная, что ей понадобится мелкозернистый кремень, она пригляделась повнимательнее и выбрала меньший из кусков породы. Джондалар машинально закивал головой, одобряя ее выбор.

Эйле вспомнился подросток, которого искусство изготовления орудий заинтересовало еще в раннем детстве, когда он едва научился ходить.

— Ты всегда знал, что будешь заниматься обработкой камня? — спросила она.

— Сначала я собирался стать резчиком, чтобы служить Великой Матери или работать вместе с Теми, Кто Служит Ей. — В нем пробудились давно забытая тоска и боль, и лицо его помрачнело. — Затем меня отправили жить к Даланару, он обучил меня своему ремеслу, и я стал мастером по изготовлению орудий. Мне повезло: это занятие мне по душе, и я добился немалых успехов. А вот хорошего резчика из меня бы не вышло.

— Кто такой «резчик», Джондалар?

— Ну да, конечно! Вот чего здесь не хватало! — (От испуга и изумления Эйла подскочила на месте.) — Здесь нет ни резьбы, ни рисунков, ни бусинок, никаких украшений. Даже красок нет.

— Я не понимаю…

— Прости меня, Эйла. Откуда тебе знать, о чем я говорю. Резчик — это человек, который делает зверей из камня.

Эйла наморщила лоб.

— Как можно сделать зверя из камня? Зверь — существо из плоти и крови, он дышит, он живой.

— Я имел в виду не живого зверя, а его подобие, его изображение. Резчик создает из камня фигурки животных, он придает камню сходство со зверем. Некоторые из резчиков делают из камня фигурки Великой Матери, если она посещает их в видениях.

— Фигурки? Из камня?

— Не только. Они используют для этого и бивни мамонтов, и кость, и дерево, и рога. Мне доводилось слышать о людях, которые делают фигурки из глины. Да, кстати, я видел и фигурки, отлично сделанные из снега.

Эйла перестала недоуменно покачивать головой, лишь когда он упомянул о снеге. Ей припомнилось, как однажды зимним днем она соорудила фигуру из комьев снега около пещеры. Разве получившаяся фигура не показалась ей чем-то похожей на Брана?

— Фигуры из снега? Да, — сказала она, кивая, — теперь я, пожалуй, поняла.

Джондалар усомнился в этом, но он не знал, как бы объяснить ей попонятнее, ведь у него не было никаких образчиков. «До чего же неуютно ей жилось среди плоскоголовых, — подумал он. — Даже ее одежда невероятно примитивна. Неужели они занимаются только тем, что охотятся, едят и спят? Им неведомы Дары Великой Матери. Ни проблеска воображения, ни красоты, ни преклонения перед таинствами. Интересно, сможет ли она понять, сколь многого была лишена все эти годы?»

Эйла взяла небольшой кусок кремня и внимательно осмотрела его, пытаясь определить, с чего лучше начать. Она решила, что не станет делать ручной топор, ведь даже Друк считал эти орудия совсем простыми, хоть и очень полезными. Но ей показалось, что Джондалара интересуют другие приемы. Она потянулась за предметом, которого не было в наборе у мужчины, — за плюсной мамонта, упругой костью, на которую она положит кремень, чтобы тот не раскололся на части при обработке. Она подтянула кость поближе к себе, удобно расположив ее между ног.

Затем она взяла отбойник, который, по сути дела, ничем не отличался от того, которым пользовался Джондалар, но был поменьше размером, а потому казался ей удобнее. Крепко прижав обломок кремня к костяной наковальне, Эйла сильно ударила по нему. Кусок поверхностного слоя откололся, обнажив находившуюся внутри темно-серую породу. С одной стороны отщепленной Эйлой пластины, в том месте, по которому пришелся удар отбойника, виднелось утолщение — ударная выпуклость, — постепенно сходившее на нет. Ее противоположный край был острым, что позволяло использовать ее как режущий инструмент. Поначалу в качестве ножей людям служили именно такие отщепы с острыми краями, но для изготовления орудий, которые хотела сделать Эйла, нужно было применить куда более сложные приемы.

Она внимательно осмотрела выемку на ядрище, образовавшуюся после отщепления пластины. Цвет хороший, поверхность гладкая, с похожей на воск фактурой, инородных вкраплений нет. Из этого камня можно изготовить прекрасные орудия. Она отколола еще один кусок.

Эйла продолжала работать, снимая поверхностный меловой слой и постепенно придавая камню определенную форму. Когда ей удалось полностью очистить ядрище, она принялась устранять оставшиеся кое-где неровности до тех пор, пока оно не стало похожим на слегка сплюснутое яйцо. Затем она отложила каменный отбойник, взялась за костяной, повернула ядрище боком и стала снова откалывать пластины, следя за тем, чтобы направление удара проходило от края ядрища к его центру. Костяной отбойник отличался от каменного большей упругостью, что позволяло ей отщеплять более тонкие и длинные пластины, оставляя на поверхности камня уже не столь заметные бороздки, как прежде. Когда Эйла завершила обработку, на одной из верхушек каменного яйца образовался плоский овал, как будто от него сверху отрезали кусочек.

Прервав работу, Эйла прижала руку к амулету, висевшему у нее на шее, закрыла глаза и мысленно обратилась с воззванием к Духу Пещерного Льва. Друк всякий раз обращался к своему тотему за помощью, прежде чем перейти к новой стадии работы. Тут требовалось не только умение, но и везение, а Эйла нервничала, видя, как пристально наблюдает за ней Джондалар. Ей очень хотелось избежать ошибок, она понимала, что его интересуют не сами орудия, а методы их изготовления. Если она испортит камень, Джондалар усомнится в способностях Друка и всех членов Клана, и сколько бы она ни уверяла, что она не мастер в этом деле, это ничего не изменит.

Джондалар и прежде обращал внимание на ее амулет, но, увидев, как Эйла сидит, зажав его в руках и закрыв глаза, он впервые задумался о его предназначении. Ему показалось, что Эйла относится к этому предмету с таким благоговением, как будто это доний. Но доний — это искусно вырезанная фигурка с подчеркнуто выраженными женскими признаками, говорящими о способности к плодоношению, которая является символом Великой Матери Земли и великого таинства созидания. Он подумал, что набитый чем-то кожаный мешочек никак не может иметь такого же значения.

Эйла вновь взялась за костяной отбойник. Для того чтобы отщепить от ядрища пластину таких же размеров, как плоская овальная верхушка, но имеющую острые прямые края, необходимо было произвести еще одно важное действие для подготовки к решающему удару: отколоть небольшой кусочек, чтобы на плоской поверхности, расположенной перпендикулярно к пластине, которую требовалось получить в конечном счете, осталась зазубрина.

Крепко держа ядрище, женщина старательно прицелилась. Она знала, какое огромное значение имеет место приложения удара и его сила: если ударить слабее, чем нужно, зазубрина образуется не под тем углом, а слишком сильным ударом можно испортить тщательно обработанный край. Она набрала воздуха в легкие, задержала дыхание и резко обрушила вниз костяной отбойник. Это крайне важный момент. Если все пройдет хорошо, это предвещает удачу. Небольшой осколок отлетел в сторону, но Эйла смогла выдохнуть воздух, лишь когда пригляделась к зазубрине.

Изменив угол наклона, под которым она держала ядрище, Эйла снова нанесла удар, но уже с большей силой, угодив костяным отбойником точно по зазубрине, и от подготовленного заранее ядрища отделилась пластина, имевшая форму вытянутого овала. Одна из ее поверхностей была плоской, а другая выпуклой и гладкой. Край, по которому Эйла нанесла удар, имел наибольшую толщину, а затем пластина становилась все тоньше и тоньше. Ее противоположный край был острым как бритва.

Джондалар взял пластину в руки.

— Нелегко овладеть таким методом. Тут нужны и сила, и точность. Надо же, какой острый край! Такое орудие не назовешь грубым.

Эйла наконец вздохнула с облегчением. На душе у нее потеплело от сознания того, что она справилась с поставленной задачей и смогла осуществить нечто куда более важное. Она не посрамила членов Клана. И пожалуй, даже хорошо, что именно ей, женщине, не принадлежавшей к Клану от рождения, пришлось выступить в качестве их представителя. Ведь если бы Джондалар, имевший богатый опыт в деле изготовления орудий, наблюдал за кем-то из членов Клана, он не смог бы объективно оценить качество работы человека, так разительно не похожего на него самого.

Глядя на Джондалара, который все еще осматривал пластину, Эйла почувствовала, как в ее восприятии произошел неожиданный сдвиг. На нее пахнуло странным холодком, и ей показалось, будто она покинула собственное тело и теперь наблюдает за Джондаларом и за самой собой со стороны.

При этом она отчетливо вспомнила, как однажды ей довелось испытать нечто подобное. Она шла от одного каменного светильника к другому, углубляясь в пещеру, ощупывая руками влажные камни и тоже видя самое себя как бы со стороны. В глубине горы за толстыми сталактитовыми столбами находился небольшой освещенный грот, и какая-то непонятная, неодолимая сила влекла ее к нему.

Десять мог-уров сидели вокруг костра, но присутствие Эйлы обнаружил лишь Великий Мог-ур, Креб, обладавший мощнейшей силой восприятия, возможности которого расширились благодаря воздействию напитка, который Айза научила Эйлу готовить для шаманов. Эйла нечаянно отпила немного сильнодействующего настоя и оказалась не в состоянии совладать с вышедшим из привычных рамок сознанием. Но Мог-ур не дал ей погрузиться в мрачные глубины души, а затем она отправилась вместе с ним в увлекательное и несколько пугающее путешествие к истокам всего сущего.

Именно тогда величайший из шаманов Клана, чей мозг отличался в некоторой степени от мозга его соплеменников, раскрыл в ее сознании скрытые дотоле возможности. Эйле удалось совершить вместе с Кребом мысленное путешествие к их общим истокам, опираясь на знания, заложенные в его памяти. Но между мозгом Креба и мозгом Эйлы имелись различия, и поэтому после возвращения в исходную точку Эйла отправилась в иные пределы, недоступные для Мог-ура.

Эйла не поняла, что именно так сильно огорчило Креба, но заметила, что после того случая изменились и он сам, и их отношения. Не знала она и о том, какие возможности раскрыл Мог-ур в ее сознании, но теперь она внезапно прониклась ощущением того, что ее появление в долине отнюдь не случайно и оно как-то связано с судьбой высокого мужчины со светлыми волосами.

Она увидела самое себя и Джондалара на каменистом берегу протекавшей по долине реки. Из уплотнений, то возникавших в воздухе, то вновь рассеивавшихся, уступая место пустоте, выплескивались потоки света, которые струились дальше, окружая их и сливаясь с ними. Эйла поняла, что ее собственная судьба сплетена из множества нитей, связующих прошлое, настоящее и будущее в единое целое и образующих нечто вроде оси, позволяющей совершить важнейший переворот. Внезапно ей стало очень холодно. Она вздрогнула, испуганно ахнула и вдруг увидела перед собой нахмуренный лоб и озабоченное лицо Джондалара. Она зябко передернула плечами, чтобы развеять дымку странных видений.

— Тебе нехорошо, Эйла?

— Нет, нет, все в порядке.

Джондалару тоже почему-то стало зябко. По коже у него побежали мурашки, и он почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Ему показалось, что Эйла нуждается в его защите, но он не смог понять, что ей угрожает. Спустя мгновение это ощущение уже покинуло его, и он решил не придавать этому значения, хотя ему до сих пор было немного не по себе.

— Похоже, погода скоро переменится, — сказал он, — на меня пахнуло холодным ветерком.

Они оба посмотрели на ясное синее небо и нигде не заметили ни облачка.

— В это время часто случаются грозы — они налетают совсем внезапно.

Джондалар кивнул, а затем, чтобы обрести прежнюю уверенность, перевел разговор на изготовление орудий — привычное и сугубо реальное дело.

— А что бы ты сделала дальше, Эйла?

Женщина вернулась к своему занятию. Она сосредоточилась, а затем отколола от ядрища еще пять пластин с острыми краями. Убедившись в том, что ей больше не удастся отщепить от него ни одной пригодной для использования пластины, она отложила его в сторону.

Осмотрев шесть серых пластин из кремня, она выбрала самую тонкую. С помощью гладкого круглого камня она затупила один из острых краев, а затем обработала более тонкий конец пластины так, чтобы получилось острие. Закончив работу, она положила свое изделие на ладонь и протянула Джондалару.

Взяв орудие в руки, он принялся внимательно его осматривать. В сечении оно получилось несколько толстоватым, но зато по всей длине имело острый режущий край. Ширина — достаточная для того, чтобы его было удобно держать в руке, а один край затуплен, чтобы не порезаться. Оно показалось ему похожим на наконечники для копий, которые он видел у людей племени Мамутои, хотя это изделие не было приспособлено к тому, чтобы насадить его на ручку или на ствол. Джондалар знал, что сделанный Эйлой нож на удивление эффективное орудие, ведь он не раз видел, как Эйла пользовалась таким же.

Он положил его на землю и кивнул Эйле, предлагая ей продолжить работу. Она взяла более толстую кремневую пластину, а затем пустила в ход клык какого-то зверя, чтобы обтесать один из краев овала. Она лишь слегка притупила его, тем самым укрепляя, чтобы острый край не обломился, когда пластины будут скрести мех и мездру при выделке кожи. Затем она отложила скребло в сторону и взялась за следующую пластину.

Она положила большой гладкий камень на плюсну мамонта, служившую ей наковальней, а потом, резко надавив на камень острым клыком, сделала зазубрину посредине длинного острого края, что позволило ей отколоть ненужную часть и получить отличное острие для копья. Используя такой же прием, она сделала из более длинной овальной пластины орудие для проделывания отверстий в коже, дереве, в изделиях из рога и кости.

Не зная, какие еще орудия могут ей понадобиться, Эйла решила оставить еще две заготовки на будущее. Отодвинув в сторону кость мамонта, она свернула кусок кожи, лежавший у нее на коленях, встала, обогнула скалистый выступ и вытряхнула содержимое в том месте, куда она складывала в кучу всякий мусор. Случайно наступив на острый осколок кремня, можно порезать ногу, даже если кожа на подошвах сильно загрубела. Джондалар не сказал ни слова по поводу изготовленных ею орудий, но она заметила, что он до сих пор крутит их в руках, словно примериваясь к ним.

— Можно мне воспользоваться твоей подстилкой? — спросил он.

Эйла протянула ему кусок кожи, радуясь тому, что работа закончена и теперь пришел ее черед наблюдать за Джондаларом. Расстелив кусок кожи у себя на коленях, он закрыл глаза, думая о камне и о том, что бы сделать из него. Затем он взял в руки один из обломков кремня, которые принес с собой, и внимательно осмотрел его.

Этот твердый минерал долгое время находился в толще меловых отложений, образовавшихся в эпоху мелового периода. Поверхностный слой мела до сих пор указывал на его происхождение, хотя бушующий поток вырвал его из толщи отложений, протащил по дну узкого речного русла, а затем вынес на каменистый берег. Из всех существующих в природе минералов кремень наилучшим образом подходил для изготовления орудий труда. Этот твердый мелкокристаллический минерал можно было обрабатывать, и форма орудия зависела лишь от мастерства изготовителя.

Джондалар пытался отыскать отличительные признаки халцедонового кремня, самого чистого и прозрачного. Камни с трещинами он сразу откладывал в сторону, равно как и те, которые при постукивании по ним другим камешком издавали характерный звук, свидетельствовавший о наличии вкраплений другой породы или иных изъянах. Наконец он выбрал подходящий камень.

Прижав его левой рукой к бедру, он потянулся за отбойником, взял его и покрутил в руке, пытаясь приспособиться к нему. У каждого отбойника есть свои особенности, а этот совсем новый, и он еще не успел к нему привыкнуть. Прижав кремень покрепче, он нанес первый удар. В сторону отлетел кусок серо-белого поверхностного слоя. Ядрище оказалось более светлым, чем то, которое обрабатывала Эйла, с синеватым оттенком. Хороший камень, мелкозернистый. Это добрый признак.

Он продолжал работать, нанося удар за ударом. Этот процесс был хорошо знаком Эйле, и она сразу же заметила, насколько точны движения Джондалара. Он намного превосходил ее в мастерстве. Из всех, кого она знала, только Друк мог обрабатывать камень, действуя с такой же уверенностью и меткостью. Но форма, которую начал приобретать кремень в руках Джондалара, отличалась от той, которую придавали ядрищу члены Клана. Эйла наклонилась, чтобы приглядеться получше.

Ядрище напоминало по форме не яйцо, а скорее цилиндр, хоть и не совсем правильный. Джондалар отщеплял пластинки с обеих сторон, с тем чтобы на поверхности цилиндра по всей его длине выявилось ребро. Когда он полностью удалил поверхностный слой породы, это ребро еще оставалось неровным. Он отложил в сторону каменный отбойник и взял толстый кусок рога.

Используя его в качестве отбойника, Джондалар продолжил работу и выровнял ребро. Хотя он, как и Эйла, занимался предварительной обработкой ядрища, она поняла, что в его намерения не входит отщепление толстых пластин определенной формы. Решив, что ребро цилиндра стало достаточно ровным, Джондалар взялся за новое орудие, на которое Эйла давно уже поглядывала с любопытством. Это орудие, также изготовленное из толстого рога, еще более длинного, чем отбойник, заканчивалось наверху развилкой, а внизу — острием.

Джондалар поднялся с места и поставил ногу на ядрище, а затем расположил заостренный конец разветвленного рога над обработанным с такой тщательностью ребром, держась рукой за верхнее из ответвлений, и, развернув долбило так, чтобы нижний из отростков смотрел вперед, стукнул по нему длинной тяжелой костью.

Тонкая пластина отлетела в сторону. Ширина ее составляла примерно одну шестую длины, соответствовавшей высоте каменного цилиндра. Джондалар приподнял ее и показал Эйле. Сквозь полупрозрачную пластину просвечивали лучи солнца. Тщательно обработанное ребро проходило посредине внешней поверхности по всей ее длине. Края пластины были очень острыми.

Благодаря тому, что конец изготовленного из рога долбила непосредственно соприкасался с поверхностью кремня, Джондалару не приходилось слишком старательно целиться или вымерять расстояние, ведь это позволяло направить силу удара прямо в нужную точку и распределить ее между двумя упругими предметами — костяным отбойником и долбилом из рога, и поэтому ударная выпуклость была едва заметной. Полученная им пластина отличалась равномерностью толщины и имела узкую удлиненную форму. Ему не приходилось заботиться о силе удара, что помогало легче добиться нужных результатов.