— Какой ты умница, Вэбхья!
Она восхищенно всплескивала руками, сопровождая свои жесты негромкими звуками. Так приветствовали всех мальчиков Клана, которым удавалось убить первое в их жизни животное. Лев не понимал ее слов, но чувствовал, что женщина очень довольна им. В таком возрасте львы еще не охотятся, но он сумел утолить инстинктивную страсть к охоте, и это вызвало явное одобрение со стороны вожака его прайда. Он выказал себя молодцом.
С первыми зимними ветрами температура стала стремительно понижаться. У берегов появился тонкий слой льда. Это не могло не вызвать у молодой женщины беспокойства. Она сумела заготовить для себя большое количество овощей и мяса. Немало сушеного мяса она запасла и для львенка. Однако она понимала, что на всю зиму этого ему не хватит. Уинни предназначались зерно и сено. Фураж для лошади — роскошь. Лошади находят себе корм и зимой, тем более что постоянные ветры препятствуют образованию толстого слоя снега, который бы лишил их пропитания. И все-таки до весны удается дожить далеко не всем лошадям.
Хищники кормятся в течение всей зимы, отбирая для этого слабых животных, и, таким образом, сильнейшим достается большее количество пищи. Популяции хищников и их жертв развиваются циклически, при этом меж поголовьем тех и других сохраняется определенный баланс. Чем меньше остается травоядных, тем меньшей становится численность хищников, и наоборот. Но зима — нелегкое время для всех.
С наступлением зимы тревога Эйлы усилилась. Теперь, когда промерзшая земля стала твердой, как камень, нечего было и думать об охоте на крупных животных. Непременным условием такой охоты являлось наличие ямы. Мелкие животные впадали в спячку или же зимовали в норах и логовищах, питаясь заготовленными за лето припасами, что делало встречу с ними весьма маловероятной. Эйла стала сомневаться, удастся ли ей прокормить растущего льва.
В начале зимы, когда температура упала настолько, что мясо перестало портиться, а затем и вовсе стало промерзать насквозь, она пыталась убить как можно больше крупных животных, пряча их замерзшие тела под камнями. Однако зима серьезно повлияла на повадки и пути миграций этих животных, и потому ее охота оказалась куда менее удачной, чем она ожидала. Хотя от этих постоянных забот она порой не могла сомкнуть глаз, она нисколько не жалела о том, что приютила в своей пещере львенка. И кобыла, и львенок требовали ее постоянного внимания, и потому она не чувствовала себя такой одинокой, как прежде. Своды пещеры часто оглашались ее смехом.
Когда она выходила наружу, с тем чтобы открыть новый тайник, Вэбхья был уже тут как тут.
— Вэбхья! Не мешай мне!
Она с улыбкой наблюдала за молодым львом, пытавшимся рыть землю у камней. Когда это занятие ей надоедало, она снимала камни с мерзлой туши. Лев оттаскивал тушу в пещеру. Он заволакивал ее в нишу, находившуюся в задней стене пещеры, словно зная о прежнем ее обитателе, и тут же принимался обгрызать ее с разных сторон. Когда туша оттаивала, Эйла отрезала от нее кусок для себя.
Когда запасы мяса, хранившегося в ее тайниках, подходили к концу, она стала наблюдать за погодой. Дождавшись прихода ясного солнечного дня, она решила отправиться на охоту. При этом Эйла не имела ни малейшего представления о том, каким образом и на кого именно она будет охотиться, надеясь на то, что решение придет само. Пока же следовало получше познакомиться с окрестностями и с их обитателями. Ждать, когда запасы мяса подойдут к концу, ей не хотелось.
Как только Эйла повесила на спину Уинни вьючные корзины, Вэбхья понял, что они идут на охоту, и принялся возбужденно носиться между пещерой и каменным выступом. Уинни довольно заржала — ей тоже хотелось прогуляться по снегу. Когда они оказались в залитой светом солнца заснеженной степи, волнение и тревога, мучившие Эйлу все последнее время, сменились надеждой и радостью, вызванной активным действием.
Тонкий слой свежевыпавшего снега покрывал все окрест. Стояло редкостное для этого времени года безветрие, сопровождавшееся трескучим морозом. Клубы пара, вылетавшие из ноздрей, тут же превращались в кристаллы инея. Эйла лишний раз порадовалась тому, что у нее есть капюшон из меха росомахи, а под верхней одеждой — несколько меховых поддевок.
Она посмотрела на гибкую кошку, безмолвно двигавшуюся с необыкновенной для живого существа грацией, и неожиданно поняла, что та уже практически не уступает Уинни по длине и скоро сможет догнать маленькую коренастую лошадку и в росте. Она заметила и то, что у льва стала отрастать рыжеватая грива, и удивилась тому, что не видела этого раньше. Внезапно Вэбхья ринулся вперед, его хвост застыл в неподвижности.
Эйла не привыкла ходить по зимнему следу, но даже со спины лошади смогла разглядеть следы волчьих лап. Судя по их четкости, они были совсем свежими. Эйла пустила Уинни галопом и остановилась только тогда, когда увидела перед собой волчью стаю, пытавшуюся взять в кольцо старого самца, замыкавшего небольшое стадо сайгаков.
Молодой лев, будучи не в силах совладать с собой, ринулся прямо на стадо и тем самым сорвал волчью атаку: насмерть перепуганные сайгаки разбежались кто куда. Вид сбитых с толку, раздосадованных волков показался Эйле настолько забавным, что она едва удержалась от смеха.
Испуганные сайгаки, отбежав далеко в сторону, замедлили шаг. Волки перестроились и вновь пустились вслед за ними. Эйла вздохнула и смерила льва взглядом, исполненным притворного недовольства. Тот же был охвачен охотничьим задором настолько, что не обратил на это никакого внимания.
Пока Эйла, Уинни и Вэбхья следовали за волками, в голове женщины постепенно складывался план охоты. Эйла не знала, сможет ли она убить из пращи сайгака, но в том, что камень свалит любого волка, она нисколько не сомневалась. Ее не соблазняло волчье мясо, но голодный Вэбхья сейчас съел бы и не такое. На охоту же она вышла только ради него.
Волки побежали быстрее. Старый сайгак стал заметно отставать от стада, чувствовалось, что он совершенно выбился из сил. Эйла пустила Уинни вскачь. Волки взяли сайгака в кольцо, но опасались приближаться к нему, боясь его копыт и рогов. Подъехав поближе, Эйла решила совершить несколько бросков из пращи и, достав из складки шкуры подходящие камни, наметила конкретную жертву. Остановив Уинни, она метнула один за одним два увесистых камня.
Они угодили точно в цель. Волк рухнул как подкошенный, его собратья пустились в бегство. В следующее мгновение Эйла поняла истинную причину столь странного явления. Вэбхья воспринял ее бросок как сигнал к действию, но его интересовали совсем не волки, а куда более привлекательная антилопа. Волчья стая решила не испытывать судьбу и без боя уступила свою жертву вооруженной пращой женщине, скакавшей на лошади, и необычайно агрессивному и решительному, хотя и молодому льву.
И все-таки Вэбхья еще не превратился в настоящего охотника, того охотника, которым он должен был стать со временем. Его атаке не хватало силы и искусности. Миг спустя Эйла уже смогла оценить ситуацию. «Нет, Вэбхья! Это не то животное!» — подумала она, но тут же поспешила поправить себя. Конечно же, лев правильно выбрал жертву. Он помчался за старым сайгаком, которому смертельный страх придал сил.
Эйла выхватила из корзины копье, и послушная ей Уинни вновь понеслась за старым сайгаком. Тот уже замедлил свой бег. Расстояние между ним и лошадью стремительно сокращалось. Эйла занесла копье над головой и, едва они поравнялись, вонзила его в шею сайгака, издав при этом победный крик.
Развернув лошадь, она поскакала обратно, туда, где молодой пещерный лев стоял над поверженным телом старого сайгака. И тут он впервые во весь голос возвестил об одержанной им победе. Хотя торжествующий рев Вэбхья прозвучал не так оглушительно, как громоподобное рыканье взрослого льва, чувствовалось, что время, когда он войдет в полную силу, уже не за горами. Когда послышалось его рычание, Уинни испугалась и шарахнулась в сторону.
Эйла соскользнула на землю и погладила шею кобылы, чтобы та успокоилась. «Ничего страшного, Уинни. Это всего лишь Вэбхья».
Эйла оттолкнула льва в сторону, нимало не думая о том, что он может сильно ее покалечить, если подобное обращение придется ему не по нраву. Она решила выпотрошить сайгака прежде, чем тащить его в пещеру. Привычка к тому, что право распоряжаться всем и вся принадлежит Эйле, и присущее ей уникальное свойство — спокойная несокрушимая любовь к своему питомцу — заставили льва подчиниться.
Она отправилась на поиски волка, чтобы освежевать его. Волчий мех хорошо греет. Вернувшись, она заметила, что Вэбхья уже взялся за сайгака, и поняла, что он намерен сам дотащить тушу до пещеры. Но сайгак достаточно тяжел, а Вэбхья еще юнец. В этот момент ей удалось по достоинству оценить, насколько силен лев и каким могучим он станет в будущем. Но если позволить ему самому тащить тушу всю дорогу, то шкура будет повреждена. Сайгаки широко распространены, они обитают и в горах, и среди равнин, но стада их немногочисленны. Раньше она на них не охотилась, эти животные имели для нее особое значение. Антилопа-сайга была тотемом Айзы, и Эйле хотелось сохранить шкуру.
Она подала сигнал «Стой!». Вэбхья заколебался, но спустя мгновение опустил добычу на землю. Пока они возвращались в пещеру, он постоянно охранял ее и беспокойно метался возле волокуши. Когда Эйла принялась свежевать тушу и снимать рога, он следил за ее действиями с куда большим интересом, чем обычно, а когда она отдала ему освежеванную тушу, он утащил ее к себе в расположенную в дальнем углу нишу. Даже насытившись, он не перестал охранять тушу и уснул рядом с ней.
Все это позабавило Эйлу. Она поняла, что лев стережет свою добычу. Похоже, сегодняшняя охота показалась ему особенной. Эйла тоже сочла ее необычной, но по иным причинам. Радостное возбуждение до сих пор не оставляло ее. Стремительная скачка, погоня — все это было очень увлекательно, но куда важнее оказалась возможность охотиться по-новому. Теперь ей помогает не только Уинни, но и Вэбхья, а значит, она сможет охотиться в любое время года, и зимой, и летом. Она прониклась чувством глубокой благодарности к своим помощникам и ощущала приподнятость духа. Теперь ей удастся обеспечить Вэбхья пропитанием.
Чуть позже ей почему-то вдруг захотелось взглянуть на Уинни. Лошадь спокойно лежала, соседство с пещерным львом не вызывало у нее ни малейшей тревоги. Увидев, что Эйла подошла к ней, она приподняла голову. Женщина погладила кобылку и, ощутив желание прижаться к ней, прилегла рядом. Лошадь негромко фыркнула, и из ее ноздрей вырвались струйки теплого воздуха. Близость женщины была ей приятна.
Теперь Эйле не приходилось надрываться, копая ямы, и зимняя охота вместе с Уинни и Вэбхья казалась ей чем-то вроде игры, своеобразного развлечения. Ей понравилось охотиться еще в те времена, когда она только-только научилась обращаться с пращой, и каждый раз, освоив что-то новое: научившись выслеживать зверей, метать два камня подряд, использовать копье и ямы-ловушки, — она испытывала прилив гордости. Но охота вместе с лошадью и пещерным львом доставляла ей ни с чем не сравнимое удовольствие. Пока Эйла собирала все необходимое, Уинни топталась на месте, потряхивая головой, навострив уши и помахивая хвостом, а Вэбхья, негромко порыкивая от нетерпения, метался, то выбегая из пещеры, то возвращаясь обратно. Эйла перестала беспокоиться из-за погоды с тех пор, как Уинни благополучно доставила ее домой в разбушевавшуюся метель.
Обычно они отправлялись в путь чуть свет и зачастую возвращались обратно еще до полудня, если им удавалось вскорости заприметить дичь. Как правило, они намечали, какое из животных должно стать их добычей, и следовали за ним, дожидаясь момента, когда им удастся занять удачную позицию. Затем Эйла подавала сигнал пращой, и Вэбхья, который всегда держался начеку, кидался вперед. Повинуясь желанию Эйлы, Уинни галопом устремлялась за ним. Молодой пещерный лев вспрыгивал на спину охваченному паникой животному, его клыки и когти впивались в тело жертвы, и, хотя эти раны не были смертельными, скакавшая на лошади Эйла вскоре оказывалась рядом и наносила удар копьем.
Поначалу им не всегда удавалось добиться успеха. Порой намеченное ими животное оказывалось чересчур резвым, или же Вэбхья, вспрыгнув ему на спину, тут же сваливался, не сумев уцепиться как следует. Эйла обнаружила, что орудовать тяжелым копьем на всем скаку не так-то просто. Ей случалось промахнуться или нанести лишь скользящий удар, а иногда Уинни проносилась на слишком большом расстоянии от животного. Но даже если их постигала неудача, это занятие по-прежнему казалось увлекательным и ничто не мешало им попробовать еще раз.
Постоянно тренируясь, они приобрели необходимые навыки. Когда каждый из них смог уяснить, каковы возможности его партнеров, эта удивительная троица превратилась в слаженную команду охотников, до того слаженную, что, когда Вэбхья впервые сам прикончил жертву, Эйла не сразу обратила на это внимание, поначалу подумав, что успех, как всегда, явился результатом совместных усилий.
Уинни мчалась во весь опор, когда Эйла заметила, что олень пошатнулся. Он упал прежде, чем они успели с ним поравняться. Проскакав мимо него, Уинни сбавила скорость. Не успела она остановиться, как женщина уже спрыгнула на землю и побежала обратно. Она вскинула вверх руку с копьем, готовясь прикончить оленя, но обнаружила, что Вэбхья уже сделал это сам. Она принялась укладывать тушу на волокушу, чтобы дотащить ее до пещеры.
И лишь тогда она осознала, какое важное событие только что произошло. Вэбхья, несмотря на свой юный возраст, самостоятельно справился с добычей! По понятиям Клана это означало, что он стал взрослым. Ее включили в число Женщин, Которые Охотятся, прежде чем она стала женщиной, и точно так же Вэбхья стал взрослым, не успев достигнуть полной зрелости. «Мне следовало бы провести для него обряд посвящения в мужчины, — подумала она. — Но как же он поймет, в чем смысл обряда?» И тут она улыбнулась.
Сняв тушу оленя с волокуши, она уложила жерди и травяную подстилку в корзины. Это его добыча, и он имеет право распоряжаться ею. Сначала Вэбхья ничего не понял, он заметался из стороны в сторону, то кидаясь к Эйле, то возвращаясь к туше. Но когда Эйла отправилась прочь, он ухватил оленя зубами за холку и потащил его. Так он добрался до берега речки, поднялся по крутой тропинке и уволок тушу в пещеру.
Эйла не заметила, чтобы после этого случая что-то сразу же сильно изменилось. Они по-прежнему охотились все вместе. Но зачастую участие Уинни в погоне служило лишь для того, чтобы она смогла поразмяться, и Эйле не приходилось пускать в ход копье. Если ей было нужно мясо, она первым делом отрезала кусок себе, если она хотела взять шкуру, она принималась свежевать тушу. У диких львов самцу, главе прайда, достается первая и самая большая порция мяса, но Вэбхья был еще очень молод. Вдобавок ему никогда в жизни не приходилось голодать, о чем свидетельствовали его высокий рост и недюжинная сила, и он привык считать Эйлу главной.
Но на исходе зимы Вэбхья стал в одиночку бродить по окрестностям. Как правило, он никуда не пропадал надолго, но совершал такие вылазки все чаще и чаще. Однажды он вернулся с царапиной на ухе. Эйла догадалась, что он повстречался с другими львами, и поняла, что ее общества ему уже мало и он стал разыскивать себе подобных. Она промыла царапину, и на протяжении следующего дня Вэбхья ходил за ней как привязанный, порой мешая ей. А когда наступила ночь, он пробрался к ней и принялся сосать ее пальцы.
«Он скоро покинет нас, — подумала она, — ему нужен собственный прайд, в котором львицы охотились бы и приносили ему добычу, а львята подчинялись бы ему. Он должен жить среди таких же, как он сам».
Ей вспомнилась Айза. «Ты молода, тебе нужен мужчина из того же племени, что и ты. Отыщи своих соплеменников, найди себе пару», — говорила она. Вот-вот наступит весна. Пора подумать о том, чтобы отправиться дальше, но сейчас еще рано. В будущем Вэбхья станет огромным, он и сейчас куда больше пещерных львов его возраста, но еще недостаточно окреп и не сможет выжить в одиночку.
Вскоре после сильного снегопада началась весна. Из-за разлива все они оказались ограничены в передвижениях, в первую очередь Уинни. Эйла по крайней мере могла выбраться в степи, расположенные выше, чем пещера, но подъем, который лев с легкостью одолевал прыжками, был для лошади слишком крут. Но наконец вода в реке спала, берега и куча костей приобрели новые очертания, а у Уинни вновь появилась возможность выходить на луг, спускаясь по тропинке. Но она пребывала в раздражении.
Эйла впервые заметила, что происходит нечто необычное, когда Уинни лягнула Вэбхья и тот громко взвыл. Женщина удивилась. Уинни раньше не выходила из терпения, общаясь с молодым львом. Если он чересчур распоясывался, она могла легонько укусить его, но никогда не лягалась. Эйла подумала, что кобылка повела себя неожиданным образом из-за того, что у нее долгое время не было возможности поразмяться. Впрочем, с тех пор как Вэбхья подрос, он понял, что часть пещеры является территорией, принадлежащей Уинни, и старался не вторгаться в ее пределы. Эйла решила выяснить, что заставило его на этот раз изменить привычкам, и, подойдя поближе, почуяла резкий запах, который ощущала на протяжении всего утра, но не задумывалась о том, откуда он взялся. Уинни стояла, опустив голову, широко расставив задние ноги и отведя хвост влево. Края половой щели припухли и казались воспаленными. Она посмотрела на Эйлу и пронзительно заржала.
Душу Эйлы захлестнула волна противоречивых чувств. Вначале она ощутила облегчение. Так, значит, вот в чем проблема. Ей было известно о периодах течки у животных, о том, что у лошадей и им подобных это явление наблюдается раз в год, а у некоторых из зверей более часто. В такое время самцы вступают в борьбу за самок, и на протяжении этого периода самцы и самки тех животных, которые обычно охотятся отдельно друг от друга и держатся порознь, объединяются в одно стадо.
Брачный сезон казался ей одним из загадочных проявлений природы животного мира, повергавших ее в изумление, так же как и то, что олени, сбрасывая рога, на следующий год отращивают новые, куда более мощные. В юности она пыталась расспросить об этом Креба, и тот жаловался, что она задает слишком много вопросов. Он не знал, что заставляет животных совокупляться друг с другом, хотя однажды сказал, что, возможно, в это время самцам удается выказать свое превосходство над самками, а может быть, у самцов, как и у мужчин, возникает необходимость утолить желание.
Прошлой весной у Уинни тоже случилась течка, но, когда из степей до нее донеслось ржание жеребца, ей не удалось одолеть подъем и отправиться к нему. На этот раз все признаки проявились гораздо ярче, края половой щели опухли сильнее, и молодая кобылка испытывала куда большее беспокойство. Она позволила Эйле погладить себя и ласково потрепать по шее, но потом снова опустила голову и громко заржала.
Внезапно Эйла почувствовала, как желудок у нее от тревоги сжался в плотный комок. Она прислонилась к лошади. Точно так же поступала и сама Уинни, когда чего-то пугалась или чувствовала себя неуютно. Скоро им с Уинни придется расстаться. Как ни странно, Эйла никак этого не ожидала и не успела свыкнуться с этой мыслью. Она все время думала о будущем Вэбхья и о своем собственном. А тут у Уинни началась течка. Кобылке придется найти себе жеребца.
Эйла с неохотой направилась к выходу из пещеры и позвала Уинни за собой. Оказавшись на усыпанном камнями берегу реки, Эйла забралась на лошадь. Вэбхья поднялся с места, намереваясь последовать за ними, но Эйла сделала жест «Стой!». На этот раз она не собиралась брать пещерного льва с собой. Охота не входила в ее планы, но Вэбхья, естественно, не знал об этом. Ей пришлось еще раз со всей решительностью подать ему сигнал «Стой!», и тогда он застыл на месте, глядя им вслед.
Воздух над степями прогрелся, но в то же время еще веяло влажной прохладой. В бледно-голубом небе сияло предполуденное солнце, окруженное дымчатым ореолом; казалось, его мощные лучи лишили синеву небосвода привычной яркости и она поблекла. Над тающими снегами вздымалось легкое марево, не ограничивавшее видимость, а лишь сглаживавшее острые углы, и в тумане, повисшем над холодными тенями, любые очертания утрачивали четкость. Перспектива изменилась, и пейзаж предстал в совсем ином ракурсе: реальной казалась лишь картина, открывавшаяся взгляду в данный момент, а прошлое, будущее и все остальное словно канули в небытие. И для того, чтобы добраться до предметов, расположенных вроде бы совсем рядом, требовалась целая вечность.
Эйла не пыталась управлять лошадью. Она предоставила Уинни самой выбирать дорогу, не прилагая осознанных усилий к тому, чтобы определить направление движения или запомнить ориентиры. Ее не волновало, где она находится, и она не замечала, что по ее лицу, покрытому капельками влаги, стекают солеными струйками слезы. Она расслабилась и спокойно сидела, погрузившись в собственные мысли. Ей вспомнилось, как она впервые увидела эту долину и стадо лошадей на лугу, как решила здесь остаться, как у нее возникла необходимость охотиться, как появилась Уинни и стала жить с ней вместе в пещере, в тепле и безопасности. Ей следовало догадаться, что это не навсегда, что однажды Уинни, как и она сама, захочет отыскать себе подобных.
Лошадь сменила шаг, и это отвлекло Эйлу от размышлений. Уинни нашла то, что искала: впереди показался небольшой табун лошадей.
Под лучами солнца снега, покрывавшие невысокий холм, растаяли, обнажив пробившиеся сквозь землю крохотные зеленые ростки. Животные, изголодавшиеся за зиму по свежему корму, щипали сочную молодую травку. Уинни остановилась, когда другие лошади заметили ее. До Эйлы донеслось ржание жеребца. Он стоял на небольшом возвышении чуть в стороне, и она увидела его только теперь. Темная рыжевато-коричневая шкура, черные грива, хвост и чулки. Ей еще ни разу не встречались лошади с таким ярким окрасом, она видела только серовато-бурых, мышастых и золотистых, как Уинни, напоминавших цветом шкуры сухое сено.
Жеребец громко заржал, вскинув голову, его верхняя губа приподнялась и изогнулась дугой. Он встал на дыбы, галопом помчался к ним, резко остановился в нескольких шагах, роя копытом землю. Крутой излом шеи, задранный вверх хвост, мощная эрекция.
Уинни заржала в ответ, и Эйла соскользнула на землю, ласково погладила кобылку и отошла в сторону. Уинни обернулась, глядя на женщину, которая заботилась о ней с тех пор, когда она была еще жеребенком.
— Иди к нему, Уинни, — сказала Эйла. — Ты нашла себе пару, так ступай же к нему.
Уинни тряхнула головой, негромко заржала и развернулась, глядя на гнедого жеребца, а тот двинулся по кругу, подходя к ней сзади, а затем опустил голову и, пощипывая ее за подколенки, погнал к стаду, как напроказившую беглянку. Эйла смотрела ей вслед, не в силах оторваться. Когда жеребец овладел кобылкой, Эйла невольно вспомнила Бруда и боль, которую она испытывала. Потом ей уже не бывало так больно, как в первый раз, только до ужаса неприятно, и, когда он наконец оставлял ее в покое, она чувствовала глубокое облегчение.
Но хотя Уинни издавала отрывистые пронзительные звуки, она явно не испытывала желания отделаться от жеребца, и, наблюдая за ними, Эйла начала испытывать непривычные, необъяснимые ощущения. Она не могла отвести глаз от гнедого жеребца, который приподнялся, закинув передние ноги на спину Уинни, и ритмично двигался взад-вперед, оглашая окрестности громким ржанием. Эйла почувствовала, как мышцы ее промежности начали пульсировать в такт с движениями жеребца, и ее тело затрепетало, выделяя теплую влагу. Ее охватило непонятное волнение, тоска по чему-то неведомому ей, дыхание ее участилось, сердце забилось сильнее, и кровь застучала в висках.
Потом, когда золотистая кобылка охотно отправилась следом за жеребцом, даже не оглянувшись на женщину, у Эйлы сжалось сердце от ощущения душераздирающей пустоты. Она поняла, каким хрупким был мирок, который она создала, живя в долине, ей открылась изменчивость судьбы и недолговечность счастья. Повернувшись, она кинулась бежать обратно в долину. Она чувствовала, как колет у нее в боку, как сжимается горло, но продолжала мчаться дальше, надеясь убежать от тоски и одиночества.
Спускаясь по склону холма, у подножия которого раскинулся луг, она споткнулась, кувырком покатилась вниз и, наконец остановившись, продолжала лежать, тяжело дыша. Она не пошевельнулась, даже когда ей удалось отдышаться. Двигаться не хотелось, не хотелось делать усилий, бороться, жить. Какой в этом смысл? Ведь над ней тяготеет проклятие.
— Ну почему я не могу просто взять и умереть, как мне и положено? Почему я вечно теряю тех, кого люблю?
На нее повеяло теплом дыхания, шершавый язык прикоснулся к ее мокрой от соленых слез щеке. Открыв глаза, она увидела огромного пещерного льва.
— Ох, Вэбхья! — воскликнула она и потянулась к нему. Пристроившись рядом с ней, он втянул когти и опустил на нее тяжелую переднюю лапу. Эйла повернулась, обхватила его за шею руками и уткнулась носом в изрядно отросшую гриву.
Когда Эйла наконец выплакалась и попыталась подняться на ноги, она заметила следы, оставшиеся у нее на теле после падения. Руки исцарапаны, колени и локти ободраны, синяки на бедре и на голени и ссадина на правой щеке. Эйла, прихрамывая, поплелась в пещеру. Пока она промывала ссадины и царапины, в голову ей пришла отрезвляющая мысль: «А если бы я что-нибудь себе сломала? Это еще страшней смерти, ведь помочь мне некому.
Впрочем, этого не произошло. Если моему тотему угодно, чтобы я осталась в живых, видимо, у него есть на то причины. Возможно, Дух Пещерного Льва послал мне Вэбхья, зная, что Уинни когда-нибудь меня покинет.
И Вэбхья тоже уйдет от меня. Пройдет совсем немного времени, прежде чем он начнет подыскивать себе пару. Он непременно кого-нибудь найдет, хоть он и не рос в львином прайде. Он станет таким могучим, что сможет отстоять большую территорию. К тому же он отличный охотник. Он не будет страдать от голода, ведь ему не надо, чтобы добычу для него добывали львицы».
Она иронически улыбнулась. «Можно подумать, будто я — одна из матерей в Клане, мечтающая о том, как ее сын вырастет сильным и храбрым и станет хорошим охотником. А ведь он мне не сын. Он — лев, обыкновенный… Нет, он не обыкновенный пещерный лев. Он уже сейчас ничуть не меньше взрослых пещерных львов, и он рано начал охотиться. Вот только скоро он меня покинет…
Дарк, наверное, уже совсем большой. И Ура подрастает. Оде будет грустно, когда Ура уйдет к Дарку и станет жить в Клане Брана… Ах нет, теперь это Клан Бруда. Интересно, долго ли еще осталось до следующего Сходбища Клана?»
Перегнувшись через постель, она достала палочки с зарубками. Эйла по-прежнему каждый день вечером ставила очередную метку. Это вошло у нее в привычку, стало своеобразным ритуалом. Развязав узел, она разложила палочки на земле и попыталась сосчитать, сколько дней прошло с тех пор, как она обрела свою долину. Она попыталась приложить пальцы к зарубкам, но их оказалось слишком много, ведь уже миновало столько дней. Ей казалось, что каким-то образом все же можно определить по меткам, сколько времени она провела в этих краях, но ей не удалось сообразить, каким именно. Вот досада. Потом ей пришло в голову, что она может обойтись без палочек и сосчитать, сколько прошло лет, вспомнив каждую из весен. «Дарк родился весной перед прошлым Сходбищем Клана, — подумала она. — Следующей весной закончился год его рождения. — Она провела черту на земле. — Затем тот год, когда он начал ходить. — Она провела еще черту. — Следующей весной должен был закончиться период кормления грудью и наступил бы год отнятия от груди, да только он уже перестал сосать грудь. — Она добавила еще одну черту. — Потом меня прогнали, — она сглотнула слюну, почувствовав, как сжалось у нее горло, и часто-часто заморгала, — а летом я нашла эту долину и Уинни. Весной следующего года я повстречала Вэбхья. — Она провела четвертую черту. — А этой весной… — Ей не хотелось считать этот год годом разлуки с Уинни, но что же тут поделаешь? Она провела пятую черту. — Столько же, сколько пальцев на руке, — она приподняла левую руку, — и столько же, сколько лет Дарку. — Она подняла правую руку, выставив вперед большой и указательный пальцы. — А вот столько осталось до следующего Сходбища. Они приведут с собой Уру, и они с Дарком встретятся.
Разумеется, к тому времени они еще не успеют стать мужчиной и женщиной. Но, увидев ее, все поймут, как она подходит Дарку. Интересно, помнит ли он меня? Будет ли его память такой же, как у людей Клана? Чем он будет похож на меня и чем на Бруда… на людей Клана?»
Эйла собрала палочки с зарубками, заметив, что их количество между насечками, которые она делала, отмечая дни, когда ее духу приходилось вступать в бой и у нее начинались кровотечения, примерно одинаково. «Интересно, что это за дух тотема мужчины, который сражается здесь с моим? Я не смогла бы забеременеть, даже если бы моим тотемом была мышь. Для того чтобы это произошло, нужен живой мужчина, или я ошибаюсь.
Уинни! Может, именно это и делал жеребец? Может, он сделал тебе жеребеночка? Возможно, когда-нибудь я увижу тебя и твое стадо и получу ответ на свой вопрос. Ах, Уинни, это было бы замечательно!»
При воспоминании об Уинни и жеребце Эйлу пробрала легкая дрожь, дыхание ее участилось. Потом ей вспомнился Бруд, и приятное возбуждение спало. «Но от того, что он делал со мной, на свет появился Дарк. Знай он, что у меня родится ребенок, он и близко бы ко мне не подошел. А у Дарка будет Ура. Как и Дарк, она нормальный ребенок, а вовсе не урод. Мне кажется, Ура появилась на свет потому, что мужчина из племени Других изнасиловал Оду. Ура как раз под стать Дарку. В ней есть что-то от людей Клана и что-то от того мужчины из племени Других. Мужчина из племени Других…»
Ей надоело сидеть на месте. Вэбхья куда-то ушел, и ей захотелось поразмяться. Выйдя из пещеры, она отправилась вдоль берега реки, окаймленного узкой полосой невысоких кустов. Она зашла дальше, чем когда-либо прежде, хотя, путешествуя верхом на Уинни, она одолевала и не такие расстояния.